ПЛОХИЕ ДЕЛА, КОТОРЫЕ Я СОВЕРШИЛ 22 страница



— А мне все равно. Будь что будет.

— Вот-вот. Думай, не думай — все равно никуда от этого не денешься. — Юрико вынула из сумочки пачку сигарет. — А ты кого подцепила, Юрико?

— Трех иностранцев. Китайцы. С каждого по тридцатке. Итого — девяносто, — соврала я.

Юрико выпустила струйку дыма, смешанную со вздохом сожаления:

— Везет! Познакомила бы меня с хорошим клиентом.

— Ну уж нет.

— Пойми, я не зарюсь на твои деньги. Тут другое. Раз эти ребята столько тебе заплатили — значит, им нравятся чудовища. Ведь ты тоже уродина, Кадзуэ. Только детей пугать. И у тебя нет будущего. Дальше только вниз. Уйдешь из своей фирмы, никто о тебе не вспомнит…

Глаза Юрико сверкнули. Может, я и последняя шлюха, но мне стало страшновато от ее слов. Куда еще вниз? И так уже ниже некуда.

Юрико напророчила, что когда-нибудь явится любитель чудовищ и убьет меня. А вдруг это Чжан? Вспомнилось, как он оттолкнул меня там, на крыше. Какое унижение! Чжан меня ненавидел. И секс тоже ненавидел. Зато он любил чудовищ.

Ни с того ни с сего налетел ветер, разметав клочки записки, которую я писала Юрико. Они взвились в воздух, как снежинки. Юрико проводила их странным взглядом. Запахнув плащ, я подумала: вот бы заглянуть в душу этому Чжану. Говорил он мягко, спокойно, а за словами — ложь и грязь. Но я была рада, что мне дали выкупаться в этой грязи. Я не понимала Чжана, он был непредсказуем для меня, и я боялась его куда сильнее, чем Эгути.

— Юрико, а как у тебя со старшей сестрой?

Юрико молчала, с усмешкой глядя на Дзидзо.

— Ну расскажи!

Я схватила ее за жирное плечо. Юрико, выше меня на целую голову, медленно обернулась и посмотрела отсутствующим взглядом. Глаза ее мрачно блеснули.

— Зачем тебе?

— Этот китаец, Чжан, всю дорогу болтал о своей младшей сестре. Он ее очень любил… Она погибла.

— Сестра всю жизнь мне завидует. У нее ревность прямо как у любовницы. Она меня отрицает.

Юрико снова ударилась в философию. Ее рассуждения сбивали меня с толку. Я разучилась абстрактно мыслить. Хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этой чепухи.

Однако Юрико не унималась:

— Сестра? Ха! Мы раньше не ладили и теперь не ладим. Мы разные — она и я, как две стороны медали, но в то же время мы одно целое. Она старая дева, мужиков боится как огня. А я — наоборот. Я без них жить не могу. Я родилась шлюхой. Мы с ней — два разных полюса. Забавно, скажи?

— Ничего забавного, — огрызнулась я. — Скажи лучше, почему в этом мире только женщинам приходится бороться за выживание?

— Все очень просто. Потому что они лишены фантазий, иллюзий. — Юрико расхохоталась.

— Значит, мы сможем выжить, если у нас будут иллюзии?

— Нет, Кадзуэ. Уже поздно.

— А может, не поздно?

Мои иллюзии разбились о ту реальность, что была у меня на работе. Вдалеке послышался шум поезда на линии Инокасира. Скоро последняя электричка. Надо забежать в магазин, выпить банку пива по дороге на станцию. Холодало. Юрико переминалась с ноги на ногу, пытаясь согреться.

— Счастливо оставаться, — бросила я.

— Скоро нам крышка, — был ответ.

 

На электричку я успела, но дома меня ждал сюрприз — дверь оказалась на цепочке. Погасили везде свет и заперлись: иди куда хочешь. Взбешенная, я впилась пальцем в звонок. Наконец кто-то зазвенел цепочкой. На пороге возникла недовольная сестрица в пижаме, поверх которой была накинута какая-то кофта.

— Вы чего это придумали?!

Сестра смотрела в пол. Я подняла ее с постели. Она глянула на меня — будто ножом полоснула.

— Ты что так смотришь? Чем-то недовольна?

Ответа я не услышала; дрожь пробежала по телу сестры — она как бы ощутила прохладу ночи, оставшуюся у меня за спиной, а заодно злобу и порок, которые я принесла с собой. Я стала разуваться, а она быстро вернулась к себе в комнату. Наша семья трещала по швам. Я стояла в коридоре, нога застыли на холодном полу, а я все не могла сдвинуться с места.

 

7

 

[Месяц][день]

Сибуя: выпивоха (?), 3000 иен

 

После встречи с Чжаном удача от меня отвернулась. Две недели назад угораздило подцепить садомазохиста. В номерах он серьезно попортил мне вывеску, так что пришлось взять недельный тайм-аут. В конце концов синяки на физиономии рассосались, а с ними вместе пропали и клиенты. Я несколько раз звонила Ёсидзаки, но он отговаривался вступительными экзаменами в университете — мол, страшно занят, не могу. Араи отправили в командировку в Тояму, где главный офис их компании. Я покорно ждала у Дзидзо хоть кого-нибудь, но все без толку. Хотелось завыть от безысходности. В холодные месяцы клиенты предпочитают не высовывать нос наружу. Тогда я решила совершить рейд по Догэндзаке, где по вечерам особенно многолюдно.

Ровно в половине шестого я выскочила из отдела и поспешила к лифту. Раньше, как только кончался рабочий день, на меня накатывало чувство полной свободы, близкое к восторгу. Душа восставала против того, что приходится целый день просиживать в фирме. Сейчас ничего это нет, в голове только одна мысль: сколько удастся сегодня заработать.

Принцип простой — получаешь с клиента на месте, прячешь в кошелек. Это совсем не такие деньги, что переводят на счет в день зарплаты. Мне жутко нравится держать в руках бумажки. Когда выпускаешь их из рук, запихивая в банкомат, так и хочется сказать «до свидания». Знаю, что они попадут на мой счет, но чувство все равно такое, будто расстаешься с ними навсегда. Бумажки — реальная вещь; когда держишь их в руках, чувствуешь, что живешь. Поэтому, оставшись без клиентов, я заволновалась: что дальше будет с заработком? Без него наступит конец моей ночной уличной жизни, а это значит, что я больше никому не нужна. Не это ли имела в виду Юрико, сказав, что нам крышка? Я с ужасом ждала дня, когда ее пророчество сбудется.

Какое унижение я пережила тогда у Чжана, когда со мной обращались как с мусором! За жалкие две тысячи я отдалась сразу двоим! И с того самого дня как отрезало — клиентов точно ветром сдуло. Я была готова на все, чтобы заработать. Почему они стали меня избегать? Может, увидели какой-то зловещий знак? Нет! Это все выдумки. Это совершенно невозможно. Глянув на себя в метро на линии Гиндза в мутное зеркало, я улыбнулась. Все как обычно — худенькая, симпатичная, с длинными волосами. Успокоившись, я поспешила на платформу. Надо быть в Сибуя пораньше, пока «коллеги» всех клиентов не разобрали.

— Ни фига себе! Не может быть! Никогда бы не поверила! — услышала я сквозь грохот проходившего поезда.

Передо мной стояли две девицы, судя по виду — секретарши в приличной фирме. Обе в модных пальто: одна в черном, другая в красном, — с брендовыми сумочками, хорошо накрашенные.

— Парень из административного засек ее в Маруяма-тё. Стояла на углу, пыталась кого-то подцепить.

— Ну ты скажешь! Это она-то?! Да кто на нее позарится?

— Понятное дело. Я сама не поверила, но, похоже, так оно и было. Она в последнее время вообще докатилась. Знаешь на одиннадцатом этаже туалет? Народ туда ходить перестал. Она там, видите ли, обедает. И водой запивает. Прямо из-под крана.

— И чего ее не выгонят?

Они говорили обо мне. В голове поплыл туман. Итак, я в центре внимания. Впрочем, разъезжавшимся по домам после работы людям, выстроившимся стройными рядами вдоль платформы, не было до меня никакого дела. Их взгляды были прикованы к темному тоннелю, откуда должен был показаться поезд на Сибую. Я успокоилась, но в то же время была разочарована — надо же, никому я не интересна! Но почему обо мне такой треп на работе? Я же не делаю ничего плохого.

Я хлопнула по спине девицу в черном пальто:

— Эй!

Девица обернулась и изумленно уставилась на меня.

— Да будет тебе известно, я замзав отдела комплексных исследований и работаю так, что дай бог каждому. Обо мне в газетах пишут. Премию присудили за статью. Это кто же будет меня увольнять?

— Ой, извините!

Девицы выскочили из своего ряда и чесанули от меня по платформе. Вот суки! Увольнять меня не за что. Я целыми днями режу газеты, собираю вырезки. По поводу фиолетового синяка на скуле, с которым я появилась на службу, шеф ничего не сказал. В отделе я на голову выше всех, они это понимают и уважают меня за работу. Мурлыча под нос какой-то мотивчик, я ждала, когда к платформе подкатит мой поезд.

 

Почистить перышки я зашла в «Сто девятый», в туалет на цокольном этаже. Синяк, которым меня наградил тот извращенец, еще не сошел. Я замазала его толстым слоем тонального крема и румян. Накладные веки делали глаза больше. Приладив в завершение парик, я осталась довольна собой и улыбнулась сама себе в зеркале. Дама хоть куда! Первый сорт! Тут только я заметила, что за моими манипуляциями не отрываясь следят какие-то девчонки. Не отрываясь от зеркала, я рявкнула на их отражения:

— Кончай глазеть? Вы чего, в цирке?

Девчонки быстро отвели глаза, притворившись, что это их не касается. Одна, правда, еле заметно усмехнулась, но я решила не обращать внимания. Оттолкнув стоявшую в очереди в кабинку школьницу, я вышла из туалета.

Задувал холодный осенний ветер. Я не торопясь двигалась вверх по Догэндзаке. Впереди шел сарариман средних лет с атташе-кейсом. Приблизившись на несколько шагов, я подала голос:

— Эй, дядя! Поразвлечься не хочешь?

Сарариман скользнул по мне взглядом и с безразличным видом зашагал дальше.

— Погоди! Мы быстренько. Я немного беру.

Он резко остановился и тихо взвизгнул:

— Отвали!

Я растерялась от неожиданности.

— Отъебись! — крикнул он и прибавил ходу. Что это он? Я обозлилась, но сразу взяла себя в руки. Показался следующий — пожухшего вида клерк за пятьдесят.

— Папаша! Может, повеселимся вместе?

Клерк молча проскочил мимо. Я стала цепляться за всех подряд, кому за тридцать. Большинство меня просто не замечали. Набравшись наглости, я окликнула парня помоложе, но тот взглянул на меня с отвращением и презрительно отмахнулся, нахмурив брови. В этот миг что-то скользнуло по моей щеке. Глянув под ноги, я увидела на мостовой скомканную бумажную салфетку. Подняла голову — передо мной на перилах тротуара устроился парень в джинсах и с удовольствием прочищал нос. Он засмеялся и метнул в меня новый салфеточный снаряд. Я бросилась в сторону. Некоторым мужикам доставляет удовольствие издеваться над проститутками. С такими лучше не связываться. Нырнув в переулок, где по обе стороны теснились магазинчики, закусочные и питейные заведения, я схватила за рукав еще одного клерка, выходящего из пивной. Судя по вытертым рукавам пальто — не богач.

— Ну что, папаша? Погуляем?

«Папаша» дохнул перегаром и заорал:

— Вали отсюда! Выпить спокойно человеку не дают!

Наблюдавшие за этой сценой зазывалы из кабаре покатывались со смеху, хлопая друг друга по плечам.

— Ну и ведьма! — сказал один другому.

Почему ведьма? Я пробиралась через многолюдье, не находя ответа на этот вопрос. Именно здесь, на этой улице, меня подцепил Араи. И мужиков вокруг полно, приняли хорошо и маются — не знают, куда себя деть. И я теперь гораздо симпатичнее. Почему тогда все так нещадно шпыняют меня или вообще не замечают?

Я подошла к хорошо знакомому зданию. Здесь помещалась моя прежняя контора — «Сочная клубника». Сколько можно шататься по улицам в такой холод? Да… Похоже, звезда моя закатилась. Посидеть бы месячишко в конторе. Тепло, светло… сидишь и ждешь, когда тебя вызовут. Может, так лучше? Примут меня обратно? Но, вспомнив, как дежурный выставил меня за дверь, я поняла, что даже в нынешнем незавидном положении мне будет непросто решиться снова войти туда.

Постояв в раздумье, глядя на лестницу, ведущую в контору, я уже было поставила ногу на ступеньку, но тут на пороге «Сочной клубники» появился какой-то тип — не хозяин заведения и не дежурный — и начал спускаться. Безобразно толстый и с таким двойным подбородком, что снизу нельзя было разобрать, какое у него лицо. Несмотря на мою худобу, шансов разойтись на узкой лестнице у нас не было, поэтому я отступила и с нетерпением стала ждать, когда толстяк пройдет. Он поднял руку: «Извините!» — и окинул меня оценивающим взглядом с головы до ног.

— Может, хочешь поразвлечься? — в который уже раз за вечер предложила я.

— С кем? С тобой?

Толстяк криво усмехнулся. Голос его, хоть и звучал как забитая жиром треснувшая труба, показался мне знакомым. Кого он мне напоминает? Я наклонила голову, не забыв при этом, конечно, приложить палец к подбородку — это добавляло мне привлекательности. Толстяк тоже попробовал нагнуть голову, но получилось неважно, уж больно шея заплыла жиром.

— Мы где-то встречались?

— Мне тоже кажется, я тебя где-то видела.

Когда он спустился с лестницы, я обратила внимание, что он всего на несколько сантиметров выше меня. Изучающий злой взгляд. Глаза — как у змеи.

— Где же? Ты в моей фирме не работала?

И тут я вспомнила. Конечно, это Такаси Кидзима! Тот самый, в кого я влюбилась в школе, кому писала письма. Во что он превратился! Гора мяса, а ведь был тоненький, как лезвие.

— Постой, постой! Это ты все время с сестрой Юрико ходила? — Кидзима раздраженно постучал себя по затылку, пытаясь вспомнить, как меня зовут. — Ты на год старше была…

— Кадзуэ Сато, — подсказала я, иначе он бы еще час вспоминал.

Кидзима вздохнул с огромным облегчением и на удивление дружелюбно проговорил:

— Сколько же мы не виделись? Как меня из школы выперли. Двадцать лет.

Я раздраженно кивнула, оглядывая наряд Кидзимы. На нем было дорогое пальто песочного цвета — не иначе кашемировое; на правой руке золотой перстень с бриллиантом, на запястье толстый браслет. Волосы уложены, хоть и не по последней моде. Похоже, у него все в порядке. Неужели он все еще занимается сводничеством? Зачем ему это? Какого черта я по нему в школе умирала? Мне стало смешно от этой мысли.

— Что смешного?

— Как я умудрилась в тебя втюриться?

— Я помню твои письма. Забавные…

— Забудь, — буркнула я. Та история — единственное, за что мне было стыдно в жизни. Я разозлилась на Кидзиму и двинулась вперед, но тут же передумала: — Слушай, Кидзима! Может, хочешь поразвлечься?

Кидзима торопливо замахал руками:

— Ничего не получится. Я гей. Это не по моей части.

Вот оно что! Ну и дура же я! Ишь размечталась! Я пожала плечами:

— Ну, тогда пока.

Тяжело дыша, Кидзима пустился за мной и, догнав, схватил меня за плечо.

— Сато, погоди! Что с тобой произошло?

— В каком смысле?

— Ты страшно изменилась. На улице дежуришь? Слышал, тебя взяли в компанию G.? Что случилось?

— Ничего. Как работала, так и работаю. — Я стряхнула его руку. — Замначальника отдела.

— Круто! А вечерами, значит, подрабатываешь? Счастливые вы, бабы. С двух сторон деньги можете качать.

Я обернулась к нему:

— Ты тоже совсем другой. Вон какой толстый стал. Я тебя даже не узнала.

— Выходит, мы оба изменились, — фыркнул Кидзима.

«Ничего подобного!» — сказала я про себя. Я всегда была худая и красивая. А сейчас стала еще лучше.

— Я тут на днях встретила Юрико. Она тоже изменилась.

— Юрико? Не может быть! — Кидзима несколько раз повторил ее имя. Моя новость взволновала его. — Ну как она? В последнее время мы совсем не общались. Я беспокоился за нее.

— Тяжелый случай! Толстая, страшная… Куда вся красота подевалась? Я поверить не могла. Знаешь, что я подумала? Двадцать лет назад мы с ней были как небо и земля. А сейчас сравнялись, почти одинаковые. И чего тогда я ей так завидовала, чего ревновала?

— Угу, — буркнул Кидзима уклончиво.

— Она, как и я, на улице углы обтирает. Говорит, скорее бы конец. Ей на все забить. Это же ты ее втянул в это дело. Скажешь, нет?

Кидзима скривился — видно, мои слова были ему неприятны. Застегнув державшуюся на честном слове пуговицу на пальто, он поднял глаза к небу и издал трагический вздох.

— Ты здесь работаешь?

— Нет. Мой приятель держит эту точку. Вот, решил заглянуть… А ты?

— Раньше работала. Холодно на улице, я подумала: может, возьмут меня опять на какое-то время. Не замолвишь за меня словечко?

Лицо Кидзимы вдруг застыло, он категорически покачал головой:

— И не думай. На месте хозяина я бы тебя не взял. В девочки по вызову уже не годишься, да и вообще ты перезрела. Кто на тебя клюнет? Так что не мечтай.

— Это почему же? — возмутилась я.

— Ты уже перешла черту. Если к таким, как я, цепляешься, значит, плохо твое дело. Остается только улица. Девушки по вызову — легкоранимые, нервные, им такая работа не годится.

— Я тоже легкоранимая и нервная.

Кидзима посмотрел на меня с большим сомнением, уголки его рта опустились.

— Скажешь тоже! Да тебя ни на каком ветру не продует. Сплошной адреналин. Даже страшно делается. Тебе это все в удовольствие. А в фирме ты всем просто голову дуришь. Плевать ты на них хотела.

— А ты как думал? Нужно же как-то жить. В фирме меня с самого начала ни во что не ставили. Я туда пришла, как на крыльях прилетела. Думала: вот сейчас покажу, на что способна. Но эти охламоны ценят за другое — им смазливую физиономию подавай и все такое. Рожей, как им кажется, не вышла — можешь отдыхать. А я не люблю, когда меня задвигают в угол.

Я говорила, чувствуя, как закипаю, как краска заливает щеки. Кидзима выслушал меня, не прерывая, потом вынул из кармана мобильник и вопросительно взглянул на меня: «Ну что? Все?»

Я быстро сменила пластинку:

— Дай мне визитку. Может, пригодится. Поможешь когда-нибудь.

Кидзима скорчил кислую мину. Ему явно не хотелось со мной связываться.

— Вдруг Юрико умрет, к примеру…

Он тут же посерьезнел и протянул мне визитную карточку.

— Увидишь Юрико — скажи, чтобы позвонила.

— Зачем?

— Ну… — протянул Кидзима, сжимая в пухлой руке мобильник, — просто интересно. Любопытно.

Любопытно… Ответ вполне удовлетворительный. Когда я говорю клиентам, что работаю в большой компании и окончила университет Q., все они делают изумленное лицо и задают один и тот же вопрос: почему ты этим занимаешься? Я им отвечаю: именно потому, что я офис-леди. И это правильный ответ — он их радует, удовлетворяет любопытство. Днем я — добродетельная дама, ночью — развратная шлюха. Мужики почему-то верят в такие сказки. Поэтому я горжусь, что стала такой классной проституткой. А на работе веду себя так, как другие не могут себе позволить, и довольна этим. Любопытство — ключевое слово, и получи оно нужную функцию, все были бы счастливы — и я, и клиенты. Но клиенты почему-то испарились. Странно, однако ничего не поделаешь. И дело не во мне, я какая была — такая и осталась. Выходит, не стало клиентов, у которых я вызываю любопытство?

— Кидзима! Мужики, наверное, клюют на меня из любопытства. Но почему в последнее время у меня такая засуха? Все как-то разом изменилось.

Кидзима потер толстым пальцем мясистый подбородок:

— Думаю, мужики, которые тебя снимают, хотят понять, как ты докатилась до такой жизни. Это не любопытство, а что-то более основательное, глубокое. Нормальным мужикам правда ни к чему. Они побоятся. Ты не обижайся, но кто захочет деньги выбрасывать, чтобы с тобой переспать? А найдется любитель — значит, отчаянный какой-то, раз потянуло на такое…

— Докатилась?! Я?! — изумленно воскликнула я. — Никуда я не катилась! Что ты несешь?! Это моя месть. И на какое «такое»? Ты говори, да не заговаривайся.

— И за что же ты мстишь?

Как мне показалось, в Кидзиме вдруг проснулся интерес. Он посмотрел на меня и быстро отвел взгляд.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 105; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!