Песенка ни про что, или Что случилось в Африке



Одна семейная хроника

 

 

В желтой жаркой Африке,

В центральной ее части,

Как-то вдруг вне графика

Случилося несчастье, —

Слон сказал, не разобрав:

«Видно, быть потопу!..»

В общем, так: один Жираф

Влюбился в Антилопу!

 

Поднялся́ галдеж и лай, —

Только старый Попугай

Громко крикнул из ветвей:

«Жираф большой – ему видней!»

 

«Что же, что рога у ней, —

Кричал Жираф любовно, —

Нынче в нашей фауне

Равны все пороговно!

Если вся моя родня

Будет ей не рада —

Не пеняйте на меня, —

Я уйду из стада!»

 

Поднялся́ галдеж и лай, —

Только старый Попугай

Громко крикнул из ветвей:

«Жираф большой – ему видней!»

 

Папе Антилопьему

Зачем такого сына:

Все равно – что в лоб ему,

Что по́ лбу – все едино!

И Жирафов зять брюзжит:

«Видали остолопа?!»

И ушли к Бизонам жить

С Жирафом Антилопа.

 

Поднялся́ галдеж и лай, —

Только старый Попугай

Громко крикнул из ветвей:

«Жираф большой – ему видней!»

 

В желтой жаркой Африке

Не видать идиллий —

Льют Жираф с Жирафихой

Слезы крокодильи, —

Только горю не помочь —

Нет теперь закона:

У Жирафов вышла дочь

Замуж – за Бизона!

 

…Пусть Жираф был не прав, —

Но виновен не Жираф,

А тот, кто крикнул из ветвей:

«Жираф большой – ему видней!»

 

1968

 

«Наши предки – люди темные и грубые…»

 

 

Наши предки – люди темные и грубые, —

Кулаками друг на дружку помахав,

Вдруг увидели: громадное и круглое

Пролетело, всем загадку загадав.

 

А в спорах, догадках, дебатах

Вменяют тарелкам в вину

Утечку энергии в Штатах

И горькую нашу слюну.

 

Ой, вон блюдце пролетело над Флоренцией! —

И святая инквизиция под страх

Очень бойко продавала индульгенции,

Очень шибко жгла ученых на кострах.

 

А в спорах, догадках, дебатах

Вменяют тарелкам в вину

Утечку энергии в Штатах

И горькую нашу слюну.

 

Нашу жизнь не назовешь ты скучной, серенькой —

Тем не менее не радует сейчас:

Ктой-то видел пару блюдец над Америкой,

Ктой-то видел две тарелки и у нас.

 

И в спорах, догадках, дебатах

Вменяют тарелкам в вину

Утечку энергии в Штатах

И горькую нашу слюну.

 

1968

 

Песня Рябого

(из кинофильма «Хозяин тайги», 1968)

 

 

На реке ль, на озере —

Работал на бульдозере,

Весь в комбинезоне и в пыли, —

Вкалывал я до́ зари,

Считал, что черви – козыри,

Из грунта выколачивал рубли.

 

Не судьба меня манила,

И не золотая жила, —

А широкая моя кость

И природная моя злость.

 

Мне ты не подставь щеки:

Не ангелы мы – сплавщики, —

Недоступны заповеди нам…

Будь ты хоть сам бог Аллах,

Зато я знаю толк в стволах

И весело хожу по штабелям.

 

Не судьба меня манила,

И не золотая жила, —

А широкая моя кость

И природная моя злость.

 

1968

 

Для кинофильма «Опасные гастроли» (1969)

 

Куплеты Бенгальского

 

 

Дамы, господа! Других не вижу здесь.

Блеск, изы́ск и общество – прелестно!

Сотвори Господь хоть пятьдесят Одесс —

Все равно в Одессе будет тесно.

 

Говорят, что здесь бывала

Королева из Непала

И какой-то крупный лорд из Эдинбурга,

И отсюда много ближе

До Берлина и Парижа,

Чем из даже самого́ Санкт-Петербурга.

 

Вот приехал в город меценат и крез —

Весь в деньгах, с задатками повесы, —

Если был он с гонором, так будет – без,

Шаг ступив по улицам Одессы.

 

Из подробностей пикантных —

Две: мужчин столь элегантных

В целом свете вряд ли встретить бы смогли вы,

Ну а женщины Одессы —

Все скромны, все – поэтессы,

Все умны, а в крайнем случае – красивы.

 

Грузчики в порту, которым равных нет,

Отдыхают с баснями Крылова.

Если вы чуть-чуть художник и поэт —

Вас поймут в Одессе с полуслова.

 

Нет прохода здесь, клянусь вам,

От любителей искусства,

И об этом много раз писали в прессе.

 

Если в Англии и в Штатах

Недостаток в меценатах —

Пусть приедут, позаимствуют в Одессе.

 

Дамы, господа! Я восхищен и смят.

Мадам, месьё! Я счастлив, что таиться!

Леди, джентльмены! Я готов стократ

Умереть и снова здесь родиться.

 

Всё в Одессе – море, песни,

Порт, бульвар и много лестниц,

Крабы, устрицы, акации, мезон шанте, —

Да, наш город процветает,

Но в Одессе не хватает

Самой малости – театра-варьете!

 

1968

 

Баллада о цветах, деревьях и миллионерах

 

 

В томленье одиноком

В тени – не на виду —

Под неусыпным оком

Цвела она в саду.

 

Мама́ – всегда с друзьями,

Папа́ от них сбежал,

Зато Каштан ветвями

От взглядов укрывал.

 

Высоко ль или низко

Каштан над головой, —

Но Роза-гимназистка

Увидела – его.

 

Нарцисс – цветок воспетый,

Отец его – магнат,

И многих Роз до этой

Вдыхал он аромат.

 

Он вовсе был не хамом —

Изысканных манер.

Мама́ его – гран-дама,

Папа́ – миллионер.

 

Он в детстве был опрыскан —

Не запах, а дурман, —

И Роза-гимназистка

Вступила с ним в роман.

 

И вот, исчадье ада,

Нарцисс тот, ловелас,

«Иди ко мне из сада!» —

Сказал ей как-то раз.

 

Когда еще так пелось?!

И Роза, в чем была,

Сказала: «Ах!», зарделась —

И вещи собрала.

 

И всеми лепестками

Вмиг завладел нахал.

Мама́ была с друзьями,

Каштан уже опал.

 

Искала Роза счастья

И не видала, как

Сох от любви и страсти

Почти что зрелый Мак.

 

Но думала едва ли,

Как душен пошлый цвет, —

Все лепестки опали —

И Розы больше нет.

 

И в черном чреве Мака

Был траурный покой.

Каштан ужасно плакал,

Когда расцвел весной.

 

1968

 

 

Банька по-белому

 

 

Протопи ты мне баньку, хозяюшка, —

Раскалю я себя, распалю,

На полоке, у самого краюшка,

Я сомненья в себе истреблю.

 

Разомлею я до неприличности,

Ковш холодной – и всё позади, —

И наколка времен культа личности

Засинеет на левой груди.

 

Протопи ты мне баньку по-белому, —

Я от белого свету отвык, —

Угорю я – и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.

 

Сколько веры и лесу повалено,

Сколь изведано горя и трасс!

А на левой груди – профиль Сталина,

А на правой – Маринка анфас.

 

Эх, за веру мою беззаветную

Сколько лет отдыхал я в раю!

Променял я на жизнь беспросветную

Несусветную глупость мою.

 

Протопи ты мне баньку по-белому, —

Я от белого свету отвык, —

Угорю я – и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.

 

Вспоминаю, как утречком раненько

Брату крикнуть успел: «Пособи!» —

И меня два красивых охранника

Повезли из Сибири в Сибирь.

 

А потом на карьере ли, в топи ли,

Наглотавшись слезы и сырца,

Ближе к сердцу кололи мы профили,

Чтоб он слышал, как рвутся сердца.

 

Не топи ты мне баньку по-белому, —

Я от белого свету отвык, —

Угорю я – и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык.

 

Ох, знобит от рассказа дотошного!

Пар мне мысли прогнал от ума.

Из тумана холодного прошлого

Окунаюсь в горячий туман.

 

Застучали мне мысли под темечком:

Получилось – я зря им клеймен, —

И хлещу я березовым веничком

По наследию мрачных времен.

 

Протопи ты мне баньку по-белому, —

Чтоб я к белому свету привык, —

Угорю я – и мне, угорелому,

Ковш холодной развяжет язык.

Протопи!..

Не топи!..

Протопи!..

 

1968

 

«У нее всё свое – и белье, и жилье…»

 

 

У нее

всё свое – и белье, и жилье, —

Ну а я

ангажирую угол у тети.

Для нее —

все свободное время мое,

На нее

я гляжу из окна, что напротив.

 

У нее

и под утро не гаснет окно,

И вчера

мне лифтер рассказал за полбанки:

У нее

два знакомых артиста кино

И один

популярный артист из «Таганки».

 

И пока

у меня в ихнем ЖЭКе рука,

Про нее

я узнал очень много ньюансов:

У нее

старший брат – футболист «Спартака»,

А отец —

референт в Министерстве финансов.

 

Я скажу,

что всегда на футболы хожу —

На «Спартак», —

и слова восхищенья о брате.

Я скажу,

что с министром финансов дружу

И что сам

как любитель играю во МХАТе.

 

У нее,

у нее на окошке – герань,

У нее,

у нее – занавески в разводах, —

У меня,

у меня на окне – ни хера,

Только пыль,

только толстая пыль на комодах…

 

1968

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 162; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!