Что рассказал владелец дома, вызвав меня в свою контору, чтобы поделиться жизненным опытом 14 страница
– Поверь мне, это твой брат, а вовсе не шайтан.
Минуту староста не мог прийти в себя, а потом милостиво произнес:
– Тогда бери его и освободи его душу от шайтана! Красный железный осел – вот шайтан. Это он забрал душу твоего брата!
Бекр накинул Хасану на плечи абу и направился было вместе с ним и Хинд домой, как вдруг Хасан гневно закричал:
– Вы – пещерные люди! Вы все еще пещерные жители. Аллах заставил железо служить людям там, за пустыней, он сделал из него то же, что для вас верблюды, лошади и ишаки…
Услышав это, все начали смеяться: и мужчины, и женщины, и дети. Взрывы дикого хохота провожали Бекра, Хинд и Хасана до самых дверей их дома.
В той же комнате, где он спал ребенком, Хинд лечила Хасану спину, стараясь успокоить его:
– Я верю тебе. И твои братья Бекр и Умр тоже верят.
Хасан недоверчиво взглянул на нее, и она добавила:
– Я сделаю так, что они поверят тебе. Но… им будет трудно, как и всем остальным – и простым людям, и шейхам, и старосте, – поверить в то, что ты рассказываешь о Красном Шайтане, будто он из железа, покрыт краской, что в нем есть горючее и мотор, что это горючее может заставить ехать по земле железо, колесо, даже тяжелый дом и что это может увидеть любой…
– Я лучше умру, чем позволю тронуть мою машину! – вскрикнул Хасан.
Открылась дверь, сначала показался Умр, за ним Бекр. Две пары глаз с ужасом уставились на вошедших.
– Нет, нет… – прошептал Хасан, а потом торопливо заговорил: – Я обычный человек! В меня не вселялся шайтан! Поверьте же мне!
|
|
|
Хинд рванулась к братьям, собираясь что‑то сказать, но Умр зажал ей рот ладонью и вытолкнул за дверь. Только тут окончательно понял Хасан, что хотят с ним сделать, и пронзительно закричал:
– Звери! Животные!
В ту же ночь все жители деревни, и самые бедные, и знать, собрались вместе. С факелами и пальмовыми ветками в руках они медленно приближались к Красному Шайтану. Несмотря на то что весь день и прошедшую часть ночи Он молчал, все робко поглядывали в Его сторону, опасаясь, что Он может совершить что‑нибудь неожиданное.
Наконец один из толпы бросил в Него маленький камушек, другой – камень побольше, а затем стали палить все, кому не лень – Красный Шайтан оставался недвижимым. Деревенский староста стоял поодаль, с тревогой наблюдая за своими телохранителями. Постепенно летящий град камней превратился в громовой барабанный бой. Однако Красный Шайтан все так же неподвижно стоял на своем месте. Неожиданно один из селян, преодолевая страх, рванулся вперед и изо всех сил ткнул пальмовой дубинкой в морду Красному Шайтану. Переднее стекло со звоном разлетелось на тысячи осколков. На мгновение воцарилась тишина, которую пронзил истошный крик старосты:
|
|
|
– Вперед, мои верные люди! Уничтожьте его!
В тот же миг и простой люд, и знать набросились на Красного Шайтана, пустив в ход пальмовые дубинки. Первый раз они отступили, когда под их ударами издал пронзительный сигнал автомобильный гудок, второй – когда кто‑то вспрыгнул на Красного Шайтана с зажженным факелом и огонь охватил Его зеленую накидку. Толпа глядела на яркие стремительные языки пламени. Было видно, как Он, став на колени, наклоняется то налево, то направо, словно верблюд, поранивший задние ноги. Потом они увидели, как огонь добрался до Его морды, и тогда раздался оглушительный взрыв. Ослепительно яркий свет, подобно вспышке молнии, на мгновение осветил всю деревню. Все устремились к Нему: и молодые мужчины, и старики, и староста, и его телохранители – все хотели издали понаблюдать, как умирает Красный Шайтан. Они уже твердо знали, что наутро Он будет всего‑навсего лишь грудой железа, неспособной передвигаться. Ноги его пожирал огонь, и от них исходил отвратительный запах…
К деревенскому старосте подошел Бекр.
– Мы прижгли ему спину, как ты велел, и спасли от шайтана, – сказал он.
|
|
|
– Можешь быть спокоен, – торжественно произнес староста, – этот дьявол никогда уже не вернется к твоему брату, мы только что убили его. Чувствуешь запах его смерти?
БАХА ТАХЕР
Сватовство
Пер. В. Кирпиченко
Я предусмотрел все. Сведущий приятель отвел меня к лучшему парикмахеру. Тот подстриг мне волосы, уложил их, сделал массаж лица и потребовал за все это фунт. Потом мы купили дорогой ярко‑красный галстук и серебряные запонки. Когда после всех этих процедур я взглянул на себя в зеркало, мне показалось, что передо мной совсем другой человек. Не то чтобы я стал красивее, но, безусловно, преобразился: блестящие, словно склеенные волосы, блестящее же, багровое лицо, твердый, туго стиснувший шею крахмальный воротничок.
Впервые в жизни я заколол галстук булавкой, и мне все время казалось, что она вот‑вот выскользнет и упадет. Однако булавка продержалась до конца.
У бавваба мой вид вызвал изумление, и он со смехом спросил, уж не свататься ли я надумал. Я отвечал, что у меня важное деловое свидание в банке, и неожиданно для самого себя дал ему пять пиастров. Он бросил на меня удивленный взгляд, я попросил его молиться за меня, так как ожидаю повышения по службе. Он поблагодарил, воздел руки к небу и забормотал молитву. А я смутился и поспешно вышел на улицу. Свежий ветер пахнул мне в лицо, и я понял, что у меня жар. В такси сердце мое продолжало колотиться, мне казалось, что все заранее приготовленные слова вылетели из памяти и, кроме как «добрый вечер», я ничего не сумею сказать ее отцу. Меня прошиб пот.
|
|
|
Нажимая кнопку звонка, я убеждал себя, что ничего страшного меня не ждет: разговор будет вести ее отец, мне же придется лишь отвечать на его вопросы. Дверь отворила девочка лет одиннадцати со смуглым серьезным лицом. Стоя за порогом, она изучающе смотрела на меня. Когда я спросил, дома ли отец, она кивнула, распахнула дверь и молча провела меня в гостиную. Некоторое время я оставался один, вдыхая присущий всем гостиным запах затхлой древесины, устоявшийся в редко проветриваемых и большей частью пустующих комнатах. Опущенные жалюзи скрадывали тусклый предзакатный свет, но яркая люстра позволяла разглядеть на стенах картины: одна, писанная маслом, изображала двух гондольеров с длинными веслами в руках. Лица гребцов прикрыты широкополыми шляпами. Коричневая гондола плывет по синим водам на фоне зеленого берега, на котором пестреют домики европейского типа. Правей висела фотография мужчины, опершегося рукой о плечо женщины в свадебном платье. Тут же были фотографии детей в разном возрасте. Мое внимание привлекла фотография девочки, которая одной ручкой подобрала подол короткого платьица, а другую вскинула на манер древнеегипетских танцовщиц. Я не мог понять, Лейла это или нет.
Я все стоял, а дверь вдруг отворилась, и вошел ее отец в рубашке, брюках и домашних туфлях, с очками на носу. Он протянул мне руку, едва заметно улыбаясь. Рука его была холодна. Сев напротив меня, он спросил, не открыть ли жалюзи. Я долго смотрел на них, но так и не решился ответить. Он заметил, что весной погода в Египте неустойчива, часто бывает холодно. Я согласился с этим. «Подлинной весной в Египте, – продолжал он, – следует считать осень. Осенью нет сырости. Кроме того, весной дуют хамсины[29]». Я, в свою очередь, добавил, что хамсины приносят много песка, а это вредно для глаз. Он откинулся на спинку стула и сказал:
– Рад видеть вас у себя.
Воцарилось молчание. Он закинул ногу на ногу, и туфля его повисла на кончиках пальцев, обнажив гладкую, чистую и белую пятку, похожую на большое яйцо.
Пути к отступлению не было. И я заговорил, избегая глядеть ему в лицо. Сказал, что я работаю в банке вместе с мадемуазель Лейлой и прошу ее руки. Объяснил, какое у меня образование, зарплата, кто мои родители. Когда я, закончив свою речь, поднял наконец глаза, то увидел: он сидит, свесив голову на грудь, и мне показалось, что он не слышал ни единого моего слова. Но он тут же поднял голову и спросил:
– Так из какой вы, значит, деревни в ас‑Саиде?
Я повторил название деревни.
– Стало быть, вы из арабов ас‑Саида?
– Да.
– А знаете вы Абд ас‑Саттар‑бея?
Я такого не знал, и он сообщил мне, что это директор школы и там все его знают. Я объяснил, что учился в Каире и здесь же поступил на работу после учения, поэтому, вероятно, и не знаю Абд ас‑Саттар‑бея. Он покачал головой и, казалось, остался недоволен моим ответом. Потом обернулся к двери, через которую в этот момент вошла смуглая девочка, бережно неся на подносе стакан лимонного сока. Поставив передо мной стакан, она вышла. Он предложил мне выпить соку. Я, в свою очередь, предложил сок ему. Тут он сказал, что ничего не пьет из‑за больного желудка, и отвернулся. Но пока я пил сок, он торжественно заявил, что я оказал ему честь, попросив руки его дочери, что он считает меня человеком умным и в высшей степени достойным. Он добавил также, что умные молодые люди в наше время – большая редкость. Потом рассказал анекдот, как один хиппи пошел к парикмахеру, а тот опрыскал его ДДТ. Когда он засмеялся, я тоже изобразил на лице вежливую улыбку, потом поблагодарил его и выразил надежду, что оправдаю его доброе мнение обо мне. Он негромко произнес:
– По правде сказать, сын мой, нынешние отцы предоставляют дочерям полную свободу. В наши дни такого не бывало. Все решал отец, а дочери оставалось лишь выйти за кого велено. А теперь отец дает дочке образование и не получает от нее ломаного гроша, когда она поступает на службу. Всех женихов, которых он для нее приискивает, она отвергает и в конце концов выбирает, кого ей вздумается. А отец должен молчать. Но вообще‑то наша семья придерживается старых обычаев.
– Само собой.
– Разумеется, Лейла не такая, как другие девицы. Она не смеет меня ослушаться. Я воспитал ее и знаю, чего от нее ждать. Когда она вздумала работать, я ее спросил: «Разве тебе чего‑нибудь не хватает?» Она сказала, что у нее все есть. «Так зачем же тебе работать? Я учил тебя для того, чтобы ты имела аттестат на всякий случай, мало ли что может произойти». А она говорит: «Папа, все мои подруги работают… Пожалуйста, папа… Очень тебя прошу». И в конце концов я согласился. Очень уж она упрашивала.
– Да, я понимаю.
– Что?
– Я хотел сказать, в этом все дело.
– Да, да. Абд ас‑Саттар‑бей учился вместе со мной в педагогическом институте. Впрочем, ты говоришь, что не знаешь его. Но прошу тебя запомнить хорошенько: я не желаю Лейле ничего дурного.
– Будьте добры, если можно, объясните мне…
– Да, по правде сказать, Лейла не раз рассказывала о тебе. Я навел справки и знаю про тебя немало… да, немало.
Сказав это, он принялся рыться в карманах брюк. Мне подумалось, что он сейчас вытащит какие‑то документы. Но он вынул платок, стал вытирать лицо и руки. Потом снова спросил меня:
– Так открыть жалюзи?
– Как вам будет угодно.
Взглянув на окно, он медленно произнес:
– Во время учения в университете ты жил у дяди. Верно ведь?
– Верно.
– А сейчас живешь один?
– Да.
– Почему?
– Простите, вы о чем?
– Почему ты оставил дом дяди и стал жить один?
– Я окончил университет. Было неудобно обременять его далее.
– Это правда? А не в том ли дело, что дядя на тебя рассердился?
– Отнюдь нет.
– Рад это слышать. Вопрос, кстати, весьма щекотливый. Прошу прощения. Смотри на меня, как на родного отца… А земля, которая есть у вас в деревне, записана на отца или же на мать?
– Я уже объяснил вам, что мы не очень богаты. У нас лишь маленький участок. Отец обрабатывает землю своими руками, и, думаю, она записана на его имя.
– А я полагаю, что на имя твоей матери.
– Может быть, но я в этом мало смыслю. Я не жил в деревне и не занимался хозяйством.
– Равно, как и я, но я все же знаю, что дважды два – четыре. А почему ты не жил в Каире у кого‑либо из родичей с отцовской стороны?
Я молча крутил пустой стакан на подносе. Потом вдруг опомнился, оставил стакан в покое и тихо спросил:
– По‑вашему, это важно?
– Гораздо важней, чем ты думаешь.
– В таком случае я скажу вам, что отец в ссоре со своими братьями.
– Возможно, это больше, чем ссора. Возможно, это полный разрыв. А причины тебе известны?
– По‑моему, ссора вышла из‑за наследства.
Он рассмеялся.
– Из‑за наследства? Ну нет, наследство тут ни при чем. Я верю, что ты многого не знаешь. Эта ссора, как ты ее называешь, возникла еще до твоего рождения, и твой отец наверняка не рассказывал тебе о ней. Но сейчас я прошу тебя быть со мной откровенным. Все это останется между нами. Ты хочешь жениться на моей дочери, и я вправе знать всю правду.
– Но я же не лгу.
– Да, ты не солгал. Но теперь скажи мне, почему твой дядя по материнской линии развелся со своей женой?
– А по‑вашему…
– Прошу отвечать правду.
– Верьте слову. Клянусь, я не знаю причины. Дядя не любил говорить на эту тему. Думаю, дело в том, что у них не было детей.
– Но ведь он прожил с ней десять лет, хотя детей и не было!
– Да.
– И он не женился вторично после того, как развелся с ней. Ведь так?
– Так.
– Тогда в чем дело?
– Вероятно, причина другая.
Он вдруг наклонился ко мне и схватил меня за руку. Я вздрогнул, а он, почти касаясь лицом моего лица, зашептал:
– Стало быть, ты не знаешь, что он… он… Говорят, будто у жены твоего дяди была с тобой любовная связь.
– Это ложь!
– Пожалуйста, не кричи. Я же не сказал, что это правда, я сказал: так говорят…
– Кто говорит? Это ложь… презренная ложь. Тот, кто сказал такое, – гнусный лжец.
– Так говорят твои родичи со стороны матери.
– Это они вам сказали?
– Ясное дело, нет. Но я разузнал. Не спрашивай, каким способом. Но почему они говорят это?
– Я понятия не имел, что они такое говорили.
– Ты ходишь к своему дяде?
– Изредка.
– А он у тебя бывает? Впрочем, это неважно. Ну а ездил ли твой дядя в деревню после развода?
– Не знаю, я позабыл.
– Между тем он каждый год ездил в деревню в отпуск и останавливался у вас, у своего брата.
– Да…
– Давно ли он приезжал последний раз?
– Кажется… три года назад. За год до того, как я окончил университет.
– Так выходит, перед самым разводом. А после этого не был там ни разу.
Я растерянно осведомился, почему.
Он громко засмеялся, обнажив белые, сверкающие, крепкие, один к одному зубы, и, все еще смеясь, сказал:
– Это мне… мне следует задать этот вопрос.
Я молча уставился на картину с гондолой, висевшую над его головой. Теперь я различал ее несколько смутно. А когда я ощупал свой лоб, оказалось, что он покрылся испариной. Я хотел расстегнуть воротничок, но не мог справиться с тугими пуговицами и вынужден был лишь слегка распустить галстук. А собеседник мой снова сделался серьезен и сказал, привстав с места:
– Пожалуй, лучше открыть жалюзи.
Я сделал умоляющий жест.
– Пожалуйста, не надо. Сейчас для меня важнее всего знать, к какому практическому выводу вы пришли.
– По‑моему, это ясно.
– Вы хотите, чтобы я отказался от сватовства, и поэтому рассказываете мне эти… эти сплетни?
С каменным лицом он переспросил:
– Какие такие сплетни?
– Эту нелепую историю о жене моего дяди.
Он снова наклонился ко мне и прошептал:
– Виноват… Но вопрос этот необходимо выяснить до конца. Ты из ас‑Саида. Из арабов ас‑Саида. Тебе лучше моего известны традиции.
– Какие традиции? Пожалуйста, говорите прямо. Незачем ходить вокруг да около.
– Да простит тебя Аллах. Насколько мне известно, твой дядя, брат твоего отца, единственный из всей семьи сохранил хорошие отношения с твоим отцом. Не так ли?
– Да, это так.
– Разумеется, в силу родственных чувств. Вся семья порвала с твоим отцом, потому что он промотал наследство на… ну, скажем, на удовольствия. Все порвали с ним, кроме дяди. А он готов был пренебречь негодованием других родственников и продолжал видеться с твоим отцом. Но он не мог пренебречь угрозой убить его.
Я рассмеялся, закинув голову назад. Взгляд мой упал на весла гондольеров, торчащие, как копья. А он продолжал, повысив голос:
– Мне неизвестно, действительно ли ты не знал этого или же только притворяешься. Но все они пошли к нему, к твоему дяде, и сказали, что еще могли кое‑как стерпеть бесчинства твоего отца, но, как они выразились, такого позора, то есть связи его жены с тобой, они не потерпят. Так что либо он с ней разведется, либо они убьют и его и тебя.
– Вздор. Какой‑то негодяй хотел опорочить меня и выдумал эту дикую историю.
– Может быть. Но как докажешь ты, что это неправда?
– Да есть тысячи доказательств! Говорю вам, это ложь. Я не подлец. Мне даже в голову не могла прийти подобная мысль… о связи с дядиной женой. Она была для меня как мать, право же, как родная мать.
– Я говорю сейчас не об этом. Я верю твоему слову. Верю, что этого не было. Но где доказательства, что сплетни не распространились дальше?
– Я ничего подобного не слышал.
– Это не доказательство. Ты говоришь, что не слышал. А как ты докажешь истинность своих слов?
– Клянусь…
– Прекрасно. Но ты же сам сказал, что дядя не любил говорить на эту тему. Ведь так?
– Так.
– Да и немыслимо, чтобы он беседовал об этом с тобой. А с братьями твоей матери и с их детьми ты не общаешься и вообще с ними не знаком. Правильно?
– Да.
– Стало быть, от них ты тоже ничего не мог слышать.
– Значит, они и впрямь собирались меня убить?
– Не знаю. Этого я не выяснил. Но ты, конечно, думаешь, что я сочинил всю эту историю только для того, чтобы отвергнуть твое сватовство? Я мог бы это сделать куда проще.
– Так в чем же дело?
– Дело в том, что это истинная правда. Я имею в виду не твою связь с дядиной женою, это меня не касается. Но угроза и развод действительно были. Если нет, докажи противное.
– Безусловно, докажу. Если бы… если бы это действительно было, слухи разошлись бы повсеместно, и я знал бы о них. Будь это так, мои родичи воспользовались бы поводом очернить меня и моего отца.
– И тем самым навлекли бы позор на самих себя? Ну нет. Они хотели, чтобы все было шито‑крыто.
– Но каким же образом вы узнали об этом? От Абд ас‑Саттар‑бея?
Он усмехнулся.
– Неужели ты думаешь, что человек с его положением станет интересоваться подобными вещами. Ни в коем случае.
– Как же тогда вы узнали?
– Это уж мое дело. Но я уверен, что все останется между нами.
– А почему это должно оставаться между нами? Пускай все знают!
– Я никому не хочу зла. И сделай милость, говори потише.
– Почему я должен говорить потише? Вы же хотите, чтобы Лейла услышала эту грязную историю? Разве не такова ваша цель? Ну что ж, я помогу вам. Я сам ей все расскажу. Ха‑ха! Дядина жена! А почему не мамина сестра? Или… или не моя бабушка, например? Ха‑ха‑ха!
Безуспешно пытаясь меня успокоить, он вскочил и стал трясти меня за плечи, уговаривая:
– Будь же мужчиной. Знай я, что ты так себя поведешь, не было бы между нами этого разговора. Что за ребячество? Ты же гость в моем доме!
– Хотите, чтоб я ушел?
– Нет, но будь мужчиной и выслушай меня до конца. Принести тебе воды?
– Нет, спасибо.
– Я сожалею, что наговорил тебе столько неприятных вещей. Но, поверь, я не знал, что ты не слышал об этом.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 134; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!