ГРАФ ПУАТУ И ГЕРЦОГ АКВИТАНИИ 19 страница
Из всего этого складывается представление о высокомерном и малоприятном типе, каковым Уильям, несомненно, и был. Добавим еще, что он боялся лишь одного человека в Англии — брата короля Джона, что заставляет думать о неблаговидной роли, сыгранной Лонгчампом в то время, когда король отсутствовал в стране.
Вскоре начались трения между канцлером и обоими братьями Ричарда — Иоанном и Джеффри. Пока король зимовал на Сицилии, до него дошли слухи о нападках на правление назначенного им канцлера, и тогда Ричард поспешил отправить в Англию Готье, архиепископа Руанского, поручив ему улаживать разногласия, появившиеся в его отсутствие, а заодно назначил Хью Бардулфа управляющим в провинцию Йорк, где шерифом был брат Уильяма Лонгчампа. Однако, по словам Вильгельма из Нойбурга, канцлер и не подумал уступать кому-то хоть малую часть своих полномочий — похоже на то, что за распоряжениями короля следовали более или менее противоречащие им указания канцлера.
Столкновение между Иоанном и братом епископа не заставило себя ждать. Оно произошло из-за замка Линкольн, заботы по охране которого достались Джерарду Камвиллу, действовавшему от лица супруги. Уильям Лонгчамп же хотел, чтобы твердыня была передана ему или признала его власть; поэтому кастеляну пришлось обратиться к Иоанну с мольбой о помощи. Уильям собрал вооруженных людей и вошел в город Линкольн, чтобы осадить замок. Иоанн незамедлительно велел канцлеру убираться, а сам занял два замка, в Ноттингеме и Тикхилле, обещая вернуть их, если будет снята осада с замка в Линкольне. В это время пришла весть о смерти папы Климента III, случившейся в Риме 10 апреля 1191 года; это означало, среди прочего, что Уильям Лонгчамп перестал быть легатом папы и у него не осталось иного оружия, кроме светских полномочий. Он поторопился заключить с Иоанном Безземельным перемирие, которое превратилось в настоящий мирный договор в июле того же года, когда Уильям торжественно обещал поддержать возведение на престол Иоанна в случае смерти Ричарда за морем. Кроме того, канцлер отвел из Линкольна свои войска, состоявшие из наемников с материка и Уэльса.
|
|
|
Но вскоре возник новый конфликт. Речь идет о ссоре Уильяма с братом Ричарда Джеффри, возведенным, после треволнений и не без сопротивления, на архиепископскую кафедру в Йорке. Перед рукоположением в сан в Туре 18 августа 1191 года Джеффри принял паллиум из рук папы Целестина III, занявшего святейший престол после покойного Климента. Причина конфликта состояла в том, что Ричард взял с обоих братьев клятву не предпринимать попыток вернуться в Англию до тех пор, пока не возвратится он сам. Эта присяга была снята с Иоанна по настоянию его матери Алиеноры; что же касается Джеффри, то канцлер старался препятствовать его высадке на английский берег. Тем не менее Джеффри прибыл 14 сентября. Уильям Лонгчамп направил в Дувр вооруженных людей, которые поспешили заключить архиепископа в крепость вместе с прочими духовными лицами, его сопровождавшими, а все их добро было расхищено. Толки об этом не замедлили распространиться, и многие бароны и епископы, умело подстрекаемые Иоанном Безземельным, втом числе Батский и Честерский, поспешили выразить свое возмущение. Обеспокоенный поднимающейся смутой, канцлер отпустил Джеффри, но по возвращении в Лондон тот ничуть не унялся и продолжал расточать сетования и жалобы в адрес Уильяма. Канцлер удалился в Виндзор, а потом, не будучи уверен в устойчивости своего положения, укрылся в лондонском Тауэре вместе с немногими людьми, которые остались ему верны.
|
|
|
Об этих событиях повествует пространное послание Юга де Нюнана, епископа Ковентрийского или Личфилдского, воспроизведенное некоторыми хронистами. Точная хронология остается неясной, но по крайней мере из послания можно догадаться, что канцлер Уильям Лонгчамп решил искать убежища в Тауэре после нескольких стычек его людей с людьми Иоанна Безземельного. 8 октября 1191 года в соборе Святого Павла было созвано многолюдное собрание, на котором Иоанн Безземельный, явно знавший, как обращаться с толпой, объявил о смещении Уильяма Лонгчампа со всех занимаемых им постов и о замещении его Готье Фиц-Пьером, архиепископом Руанским, и Гийомом Марешалем. Хью Бардулф и Гийом Брюр должны были отныне выполнять обязанности юстициариев. Затем представители города Лондона, начинавшие играть главную роль во внутренних делах королевства, решили принести присягу в верности королю Ричарду и его брату Иоанну, постановив, что последний станет законным наследником английского престола, если первый умрет за морем.
|
|
|
Как пишет современный историк, налицо образчик «свержения министра» или «внутриправительственного переворота», показывающий, как свергали властителей в феодальную эпоху. Уильяму Лонгчампу не оставалось ничего иного, кроме как согласиться уйти в отставку, ведь на него ополчились сразу и братья короля, и толпа народных представителей. Посему он объявил об оставлении всех своих должностей и о сдаче и Виндзора, и лондонского Тауэра. Бенедикт из Питерборо заверяет, что «все люди в королевстве радовались его опале», но это, наверное, некоторое преувеличение. Дав заложников как гарантию своей отставки, Уильям поспешил в Дувр и попытался, переодевшись женщиной, подняться на корабль, но его узнали и схватили. В общем, лишь 29 октября ему удалось покинуть Англию, чтобы высадиться затем в Нормандии.
|
|
|
Здесь уместно вспомнить анекдот, который приводит епископ Юг де Нюнан. Он рассказывает о случившемся с какой-то развязностью и горячностью, хотя вообще-то стилю писаний этого епископа свойственна чопорная напыщенность.
«Поскольку он не дерзнул [убежать из Дуврского замка] открыто, он обратился к обману нового рода и переоделся женщиной. И вот, хотя он был заперт в великолепном замке, он решил добраться до берега пешком и облачился в женскую тунику длины чрезвычайной, зеленоватого цвета вместо облачения архиерейского лиловато-фиолетового: мантию того же колера вместо риз надев, голову он покрыл шарфом взамен митры. В левую длань не орарь, но узорчатый плат, как на продажу, он взял; а в деснице не пастырский крест, но странника посох он держал. Вырядившись так, епископ к морю начал спускаться. Ему многократно в рыцарские латы случалось облачаться, но он принял на этот раз вид, коему дух подобает изнеженный, коль скоро избрал для себя он облик женственный. Как добрался до берега он и на камень присел, передохнуть решив, так мигом к нему случившийся там рыбак подойти поспешил; счастливым себя полагал рыболов: сладострастница грешная — славный улов; а коль уж из моря рыбак вышел тот замерзшим, ибо был почти совершенно нагим, то кинулся он к прелестнице мнимой, надеясь согреться телом другим, и шуйцей за шею епископа стал обнимать, а десницей рыбацкой своею юбку вздумал поднять. И как начал он щупать под туникой, дивится: ну, чудеса! — платье-то женское, однако мужские под ним телеса. И изумился бедный рыбак, и как заорал: „Надо же, я-то бабу ловил, а мужика поймал!“ Но тотчас те, что с ним были или просто случились там, к рыбаку тому подошли и велели ему прекратить шум и гам; посему рыболов вопить перестал, а двуполый гермафродит все сидел и чего-то ждал. И тут мимо из города женщина шла одна, и увидала плат цветной она, и стала к епископу тетка та приставать: мол, за сколько ты хочешь кусок этой ткани продать? Тот же ей ничего не отвечал, словно бы английской речи епископ не понимал. А хозяйка та все не уходит, хочет купить платок, а потом и другая явилась и тоже пустилась в торг. А продавец сидит и молчит и скалит зубы свои, и тут на него напустились обе, и как закричали они: „Ну-ка, давай, товар продавай, да не молчи, отвечай!“ И потянулись к его лицу, и сорвали вуаль в борьбе. И увидали нос здоровенный и бритвы следы на губе. И осоловели тетки совсем, наземь его свалили и на помощь позвали народ. Ох, как они голосили: „Вы поглядите, какой урод, или это она? За кого он себя выдает? А за кого держит нас?!“ Сразу сбежалось к месту тому очень много людей, были и женщины, и мужчины, и, без хитрых затей, они всю вуаль изорвали ему, и рукава оторвали, и за капюшон хватали они, и за волосы потаскали, и вываляли его в песке, и камнями его побили, и хоть два-три раза вырывался он, всякий раз его снова ловили. И поволокли его в город толпой, тумаков для него не жалея, и, побив его перед тюрьмой, вручили как прохиндея тюремным стражам эту жертву свою, и так он вернулся в ту же самую свою былую тюрьму».
Прелат завершает свое полустихотворное писание упованием на то, что как папа, так и король поручат охранять епископа особам, заслуживающим доверия, и что не будет брошена тень ни на духовное сословие, ни на монаршее достоинство.
Кончилось все тем, что сам Иоанн Безземельный через восемь дней приказал освободить Уильяма Лонгчампа и разрешил ему перебраться за море. Епископ причалил во Фландрии, в порту Виссант. При проезде через эту область он должен был испытать новые и немалые затруднения, но все же в конечном счете доехал до Парижа, где был встречен с большим почетом: епископ Морис де Сюлли устроил в его честь торжественный крестный ход к собору Парижской Богоматери и, понимая, что гость лишился всего, вручил Уильяму шестьдесят марок серебром. Правда, в Нормандии, куда он отправился из Парижа, к нему отнеслись как к изгнаннику, если не как к изгою, считая, что он отлучен от Церкви: по его появлении прекращались богослужения и любые религиозные обряды. Лонгчамп отправил донос папе Целестину и королю Англии, в котором повествовал о случившемся с ним и сетовал на епископов и баронов, навредивших ему, равно как и на самого Иоанна, ввергшего его в тяготы и навлекшего на него невзгоды. Затем, будучи уверен в поддержке, он отправил еще одно послание, на этот раз епископу Гуго Линкольнскому, в котором перечислил всех тех, кто, по его мнению, заслуживал бы отлучения от Церкви. В начале списка, естественно, красовалось имя архиепископа Готье Руанского; настоящая буря церковных отлучений должна была попеременно потрясать различные английские епархии.
Хронист Ришар де Девиз рассказывает о событиях в манере более облегченной и не так пристрастно, как остальные анналисты его эпохи. Но и он не скрывает своего личного мнения. В частности, Ришар сообщает о даровании гражданам Лондона права на создание коммуны:
«В тот день (имеется в виду ассамблея в соборе Святого Павла. — Р. П.) была пожалована и учреждена коммуна лондонцев, которой должны повиноваться по присяге все вельможи королевства, как и епископы настоящей провинции. Лондон познал тогда в первый раз, сколь недоставало короля королевству, ибо ни сам король Ричард, ни его предшественник и отец король Генрих не дозволяли, дабы подобные заговоры имели место, даже за тысячу тысяч марок серебром, ибо зло, которое способно произойти из подобного заговора, может быть определено несколькими словами: коммуна — это развращение черни, угроза королевству, нерадивость духовенства».
Ришар также живописует бедствия, обрушившиеся на церковь Или после бегства канцлера: «Все литургические действа совершенно исчезли из епархии, во всех селениях тела умерших оставались непогребенными».
Он рассказывает еще о двух легатах, посланных папой во Францию. Когда они явились в Нормандию, — по наущению французского короля, утверждает летописец, но «тайно», — то коннетабль и сенешаль не пустили их и запретили всякое пребывание в провинции. Легатами этими были Октавиан, епископ Остийский, и Иордан, настоятель аббатства Фосса-Нова.
Короче говоря, у королевы Алиеноры были все основания посылать своему сыну Ричарду тревожные письма: в самом деле, королевство почувствовало отсутствие своего короля! Сама она, правда, еще много ранее, в начале 1192 года, отмечала нестроения в диоцезе Или, вызванные экскоммуникацией канцлера; прибыв 28 января в Портсмут из Нормандии, она чуть позже посетила эту епархию.
«Эта женщина, которую должно, причем многократно, упоминать, и со справедливыми на то основаниями, — цитируем мы опять Ришара де Девиза, — итак, будем называть ее королевой Алиенорой, посетила несколько усадеб, в каковых она видела как бы часть своего вдовьевого наследства, а находились эти поместья в ближних околицах Илийской диоцезии. И нашла она во всех деревнях и хуторах, везде, где она побывала тогда, мужчин, женщин, детей в более чем жалком состоянии: народ заливался слезами и сетовал, ноги босые, одежды в беспорядке, волосы неухожены. Они обращались к ней со слезами, и слова их утопали в их скорби… Тела непогребенных лежали на полях то тут, то там, ибо их епископы отменили всякое христианское погребение. Королева, понимая, откуда явилась такая суровость, ибо сама она была ввергнута в печаль, видя несчастье своих людей, которые вынуждены были жить среди мертвецов, оставив прочее и не особенно заботясь о делах, которые касаются ее или других, поспешила в Лондон и попросила или, скорее, потребовала у архиепископа Руанского вернуть в епископию все блага, отнятые у епископа, и снять с того же епископа, то есть канцлера, отлучение от церкви, то есть отменить ту экскоммуникацию, которая была провозглашена в Руанской провинции. Неужто он столь жестокосерд и до того непреклонен, что не уступит женщине и не услышит ее пожеланий? Он же объявил, что будут восстановлены в Англии в отношении сеньора Или блага его епархии и его семьи и повиновение тому, кому они принадлежали, в знак отмены приговора. Таким образом, то, что задумывалось как нарочитое утеснение, было усмирено среди людей несмирных, через посредничество королевы».
Хронист добавляет, что ничего невозможно поделать, коль души исполнены злобы, да так и остаются преисполненными этим чувством.
Королева Алиенора между тем знала, что делала, отправляясь в Англию. Ей стало известно о возвращении во Францию короля Филиппа Августа. Покинув в августе Бейрут на четырнадцати галерах, он провел по нескольку дней в Триполи, Шательблан или Кастелла-Бланка, потом в Тартусе и в знаменитом замке Маргат, который принадлежал ордену госпитальеров. Затем он останавливался в Баниясе, Джебайле — тогда этот порт назывался Жиблет, в порту Святого Симеона, который обслуживал город Антиохию, в Александретте и вслед за остановкой на Родосе прошел вдоль побережья Пелопоннеса; два порта на этом побережье, Модон и Корон, числились среди самых посещаемых, особенно венецианскими купцами.
Потом Филипп Август останавливался в Кефаллонии и на Корфу, откуда он обратился к Танкреду Сицилийскому за разрешением пройти через принадлежащие тому земли.
Некоторые летописцы насмешливо отмечали, что дурное здоровье короля, послужившее ему поводом прервать свое участие в походе и вернуться во Францию, как будто бы укрепилось, когда он высадился в Отранто, где его флот оказался 10 октября 1191 года. Потом он проследовал в Лечче, затем останавливался в Бриндизи и Бари, следующие этапы: Трани, Барлетта, Беневенто; затем король Франции проследовал через Капую, Кальви и град Святого Германа у подножия горы Монте-Кассино и прибыл, наконец, в Акино и Фросиноне, «откуда он обратился к императору Генриху VI за разрешением на следование, поскольку он уже достиг земель Империи. Он миновал Ананьи, затем заехал в Рим, где папа Целестин принял его с большим почетом и где он пробыл восемь дней». Этим папой, напомним, был тот самый Джачинто Бобоне, который некогда часто посещал школы Парижа и который унаследовал святейший престол после кончины папы Климента III, преставившегося 10 апреля того же года. Филипп принял от него прощение своего обета, который мог считаться неисполненным. Король Франции не мог не попытаться извлечь выгоду из хорошего расположения папы к нему и стал жаловаться на Ричарда: мол, «это из-за него пришлось ему убраться с земли Иерусалимской», — рассказывает Бенедикт из Питерборо, который намекает к тому же, что Филипп якобы попросил у понтифика разрешения отомстить своему сопернику в Нормандии и на иных землях, зависимых от королевства. «Но владетельный понтифик, зная, что тот сказал это просто из зависти, не пожелал давать тому какого бы то ни было дозволения творить зло на землях короля Англии. Он, напротив, запретил ему, под угрозой анафемы, налагать руки на короля Англии или на его владения».
Выходит, что можно отнестись с подозрением к намерениям, побудившим Филиппа вернуться на землю Франции, в то время как Ричард должен был сталкиваться по ходу своего пребывания в Святой земле с непомерными трудностями…
Король проследовал через Сан-Джованни-де-Морьенно, затем через Витербо, Радикофани, Сиену, Лукку, Милан, Пьяченцу, Павию и вступил на землю Франции незадолго до Рождества 1191 года. Понятно и поспешное возвращение королевы Алиеноры: она вернулась в Англию, чтобы остановить своего сына Иоанна. Потому в Англии созывались многочисленные съезды и ассамблеи баронов и прелатов королевства, сначала в Виндзоре, затем в Оксфорде, Лондоне, Винчестере, и все это, в сущности, затем, чтобы удержать Иоанна на английской земле и не пустить его за море, где он мог бы подключиться к заговору против Ричарда. В конечном счете никто, начиная с самого Иоанна Безземельного, не сомневался в том, что Ричарду не суждено возвратиться из Святой земли. Как замечал Ришар де Девиз, «вовсе не казалось, что единственный брат его (Ричарда. — Р. П.) Иоанн, граф Мортен, или его юстициарии и прочие остававшиеся там бароны как-то думали о нем или рассчитывали на его возвращение; и никто даже и не думал, что он вернется. Только предстоятель Церкви неустанно молил Бога о нем». Слухи о новой болезни короля не способствовали успокоению тревог. Что же касается королевы Алиеноры, то она задалась целью во что бы то ни стало сохранить королевство для своего сына Ричарда, законного наследника и избранника ее сердца, как писал Ришар де Девиз, который, похоже, в этом месте выказал особенную чуткость. «Ее материнский инстинкт бурлил в ней, и тревога обуревала ее при мысли об участи своих двух старших сыновей, ибо как один, так и другой умерли прежде времени. Она желала делать все, что было в ее силах, верно помогая и храня верность двум своим младшим сыновьям, дабы сделаться более счастливой матерью, чем было то суждено».
Материнская озабоченность судьбами обоих сыновей заставляла ее теперь препятствовать младшему — отличавшемуся, на ее взгляд, «легкомысленностью духа» — вступить «по наущению и по совету короля Франции в заговор против своего сеньора и брата». Как отмечает хронист, она противодействовала всему, в чем ее младший сын мог бы усмотреть для себя некоторую пользу.
И в этом она, в общем, преуспела. Много позже Иоанн признался в своем замысле перебраться на материк; когда же это не удалось, он пожелал взамен захватить два замка, Виндзорский и Уоллингфордский, принадлежавших королю. Тайно обратившись к королевским коннетаблям, он отправил своих людей, чтобы те взяли замки под охрану. Незамедлительно, по призыву архиепископа Руанского, в Лондоне собрались бароны и прелаты. Начались переговоры, но проходили они, если верить Ришару де Девизу, как-то нерешительно: каждый был не против прославиться взятием этих замков, но опасался браться за такое дело, страшась горячности Иоанна. И тут на ассамблее случилось нечто непредвиденное: посланцы, которые представляли королеву и приветствовали собрание от ее имени, как оказалось, выражали интересы еще одной особы, а именно канцлера Уильяма Лонгчампа, который накануне, как они сообщили, высадился в Дувре.
Уильям Лонгчамп смог добраться до папы, и тот, проникшись к епископу доверием, восстановил его в правах легата. «Все замолчали и лишь неотрывно глядели на того, кто говорил», — пишет летописец, цитируя, по своему обыкновению, Вергилия; в общем, он множит намеки и цитаты, но всегда со свойственным ему юмором.
Сущий театральный переполох, все перевернулось с ног на голову — вот что такое было возвращение Уильяма Лонгчампа! Участники ассамблеи в замешательстве начали молить Иоанна о помощи, опасаясь канцлера. Иоанн, дерзко обосновавшийся в Уоллингфорде и с явным презрением взиравший на затеянные против него переговоры, вернулся в Лондон. Он снизошел к ассамблее и согласился выслушать ее участников, которые волновались не столько из-за двух замков, сколько из-за опасений перед канцлером. В ответ на жалобы Иоанн потребовал от прелатов и баронов суммы в семьсот ливров серебром в течение семи дней, если они хотят, чтобы канцлер отказался от намерения вмешаться в те дела, в которые он хотел бы вмешаться. «Ищите посему для меня столько денег, сколько мне нужно. Довольно с вас того, что я вам сказал, если вы меня поняли!» — объявил он в заключение.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 108; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!