Психологические новообразования
По мнению многих ученых, в XVI–XVIII веках в Европе появляется город нового типа. Средневековые города были местами, где господствовал один язык и одна письменность. То есть средневековый город был погружен только в свою, местную культуру. Город нового времени космополитичен, открыт, в нем звучат разные языки и применяются разные виды письменности.
Вообще‑то, такой город – это «воспоминание о будущем», потому что и Рим, и Карфаген, и крупные города древнего Переднего Востока тоже были космополитичны, многоязычны, и даже официальные документы писали на разных языках. Но по сравнению с европейским Средневековьем – шаг вперед. Лондон конца XVI–XVII века был космополитичным разноязыким городом, а знание иностранных языков, прослеживаемое в комедиях Шекспира, ученые давно объяснят просто: такова была атмосфера Лондона того времени. Изучение иностранных языков было модой, учебники и разговорники печатались большими (для того времени) тиражами. Печатались, впрочем, и памфлеты против иностранцев, учебников и тех добрых англичан, которые учатся всяким глупостям.
Такими же городами были и Антверпен, Париж, Амстердам, Калэ. Таким городом вовсе не была Москва – но был Петербург. «Существенно не только то, что финны, шведы, немцы составляли заметные части населения города. Еще важнее степень участия выходцев из этих этнических слоев в деятельности таких культурных центров, как Академия наук (что легко можно оценить по печатным изданиям)» [154] .
|
|
|
Вторая особенность города Нового времени – его свободная структура. Средневековый город был жестко распланирован, его пространство разделено между гильдиями, цехами, а на Руси – еще и между посадами «черными», государственными, и «белыми» – принадлежащими частным лицам, боярам. Впрочем, и в Европе были частновладельческие города или кварталы в городах. Уже в XVIII веке город Умань – весь, целиком, был собственностью князя Понятовского. Всего же князьям Понятовским принадлежало 62 города.
«В истории европейского города можно наметить границу, отделяющую цеховой город ганзейского типа, жесткая вертикальная структура которого определяется системой гильдий, и приобретающие с XVII в. особую значимость города более свободной структуры. Так, в Англии города с жесткой структурой, как Йорк, занимавшие около 1600 г. первые места, за два следующих века были оттеснены Манчестером, Ливерпулем, Бирмингамом… В России в XVII–XVIII вв. осуществляется сдвиг от военного города‑крепости к преимущественно торговому и административному центру. По‑видимому, одно из основных отличий нового европейского города и от традиционного азиатского, и от предшествующего типа ганзейского торгового города заключается именно в относительно большей открытости структуры» [155] .
|
|
|
И наконец, еще одна черта, типичная для города Нового времени. Людям из эпохи телевизора и компьютера, наверное, самые шумные города XVIII века показались бы… ну, скажем так, несколько скучными. Но современники думали иначе. В кипении деловой жизни города вели общие дела, пили вино, учились доверять друг другу те, у кого в деревнях или средневековых городках никогда бы не оказалось ничего общего. Смертельно занятые жители города не обращали внимания на условности, страшно важные еще поколение назад. Тайные пороки переставали быть тайными – да и не так велики были еще города, чтобы хоть что‑то можно было скрыть. Притоны и публичные дома посещались если не поголовно всеми горожанами – то достаточно многими, и тоже помогали смешению сословий, классов, народов и языков. Да к тому же на поверхность жизни выплескивалось что‑то низкое, отвратительное: погоня за наживой, нарушения приличий, недозволенные связи, разврат.
Свободно спланированные, космополитичные, порой разухабисто веселые, города Нового времени несли разрушение традиционной замкнутости жизни. Кончался прежний средневековый мир – жестокий, грубый, но вместе с тем привычный, обжитой. Для многих людей и в разрушении установленного от века, и в открытом выплескивании всегда старательно скрывавшегося было что‑то прямо сатанинское.
|
|
|
Еще в начале ХVII века испанский поэт Гонгора закончил свой сонет о городе строфой: «Таков Мадрид, а скажем лучше: ад».
У Блейка в конце ХVIII века найдем строки, еще больше перекликающиеся с темой:
Крик проститутки площадной
Шьет саван Англии былой [156] .
Характерно, что Санкт‑Петербург русским долгое время казался городом, от которого и правда близковаты хоромы Князя Тьмы. Тем более Петербург вырос не сам… Захоти Петр перенести столицу в Калугу – и тогда город Нового времени, возведенный царем‑антихристом, вызывал бы особенно нехорошие эмоции – как созданный столь сложно воспринимаемым царем, да еще возведенный искусственно.
Санкт‑Петербургское урочище сложилось как многоязыкое, открытое в мир, разрушающее средневековые представления. И тем самым казавшееся современникам чем‑то «немножно дьявольским».
В таком городе печальна судьба клинических крестьян. Они хотели бы жить так, как в деревне: самим определяя, когда работать, а когда отдыхать. Жить в природном ритме, в единении с природой, неторопливо и спокойно.
|
|
|
А в городе ритм жизни никак с природой не связан. И никакие природные причины ничего делать не заставляют. Сельский житель хочешь не хочешь, а будет весной сеять, осенью убирать урожай. Куда он денется?!
А горожанин может работать в любую погоду.
Ремесленники, которые работали каждый у себя дома, в хороший день могли сделать сами себе выходной: пойти погулять, поудить рыбу с сыном… А в дождливый день наверстать.
Но вот появились огромные заводы и фабрики… Человек является в определенное время (и независимо от погоды!), работает, приспосабливаясь к темпу работы механизма. Важен не он, с его квалификацией и умом. Важен завывающий, трясущийся станок.
Город потребовал нового уровня дисциплины, умения становиться частью общественного механизма. Не можешь жить по гудку? Проваливай! Не выносишь вибрации? Не можешь стать придатком механизма? Погибаешь.
Бродяги скатывались на дно жизни, где было уже не до потребительских благ и не до семей.
И такова всю историю человечества судьба тех, кто не может освоить новые технологии. Компьютер, например. Впрочем, до компьютера была еще и книга… Ее тоже надо было еще освоить.
Особенности психологии
Во все времена люди учились жить на родной земле, в наборе привычных ландшафтов. «Свои» ландшафты были и естественные – леса, рощи, степи, озера, горные пики. Это были и ландшафты, созданные человеком, – антропогенные: поля, сады, луга, сенокосы, выпасы. Человека с детства учили жить в этих ландшафтах и получать от этого удовольствие.
Виталия Бианки любили и читали три поколения россиян: всем были интересны его истории про мышонка Пика, синичку Зиньку, лесную газету и куропатку Оранжевое горлышко. На этих книгах три поколения училось знать и любить свою землю.
Но житель мегалополиса живет не в России, а… в мегалополисе. Он не видел и не знает полей и лесов, никогда не ночевал в стогу сена и на берегу тихой речки в средней полосе.
Ему не очень понятно поведение героев Льва Толстого – богатые люди, а вскакивают чуть свет, бегут с ружьями стрелять вальдшнепов! Явно ведь нет никакой необходимости – так зачем же они валяют дурака, рискуя простудиться и заболеть?
У жителей маленьких городков и сел на периферии агломераций сохранилось многое из той, традиционной культуры. Но чем ближе к Центру – тем меньше.
Все мегалополисы и агломерации Земли – это принципиально один и тот же ландшафт. Если агломерация выросла вокруг старинного города и сохранилось старое ядро – то и оно очень похоже. В Кракове вы часто будете чувствовать себя почти так же, как в историческом центре Петербурга или Калуги, а на Курфюрстендамм в Берлине ощутите себя почти на Садовом кольце.
В новых же кварталах, среди типовых домов, вы окажетесь «дома», и не только в Европе. Возле одной девятиэтажки во Франкфурте автор сих строк буквально затряс головой: здание страховой компании оказалось совершенно таким же, как здание Института защиты растений в Пушкине под Петербургом.
Все жители всех агломераций живут в похожих домах, видят из окна похожие ландшафты, слышат как фон своей жизни один и тот же шум большого города. Они ведут похожий образ жизни, пользуются похожими, а то и совершенно одинаковыми компьютерами, стиральными машинами и газовыми плитами, ездят на очень похожих автомобилях и автобусах.
Различия есть, и скажем, немецкий S‑Bann или французский Rer – это вовсе не метро, а эдакий гибрид метро с электричкой: в центре города S‑Bann и Rer едут под землей, а вдали от центра выходят на поверхность. Местные жители отлично различают метро и такие гибриды электричек с метро и ухитряются их не путать.
Впрочем, и в Московском метро есть участки, где поезд едет поверху. И вообще – вагончики почти такие же, сумма сходства больше суммы всех различий.
В результате у жителей всех мегалополисов между собой много общего, при различиях языков и культур они неплохо понимают друг друга. У жителя каждого мегалополиса от Японии и Бразилии до Москвы больше общего друг с другом, чем у жителей каждого из них с жителями периферии этого же мегалополиса.
Изменения в режиме питания
Первыми изменил свой рацион английский средний класс. Английские джентльмены, создатели самой большой колониальной империи, первыми в истории:
1. Сделались постоянно сытыми.
2. Сделали свою пищу разнообразной, калорийной, полной легких стимуляторов.
Для этого потребовалась империя, над которой никогда не заходит солнце. «Где соленая вода – там и Англия».
С одной стороны, еда имущих классов Британии с XVIII века, с рождением Британской империи, стала разнообразнее, чем когда‑либо. Ели мясо и овощи, позволяя себе обходиться без сытных, но менее вкусных каш и картофеля. Ели тропические фрукты и «экзотические» плоды. Везли баранину из Австралии, говядину из Аргентины, рис из Индии, кукурузу из Мексики, устриц с Юга Франции.
В обычай вошло употреблять легкие наркотики и стимуляторы – чай, кофе, какао, табак, шоколад. Сложилась диета из продуктов, возникших на разных материках, под звездами разных континентов.
Сложилась традиция частого питания: четыре раза в день, каждые три часа.
И тут же появилась другая тенденция – богатые и образованные в еде стали все больше воздерживаться. Джентльмен должен быть тощим и выносливым! Джентльмен умеет отказаться от лакомого блюда; джентльмен не обжирается, он много занимается спортом и не любит тяжести в животе.
В XVIII – начале XIX века английский джентльмен отличался от простолюдина не только умением владеть шпагой, не только изяществом манер, но и сдержанностью в еде.
Выкачивая сказочные богатства из Индии и Африки, покорив весь земной шар, английские джентльмены стали первыми людьми на Земле, для которых голод навсегда ушел в прошлое. Для которых еда перестала быть предметом престижа. Которые не наедались впрок.
Следует иметь в виду: любые формы диеты, любой идеал стройной фигуры, рельефного тела, физической силы – это не пережитки какой‑то древней поры. Это самые что ни на есть «нажитки» цивилизации, и возникли они совсем недавно.
И культ спорта, и ограничения в еде не имеют ничего общего с народной культурой, с традициями русского народа или с уходом от цивилизации. Когда вас будут призывать «вернуться к простой пище предков», вспомните Петрушку и Вурста.
Чтобы отказаться от еды, чтобы контролировать процесс поедания – надо быть сытым. Поколениями сытым, с дедов‑прадедов. В этом отношении мы все сейчас живем так же, как двести лет назад жили только британские джентльмены, но совсем не так, как еще совсем недавние предки.
Тем, кто родился после Второй мировой войны, трудно бывает понять переживших голод 1930‑х или ленинградскую блокаду. У них отношение к еде похоже на старинное крестьянское. Есть в нем много хорошего: моральный запрет выбрасывать еду, бережливость, внимание к гостю. Но достоинства и недостатки – лишь две стороны одного целого. Недостатков больше.
Мы частью уже вошли в удивительный мир, совершенно неведомый предкам, частью стоим на его пороге: мира без голода. Мира, в котором «хорошо есть» означает не «много есть» – как было всегда. А означает «разумно есть» – что есть роскошь, еще недавно доступная лишь исчезающему меньшинству.
Акселерация
Как только пища стала регулярной, достаточной и разнообразной, как только основой питания стали овощи и мясо, а не каша и прочие зерновые. Как только пища стала калорийной (мясо, шоколад, кофе, пирожные) и насыщенной витаминами (зелень, овощи), тут же начались и удивительные изменения пропорций тела человека.
Для начала «подросли» англосаксы… – с 1900 по 1930 год средний рост жителя США, Австралии, Южной Африки увеличился на 15 сантиметров. Внуки стали смотреть поверх голов дедов и стали их заметно тяжелее.
Тут же «двинулись в рост» голландцы и скандинавы.
Перед Второй мировой войной стали «расти» французы и немцы, а после Второй мировой войны – японцы. Всего за одно поколение средний рост японца возрос со 157 сантиметров до 168. Японцы, которые конвоируют американских пленных на фотографиях 1940‑х годов, производят почти комедийное впечатление: они кажутся подростками рядом с американцами. Современные японцы – народ не крупный, но вовсе не карикатурно‑мелкий.
Такое же забавное впечатление производят американские военнопленные во Вьетнаме: огромные дядьки, которых ведут под конвоем люди, еле достающие им до плеча. Но и это было в 1960‑е годы, ныне акселерация во Вьетнаме идет полным ходом.
На Россию акселерация обрушилась в те же 1960‑е. Средний рост мужчины в России еще в 1960 году составлял 168 сантиметров, а к 1975 году сделался 176 сантиметров. Конечно, мы все еще уступаем скандинавам (184 сантиметра), австралийцам (188 сантиметров), даже немцам (178 сантиметров), но мы теперь значительно крупнее и тяжелее предков.
Изменения в физиологии
У акселератов изменились соотношения частей тела. У них грудная клетка стала занимать меньший объем в сравнении с объемом всего тела. Из‑за этого акселераты менее выносливы, хуже переносят долгие забеги, не могут так же долго плыть под водой, как предки. Они сильнее, но менее выносливы.
Если в вашем семейном альбоме есть фотографии предков, живших в начале XX века, – имейте в виду, они отличаются от вас даже чисто анатомически, размеры тела и пропорции у них другие.
Но главное – акселераты стали раньше становиться физиологически взрослыми. Еще в конце XIX – начале XX века большинство юношей и девушек становились половозрелыми к 15–16, а то и 17 годам. Гимназию кончали к 18‑ти – но часть гимназистов не испытывали никаких сексуальных проблем.
Современные люди созревают раньше на 5–6 лет, а социально взрослыми становятся позже. Физиологически мы отличаемся от предков еще сильнее, чем анатомически.
Мы отличаемся от предков потому, что более сыты.
Потому что едим более разнообразную пищу.
Время взросления
Охотник в 14 лет – взрослый. Он уже знает и умеет все, что необходимо для жизни; не так уж много ему надо изучить, чтобы стать взрослым. Сат‑Ок – сын польской революционерки и вождя индейского племени, детство и юность провел в канадской тайге, в первобытном племени, а зрелые годы – в цивилизованном обществе, в Польше. Свое необычное детство он описал в прекрасной книге, вполне доступной русскому читателю [157] .
Среди всего прочего Сат‑Ок рассказывает, как он вдвоем со своим другом, Серой Совой, берут лося. Подманивают зверя на манок, всаживают в его копье и стрелу, Серая Сова повисает у лося на рогах и добивает ножом. Мальчикам – по 14 лет. По понятиям племени шеванезов они почти взрослые.
Крестьянин становится взрослым только в 18 или в 20. Ведь ему надо войти в почти полную силу мужчины, чтобы пахать и собирать урожай.
Промышленный рабочий хоть с какой‑то квалификацией станет взрослым не ранее 20–25. Специалист – хорошо, если к тридцати.
То же самое касается даже образованных людей: мы становимся все старше и старше.
В Древнем Египте «писцами» становились в 16 лет. В этом возрасте мальчик изучал иероглифы, получал необходимый минимум знаний, чтобы стать чиновником или жрецом. Дети окружающих диких племен становились взрослыми раньше. У евреев до сих пор 13 лет – возраст религиозного совершеннолетия.
Мы в 13 лет – еще школьники, к 16‑ти получаем только «незаконченное среднее».
Если общество разделено на сословия и классы, элитные системы образования отличаются от «плебейских» не легкостью и комфортностью. Элиту учат дольше, научают большему, а воспитывают последовательнее и жестче. Ведь элите нужно больше знать и уметь, обладать высокими личностными качествами.
Джентльмен учится (то есть является как бы «еще не взрослым») в том возрасте, когда его слуга признается взрослым мужчиной. Он исторгается из «приличного общества» за поступок, который вполне может сойти с рук его слуге.
Время размножиться
Долгое время парня женили, девушку выдавали замуж, как только они становились физически взрослыми особями: в 16–18 лет.
Старший брат Сат‑Ока, Танто, женился в 19. По понятиям своего племени, он уже совсем взрослый человек. В таком же примерно возрасте заводили семьи крестьяне. Даже элитные люди Древнего Востока сговаривали и женили детей в этом возрасте.
Первыми изменили традицию древние греки – они решили, что мужчине хорошо бы попутешествовать, поразвиваться, а жениться надо под тридцать или за тридцать.
В Средние века было не так – опять старались женить совсем юных. Напомню, что Ромео и Джульетте – 15 и 14 лет. Полудети.
Но в XVII–XVIII веках у образованных европейцев из верхов общества брачный возраст мужчины опять растет до «под тридцать». Это становится нормой для все более широких слоев общества по мере того, как люди все чаще получают образование и должны еще поработать, стать специалистами. А там уж можно и заводить семью.
Стоит появиться женскому образованию, и тут же растет женский брачный возраст! В начале XIX века девушку старались выдать замуж до 18 лет. Жених чаще всего старше лет на десять, а то и на пятнадцать, но это никого не смущает. В начале XX века двадцатилетняя, двадцатидвухлетняя невеста – явление уже вполне обычное.
В России до сих пор девушек пугают ужасами «позднего» рождения первого ребенка. Существует такое народное поверье, что женщине необходимо родить «до двадцати пяти». Якобы потом связки костей таза становятся невероятно прочными, неподвижными, роды невероятно мучительны, и вообще нарастает невероятный риск… До сих пор в роддомах женщин, рожающих первого ребенка после двадцати пяти лет, официально называют в документах: «пожилая первородка».
Но все чаще женщины рожают первого ребенка «под тридцать» и даже «за тридцать» – просто потому, что хотят получать образование, поработать по профессии, попутешествовать, подумать…
Мужчины… Для мужчин в Европе после Второй мировой войны стало обычным заводить семьи даже не «за тридцать», а «под сорок». Рождение первых детей «за сорок» и даже «за пятьдесят» стало довольно обычным.
Время зрелости
Древние греки считали, что мужчина переживает высший взлет, «ахме», в возрасте 40 лет. Примерно так же думали французы в XVI веке, когда сочиняли поговорку: «в сорок лет мужчина отвечает за свое лицо». Итальянцы XIII века полагали, что в 35 лет наступает перелом, человек начинает стареть.
«Земную жизнь пройдя до половины…» – писал Данте в свои 30 лет.
В XX веке возраст основных жизненных достижений перевалил за 40 и плавно приближается к 50. Если в 1980‑е годы в СССР большинство людей назвали 44 года как возраст достижения вершины карьеры, то теперь в России большинство населения считает таким «годом вершины» уже 48.
То есть мы располагаем наше «ахме» на десять лет позже, чем древние греки и французы XVI века… И на тринадцать лет позже, чем средневековые итальянцы.
Теперь даже от молодых требуют качеств, характерных скорее для среднего возраста: осмотрительности, аккуратности, последовательности, умения предвидеть результаты. Мы привыкли к тому, что норма – много достигший человек среднего возраста. В общем, на шпагах не дерется.
Впрочем, этот и связанные с этим вопросы я развиваю в своей статье, написанной специально для очень престижного журнала Академии наук «Общественные науки и современность». Всех, кому это интересно, отсылаю прямо к статье [158] .
Чтобы стать взрослыми, нам приходится многому научиться, у нас более долгое детство.
Мы не можем себе позволить учить, дрессировать мальчиков розгами: мы попросту убьем их, вколачивая в них подобными методами такой огромный объем знаний и умений.
Мы живем примерно в два раза дольше предков, умираем на 30–50 лет позже них. Но и взрослыми мы становимся на 10–15 лет позже.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 119; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!