НИЧЕГО НЕ СКАЗАВ И НЕ ПРЕДУПРЕДИВ 2 страница
Он отхлебнул еще пива.
— Неужели действительно все так плохо? Или я просто старею, как мой папаша, и теперь все кажется горше по сравнению с теми временами, когда я был мальчишкой?
Коут долго протирал стойку, словно ему не хотелось отвечать.
— Я думаю, жизнь всегда плоха, не так, так эдак, — сказал он наконец. — Может быть, дело в том, что только мы, пожилые, способны это заметить.
Грейм кивнул было, но тут же нахмурился.
— Но ведь ты-то не пожилой, верно? Я все время об этом забываю.
Он смерил рыжеволосого взглядом.
— Ну, в смысле ты и ходишь как старик, и рассуждаешь как старик, но только ты не старик, верно? Могу поручиться, что ты вдвое меня моложе!
Он прищурился, глядя на трактирщика.
— Сколько тебе лет-то, а?
Трактирщик устало улыбнулся.
— Достаточно, чтобы чувствовать себя старым.
Грейм фыркнул.
— Ты слишком молод, чтобы кряхтеть и жаловаться. Тебе бы еще за бабами бегать и влипать в неприятности! Предоставь уж нам, старым пердунам, ныть о том, что мир нынче не тот и все идет насмарку!
Старый плотник отодвинулся от стойки и повернулся к двери.
— Я зайду сегодня поговорить с твоим писцом, когда у нас будет перерыв на обед. И не я один. Куча народу хочет обустроить свои дела официально, пока есть возможность.
Трактирщик сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.
— Грейм!
Плотник, уже взявшийся за ручку двери, обернулся.
— Дело не только в тебе, — сказал Коут. — Дела действительно плохи, и нутром чую, что дальше будет хуже. Так что не вредно будет подготовиться к суровой зиме. И, быть может, позаботиться о том, чтобы суметь себя защитить, если дойдет до этого.
|
|
|
Трактирщик пожал плечами.
— Вот нутром чую.
Грейм сурово поджал губы и угрюмо кивнул.
— Что ж, рад, что не только мое нутро это чует.
Потом заставил себя улыбнуться и принялся подворачивать рукава рубашки.
— Однако, пока светит солнце, надо косить сено!
* * *
Вскоре заехали Бентоны с телегой поздних яблок. Трактирщик купил половину того, что они привезли, и весь следующий час занимался тем, что перебирал и сортировал яблоки.
Самые зеленые и крепкие отправились в кадки в подвале. Заботливые руки трактирщика выложили их ровными рядами, пересыпая опилками, и заколотили крышки. Более спелые отправились в кладовку, а побитые и помятые пошли на сидр. Их порезали на четвертинки и покидали в огромное жестяное корыто.
Пока рыжий перебирал и упаковывал яблоки, он выглядел спокойным и довольным. Но, если приглядеться, было заметно, что, хотя руки его были заняты, глаза смотрели куда-то в пространство. И хотя он был спокоен и даже улыбался, улыбка эта была безрадостной. Он не мурлыкал и не насвистывал за работой. И не пел.
|
|
|
Управившись с переборкой, он поволок жестяное корыто через кухню к черному ходу. Стояло прохладное осеннее утро, за трактиром был маленький, уединенный тенистый садик. Коут вывалил четвертинки яблок в деревянный пресс и опустил массивную крышку на винте до тех пор, пока она не перестала свободно двигаться.
Коут засучил длинные рукава рубахи выше локтей, ухватился длинными изящными руками за ручки пресса и принялся крутить. Крышка пошла вниз, сначала сдавливая, потом дробя яблоки. Повернуть — перехватить. Повернуть — перехватить.
Если бы кто-то мог видеть Коута, он бы непременно заметил, что его руки не похожи на мясистые руки обычного трактирщика. Когда он тянул и толкал деревянные ручки, на предплечьях вздувались мышцы, тугие, как канаты. На коже виднелось множество накладывающихся друг на друга старых шрамов. Большинство из них — бледные и узкие, как трещинки на зимнем льду. Другие были багровые и злые, отчетливо выделявшиеся на бледной коже.
Руки трактирщика толкали и тянули, толкали и тянули. Слышалось лишь мерное поскрипыванье дерева и дробный стук струйки сока, текущей в подставленное ведро. В этих звуках был ритм, но музыки не было, и взгляд трактирщика казался отстраненным и безрадостным, и его зеленые глаза сделались настолько бледными, что могли бы сойти за серые.
|
|
|
ГЛАВА 2
ОСТРОЛИСТ
Хронист спустился в общий зал «Путеводного камня» со своим плоским кожаным портфелем на плече. Стоя в дверях, он нашел взглядом рыжеволосого трактирщика, который склонился над стойкой и усиленно корпел над чем-то.
Хронист вошел в зал и кашлянул.
— Извините, что я так заспался, — начал он. — Боюсь, что…
Он запнулся, увидев, что находится на стойке.
— Вы что, пирог печете?
Коут, который деловито защипывал кромку, поднял голову.
— Нет, пирожки. А что?
Хронист открыл было рот, подумал и снова закрыл. Его взгляд метнулся к мечу, который висел на стене за стойкой, серый и безмолвный, потом к рыжеволосому человеку, который по-прежнему старательно защипывал пирожок.
— И с чем же пирожки?
— С яблоками.
Коут выпрямился и принялся аккуратно накалывать готовые пирожки вилкой.
— А вы знаете, как сложно испечь по-настоящему вкусные пирожки?
— Вообще-то нет… — признался Хронист, потом с тревогой огляделся по сторонам. — А помощник ваш где?
— Да бог знает, где его может носить, — сказал трактирщик. — А ведь это достаточно непросто. Я имею в виду, печь пирожки. Можете себе представить, оказывается, там столько тонкостей! Вот хлеб испечь несложно. Суп сварить несложно. Пудинги там всякие. А пирожки — это сложно. А ведь ни за что не подумаешь, пока сам не возьмешься их печь.
|
|
|
Хронист неуверенно кивнул, не зная, чего от него ждут, сбросил с плеча портфель и уселся за ближайший столик.
Коут вытер руки фартуком.
— Когда давишь яблоки на сидр, потом остается такая влажная масса, знаете?
— Мезга-то?
— Мезга-а! — с глубоким облегчением повторил Коут. — Так вот как это называется! А что с ней делают после того, как весь сок отжат?
— Ну, из виноградной мезги можно сделать слабое вино, — сказал Хронист. — Или масло, если ее у вас много. А яблочная мезга практически ни на что не годится. Можно использовать ее как удобрение или как мульчу, но и то и другое получается так себе. Обычно она идет на корм скоту.
Коут кивнул. Лицо у него было задумчивым.
— Вот и мне так казалось, что вряд ли ее просто выбрасывают. Здесь все идет в дело так или иначе. Мезга… — повторил он снова, как будто пробуя слово на вкус. — А то я уже два года мучаюсь, не могу узнать, как это называется.
Хронист посмотрел на него озадаченно.
— Да вы могли бы спросить у кого угодно, это все знают!
Трактирщик нахмурился.
— Ну, раз все это знают, значит, спрашивать мне было нельзя ни в коем случае!
Где-то хлопнула дверь, послышался беззаботный, залихватский свист. В дверях кухни появился Баст, в руках у него топорщилась охапка ветвей остролиста, завернутая в белую простыню.
Коут угрюмо кивнул и потер руки.
— Отлично! Теперь мы, значит… — тут его глаза сузились. — Ты что, взял хорошую простыню?!
Баст взглянул на сверток.
— Ну-у, Реши, — ответил он, — зависит от ситуации. У тебя есть похуже?
Трактирщик гневно сверкнул было глазами, потом вздохнул.
— Ладно, думаю, это неважно…
Он вытянул из свертка одну длинную ветку.
— И что теперь с этим делать?
Баст пожал плечами.
— Сам не знаю, Реши! Я только знаю, что, когда ситхе выезжали на охоту за кожаными плясунами, они надевали венки из остролиста…
— Нет, расхаживать в венках из остролиста мы не можем, — решительно ответил Коут. — Разговоры пойдут…
— А мне плевать, что там подумает местное мужичье! — проворчал Баст, принимаясь сплетать вместе несколько длинных гибких веток. — Когда плясун забирается в твое тело, ты становишься все равно что марионетка. Они могут заставить тебя откусить себе язык, если захотят!
Он приложил к голове наполовину сплетенный венок, примерил, наморщил нос.
— Ой, колется!
— В легендах, которые я читал, — заметил Коут, — говорится, что остролист также заточает их внутри тела, не давая выйти наружу.
— А что, разве нельзя просто носить на себе железо? — спросил Хронист. Двое, стоявшие за стойкой, удивленно воззрились на него, как будто почти забыли о его существовании. — Ну, в смысле если это фейелинг…
— Не надо так говорить! — с презрительной миной перебил его Баст. — «Фейелинг» звучит ужасно по-детски. Просто — «существо из фейе». Фейен, если хотите.
Хронист немного поколебался, затем продолжал:
— Короче, если эта тварь проникнет в тело того, кто носит железо, ей ведь станет плохо, верно? И тогда она просто покинет тело, и все.
— Они могут заставить-тебя-откусить-себе-язык, — с расстановкой повторил Баст, как будто говорил с на редкость глупым ребенком. — Как только они окажутся внутри тебя, они могут твоей собственной рукой вырвать тебе твой собственный глаз так же легко, как ты срываешь ромашку. С чего ты взял, что они не могут заставить тебя снять браслет или, там, кольцо?
Он тряхнул головой и снова опустил глаза, вплетая в венок новую ярко-зеленую ветку.
— К тому же будь я проклят, если стану носить железо!
— Но если они могут покидать тело, — спросил Хронист, — отчего эта тварь просто не покинула тело того человека вчера вечером? Почему она не переметнулась в одного из нас?
Повисла длинная пауза. Наконец Баст сообразил, что оба его собеседника смотрят на него.
— Это вы у меня спрашиваете? — он скептически расхохотался. — Понятия не имею! Анпауэн! Последнего из плясунов выследили и убили сотни лет тому назад. Задолго до моего рождения. До меня дошли только легенды!
— Тогда откуда мы знаем, что она этого не сделала? — спросил Хронист медленно, словно ему не хотелось об этом говорить. — Вдруг она до сих пор здесь?
Он напряженно застыл у себя на стуле.
— Откуда нам знать, вдруг она сейчас в одном из нас?
— Похоже, она все-таки сдохла, когда умерло тело наемника, — сказал Коут. — Мы бы увидели, как она покидает тело.
Он покосился на Баста.
— Они ведь, кажется, выглядят как темная тень или столб дыма, когда находятся вне тела, верно?
Баст кивнул.
— И к тому же, если бы она выскочила наружу, она бы просто принялась снова убивать уже в новом теле. Обычно они ведут себя именно так. Переходят из тела в тело, пока все не погибнут.
Трактирщик успокаивающе улыбнулся Хронисту.
— Вот видите? Может быть, это даже не был плясун. Просто нечто подобное.
Вид у Хрониста был почти безумным.
— Но мы же не знаем наверняка! Она сейчас может быть в ком угодно, в любом из жителей городка!
— Ага, может, она вообще во мне, — небрежно заметил Баст. — Может, я только и жду, пока вы утратите бдительность, а потом возьму и укушу вас в грудь, прямо напротив сердца, и выпью из вас всю кровь. Высосу, точно мякоть из сливы!
Хронист поджал губы.
— Не смешно!
Баст поднял голову и улыбнулся Хронисту — широко, как рубаха-парень. Однако что-то с этой улыбочкой было не так. Она словно бы застыла на его лице — чуть дольше, чем надо. И была она чуть более широкой, чем следует. И взгляд его был направлен не на самого писца, а чуть в сторону.
Баст на миг застыл. Его пальцы перестали ловко сновать среди зеленых листьев. Он с любопытством посмотрел на собственные руки и уронил полусплетенный венок на стойку. Улыбка медленно растаяла, лицо сделалось пустым и неподвижным, и он тупо обвел взглядом зал.
— Те вейан? — спросил он странным голосом. Глаза у него сделались стеклянные и невидящие. — Те-тантен вентеланет?
А потом Баст с головокружительной скоростью вылетел из-за стойки и устремился на Хрониста. Писец сорвался с места и сломя голову рванулся прочь. Он опрокинул пару столов и с полдюжины стульев, потом запутался в собственных ногах, рухнул на пол и бросился к выходу уже на четвереньках.
Ползя к двери, Хронист, бледный и перепуганный, решился оглянуться и обнаружил, что Баст сделал никак не более трех шагов. Теперь темноволосый юноша стоял у стойки, согнувшись в три погибели, и заливался безудержным хохотом. Одной рукой он закрывал лицо, другой указывал на Хрониста. Он буквально захлебывался смехом. Ему пришлось ухватиться за стойку, чтобы не упасть.
Хронист был взбешен.
— Урод! — рявкнул он, с трудом поднимаясь на ноги. — У-у, ур-род!
Баст, по-прежнему захлебываясь смехом, вскинул руки и принялся потрясать растопыренными и скрюченными пальцами, точно ребенок, изображающий медведя.
— Баст! — одернул его трактирщик. — Довольно! Я серьезно.
Но хотя голос Коута звучал сурово, глаза у него искрились смехом. И губы подергивались в сдерживаемой улыбке.
Хронист с видом оскорбленного достоинства принялся расставлять по местам опрокинутые столы и стулья, гремя ими несколько громче, чем то было необходимо. Наконец он вернулся на свое прежнее место и напряженно уселся. К тому времени Баст уже стоял за стойкой, все еще тяжело дыша, всецело поглощенный плетением венка из остролиста.
Хронист гневно зыркнул на него и потер подбородок. Баст подавил смех, притворившись, что подкашливает.
Коут хохотнул и вытянул из пука остролиста еще несколько веток, добавив их к длинной гирлянде, которую плел. Он поднял голову, встретился взглядом с Хронистом.
— Да, пока не забыл: сегодня должны зайти люди, которые рассчитывают прибегнуть к услугам писца.
Хронист как будто удивился.
— Что, в самом деле?
Коут кивнул и вздохнул с досадой.
— Ну да. Новости уже разлетелись, тут уж ничего не поделаешь. Придется разбираться с ними по мере прихода. Хорошо еще, что все, кто способен держаться на ногах, до полудня будут заняты в поле, так что нам не придется беспокоиться об этом до тех пор, пока…
Тут трактирщик неловко согнул веточку остролиста, она сломалась, и острый шип вонзился в подушечку его пальца. Рыжеволосый не вздрогнул и не выругался, он только гневно нахмурился, глядя на руку. На пальце стремительно росла капелька крови, круглая и яркая, как ягода остролиста.
Трактирщик, насупившись, сунул палец в рот. Он уже не улыбался, глаза стали колючими и темными. Недоплетенную гирлянду из остролиста он отшвырнул в сторону жестом столь подчеркнуто небрежным, что это выглядело почти угрожающе.
Он снова обратился к Хронисту. Голос его звучал абсолютно спокойно.
— Я имею в виду, что нам лучше взяться за дело, пока никто не мешает. Но для начала вы, наверное, хотите позавтракать…
— Да, если вам не сложно, — кивнул Хронист.
— Совершенно не сложно, — сказал Коут, направляясь в кухню.
Баст проводил его взглядом. Вид у него был озабоченный.
— Ты бы снял с плиты сидр[1] и поставил бы его студиться! — крикнул он вслед Коуту. — А то в прошлый раз получился не сок, а варенье какое-то! И я еще травок разных набрал, пока ходил. Они на кадушке для дождевой воды. Погляди там, не сгодятся ли они на ужин.
Оставшись одни, Баст и Хронист обменялись долгим взглядом поверх стойки. Единственным звуком, нарушившим тишину, было хлопанье задней двери.
Баст в последний раз покрутил в руках получившийся венок, разглядывая его со всех сторон. Поднес к лицу, словно собирался понюхать. Но вместо этого набрал полную грудь воздуха, зажмурился и подул на листья остролиста, так бережно, что они едва шевельнулись.
Баст открыл глаза, улыбнулся очаровательной виноватой улыбкой и подошел к Хронисту.
— На, держи! — сказал он, протягивая венок сидящему человеку.
Хронист не шелохнулся.
Баста это не смутило.
— Ты не заметил, тебе было не до того, потому что ты упал на четвереньки, — сказал он вполголоса, — но когда ты рванулся прочь, он рассмеялся. Смеялся от души, целых три секунды. У него такой чудный смех! Точно спелый плод. Точно музыка. Я уже несколько месяцев не слышал его смеха.
Баст снова протянул ему венок из остролиста и застенчиво улыбнулся.
— Так что это тебе. Я вложил в него все ведовство, какое знаю. Поэтому он надолго останется зеленым и не завянет куда дольше, чем ты мог бы представить. Я собрал остролист должным образом и сплел венок своими руками. Нарочно срывал, нарочно собирал, нарочно заплетал.
Он держал венок на вытянутой руке, точно смущенный подросток с букетом.
— Держи! Это дар от чистого сердца. Я вручаю его без умысла, без обязательств, без задних мыслей.
Хронист опасливо протянул руку и принял венок. Он посмотрел на него, повертел в руках. Красные ягоды гнездились в темной листве, точно самоцветы, а ветки были сплетены таким хитроумным способом, чтобы все шипы торчали наружу, а не внутрь. Хронист опасливо надел венок на голову, и тот сел как по мерке.
Баст ухмыльнулся.
— Многая лета владыке Безумия! — вскричал он, вскинув руки. И радостно рассмеялся.
Хронист тоже невольно улыбнулся и снял венок.
— Так что, — негромко спросил он, опуская руки на колени, — значит, между нами все улажено?
Баст озадаченно склонил голову набок.
— Прошу прощения?
Хронист, похоже, смутился.
— Ну, то, о чем ты говорил тогда… сегодня ночью…
Баст, похоже, удивился.
— О нет! — серьезно ответил он и покачал головой. — Нет-нет! Ни в коем случае! Ты мой, мой до мозга костей. Ты — орудие моего желания.
Баст оглянулся на дверь кухни, и лицо его исказила горькая гримаса.
— А чего я желаю — это ты знаешь. Заставь его вспомнить, что он не просто трактирщик, пекущий пирожки!
Последнее слово он словно выплюнул с отвращением.
Хронист нервно заерзал на стуле, глядя в сторону.
— Я до сих пор не понимаю, что я могу сделать…
— Ты сделаешь все, что сможешь. Ты вытащишь его из скорлупы, в которую он забился. Ты заставишь его пробудиться! — сказал Баст яростным шепотом.
Он положил руку на плечо Хрониста, голубые глаза прищурились — совсем чуть-чуть.
— Ты заставишь его вспомнить все! Понял?
Хронист поколебался, потом взглянул на остролистный венок, лежащий у него на коленях, и чуть заметно кивнул.
— Я сделаю все, что смогу.
— А большего и никто из нас сделать не может, — сказал Баст, дружески хлопнув его по спине. — Кстати, как плечо?
Писец подвигал плечом. Движение выглядело странным и неуместным, потому что все его тело при этом осталось застывшим и неподвижным.
— Онемело. Холодное. Но не болит.
— Ну, этого и следовало ожидать. Я бы на твоем месте особо не тревожился.
Баст ободряюще улыбнулся ему.
— Ваша жизнь чересчур коротка, чтобы волноваться по пустякам!
* * *
Они сели завтракать. Картошкой, тостами, помидорами и яичницей. Хронист наелся от души. Баст лопал за троих. Коут суетился по хозяйству, бегал за дровами, топил печку для пирогов, разливал по кувшинам остывающий сидр.
Он как раз нес к стойке пару кувшинов, когда на деревянном крыльце послышался топот сапог — громче любого стука в дверь. И в следующую секунду в дверь вломился ученик кузнеца. Ему едва сравнялось шестнадцать, однако он уже был одним из самых высоких мужчин в городке, широкоплечий, с мощными руками.
— Привет, Аарон, — спокойно сказал трактирщик. — Прикрой дверь, а? А то на улице пыльно.
Пока ученик кузнеца закрывал дверь, трактирщик с Бастом в четыре руки дружно и сноровисто запихали большую часть остролиста за стойку. К тому времени, как ученик кузнеца снова обернулся в их сторону, Баст вертел в руках маленький недоплетенный веночек, пустяковую игрушку, какую плетут затем, чтобы руки не скучали без дела.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 111; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!