Район Москвы с названьем Коктебель



Я ехала за тридевять земель…

Район Москвы с названьем Коктебель

Всё так же шумен. И знакомых лица –

Как на Волхонке или на Тверской.

И ты невольно думаешь с тоской:

А стоит ли тогда сюда стремиться?

Бедлам, базар, скопленье голых тел…

Того ли век назад поэт хотел,

К себе друзей радушно созывая?

Теперь от шума не спастись никак.

Два варианта – лезть на Карадаг

Или уйти к подножью Сюрю-Кая…

Но Коктебель — волшебная страна!

Ведь и в толпе я здесь всегда одна.

И как бы не был век и пошл, и тошен,

Писать стихи мне не мешают тут,

Ведь рядом две Цветаевы идут,

А впереди, конечно же, Волошин!

 

Жёлтый тополь

Это Азия? Европа ль?

Это, в общем, всё равно.

Жёлтый тополь, жёлтый тополь

Снова смотрит мне в окно.

Жёлтый свет, как солнце, яркий,

Бьёт в глаза через стекло.

И от этого подарка

В доме и душе светло.

Век несётся… Вой и топот.

Мне угрозы нипочём.

Милый друг мой, жёлтый тополь

Подставляет мне плечо.

Жив пока или ушёл ты –

Зиму победив и смерть,

Так же будет тополь жёлтый

Свечкой на ветру гореть.

 

Отцовские санки

Остались на сердце саднящие ранки.

Останутся долго — пока мы живем…

Я вновь вспоминаю отцовские санки,

Я часто теперь вспоминаю о нем.

Чтоб я не болела сибирской зимою,

Чтоб ноги не мерзли, в лицо не мело,

Он мини-карету на санки пристроил,

С окошечком сбоку — чтоб было светло.

Те детские годы запомнила смутно,

Но помню прекрасно, что в жуткий мороз

Мне было тепло в них, надежно, уютно,

Как быстро, как славно отец меня вез!

Когда от проблем надоевших не скрыться,

Когда наступает отчаянья срок,

Как хочется мне в эти санки забиться,

Как хочется мне, чтобы папа помог.

Хоть знаю давно, что не сбудется это,

Но греет мне сердце, светла и тепла,

Отцовская сказка, златая карета,

Пускай из фанеры карета была…

 

Здравствуй, здравствуй! Ну что тебе написать сегодня?

Здравствуй, здравствуй! Ну что тебе написать сегодня?

Иртыш разлился до горизонта. И, как всегда,

Весна, неряха, эта старая сводня

Собирает влюбленных на берег.

Непременно туда, где вода.

Мне же видно все из окна. Это море до “седьмого аула”

И то, как деревья кричат “караул”,

над водой простирая руки.

Но никто не слышит этого безмолвного “караула”,

А Богу, видно, смешны неразумные скрипы-звуки.

Он-то знает, какой благодатью

потом наполнится пойма,

А в Иртыш пойдут косяки мальков серебристых.

И кто-то останется жить, а другой будет тут же пойман…

Но в жизни ничего не бывает без риска.

Что еще написать? О городе? Все хорошеет…

Приезжай, посмотришь. Что там сидеть в Дойчланде?

Понимаю, что дети. И внуки теперь на шее.

Понимаю, что деньги. Но живем-то чего-то ради?

Может, ради того, чтоб увидеть -

Иртыш разлился.

И солнце целует холодную гладь,

проявляя смелость.

И чтоб вечер этот все длился, и длился, и длился…

И уезжать уже никуда не хотелось.

 

***

Все ж 21-й век. Смешны Аид и Лета…

О, все мы уплывем по волнам интернета

Туда, в иную жизнь, где нет страстей и тел.

Где ты увидишь всех, с кем встретиться хотел.

И там — в сети, в тиши, почти что идеальной,

Ты снова будешь жить, но жизнью виртуальной,

И на любой вопрос тотчас ответ найдешь…

А разница лишь в том, что «выход» не нажмешь.

С друзьями и родней не видимся годами,

Лишь «мышка» под рукой, экран перед глазами.

Так, в общем, все равно — жива я иль помру,

Пишите мне: ogrig

Ну и, конечно, ru.

 

***

Мне так хочется показать тебе чернолученские места:

Неподвижную воду старицы у разрушенного моста;

Как пронизаны колбы воздуха на закате косым лучом

И заброшенный лагерь отдыха с облупившимся Ильичём.

Мне так хочется показать тебе и огромную стрекозу,

И сосну, что роняет янтарную и светящуюся слезу.

Ивы в пойме стоят на цыпочках – будто впрямь Берендеев лес!

И висят пауки на ниточках… Даже лешие бродят здесь!

И когда ты в оазис сказочный наконец-то приедешь вдруг,

То увидишь, что бор загадочный – этот тёмно-зелёный лук

Так натянут, почти до предела, над излучиной Иртыша,

Чтоб стрелой парила-летела нестареющая душа!


 


 

Тамара Михайловна Мадзигон (1940-1982)


***

Есть право на счастье и боль,

На собственный шаг в неизвестность,

Где жизни неясен пароль,

Но есть еще право на песню.

 

И право у каждого есть

На дерзкий полет в межнебесье,

На злую и добрую весть,

Но есть еще право на песню.

 

Есть право на подвиг и смерть,

Есть право любви непростое

И право ту песню пропеть

Со всею своей добротою.

 

К словам прикоснувшись едва,

Мой сын во все горло, хоть тресни,

Свои утверждает права

Веселою детскою песней.

 

А дед мой, столетний старик,

Итожа свои впечатленья,

Мне песню запел. Он постиг,

Что жизни она продолженье.

 

Друзья, утверждайте права.

Что мир вам дарит от рожденья.

Чтоб тайну его существа

Вы поняли без заблужденья.

 

***

О, лирика, лирика, как ты томишь!

Любовь и разлуку, и счастье сулишь,

В летучем волнении сердце сжигаешь

И носишься в сердце, как маленький стриж.

 

То никнешь к земле, от росы серебриста,

Мир в каплю вбирая, блаженно и чисто,

С историей тяжбу спокойно ведешь.

А то и смолчишь — ведь, отнюдь, не речиста.

 

Что есть до тебя?— Бессловесная муть.

Дивится душа и не может вспорхнуть:

Прожорливый зверь за добычею рыщет,

Зарос перед жертвой спасительный путь.

 

О, лирика, лирика, музыка жизни!

Людей окрыляешь в бою и на тризне

И, чутко настроя на песенный лад,

Всей сутью даешь прикоснуться к отчизне.

 

В степи

Вокруг ни звезды, ни огня,

До ближнего не докричаться,

Но светлая дума о счастье

В степи настигает меня.

 

В степном бездорожье, когда

Захлестнут весь мир темнотою,

Исчезли слова с суетою,

От зол не осталось следа.

 

И сердце не защищено

От ласковой ночи полынной,

От тайны ее темнокрылой,

Что с жизнью самой заодно.

 

Стихи о золотой рыбке

Я людей научилась прощать.

Злости нету. И ярость уснула.

Я теперь, не вставая со стула,

Что угодно могу обещать.

 

И такой мне достался покой,

И такое к покою стремленье,

Что рождающемуся стихотворенью

Дан заранее полный отбой.

 

Я людей научилась любить.

Недоверие верою бито,

И гнездо на суку уже свито,

Остается лишь ставни прибить.

 

Я людей научилась ценить,

Понимать их предел и значенье,

Их великие увлеченья,

Жажду в космосе звездном царить,

Чтобы рыбка была на посылках!

 

И теперь я достойный пиит,

Отыскавший с собой примиренье,

И чужое стихотворенье

В моем сердце,

Как камень,

Лежит.

 

Колдунья

Я дарю такое счастье,

Что тебе не унести,

Я не стану только частью

На твоем пути.

 

Подойду и заколдую,

И подую на свечу,

Захочу – совсем задую,

Расколдую – захочу.

 

Попадаюсь я не часто,

Попадусь, не отпусти!

Я не стану только частью

На твоем пути.

 

И это пройдет

Сверхблаго, сверхчудо, минута и год –

Кто первый шепнул мне:

«И это пройдет»?

Совсем. Непреложно. Явь ринется в сон.

Откуда ты взял это,

царь Соломон?

Сверхболь, сверхбеда, беспредел,

безысход...

Не падай! Припомни: «И это пройдет!»

Уйдет без оглядки, к чертям,

как циклон.

Откуда ты взял это,

царь Соломон,

Чтоб кинуть в столетья,

в их черный черед:

И это, и это, и это пройдет!

Закон естества, как Ньютонов закон,

Зачем ты открыл это,

царь Соломон?

 

***

Мы будем жить,

А в мире будет зреть

Сирени необорванная ветвь,

Сирени необломанный кустище!

И бабочка цветы ее отыщет...

 

Мы будем жить.

И щебетанье леса

Нам в кровь войдет

И возродит в ней беса,

 

Навеет песнь о лиственной земле,

О лете, остывающем в зерне,

О всех дождях, пролившихся бескровно

На Родину, которая огромна,

Меж днем и ночью вольно пролегла...

 

Мы будем жить,

Чтоб жизнь чудить могла.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 137; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!