Профили и пожелания для их исправления.
1. Недотяга‑Сопротивляга, подсознательный негативист. Хорошо освойте способы самоосвобождения, в том числе Эхо‑магнит. И обязанности умножьте, тогда внутреннее сопротивление будет распределяться пошире и на каждое «Надо» в отдельности придется поменьше... Решайте проблемы путем их умножения!
2. Недотяга‑Нетерпежник, неженка, избалованный гедонист. Вам показан болевой самомассаж, бейте себя сами, и жизненные удары не будут казаться настолько невыносимыми. Крайние меры: лишиться средств к существованию, поголодать, отслужить армию...
3. Поздравлять не с чем: Недотяга‑Доходяга, астеник по жизни. Если хотите улучшить качество бытия, постоянно занимайтесь психофизической тонизацией, подружитесь со свежим воздухом и водой. Как можно больше тонусной музыки, нестандартных поз, необычных движений.
4. Вас обманывает ваше недоверие к жизни и неверие в себя! – вы Недотяга Пришибленный, меланхолический пессимист.
Вас спасут Три Правила Победителя:
уверенность должна быть беспричинной, кто не рискует, тот не живет и к черту самооценку!
5. Тяжело – вы Недотяга‑Зависяга, человек чрезмерно зависимый что чревато расколом сознания. Оцельниться и залатать бытийную дыру вы сможете новым пониманием смысла жизни и новой жизненной сверхзадачей. Так бывший бандит и грабитель, боксер‑тяжеловес Джордж Формен, потерпев поражение и лишившись титула чемпиона мира, стал приходским священником и уже в пасторском сане, в возрасте 47 лет вернулся на ринг, чтобы заработать деньги на благотворение неимущих, и снова стал чемпионом мира.
|
|
|
6. Здравствуйте, Недотяга‑Дегустатор. Основной ваш самообман: знакомое принимается за постигнутое, известное – за исследованное. Вкус пристального углубления вам еще не знаком, путь познания остается неведомым. Пожелание: научитесь медитировать. И не оставляйте практику медитации, практикуйте всю жизнь – вы ведь не прекращаете чистить зубы только потому, что процедура эта уже вам знакома?
7. Здорово же вы недооцениваете себя, Недотяга‑Скромняга, на месте одном Засидяга, тревожный и сверхответственный человек. Так ведь и до пришибленности недалеко. А ведь наверняка большой мастер своего дела и давно его переросли. Дерзайте!
8. Привет, Недотяга‑Колобок, неустойчивый бегунок а в сущности судьбофобик. И от бабушки ушел, и от папочки, и от мамочки, и от дедушки, и от девушки... А от себя, дружок, все равно не уйдешь. И от той, с косой и с глазами‑дырками, тоже не убежишь...
Посидим, песенки попоем?...
9. Многоуважаемый Недотяга‑Фаталист, вы большой философ, но мало знаете жизнь. Требуете от жизни ответа, в чем ее смысл, не понимая, что смысл в вопросе, а не в ответе. И жизнь – вопрос, бесконечный вопрос, тайна, развивающаяся во времени Завершив что‑нибудь серьезное, вы это поймете, верней, почувствуете, и вам станет интереснее жить и чувствовать дальше.
|
|
|
10. Поздравляем – вы Недотяга‑Прожектер, с вами не соскучишься, но работать и жить с вами...
Это уже детали. Напомним на всякий случай, что человеку со слишком высокими притязаниями дышать трудно.
Имеет смысл слегка приземлиться.
Из памятки самому себе
Пытался ли ты отследить в себе первоначальное побуждение бросить начатое? – тот самый миг, когда происходит в тебе уклонение от избранного пути, поворот с «да» на «нет»?..
Помедлить, вслушаться, вжиться в себя...
И осознать – а что же, собственно происходит?
Кто же это во мне хочет убежать от чего‑то, скрыться куда‑то, спрятаться от кого‑то?.. Чего он страшится, кого боится?.. К чему стремится?..
Распознай своего Теневого Внутреннего Двойника, войди с ним в общение, в диалог... И дай имя (вернее, узнай?..) – название этому существу, пока безымянному.
Может быть, это тот малыш, которому не хотелось, чтобы его звали твоим именем, и он придумал себе какое‑то другое прозвание?.. Может быть, однажды обиделся на то, что его не понимают, отчаялся и начал исподтишка ставить твоей жизни подножки?
|
|
|
С такими внутренними подрывниками судьбы обращаться надо понимаючи – и осторожно, и строго...
Жертва анархии
ВЛ, меня разрывает множество разных мыслей и устремлений, я не могу ими управлять.
Стоит сесть за компьютер, чтобы написать материал для газеты (я журналист) – и начинается: отвлекают десятки посторонних мыслей, я вспоминаю, что надо еще сделать одно, пойти в другое, улучшить третье, позвонить четвертому, что–то пятое бегу делать прямо сейчас. В результате работу срываю, в лучшем случае заканчиваю не к сроку..
Эта раэдёрганность изматывает, я из‑за этого даже стала выглядеть старше своих лет (мне 28). Всегда полно идей и проектов, но мало довожу до конца; начну с энтузиазмом – но достаточно малейшего препятствия, чтобы переключиться на что–то другое..
Я могла бы многое, да, но уж слишком много всегда хотелось: то чешутся руки писать книги, то исполнять музыку (начинала учиться), то до смерти хочу научиться танцевать..
На самом–то деле мне давно уже поздно начинать что–либо с нуля, тем более и то, и другое, и третье.. Толком не начинаю даже что‑нибудь одно, потому что на первый план то и дело выходит другое, что кажется важным не меньше. А в итоге остается лишь какая попало работа, ужасный беспорядок в питании, вредные привычки, общение не с теми и не так, как хотелось бы..
|
|
|
Страдают от этого и окружающие: они не понимают, когда мне можно верить: «Неделю назад ты говорила другое».
Да, когда я говорила другое, я верила в это не меньше, чем в сказанное минуту назад. Ее нахожу ни единого человека, который бы смог это принять и привыкнуть ко мне – наверное, так мне и жить одной..
Когда начинается «полоса», готова бросить сразу всё – друзей, работу, себя саму.. И бросала не раз, предавала – многим теперь неохота попадаться на глаза..
А с любимым испортила отношения тем, что постоянно проверяла на прочность.. Все в своей жизни сама порчу и разрушаю.
Какое–то жуткое колесо желаний, про которое говорят последователи Будды. Я, кстати, интересовалась этой религией, кое–что почитала, попыталась даже научиться медитировать и поняла, что буддизм мне не подходит, не по моей натуре совсем. Не могу и не хочу убивать желания, хочу просто навести в них порядок, понять, что главное.
Ясно, что от чего–то придется обязательно отказываться, даже от многого.
Но если для меня все равноценно и все влечет, то как решить, от чего отказаться?..
Пробовала лечиться движением, например бегом, это помогает, но ненадолго. Пока бежишь или делаешь гимнастику – хорошо, а потом, после такого разогрева, поток разных раздражений и желаний становится еще интенсивнее, западаю на них еще больше..
Жить в таком бардаке дальше нельзя, это уже стоило мне слишком дорого, здоровье шатается, а я жизнь люблю дико.. Может быть, я просто не знаю, с чего начать?
Эвелина
– Знакомый типаж, и женский и мужской, част среди нашего журналистского племени. Сам я не без того – с детства желания раздирают...
– Присоединяюсь к компании, прошу любить и жаловать – Мотылек, холеро‑сангвинический нехотяй, которого правильнее назвать Всехотяем.
Вечная жертва соблазнов, гонится сразу за всеми зайцами, движется по касательной, нынче здесь, завтра там, вечный ученик, восторженный, непоследовательный всегда пребывает в трагических неладах со временем...
– ...судорожно спохватывается, исчезает, даёт обещания и подводит, бия себя в грудь, ежедневно начинает новую жизнь, когда припирает и некуда ускользнуть, развивает бешеную штурмовую энергию, иногда успевает вывернуться, но ненадолго...
Да, это я, процентов на пятьдесят. А с чего же начинать, с какого желания?
– Какое первым исполнять – или?..
– В отличие от Эвелины, я готов прикончить семь любимых своих желаний из десяти в пользу трех. Но меньше чем на три живых не согласен.
– Отбор и жертвы спасут нас, но и в Богом любимой троице придется установить иерархию, с одним Главным и двумя подчиненными.
При анархии ни душа, ни тело не выживают.
– Попрыгунья‑стрекоза лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима катит в глаза...
– До зимы жизнелюбивой Эвелине еще далеко, но в разгаре лета есть уже и намеки на осень.
– Раздерганность, да... А помочь можно?
– Со стороны – нельзя, но сама себе она уже помогать пытается. Уже прозревает.
– Видеть – еще немочь...
– Но если не видишь, куда несет, шансов нет совсем.
– А какие шансы у Эвелины, каков прогноз?
– Анархия как на общественном, так и на личностном уровне имеет два равновероятных исхода: распад или диктатура. Распад ведет в смерть, а из диктатуры может со временем произойти демократия.
Много раз наблюдал: анархические личности к середине жизни либо деградируют, либо мутируют в деспотов, тиранов, как по отношению к себе, так – и еще жесточе – к другим. Вот такая развилка.
– Стало быть, возможному еще мужу и детям Эвелины ежовые рукавицы обеспечены?..
– Да. пожалуй. Но вдруг им это и пригодится...
– Раз речь о политическом строе личности, то вопрос: демократия жизнеспособна?
– Припомним: анархия – это безвластие или, что то же, беспорядочное многовластие, хаос диктатур.
Диктатура – неограниченное одновластие Демократия же есть диктачура закона, упорядочивающего разграничение и смену властей. Сочетание ответственности и свободы.
Чтобы быть внутри себя демократом, нужно быть человеком уравновешенным: и твердым, и гибким, и понимать многое, и уметь любить и прощать... Себя тоже.
– Самое трудное...
– А мы с вами слишком часто демократию путаем с анархией, а внутреннюю свободу – с хаосом побуждений, стихийной сменой внутренних тираний и рабств.
Нет, свобода не есть анархия Свобода есть вот такая троица:
ЯСНОСТЬ СОЗНАНИЯ, ОСОЗНАННЫЙ ВЫБОР, СИЛА ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ .
– Нота бене!
Позывные из бездорожья
ВЛ, мне 26 лет. В детстве любил спорт, верил в дружбу, дружил, влюблялся в девчонок, писал стихи, был стеснительным сентиментальным мальчиком, верил в добро.
Школу закончил почти отличником. Нравились точные науки. По плаванию получил I разряд, по ушу занял 2 место в области, хорошо бегал, катался на коньках. Из лицея автоматом был зачислен в институт, отучился 2 месяца и бросил, поступил в университет. И вот на этом мой этап неосознанного вкалывания по полной программе кончился.
Я решил отдохнуть. Отдыхаю до сих пор..
Лентяй, каких свет не видывал. Люди, узнав меня, говорят: «Парень ты умный, но ненадежный», и дел со мной иметь не хотят.
В университете перебивался с двоечки на троечку, играл в компьютер, играл в бейсбол, играл в бадминтон, играл на бас‑гитаре.. А на 4 курсе встретился со старым приятелем по лицею Васей, и стали мы ЗАЖИГАТЬ (знаете этот термин? – раньше это называлось, кажется, «прожигать жизнь»).
У Васи была в распоряжении дача, там мы пили водку, привозили девушек, шашлык–машлык, стриптиз местного значения и т.д.
Продолжалось это безобразие года три.
За это время я нажил пивное брюхо, потолстел на 20 кг и окончательно обленился. Закончил универ и пошел работать в таможню.
Не понравилась тупая работа с цифрами, уволился, устроился главным бухгалтером к отцу Васи – практически без знания бухгалтерии, работал, понятно, шаляй‑валяй.
А с Васей продолжался угар. Апогеем стали 2 разбитые по пьяной лавочке машины, 4‑дневный запой и мое увольнение. Потом какая–то работа у знакомых – уволился, скучно. Потом проект в Н–ске(опять через знакомых) – завалил и уволен. Потом М–ск – уволился через 2 месяца..
Сейчас работаю на заводе замгенерального по экономике (опять через знакомых), и все то же самое. Ее нравится. Ее тяну. На собеседования ездил в другие места – не берут. Хочу устроиться без знакомых – не получается. Через знакомых попадаю в клоаки..
Итак, грустные выводы: я не специалист, не профессионал. Не женат, нет даже девушки (любимая бросила, сказала, что устала от меня). Я не умею четко формулировать мысли. Я не генерирую новых идей. Я внутренне пуст и почти не уважаю себя. Я завишу от мнения окружающих. Я люблю, когда обо мне думают, что я «крут». (В последнее время, правда, пытаюсь это искоренить.)
Я завистлив: завидую успешным друзьям и сверстникам, завидую одаренным. Я не могу найти свое призвание. Я нетерпелив: ни одного дела, требующего долгих усилий, не довожу до конца, не дотягиваю..
И наконец: я все это понимаю и хочу изменить. Неужели я обречен все бросать и ничего не достигнуть? Уже сама жизнь бросает меня.. Посоветуйте, пожалуйста, что‑как‑куда–зачем–почему–для–кого жить?
Андрей
– По письму парень нравится. Хотя, если бы по делу столкнуться пришлось...
– Много сейчас таких бездорожных, огромные армии. Да и всегда было много...
– Какие виды лени? Какой тип недотяжества?
– По преимуществу гедоническая и негативистическая. Нетерпежник, Зависяга и Колобок, слегка, может быть, и Прожектер.
– Про таких говорили раньше «сбился с пути»?
– Да, но ведь и путь‑то – поди поищи...
Пути жизненные у нас сбиты с человека, а прибиты к тугим кошелькам, и карты местности либо отсутствуют, либо предательски врут.
Когда детская зомбанутость спадает, у одних раньше, у других позже (тут как раз средний обычный срок – после школы), человек обнаруживает себя посреди жутких джунглей, в пустыне духа – и в полной дезориентации: посоветуйте, пожалуйста, что‑как‑куда–зачем–почему‑для–кого жить ?
Это ведь не просто наворот, отчасти пародирующий названия моих книг, это вопль духовного сироты...
– Заблудившегося ребенка с пивным брюхом... А как насчет обреченности – она есть?
– Недотягство – не приговор судьбы, а всего лишь выбор, собственный выбор. Но такой выбор становится и привычкой, клише‑сценарием, самоожиданием – и диктуется все более подсознанием, чем сознанием.
– Пустоту, о которой Андрей сказал, я тоже и себе постоянно чувствую...
– Да, наша пустота пребывает в нас изначально и всегда с нами, как тень...
Она и есть тень той божественной полноты, которая нераскрыто живет во всякой живой душе.
Боль убитого времени, боль нерожденной жизни...
Андрей, я не оракул, не пастырь заблудших и не бюро по трудоустройству. Всего лишь собеседник с некоторым опытом. Пособить могу только правдой о тебе, как вижу ее и чувствую.
Ты и сам искренне написал, с хорошей к себе жестокостью. Когда человек говорит: я завистлив, я внутренне пуст, я не умею формулировать мысли и прочая – это не просто самокритика. Это уже выход за свой предел, начало изменения – воистину так!
Двадцать шесть лет – не время итогов, но опомниться уже можно. Ты и опомнился. Да, сбился с дороги, не успев пройти и пары шагов, неосознанно вкалывать прекратил, а осознанно не начинал. Семь лет прогулял – откачнул маятник школьной старательности...
Но тоже ведь опыт какой‑никакой, и еще не вечер. Человек ты способный. А новые идеи – откуда им взяться, если нет настоящего зажигания?
Считая, что просыпание состоялось, имеет смысл дать себе время на подъем – год, допустим.
За год можно сбросить лишние 20 кг, наметить новый жизнепроект и приступить к осуществлению. Продолжить учебу, понимая ее не как добычу дипломов, а как исследовательское отношение к жизни, к себе...
При таком отношении становишься минимально зависимым от условий, в которые попадаешь, – любая клоака по‑своему любопытна и даст опыт. И от оценок и мнений уже зависишь не так – прибавляется юмора...
В нетопленой избе я понял суть урока: кто не жесток к себе – к тому судьба жестока.
Не напилил я дров – мозоли пожалел, и вот сижу, дрожу и вою одиноко...
Иван Халявин. Стихазм
Куда жить?.. Вперед. А там видно будет.
Антракт на восточную тему
(О вреде сапосознания)
Разговор ишака с Аллахом
– Нии‑как, нии‑как не смирится душа.
Ая‑лах, Ал‑лах, почему я ишак? Ии‑збавь, ии‑збавь меня – от меня и‑и дай, и‑и дай ячменя, ячменя!
– О мой бедный, мой вьючный, как тебя я люблю.
Придорожной колючкой я тебя накормлю.
Поработай – а после угощу и овсом, лишь бы только мой ослик оставался ослом.
Но вот как предпринять столь решительный шаг, чтобы смог ты понять, почему ты ишак?
Хорошо, предположим, разобраться мы сможем, почему ты животное, в чем твоя подноготная.
Не пройдет и минуты, злой шайтан постарается,и тебе почему‑то быть ослом не понравится, забрыкаешься ногами и ушами заколышешь и объявишь забастовку, заявление напишешь:
«Упираюсь. Не желаю за других зверей ишачить».
И придется мне, Аллаху, ишаком себя назначить!
Нет, нельзя предпринять столь решительный шаг, чтобы смог ты понять, почему ты ишак.
Почему ты ишак, ясно мне одному, а зачем я Аллах, я и сам не пойму.
Ах, зачем я Аллах?!..
Если б я угадал,
я бы – бух! – я бы – бах! ‑
все к шайтану послал!
Сочинил я этот разговорчик еще 20‑летним студентом, и оказался он до странности долгим...
Захотелось потом сделать его и песенкой, тут как раз подоспел сын Максим, уже старше меня‑тогдашнего, и вдвоем музыку досочинили. При случае как‑нибудь споем...
Глава 9. ФАТАЛЬНАЯ ЛАЖА
Лень философская
...Он мог достичь многого, но не достиг; мог стать выдающимся человеком, но не стал им. Мог испытать множество неизведанных радостей и наслаждений, но не испытал, не изведал.
Потому что НЕ ЗАХОТЕЛ. А не захотел потому, что не видел смысла. Спрашивал: А ЗАЧЕМ?
А ДАЛЬШЕ? Ответа не было...
...сначала были дети Блажи, у них родились дети Лажи, потом явились дети Кражи, а кто же дальше?., страшно даже...
Иван Халявин. Рифмазм о российских поколениях
Тайна бытия человеческого не в том, чтобы жить,а в том, для чего жить.
Без твердого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле...
Ф. Достоевский
Сквозная нить нашей книги именно эта, друзья‑лентяи, вы ее можете заметить в каждой из глав.
Да, главный русский и всечеловеческий вопрос – не «что делать» и «кто виноват», а «зачем?»
(Делать, усердствовать, напрягаться, к чему‑то стремиться, добиваться, достигать, жить..)
Основание философской лени на том и покоится, что всеобщего и окончательного, ясного как дважды два четыре ответа на этот вечный вопрос не найдено.
А коли не найдено – это вопрос выбора отношения, вопрос веры. Давняя развилка между двумя великими мировоззренческими партиями человечества.
Для одних: если ответ не найден, это не значит, что его нет. Хорошо поискать – найдется. Смысл есть.
Для других: столько тысячелетий ищут и не нашли – значит, и нет его, смысла жизни, а если и есть – нам не постичь, лучше и не пытаться.
Философический Нехотяй – один из главных персонажей всемирной литературы, ее Гамлет и Чайльд Гарольд, Онегин и Печорин, Иван Карамазов... (Антипод – Фауст.) Капитальная фигура, целая между народная нация, представители есть во всех временах.
Исповедует философию, исходящую из одной стороны реальности, одной из постоянных ее черт.
Из тщеты.
Из фатальной лажи по имени жизнь, как выразился человек, о котором попробую вам кое‑что рассказать.
Костя Капелькин имел два прозвища: от фамилии – Капелька или Капля и от сущности – Киса.
Не самый типичный философический нехотяй, выделка на особицу; зато наблюдал я его на протяжении целой жизни и накопил существенные подробности.
Судьба сталкивала нас с непонятным упорством, оба с этим смирились и с некоего времени стали считать себя почти родственниками.
В детстве жили в одном доме в соседних коммуналках. Бегали друг к другу играть в мальчишечьи игры, от машинок до шахмат. Учились в одной школе в параллельных классах, потом в соседних институтах: я в медицинском, он рядом в химическом.
Работали после школы в соседних зданиях, так почему‑то выходило не раз и не два, мы сперва удивлялись потом смеялись, потом привыкли, даже и скучно стало, как все неизбежное.
Разъехаться по жилью тоже не удавалось: как ни переедешь, оказывается, и Капелькин тоже перебрался или скоро переберется если не в тот же дом. то на ту же улицу или недалече...
Кто его первым назвал Кисой, то ли во дворе, то ли в школе, не знаю, но попал в точку. Капелькин и сам к прозвищу этому относился как ко второму имени, нисколько не обижался. (А вот на «Капельку» сердился, шипел.) И вправду, ребенком очень похож был на задумчивого котенка. Тельце грациозное, гибкое, движения извилисто‑мягкие, иногда прыжково‑стремительные, куда‑то вбок, мордашка широкая и скуластенькая, суженная книзу, большие янтарные глаза, чуть раскосые...
Свойственна ему была и кошачья самодостаточность, загадочная независимость, дразнящая и магически влекущая всякого представителя щеняче‑собачьего типа, коим я был в ту пору и, кажется, остаюсь.
Мне всегда хотелось с ним поиграть, повозиться, похулиганить вместе, придумать что‑нибудь несусветное, не хотелось никогда расставаться...
Непостижимое притяжение, магнетизм. Я хотел с ним дружить, как и многие, а он не отталкивал, нет, но хуже: ему было все равно, и с тобой неплохо, и без тебя... Глядел своими янтарными глазами то ли печально, то ли иронически и слегка насмешливо, словно знал недоступную другим тайну мироустройства...
Я непрестанно любопытничал о его жизни, обо всем вокруг него; он относился к этому спокойно и вроде бы ничего не скрывал, но отвечал всегда с некоей неопределенностью. «У тебя папа есть?» – «М‑м‑может б‑быть.» – «А ты видел его?» – «Н‑н‑у наверно...» (Отец Кисы, я потом узнал, был расстрелян в ГУЛАГе. Одна важная деталь дальше.)
Он был левшой и немножко заикался, иногда даже множко, и мне это нравилось, я считал его заикание высшим шиком и пытался ему подражать.
Меня ни о чем никогда не спрашивал, но вдруг обнаруживал осведомленность, неизвестно откуда почерпнутую. «У тебя дедушка отравился... Твоего отца из партии исключали...»
Я столбенел, ничего не понимая. До сих пор ума не приложу, как семи‑восьмилеток Киса мог с такой точностью знать то, чего я сам в то время не знал, семейные тайны, которые от меня скрывали. Может быть, экстрасенсом был, тайным медиумом?,.
Жил в убогой, почти безмебельной комнатенке вдвоем с матерью, Эмилией Ильиничной, маленькой женщиной, похожей на мышь в той же мере, как Костик на котенка. Так их и звали соседи: Мыша‑Капелька, Киса‑Капелька. Мыша была тихим серым существом с отпечатком пришибленности во всем облике.
Говорила шелестящим шепотом. В сравнении с моей мамой казалась пожилой, хотя старше была всего на два года. Работала бухгалтером в какой‑то конторе.
Кто коммуналки знал, тот помнит их затхлый запах, коридорной дымкой висевший, то кислый, полублевотный, то сладковато‑прогорклый, мочеватый, если жили в квартире слабые старики...
Каждый обитатель сталинского рая частицы такого запаха нес на себе и в себе, каждый пах коммуналкой, но – в большей степени или меньшей.
Я замечал, что Мыша своей коммуналкой пахнет вовсю (запах нашей существенно отличался), Киса же, хотя был домоседом и подолгу ошивался на кухне, не пах ничуть, к нему не приставало – воистину он был из кошачьих, гениев самоочистки.
Так вот – добираемся до сути рассказа – отличался Киса Капелькин от нас, сверстников, именно тем, что ему было по‑настоящему все равно – если не все, то многое: пойти куда‑нибудь или нет; съесть вкусное или не съесть; какие отметки получать, во что играть и играть ли; выиграть или проиграть (хотя играл во все здорово); быть в компании или в одиночестве; дружить или не дружить; драться или не драться...
А драться тоже умел по кошачьи ловко и жестоко, если приходилось, когда нападали. Отнюдь не был флегматиком! – реакции быстрые, бывал остроумен, насмешлив и даже весел, но очень сдержанно.
Сдержанность была у него недетская; врожденная, либо сызмальства приобретенная, сказать трудно. Сдержанность не от слабости чувств или переизбытка, который приходилось придавливать, – нет, только от отношения, НАД‑отношения ко всему – все равно.
– Почему тебе все равно?! – спросил я его однажды с досадой после того, как он продул мне партию в шахматы, зевнув ладью в обоюдоострой позиции. Я предложил ему взять ход назад, в наших матчах это практиковалось.‑ «Переходи, проиграешь», а он хмыкнул: «Хм... м‑мне все равно».
– Почему – все равно?.. Почему?!
– П‑п‑потомушто п‑п‑правда – вс‑с‑се‑се‑се‑равно. Ты этого не п‑понимаешь, – сказал он тихо.
– Да как все равно?! Тебе что, вообще все равно? И как жить все равно?.. Помрешь – все равно?
– Хм‑м‑м... н‑ну да. – Он сдержанно ухмыльнулся. – Паа‑памрешь – все са‑аавсссем уже все равно. А помрешь обязательно. Все равно.
Последние две фразы произнес без заикания, твердо, холодно, как‑то жутко по‑взрослому.
– Ни фига не помру! – орал я, не помня себя от злости и чуть не плача. – Не все равно! Ни фига! Сам ты помрешь, а я не помру!..
Киса смотрел на меня чуточку брезгливо, с тонкой полуулыбкой. Он был бесконечно взрослее меня, я это уже понимал, но не принимал, не мог я принять эту тупиковую взрослость.
Учился в школе Капелькин легко, безусильно: способности были хорошие, серьезные книги читать любил; но по отметкам оставался в серых середнячках, где‑то между троечниками. Мыша расстраивалась, ей хотелось, чтобы ее умненький сын сделал научную карьеру; к десятому классу Киса как будто внял ей, аттестат получил бестроечный и поступил в институт учиться на химика. (Я тоже туда было собрался, но передумал.)
В студенчестве быстро завял: после второго курса ушел в академотпуск, то есть, по‑школьному, остался на второй год.
– Болеешь? – спросил я, встретив его.
– Здоров, – сухо ответил он.
– А‑а, загулял...
Самая частая причина студенческих академотпусков – лень, и не просто лень, а Лень Студенческая Разгульная Симулянтская, какая‑нибудь болезнь под нее обычно подстраивается.
Но Киса и лень отрицал.
– Не загулял. П‑просто неинтересно стало. Окончив школу, он перестал заикаться, но, встречаясь со мной, немножко опять начинал.
– Тоска взяла, да?
– Не‑е‑е тоскую. Наоборот.
В подтверждение ухмыльнулся.
Депресняка, стало быть, второй по значению причины отчислений и академотпусков студентов, у пациента Капелькина не выявилось.
Но тогда я еще слабо знаком был с психиатрией...
– А что делаешь, чем занимаешься?
– Не делаю ничего. Свободен.
– Химия, значит, не пошла?
– А куда ей идти? (Полуулыбка).
– Неинтересный предмет?
– Интересных предметов нет.
Он был прав, но можно было сказать и так: нет интересных или неинтересных предметов, есть люди интересующиеся или нет.
– А в медицину пошел бы?
– К‑какая разница, чем заниматься... Или не заниматься. (Взгляд почти тот же, янтарно‑детский..,)
– Опять все равно?.. Ну давай тогда к нам в мед переходи. Трупы порежешь, веселей будет...
– Лишние т‑трепыхания.
Одно из ходовых его выражений. Он уже не был похож на котенка. Стройный, спортивного вида молодой шатен, смазливый, с мягко‑упругими точными движениями, пожалуй, единственным, что осталось от кошачести. Лицо вытянулось, янтарные глаза припрятались под загустевшими бровями; детско‑недетская смесь иронии и печали ушла в подспуд.
Теперь он выглядел уверенным и высокомерно‑разочарованным, изведавшим уже не тайную скорбь мира сего, а явную его мерзость. Под Онегина или Печорина, что ли, косит, – подумалось смутно. Спросить, как насчет дел амурных?..
– Чё делаешь вечерами?
– Книжки читаю.
– Какие?
– Тебе знать надо?.. Ну Чехов... Куприн... Хайам... Оскар Уайльд...
– Хайама я тоже люблю. А Уайльда ‑ нет.
– Дорастешь.
– Сомневаюсь, с извращенцами у меня нелады. А ты до траха дорос или все еще дрочишь?
В самолюбивом возрасте Киса начал меня слегка доставать своими холодноватыми подколками и пристройками сверху: все‑то он постиг уже, все изведал теоретически, а ты дорастай изволь...
К выпускному вечеру Капелькин оставался еще девственником, как, впрочем, довольно многие школьники во времена раздельного обучения. Грубое бесцеремонное любопытство по этой части у нас, сексуально озабоченных юнцов, было в ходу, но Киса не разделял его, к сальностям относился с брезгливым презрением, не матерился. Он был естественно целомудрен, что, впрочем, не мешало ему заниматься подростковым онанизмом, я его однажды нечаянно за этим делом застал, он дико смутился...
А теперь вдруг спокойно ответил:
– Женюсь.
Вот это да. Тихой сапой сразу в женатики?!.. Я ведь еще даже ни разу не видел его с девчонкой.
– Ты что, серьезно?.. Не врешь?
– Ребенок скоро родится.
– А‑а...
Я опешил – не знал, что еще спросить.
Ранний студенческий брак с однокурсницей. Родилась дочка. Пожили у тещи с тестем, через полгода Киса ушел обратно к Мыше.
Так вышло, что в день оформления его развода в свой первый брак, тоже студенческий, вступил я. С тем же исходом, но продержался подольше. Институт он едва дотянул: брал еще академки, я помогал ему добывать какие‑то справки... С дипломом инженера‑химика пошел работать в шарашку «Лакокраспокрытие».
– Ну и что вы там чем покрываете? – полюбопытствовал я, уже почти зная ответ.
– В основном матом друг друга и все вместе начальника, когда eе о нет. Почти всегда его нет.
– Это хорошо. А спирт химикам для промывки оптических осей полагается?
– Полагается. Начальству. Народ бормотухой обходится. Мне так вообще без надобности.
Историческая справка: бормотухой назывался самый дешевый портвейн брежневских времен, а также некоторые виды лака и клея, употреблявшиеся вовнутрь.
Киса понемножку пил только пиво.
Мы по‑прежнему не особо дружили, в гости друг друга не приглашали, но продолжали регулярно сталкиваться нос к носу по пути на работу и домой, иногда захаживали вместе магазины, в кафешки, за пивом болтали довольно откровенно...
Привычное постоянство незаметно делается необходимостью, и, когда Киса месяца на полтора вдруг исчез, я почувствовал себя сперва неуютно, потом тоскливо. Решился зайти без приглашения.
Жили они с Мышей в то время на Преображенке, неподалеку от меня, в однокомнатной квартирке.
Зашел и увидел его, сгорбленного и почернелого, на неприбранной кровати, посреди жуткого бардака.
– Что... Что?..
– Мама умерла.
Когда вам сообщают такое, как быть в этот миг?..
Я этого никогда не знал и сейчас не знаю. Наверное, и не надо знать. По общему мнению, что‑то полагается вроде почувствовать и сказать...
Или хотя бы только сказать.
Я стоял, тупо глядя Капелькину в лицо, оно расплывалось у меня перед глазами. Услышал, как кто‑то вместо меня выдавливает ненужные слова.
– Мыта... Эмилия Ильинична... Хорошая у тебя мама‑Жалко... Ну ты держись... Ничего... Это ведь когда‑нибудь все равно...
Киса вдруг посмотрел на меня как тогда,по‑котеночьи, и заикаясь, заговорил.
– Т‑ты з‑знаешь, у м‑м‑еня была с‑с‑сестра Соня С‑с‑старшая . Х‑х‑хорошая была... П‑п‑петь умела... Глаза т‑т‑тоже з‑з‑зеленые... Умерла в день, к‑к‑когда я родился, в т‑т‑тот с‑с‑самый день и ч‑ч‑час... И в т‑т‑тот же с‑с‑самый день п‑п‑папу... Рассст‑т‑треляли... Я ни его, ни с‑с‑сестры никогда не видел. М‑м‑мне мама это т‑т‑только в п‑предпоследний день рассказала. У н‑нее рак был...
– Кис, слушай... Ты один тут не сиди безвылазно. Я тоже сейчас один... Хочешь, у меня поживи.
– Зачем.
– Ну... Отвлечешься.
– Ну, отвлекусь. А дальше?
– А дальше... Наладим жизнь... Понемногу...
Он вобрал голову в плечи и выдохнул воздух, выдохнул куда‑то в себя... еще и еще... Я не сразу понял, что это плач: бесслезные и почти беззвучные сухие рыдания. Вспомнил, что с самого детства ни разу не видел его плачущим, да и Мыша как‑то сказала: мой Костик не плачет, он не умеет плакать.
И вот...
Приглашением он не воспользовался, но не возразил против моих каждодневных вечерних визитов с парой‑тройкой бутылок пива.
Месяца четыре мы плотно общались. За сеансами пивотерапии, как водится на Руси и во всем прочем мире, каждый старался обратить другого в свое миропонимание и тем поддержать себя.
– Почему ты всегда как подмороженный, а? – раскачивал я его. – Как из холодильника вынутый.
– А ты всегда почему пузыришься, все время дымишься?.. Будто на сковородке, – подкалывал он в ответ. – Тебя кто поджаривает?
– Жизнь поджаривает. Жизнь – огонь, жар, горение, понимаешь? Жизнь и должна быть огнем...
– Да иди ты – должна. Не должна. Не люблю жару, от нее мозги плавятся.
– Зачем тебе они, мозги твои драгоценные, ты ведь ими не пользуешься. Студень у тебя, а не мозги.
– А у тебя яичница‑глазунья, фыр‑фыр и пшик.
– Не яичница, а самовар, если уж на то пошло. Есть в жизни чайники, есть кофейники и есть самовары, понял? Я самовар и этим горжусь.
– А куда поедешь, самовар, когда угли кончатся?
– Не хотел бы я приехать туда, куда приедешь ты со своим пессимизмом...
– Да не пессимист я вовсе. Просто смотрю открытыми глазами. Жизнью вполне доволен такой, какая есть.
Будет другая жизнь – другой буду доволен. Не люблю только лишние трепыхания, лишние вмешательства в жизнь. Вижу и знаю: все это зря, все напрасно будет. Судьба все равно обманет, рано или поздно предаст, подведет, иначе она не может. Фатальная лажа – так жизнь устроена, так все происходит. Надеешься на одно – будет другое.
– Ну, удивил, обломок Обломова. Не пойму, кто ты: жертва системы или продукт развития собственного характера. Простенький у тебя подход: ничего не делай – не ошибешься, не надейся – не разочаруешься, ни во что не верь – ни во что не вляпаешься. А по мне, лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что не сделал, лучше искать Индию и найти Америку.
– На фиг мне эти Америки. И на фиг они тебе. Да, я человек ограниченный. И ты ограниченный. Каждый по‑своему ограничен. А жизнь наших ограниченностей не уважает. Она их сжирает.
– Жизнь понять можно. А понятое – изменить.
– Не поймешь, не обольщайся, твоей маленькой ограниченной жизни на это не хватит. Ленин был не глупее тебя и хотел хорошего, хотел жизнь к лучшему изменить А что натворил, и какую подлянку ему жизнь устроила под конец и какую лажу потом... Как и нас наказала за весь бред этот...
– Но он же...
– Сталин, подлец, все переиначил?.. А почему? Потому что Маркс и Ленин все для подлецов подготовили, палачей вооружили. Были самоуверенны, не ведали, что творят. Благими намерениями дорога куда вымощена?.. То‑то и оно. Помнишь свой сон про шахматы?
– Белые начинают и проигрывают, черные выигрывают и исчезают, на доске остаются серые?..
– Это вот и есть жизнь. Фатальная лажа. Абсурд.
– Белые когда‑нибудь выиграют обязательно. Белые на своих ошибках учатся, – упорствовал я.
– А черные на победах белых, – иронизировал он.
– Так ты хочешь быть сереньким?..
Споры наши дополнялись обычно шахматными баталиями и заканчивались далеко заполночь с общим результатом, близким к ничейному.
Трудно с ним было: я знал, что он прав, его доводы были верны, в них содержалась правда и ничего кроме.
Вот именно – ничего кроме. А ничего кроме правды, считал я и сейчас думаю так же, – еще не вся правда.
Лишь половина. Или чуть больше. Или чуть меньше Вот бы узнать, на чьей стороне это «чуть» – контрольный пакет акций Истины – куда клонятся весы Бытия.
Знать не можешь – выбирай веру, рискуй обмануться. Или оставь вопрос просто вопросом...
Капелькин жил один еще несколько лет, потом женился на женщине с ребенком и вскоре опять развелся. В «Лакокраспокрытии» служил, пока шарашку не разнесла в пух и прах Фатальная Лажа в образе перестройки.
Обычная череда выживательных судорог честного человека с ненужным дипломом. С бывшим сослуживцем пытались торговать химприборами, потом канцтоварами, потом сослуживец Кису подставил, кинул и наварил бабок, затем был убит. Киса пошел охранником в частную школу, а когда школа лопнула, устроился сторожем в окрестный продуктовый магазинишко.
В последнюю нашу встречу я его не сразу узнал. Оплывший, седой, с выцветшими глазами. Движения угловато‑деревянные, замедленные. Лицо без признаков мимики. Постинсультный паркинсонизм?..
Под руку его поддерживала сравнительно молодая женщина небольшого роста – бог мой, Мыша! – ожгло узнаванием в самый первый миг, – ну и сходство...
Дочка или внучка?.. Для внучки чересчур взрослая...
Оказалось, жена. Приезжая, из Удмуртии, уборщица в магазинчике, который приютил Капелькина. Зовут Соня. Тоже совпадение...
– Почти семейное у вас предприятие, – неловко попытался пошутить я, тут же понял, что глупо, но Соня с готовностью осклабилась, обнажив неожиданно крупные желтые зубы.
Киса же, словно не услышав и глядя куда‑то вбок вялым, сиплым, одышливым голоском произнес:
– Ну что... Видишь, куда оно... Все... А ты – Америка, Индия... Пиво... Сплошное... Пиво... Я больше пива не пью... Таблетки...
– Денег нет на таблетки, какие надо, – вставилась Соня прокуренным женским баском. (Волшебное сходство с Мышей этим совсем развеялось. Грубая подмена, фатальная...) – Дорогие жуть. Таблетки от Паркинсона не подскажете подешевле?
Ну вот, Киса, подумал я, ты почти доехал, следующая остановка конечная.
Соню я и сейчас встречаю, она живет с другим мужем в квартире Капелькина. А ему уже все равно. Впрочем, кто знает...
Прощаясь с Кисой этими строками, я продолжаю с ним внутренне говорить, спорить, а это было бы невозможно без веры или хоть самого малого допущения, что он какой‑то своей бестелесной сущностью – ее и назы вают душой – живет еще здесь, и не только во мне..
Нет, не хотел бы я, чтобы картинка этой тихо закатившейся судьбы воспринялась с однотонной грустью, она содержит и скрытые искры надежды.
Поговорим же о жизни рассветной, восходящей к расцвету, о лени юной и многообещающей...
Глава 10. ДЕТСКАЯ ЛЕНЬ
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 210; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!