Образ автора и героя в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин»



 

«Евгений Онегин», пожалуй, самое трудное для понимания произведение русской литературы. Про него не скажешь словами А. Т. Твардовского: «Вот стихи, а все понятно, все на русском языке». Язык этого романа (в широком смысле, не только лингвистически) очень труден для современного читателя.

Не понимали этот язык и современники поэта. Однако они верно уловили, что художественный нерв «Евгения Онегина», средоточие творческих задач, поставленных Пушкиным, связаны с формой повествования или формой авторского присутствия в тексте.

Образ автора, его соотношение с образом главного героя в «Евгении Онегине» – проблема очень сложная, многогранная, и сам Пушкин уделял ей особое внимание.

«Всегда я рад заметить разность между Онегиным и мной», – специально подчеркивал он, настаивая, что в личностных чертах героя не следует искать портрета автора.

В первой главе автор рассказывает о своем герое, а также организует читательское восприятие, оценку его образа. Но уже на протяжении первой главы можно заметить, как меняется авторское отношение к герою.

Первоначально оно глубоко иронично: автор с иронией описывает привычки Онегина, его времяпровождение. Даже право Онегина на истинную, вызванную объективными причинами разочарованность подвергается сомнению: его хандра представляется как модная причуда.

Перемена в отношении Пушкина к своему герою связана с кризисом декабристов и неверием в возможности скорых прогрессивных преобразований в России.

Тогда Онегин оценивается уже автором как своеобразный герой времени. Теперь он наделен «неподражательной странностью», ему дан «резкий, охлажденный ум», в нем отмечена «мечтам невольная преданность». Теперь Онегин по масштабам личности приближен к автору.

Но разница между Онегиным и автором, несмотря на их кажущуюся приближенность, все же остается до конца романа.

Эта разница заключается в разном их отношении в жизни. Если Онегин только томится и скучает, весь уходит в себя, становится «эгоистом поневоле» или, говоря словами В. Г. Белинского, «страдающим эгоистом», то автор весь открыт многообразным жизненным впечатлениям, он наслаждается «теснотой и блеском, и радостью» бала, на котором Онегин скучает; он захвачен высоким искусством балета, куда Онегин приезжает обычно только к концу; он любит прекрасную русскую природу и упивается «вольной праздностью» деревенской жизни, Онегин же всего три дня любовался природой, затем и она ему наскучила.

Автору свойственны непосредственность чувств и жар душевный, который отсутствуют у Онегина и которых так ему не хватает. Испытующему взгляду автора глубина и неповторимая поэзия открываются повсюду:

 

Люблю песчаный косогор,

Перед избушкой две рябины,

Калитку, сломанный забор…

Теперь мила мне балалайка

Да пьяный топот трепака

Перед дорогой кабака…

 

Автор обрел цель жизни в творчестве. Оно помогает ему в любых ситуациях, делает его жизнь полной и разнообразной.

Характерно, что в последней главе романа герой меняется, он вырывается из своего состояния хандры и разочарованности, и причиной этому является любовь, которая, пусть даже безнадежная, духовно воскрешает его. Вспомним, что для самого Пушкина любовь по своей значимости стоит рядом с вдохновением: «…и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь». Любовь – это основа всего, она способна творить чудеса. И в конце романа Онегин опять как бы сближается с Пушкиным в этом новом своем понимании любви.

Таким образом, образ автора и героя в романе «Евгений Онегин» очень сложно переплетаются, взаимодействуют, но никогда нельзя в лице Онегина видеть самого Пушкина, разноличие между ними всегда остается.

 

Темы лирически отступлений в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

 

«Евгений Онегин» – это роман, но в то же время это лирическое произведение, в котором автор постоянно проявляет себя. Наиболее ярко присутствует автор в лирических отступлениях, которые разбросаны по тексту романа. Они могут быть не связаны с ходом действия, но чаще всего возникают по ходу повествования, по тому или иному поводу.

Одно из наиболее моих любимых лирических отступлений – это отступление о театре. Онегин, разочарованный во всем, приезжает на балет уже к его концу, потому что его не интересует искусство, он глубоко равнодушен и к неподражаемой, «блистательной» Истоминой, и к великолепным постановкам Дидло:

 

С мужчинами со всех сторон

Раскланялся, потом на сцену

В большом рассеянье взглянул,

Отворотился – и зевнул.

И молвил: «Всех пора на смену;

Балеты долго я терпел,

Но и Дидло мне надоел».

 

Для Пушкина же театр – «волшебный край». В лирическом отступлении, исполненном огромного воодушевления и высокого вдохновения, автор вспоминает о театральных увлечениях своей молодости, дает краткие, но меткие характеристики выдающимся драматургам и актерам. Тут и Фонвизин – «сатиры смелый властелин», «друг свободы», и «переимчивый Княжнин», и «снискавший слезы, рукоплесканья» В. А. Озеров, и П. А. Катенин, «воскресивший» на русской сцене «Корнеля гений величавый», и «колкий Шаховской», и замечательная русская актриса Е. С. Семенова, делившая с Озеровым успех его трагедий, и увенчанный славой балетмейстер Карл Дидло.

Авторское неприятие равнодушия Онегина к искусству очевидно. Лирическое отступление во многом усугубляет и наше понимание недопустимой «глухоты» героя к Прекрасному. Здесь нет прямой оценки этого явления, но зато есть необычайный по богатству мир театра. Показ его таинственного могущества позволяет читателю ощутить эстетическую эмоциональную ущербность Онегина и одновременно величие русской театральной культуры, ее подлинных ценителей, каким был сам Пушкин.

Сердце Онегина остыло, оно не принимает любви Татьяны, потому что представляет себе любовь лишь как потребность играть, соблазнять. По этому поводу и появляется прекрасное лирическое отступление.

Две стихии любви, два понимания ее – авторское и онегинское – отчетливо проступают в знаменитом лирическом отступлении о «ножках», поначалу игривом и ироническом, постепенно переходящем в другую тональность – к высокой патетике и взволнованному лиризму:

 

Дианы грудь, ланиты Флоры

Прелестны, милые друзья!

Однако ножка Терпсихоры

Прелестней чем‑то для меня…

 

Самый подбор этих образов, весь комплекс определений, даже предметно‑изобразительный фон («длинная скатерть столов», камин, «зеркальный паркет зал») говорят о бездумно легком отношении к женщине, об имитации и искусственности переживаний главного героя.

И вдруг неудержимым потоком хлынула поэзия, заговорила подлинная страсть, зазвучал голос горячего сердца:

 

Я помню море пред грозою:

Как я завидовал волнам,

Бегущим шумной чередою

С любовью лечь к ее ногам!

Как я желал тогда с волнами

Коснуться милых ног устами!

Нет, никогда средь пылких дней

Кипящей младости моей

Я не желал с таким мученьем

Лобзать уста младых Армид,

Иль розы пламенных ланит,

Иль перси, полные томленьем;

Нет, никогда порыв страстей

Так не терзал души моей!

 

Как писал один из исследователей романа Г. А. Гуковский, в этом лирическом отступлении «торжествует» тема поэта, неожиданно ворвавшаяся в мир паркетных зал и паркетных чувств…» «Атмосфера зала исчезла. На ее месте – романтически грандиозная картина природы, бурного моря, связанная с темой бури страсти. И лексический колорит, и семантика строфы осуществляют единый замысел ее: здесь уже не “ножки”, а просто и прямо сказанное: “с любовью лечь к ее ногам”, “коснуться милых ног устами”».

Эти два лирических отступления, конечно, не являются единственными в романе «Евгений Онегин», но, на мой взгляд, являются очень яркими, выразительными, показывающими мастерство Пушкина‑поэта, Пушкина‑художника.

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 437; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!