Без труда не вытащишь и рыбку из пруда 2 страница
Друзья еще некоторое время изучали десяток страниц, скопированных Оксой. Юная шпионка была слегка разочарована тем, что по большей части это были документы, не представлявшие никакого интереса. Имелся только один более-менее личный элемент: заявление о приеме на работу, в которой бывший ученый демонстрировал прекрасный почерк, излагая причины своего желания получить место преподавателя.
— Ты только послушай: он пожелал преподавать в Св. Проксиме «по причинам личного характера»! Личного характера, Гюс! Да еще уточнил, что, в частности, хочет «обрести удовлетворение от обучения молодого поколения»! Нет, ну не перебор, а? — взорвалась Окса.
— Слегка перебор, — нахмурившись, согласился Гюс.
— Слегка подозрительно, хочешь сказать! — не унималась Окса.
Гюс взял письмо и внимательно прочитал. Подозрения Оксы были не лишены основания, ничего не скажешь. Мальчик положил письмо и растянулся на кровати, глядя на подружку, сидевшую по-турецки и продолжавшую изучать ксерокопии, добытые ею с таким риском.
Удивительная девочка… Такая сильная, такая целеустремленная! Гюс знал, насколько у нее сейчас трудный жизненный период, и его охватило острое чувство восхищения и беспокойства. Главное, чтобы Окса не сломалась…
Окса же ликовала. Может, она узнала не так много, как хотелось, но ей было приятно осознавать, что им удалось провернуть такое серьезное дело. Проникнуть в кабинет Бонтанпи и утащить досье МакГроу! Заглянуть в его бумажник так, что он и не заметил! Профессиональная работа, стоившая ей, однако, пары неприятных моментов и холодного пота, особенно во время поразительно дерзкого спуска со второго этажа…
|
|
|
— А ты рассмотрела, что было у него в бумажнике? Что-нибудь интересное? — поинтересовался Гюс, по-прежнему лежа и глядя на подругу.
— Нет, — ответила Окса, не поднимая головы. — Ничего особо важного. Все, что обычно носят в бумажнике: кредитка, водительские права, чеки, номера телефонов на бумажках. Ничего такого, как видишь. А еще я увидела карточку, на которой была написана странная фраза: «Если ты думаешь, что сильнее меня, тебе придется это доказать».
— Да, странно…
Друзья некоторое время молчали. Гюс кивал головой, размышляя над словами Оксы, она же постепенно отходила от жуткого напряжения, из-за которого на протяжении всего этого весьма насыщенного дня все ее внутренности сжимались и корчились. Окса и представить себе не могла, что способна на подобные вещи! Мечтать и воображать — это да! Без проблем!
Девочка одновременно радовалась и страшилась содеянного, понимая, что пошла на жуткий риск ради ничтожных результатов, размышляя, какие могут быть последствия, если Бонтанпи и МакГроу что-то заподозрят. Нет, лучше об этом не думать, если она не хочет и впрямь сойти с ума от паники. Потому что, как всегда, Окса больше пугалась потом , а не в процессе… И это могло стать проблемой…
|
|
|
— Во всяком случае, это был мастерский ход, старушка! — нарушил молчание Гюс.
— Если честно, я так перетрухнула… — призналась Окса, отметая комплимент.
— Согласен, вломиться в кабинет директора и скопировать досье препода — не самое благородное занятие. Но ведь обстоятельства-то исключительные! С МакГроу дело нечисто, и теперь этому есть подтверждения. Ты ничего плохого не сделала, всего лишь сняла ксерокопию досье и заглянула в его бумажник, это ерунда! Ты же ничего не украла!
— Э-э-э… — промычала Окса, с несчастным видом глядя на свои обгрызенные ногти.
— Погоди-ка… Только не говори, что ты все-таки что-то свистнула из его бумажника! — Гюс резко сел.
— Вот это… — пробормотала Окса, доставая из кармана сложенную в восемь раз бумажку с обтрепанными краями.
— Быть того не может… — простонал Гюс, проводя ладонью по лицу. Эта девчонка спятила! — Что там, в этой бумажке? — продолжил он. Любопытство оказалось сильнее тревоги.
|
|
|
Окса осторожно развернула листок, расправила его рукой, и они вдвоем склонившись над ним, увидели следующее:
Г. Л. 19.04.54. Кагошима (Яп.). 10.67+08.68
Г. Ф. 09.06.60. Лондон (Англ.). 09.73+05.74+01.75
Ж. К. 12.12.64. Пльзень (Чех.) 04.77+02.78
Г. К. 01.12.67. Мянтяя (Фин.) 11.79+10.80
А. П. 07.05.79 Мюрдальсйёкудль (Мел.) 01.91+06.92
С. В. 16.03.88 Хьюстон (США) 12.99+05.01+10.01
3. Е. 29.04.96 Амстердам (Нид.) 07.08
О. П. 29.09.96 Париж (Фр.) 05.09
Друзья озадаченно переглянулись, затем снова уставились на загадочный документ, пытаясь понять, что означают все эти цифры.
— Похоже на список, — заметил Гюс. — С инициалами и датами.
Он еще раз внимательно посмотрел на листок. И внезапно воскликнул:
— О! Занятно! Тут дата рождения моей мамы! А рядом город, где она родилась.
Удивленная Окса, прищурившись, уставилась на строчку, на которую Гюс указывал пальцем.
— Вот! Гляди! «Ж. К. 12.12.64. Пльзень (Чех.) 04.77+02.78».
— А как девичья фамилия твоей мамы? — поинтересовалась Окса, все больше и больше заинтригованная.
— Калло, — сказал Гюс. Лицо его внезапно будто опрокинулось. — До того, как она вышла за папу, ее звали Жанна Калло, и она родилась 12 декабря 1964 года в Пльзене, в Чехословакии… Как имя моей мамы оказалось в списке, составленным МакГроу?
— А главное, почему? — выдохнула Окса.
|
|
|
Друзья молча обменялись долгим взглядом, в котором читались удивление и беспокойство.
— Смотри! — указал Гюс на последнюю строчку. «О. П. 29.09.96 Париж (Фр.) 05.09». Это ты…
И застонал, увидев, как кровь отхлынула от лица Оксы.
— А вот тут ты попал прямо в точку, — потрясенно прошептала девочка.
— Если цифры — это даты, то в твоем случае это соответствует маю 2009 года…
— И это значит, МакГроу в это время уже обо мне знал. Он пришел в Святой Проксим ради меня, я была права!
— Боюсь, что так… — пробормотал Гюс.
Окса вздрогнула. Она чувствовала определенное удовлетворение от того, что выдвинутое ею предположение нашло свое подтверждение. Но от столкновения с реальностью по ее спине пробежали мурашки. Голова у Оксы закружилась, дыхание перехватило, девочка тоже растянулась на кровати и уставилась в потолок.
Семейные истории
Окса не видела ни мамы, ни бабушки вот уже две недели. Мари Поллок по-прежнему скрывалась у сестры, а Драгомира отбыла выздоравливать к Абакуму, на природу. Так что в доме на Бигтоу-сквер, внезапно ставшем очень большим, остались только Окса и ее отец.
Сложившаяся ситуация вынудила Павла изменить свой распорядок дня, и он стал реже бывать в ресторане: семья важнее карьеры. Отец вставал раньше Оксы и готовил им роскошный завтрак. А когда девочка возвращалась из колледжа, он уже был Дома, внимательный и предупредительный. Вечера они проводили вдвоем.
Хотя стоял конец лета, Павел зажигал камин, и они проводили время вместе до самого отхода ко сну. Отец снова с удовольствием погрузился в повседневные заботы о дочери, с интересом следя за выполнением ею домашних заданий. Окса же решила вплотную заняться учебой. Это был способ доказать родителям, что, несмотря на совершенные ею ошибки, они могут ею гордиться. К тому же ее усилия по умению концентрироваться начали приносить свои плоды: первые оценки были отличными, и Окса купалась в заслуженных лучах славы.
— Острый, как бритва, ум, в сочетании со здоровым и тренированным телом, ты — идеальная ниндзя! — воскликнул Гюс, крепко хлопнув подругу по плечу.
— Острый ум, это сильно сказано! — хмыкнула Окса. — Знаешь же, как я умею вляпываться!
Естественно, она имела в виду свои новые возможности. Как и предсказывал отец, эти способности запросто могли привлечь к ней внимание, а это совсем не здорово, как Окса уже выяснила. Однако несколько раз она все же не удержалась, в частности, в отношении девицы, которая, на ее взгляд, слишком уж сблизилась с Гюсом.
«Слишком красива, чтобы быть порядочной», — мысленно фыркнула Окса.
Когда девочка снова застукала своего друга за разговором с этой интриганкой, то не удержалась, и на расстоянии оторвала ей пуговицу блузки. Бедолаге пришлось быстренько сбежать, чтобы укрыться от нескромных взглядов, а Гюс, взглянув на Оксу, изумленно вскинул бровь.
— Зачем ты это сделала? Ты чудовище!
— Она меня бесит, эта девица! Вечно отирается…
— Отирается? Окса, только не говори, что из-за этого! Полный финиш! А если мне нравится, что она отирается возле меня?
Эти слова, в сочетании с событиями последних дней, заставили Оксу крепко призадуматься.
Вечером, угнездившись на диване перед потрескивающим камином, она поговорила с отцом так, как никогда не могла говорить прежде, и такая доверительность была ей в новинку. Кое-какие секреты девочка, впрочем, придержала, в частности, тревожившее ее «досье МакГроу», как она теперь его называла.
Окса как-то попыталась рассказать отцу о своем псевдоучителе и том, как он изводит учеников. Павел, даже не вникая в подробности, улыбнулся и ответил, что еще ни разу не встречал человека, которому бы хотя бы раз за школьные годы не попался странный или противный учитель. Он не видел никакой трагедии в ее восприятии МакГроу и порекомендовал дочери сопротивляться, оставаясь сильной в этой неприятной ситуации.
— Неприятной, неприятной… тебе бы так! — пробубнила Окса, сохраняя внутреннюю убежденность, что МакГроу не тот, за кого себя выдает.
Отец настоял, чтобы она рассказала ему о своих экспериментах в области магии и продемонстрировала то, что уже умеет. Весьма впечатленный, Павел поглядел на дочь с серьезным восхищением и снова предупредил о необходимости соблюдать осторожность. И хотя это было не так уж приятно слышать, Окса понимала, что отец чертовски прав.
— Ты очень талантливая, Окса. Но, пожалуйста, будь осторожна. Я сам всегда старался избегать этим пользоваться. Нет, желание-то у меня возникает, а как же, но я слишком опасаюсь, что кто-то начнет задавать вопросы.
— Сдерживаешься, да?
— Да нет, не сдерживаюсь! Но ни за что не хочу, чтобы это вышло наружу. Это вопрос инстинкта и самозащиты. Но ты не совсем такая, как я. Это одновременно и лучше, и хуже, потому что ты — Лучезарная!
Павел грустно взглянул на дочь. Усталая улыбка еще больше состарила его лицо.
— Папа? А ты открыл в себе эти способности еще в России? Ты ведь там родился, да?
— Да. Тогда это был еще Советский Союз. Точнее, я родился в Сибири. Когда твоя бабушка, Леомидо и Абакум бежали из Эдефии, то оказались в местности, ни капли не похожей на то, что им доводилось видеть прежде. Сибирь стала настоящим кошмаром для Внутренников. Мгновенно перенестись из теплого, солнечного, плодородного края в холодную и недружелюбную Сибирь — контраст, скажу я тебе, чудовищный. Твоя бабушка была в ужасе. Только представь: она счастливо жила с родителями в краю, полном гармонии и изобилия, и вдруг в считанные часы все перевернулось: хаос, бегство, одиночество. И Сибирь. Ты ведь наверняка слышала о Сибири, детка?
— Да, это место в России, куда ссылали противников политических режимов?
Павел весело и изумленно глянул на нее.
— Это не первое, что пришло бы мне в голову… Но я иначе смотрю на вещи, Сибирь — моя родина. Однако ты не ошибаешься. Она стала местом ссылки совсем не случайно. Там на протяжении сотен километров можно не встретить ни единой живой души, разве что животных и духов природы. Это настоящее царство природы, великолепное и жестокое, там природа правит всем — и жизнью, и смертью. Абакум, юная Драгомира и Леомидо бродили много дней, трясясь от холода. В Эдефии температура никогда не опускалась ниже плюс двадцати градусов, снега отродясь не водилось, так что представляешь, каково было их потрясение! Абакум кормил их корешками, ягодами и рыбой, выловленной в реке. Благодаря Огнедую — магии огня — они могли согреваться. А это главное, если хочешь выжить в тех местах.
Через несколько дней странствий они повстречали удивительного человека, могущественного шамана по фамилии Мечков, жившего в маленькой изолированной деревушке на опушке леса. Быстро надвигалась зима. Шаман дал кров всем троим на долгие зимние месяцы, чтобы потом проводить их до большого города, когда потеплеет.
Они с Абакумом быстро нашли общий язык и стали чуть ли не братьями. Они были очень похожи. Оба умели слышать и понимать природу, общаться с ней. Это от них Драгомира узнала о силе растений. Она была очень способной ученицей. Когда наступила весна, только Леомидо захотел уйти. Он пересек Европу и добрался до Великобритании, где и стал тем знаменитым дирижером, которого ты знаешь. А через двенадцать лет родился я, в той самой сибирской деревушке.
— Значит… твой отец — шаман Мечков?
Павел тихонько рассмеялся.
— Нет, ему тогда было больше ста лет! Мой отец — его внук. Жизнь в Сибири была тяжелой, но мы были счастливы вместе, пока мне не исполнилось восемь. Тогда все рухнуло. Моего отца убили спецслужбы, кроме того, политическая обстановка стала такой сложной, что нам пришлось стремительно покинуть нашу деревушку. Абакум поехал с нами, он ведь поклялся Малоране защищать Драгомиру. И хотя она давно стала взрослой женщиной и матерью, он все равно держал слово. Нам было очень сложно выехать из СССР, шла холодная война… Сбежать за границу можно было лишь с риском для жизни… Твоя бабушка с Абакумом тогда изрядно попользовались своими умениями, нам это очень помогло. Но мне кажется, без Леомидо у нас ничего бы не вышло. Тогда он со своим оркестром был в мировом турне и во время его гастролей в Санкт-Петербурге — тогда этот город назывался Ленинград — нам удалось тайно покинуть Россию.
— А каким образом? — рассказ отца захватил Оксу.
— Представь себе, он выдал нас за своих музыкантов. Это было ужасно рискованно, он мог все потерять. Даже жизнь. Труднее всего было найти выход со мной. Ну как можно было объяснить присутствие в оркестре восьмилетнего ребенка? А очень просто: всего лишь пожертвовав виолончелью и спрятав меня в ее футляре! Перед вылетом за границу спецслужбы внимательно осматривали футляры контрабасов, в которых можно спрятать взрослого человека, но, к счастью, футлярам от виолончели они уделяли куда меньше внимания. Должен тебе сказать, благодаря Леомидо мы легко отделались. Он стал весьма хорошо вписавшимся в реальную жизнь Беглецом…
— Но и вы тоже! — заметила Окса.
— Да, мы тоже. Хотя поначалу мы жили в весьма своеобразном окружении. Первые восемь лет жизни вокруг меня были только такие люди, как твоя бабушка и Абакум, которые никогда не скрывали своего могущества, так же как мой отец, дед и прадед, бывшие очень сильными шаманами… Прибавь к этому относительно изолированное существование в далекой сибирской деревушке, и ты поймешь, какое у меня было представление о мире!
Для меня родная деревня была всем, это была чудесная жизнь! Хотел бы я, чтобы это длилось вечно… Потому что то, что я потом узнал о людях, меня совсем не порадовало. Должен тебе сказать, что моя адаптация к внешнему миру проходила трудно. А бабушке с Абакумом было еще хуже! Они-то прожили в глухой глубинке двадцать один год! Но, несмотря ни на что, они все преодолели, чем я не устаю восхищаться, и вписались в этот новый мир с удивительной легкостью. Но я-то знаю, каких внутренних сил им это стоило. Думаю, Леомидо быстрее других понял, что необходимо покинуть наш маленький коллектив, если он хочет прижиться Во-Вне. Он быстро расстался с надеждой вернуться в Эдефию, в отличие от твоей бабушки и Абакума, которые, в некотором смысле, продолжали существовать, как прежде. Правда, при температуре градусов на тридцать ниже…
Мы трое жили как бы в другом мире: магия, необычные способности и наши существа были постоянной частью нашей повседневной жизни, деревенские нас принимали такими, как есть, и уважали. Все было нормально! Я лично считал, что весь мир такой же, как вокруг нас. Но едва мы покинули это место, пришлось быть предельно внимательными, а самое главное — научиться притворяться. Я ведь представления не имел, как живут обычные Внешники…
— Ты никогда не видел нормальных людей? — перебила Окса. — Э-э… Прости, папа, я не имела в виду, что ты не нормальный…
— Я понял, не переживай. Говоря о «нормальных Внешниках» я подразумеваю тех, кто не мог принять наше отличие. С тех пор наши способности стали тайной, которую нужно было хранить во что бы то ни стало. Впрочем, я быстро это усвоил на собственном опыте…
— Как это? — снова перебила его Окса.
— Леомидо помог нам обосноваться в маленькой тихой швейцарской деревушке в горах. Драгомира быстро записала меня в школу…
— Тогда ты впервые шел в школу?
— Нет, у нас в сибирской деревне школа была. Да и родители меня многому научили.
— А… как ты решил проблему с языком? Ты ведь говорил по-русски, да?
— А, узнаю практичный ум своей дочки! Действительно, я говорил по-русски, это мой родной язык. А также французский, английский, немецкий, китайский, испанский, шведский…
— ЧТО?! Издеваешься, пап? — выпучила глаза Окса.
— Вовсе нет. Все мы, Внутренники, обладаем даром Полилингвы.
— Это еще что такое?
— Способность в считаные часы обучаться и в совершенстве говорить на языке страны пребывания. Своего рода сверхбыстрое языковое погружение, если угодно. В Эдефии об этом даре никто даже не подозревал, но те, кто ее покинул, быстро его у себя обнаружили и тут же применили на практике, как ты понимаешь. Должен признаться, это умение весьма поспособствовало нашему быстрому слиянию с местным населением. Может, ты заметила, что у Леомидо и Мерседики нет ни малейшего акцента, хотя они никогда не жили во Франции — и языка тем более не учили… Однако, проведя с нами всего несколько часов, они заговорили на французском, как мы с тобой. Или русском, как бабушка с Абакумом. Или на финском с Тугдуалом. Это и есть Полилингва!
— Значит, я скоро буду говорить по-английски, как королева Англии? — с надеждой спросила Окса.
— Возможно, — улыбнулся отец.
— Класс! Буду получать зашибенные оценки! Но ты мне не рассказал, что же произошло в Швейцарии.
— О, в Швейцарии…
Павел надолго задумался, потом продолжил:
— Это было ужасно… Я постоянно был в напряжении, следя за тем, чтобы не сорваться… Но через несколько дней природа взяла свое.
Отец замолчал, явно взволнованный воспоминаниями.
— И что было дальше, пап? Что случилось? — нетерпеливо затормошила его Окса.
— Случилась сущая катастрофа. Я слегка развлекся Магнито у булочницы, которую терпеть не мог.
— Зачем ты это сделал?
— От злости, Окса. От злости. Тебе ведь это хорошо знакомо, а? — как бы между делом бросил отец. — Та женщина не отличалась хорошим отношением к иностранцам и имела несчастье отпустить одно замечание, которое сильно меня задело. Все батоны в булочной взлетели как ракеты и размазались по потолку, а пирожные посыпались на эту мерзкую булочницу как бомбы. Она не поняла, что произошло, но на следующий день за нами приехал Леомидо, и из-за моей выходки нам пришлось срочно покинуть Швейцарию.
— Как семье Тугдуала, — заметила Окса, — и нам, верно?
— Почему ты это говоришь? — поразился отец.
— Нам пришлось покинуть Францию, — продолжила Окса, не удержавшись. Сердце ее бешено колотилось. — Мы бежали из-за того журналиста, которого убили.
Павел Поллок провел ладонью по лицу. Белый, как простыня, он уставился на дочь, потом закрыл глаза и глубоко вздохнул.
Некоторые прояснения
— Этот журналист, Питер Картер… Он ведь умер из-за нас, да? — не отставала Окса.
Увидев, в какое состояние пришел отец из-за этого вопроса, ей стало немного стыдно. Но желание узнать было куда сильней любых угрызений совести…
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 135; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!