Всеобщая мобилизация Тринадцать лет спустя. Бигтоу-сквер, Лондон 10 страница
Склонившись над учебником географии, Окса могла мысленно бродить где угодно, не боясь быть заподозренной в рассеянности или недостаточном прилежании. Она все время думала об этой Внутренней Земле. Эдефия безмерно притягивала ее, практически манила.
Единственный, кого ей не удалось обдурить, был Гюс. После того, как она сообщила, ей нужно сообщить ему кое-что очень важное, друг кидал на нее заинтригованные и нетерпеливые взгляды. Наконец, сразу после обеда им удалось улучить момент, чтобы уединиться. Для этого пришлось исхитриться и удрать на нижний этаж в служебную клетушку — Берлога со статуями оказалась занята более шустрыми учениками… Там Окса представила Гюсу полный и доскональный — и весьма восторженный! — отчет о событиях прошлой ночи, в окружении веников, швабр и прочей уборочной параферналии.[8]
— Отпад! — воскликнул Гюс. — Потрясная история!
Окса говорила без остановки почти час. А потом, уставшая, испытывая облегчение от того, что поделилась своей тайной, она с горящим взором уставилась на Гюса.
— Ух ты! И что ты… чувствуешь? — Он провел рукой по волосам. — Как тебе… все это?
— Понятия не имею, — призналась Окса. Ее большие серые глаза возбужденно блестели. — Теперь я понимаю, что мои способности наследственные, и это важно. Так спокойней. В то же время мне как-то странно это знать, и я все время об этом думаю, что не покажи я бабуле синяк, мне бы никто ничего не рассказал. Я бы НИКОГДА ничего не узнала, проведя всю свою жизнь в неведении!
|
|
|
Гюс удивленно взглянул на ее вдруг ставшее жестким лицо.
Окса, стиснув зубы, продолжила:
— Нет, ну ты понимаешь? Они хранили этот секрет годами! Могли бы мне и раньше сказать… А еще, они никогда ничего не говорили моей маме, соображаешь?
— Ну, наверное, это было ни к чему, — предположил Гюс.
— Да проблема не в этом! — взорвалась Окса. — Это вопрос доверия! Все же, наверное, важно знать, откуда мы и почему мы такие, нет?
Гюс опустил глаза, лично задетый, и обиженный, словами Оксы. А последняя, сообразив, что проявила бестактность, закусила губу.
Ее друг был усыновлен, и она только что бесцеремонно напомнила ему об этом.
— Прости, Гюс, я не это хотела сказать… Я просто в полном ауте, — дрожащим голосом заявила девочка, вздохнув.
— Да ладно, не бери в голову, — как бы между прочим бросил Гюс. — Видишь, как оказалось, ты такая же, как я, а ты даже об этом не знала… Я понимаю, что ты чувствуешь. Когда родители рассказали мне о моем происхождении, мне было чуть больше семи, и я был одновременно и счастлив, и сердит. Счастлив, потому что понял, наконец, почему я другой. Я уже давно сообразил, что не похож ни на маму, ни на папу. К тому же другие никогда не стеснялись мне на это указывать… И когда узнал, кто мои биологические родители, и как оно все было, у меня прямо гора с плеч свалилась. Мое отличие перестало быть для меня тайной, я едва не гордость испытал, хотя и не очень-то мог об этом распространяться. Когда дела шли плохо, я думал обо всем этом и говорил себе, что все сложилось просто отлично, что мне повезло, и я что должен быть только рад.
|
|
|
— А почему ты был сердит? — Окса слушала Гюса очень внимательно.
— Ну, мне казалось, что потеряна куча времени. Я обиделся на родителей, что они так долго ждали, прежде чем рассказать мне, ведь от этого знания я испытал такое облегчение! А мог испытать его еще раньше! И от этого я злился… Несколько месяцев я вел себя отвратительно, может, помнишь, мы тогда в первом классе учились…
— Ага, — припомнила Окса. — Ты тогда совсем ушел в себя, то есть больше чем обычно.
— На самом деле это я гнев в себе сдерживал, — продолжил Гюс. — Ты ж меня знаешь, я не больно-то склонен эмоции выплескивать. Но тогда мне было совсем худо. Эта запертая внутри ярость меня просто пожирала! И в один прекрасный день я сидел на кровати и играл в видеоигру. Вспоминал свою жизнь… Папа сел передо мной, забрал пульт, посмотрел мне в глаза и заговорил со мной. И тогда я понял, что не бывает подходящего момента, чтобы узнавать такие вещи. Узнаешь ты их в пять лет, в десять или пятнадцать, все равно твой мир переворачивается, а это больно, потому что вся твоя жизнь меняется. Именно это сейчас с тобой и происходит…
|
|
|
Окса долго на него смотрела. Гюс редко так много говорил о себе. Кстати говоря, похоже, он и сам был этим немало удивлен…
Гюс в пятый раз провел рукой по темным волосам и смущенно начал сгибать и разгибать поднятую с пола скрепку.
— Во всяком случае, твоя история выходит за рамки всякого воображения, — заметил он. — Хотелось бы мне поглядеть, на что похожа эта самая Эдефия! Надеюсь, ты не забудешь старого приятеля из Во-Вне, и пригласишь его в гости, когда станешь Верховной Правительницей… Э-э… Кстати, а как я должен тебя величать-то?
— Иа-хууу!!! Величай меня… Окса-бесстрашная-ниндзя-Лучезарная! — воскликнула девочка, чтобы разрядить обстановку.
Поднявшись на метр от земли, она приняла атакующую позу кун-фу, выбросив ногу в сторону, как сделала Малорана в Оковиде бабушки.
Клетушка была не больно-то приспособлена к такого рода упражнениям, и все содержимое, оказавшееся на траектории движения «бесстрашной ниндзя», полетело на пол.
|
|
|
Гюс рассмеялся.
— Не очень четко проведенная атака, смею заметить, Окса-сан! Есть еще чему поучиться…
Когда друзья выбрались из своего укрытия, их поджидал неприятный сюрприз в лице нескольких одноклассников, включая пресловутую Хильду Ришар — Дурынду — и ее подпевалу, Акселя Нолана, которые никак не могли удержаться от возможности сказать гадость.
— Ой, а вот и мисс Супер-Пупер-Хитрюга и мистер Верный-Песик-Гав-Гав! Заперлись вместе, на помойке! По-моему, довольно вонючее местечко для романтического свидания, как считаешь, Аксель? — хихикнула Дурында, прижав Оксу к стене.
— Да уже не вонючее их самих! — заржал Аксель.
Окса внутренне вскипела. С брезгливым выражением она шагнула вперед и встала перед Хильдой, словно намереваясь двинуть ей кулаком в лицо. Оксе до смерти хотелось вбить наглой Дурынде ее слова обратно в глотку! Но, хоть и не без труда, ей все же удалось сдержаться.
— Эй, шакалы! — бросил присутствовавший при этой сцене Мерлин. — Пора бы уже читать научиться! Вы что, не видели табличку на двери? «Уборочный инвентарь», а не «Помойка»! Хотя в помойках вы наверняка толк знаете, там почти как у вас дома, да?
— А ты вообще заткнись! И перестань из себя изображать лучшего в классе!
— А он и не изображает! — бросила Окса. — Он и есть лучший в классе!
— Брось, Окса, — смущенно заметил Мерлин.
Оба «шакала» презрительно взглянули на него и удалились, хихикая.
— Просто блеск! Теперь все будут в курсе максимум через пару минут… — сжав кулаки, пробормотала Окса.
Гюс, красный как помидор, смущенно поглядел на нее.
— Ну, это наверняка, с этой-то парочкой! — процедил сквозь зубы Мерлин. — Чтобы разнести сплетню по всему колледжу, на них всегда можно рассчитывать. Ну а вы-то с какого перепугу заперлись в этой душегубке?
— Нам нужно было поговорить, — отрезала Окса. — А Берлога была занята…
— Да, найти хорошую хату проблема! Э-э… Не хочу показаться назойливым, но… Что такого важного вам нужно было обсудить, чтобы решиться запереться там?
Окса растерянно обернулась к Гюсу в поисках поддержки. Но тот очень старательно изучал гранитный пол, не отрывая взгляда от каменных плит.
— М-м-м… кое-какую семейную историю, только и всего…
— Должно быть, длинная была история! — не отставал Мерлин.
— Просто немного сложная, — пожала плечами Окса. — Ладно, может, пора уже идти, а?
— Я смотаюсь до своего шкафчика и вернусь! Подождете? — воскликнул Мерлин и быстро умчался.
Гюс, наконец, оторвал взгляд от пола.
— Большое спасибо, что помог выкрутиться! По гроб жизни тебе обязана! — съязвила Окса. — Просто бесценная дружеская поддержка…
— Ты и сама неплохо выкрутилась! — улыбнулся Гюс.
Окса зарычала, показывая зубы, но потом улыбнулась.
— Ну, во всяком случае, нам только что был продемонстрирована пара отличных образчиков изменников, тебе не кажется?
— Это ты о гиене со стервятником? — уточнил Гюс.
— Именно! Кстати, отличный будет заголовок книги: «Гиена и стервятник: героические приключения Лучезарной Оксы и Бравого Гюса». По-моему, неплохо, а?
Снова выступая единым фронтом, друзья еще немного пообсуждали историю, рассказанную Оксой в кладовке. Гюс буквально впитывал ее слова, мысли его кипели. Затем прозвенел звонок, и они в компании Мерлина вернулись в класс, более чем обычно соединенные общей тайной, которую Гюс поклялся хранить, чтобы ни случилось.
— Перестань! Я еще не сбрендил, старушка… Да просто невозможно никому об этом рассказать, меня сочтут психом и запрут в дурдом, засунув в смирительную рубашку!
Послеобеденные занятия для обоих прошли достаточно плодотворно. Учителей они слушали в пол-уха, но, к счастью, никто этого не заметил. Окса, переполненная эмоциями, чувствовала себя как на иголках и, невзирая на подаваемые внутренним голосом предупредительные сигналы, не удержалась от возможности попрактиковаться в Магнито на своих учебниках. Теперь ей удавалось делать это совершенно незаметно.
— Перестань хихикать, нас заметят! — шикнула она на Гюса.
— Что? Нет, ну ты даешь! Это из-за меня нас заметят? — тихо хмыкнул тот, с трудом подавив приступ смеха. — Да уж, от скромности ты не умрешь…
Едва переступив порог, Окса тут же поняла, что дома происходит что-то странное. До нее донесся звук работающего телевизора и приглушенные голоса отца и Драгомиры.
Тихо сняв рюкзак и обувь, девочка встала возле приоткрытой двери в гостиную.
— Павел! — громко позвала Драгомира под звуки информационной программы Би-Би-Си. — Иди! Сейчас начнется!
«Дамы и господа, добрый вечер, — начал диктор. — Главная новость вечера: сегодня утром в одном из лондонских отелей было обнаружено тело Питера Картера, знаменитого американского журналиста, занимающегося расследованиями. Инспекторы Скотланд-Ярда не скрывают, что в этом деле есть нечто непонятное. Смерть журналиста, судя по всему, наступила в результате полного растворения легких жертвы. Обнаружено небольшое количество некой субстанции, которая пока еще не выдала всех своих секретов. На данный момент ни один анализ не выявил происхождения этого вещества, но дальнейшие анализы наверняка вскоре дадут информацию следователям. Политика: Польский премьер-министр находится с визитом в нашей стране…»
Телевизор внезапно замолчал, а затем наступила тишина. Сердце Оксы бешено колотилось. Она отчаянно старалась задержать дыхание и чуть не задохнулась.
И когда Драгомира нарушила, наконец, молчание, девочка смогла позволить себе вдохнуть.
— Боже мой! — с тоской бросила Бабуля Поллок. — Питера Картера убили! В Лондоне! Этого не может быть…
— Но что могло произойти? — в свою очередь поинтересовался Павел.
— Представления не имею… Павел, сынок, боюсь, что это мог быть один из наших…
— Что ты хочешь этим сказать? — холодно спросил Павел.
— Я понимаю, тебе трудно это признать, но ты слышал, как умер Картер?
— Получил Пульмону, — серьезно ответил отец Оксы.
— И это означает, что это совершенно точно дело рук одного из наших!
— Я это отлично знаю, мама, — медленно и обреченно произнес Павел. — Мне жаль, но этот Картер доставлял нам слишком много хлопот и, наверняка, доставил бы еще больше, поскольку находился в Лондоне. Хотя это и тяжело признать, тот или та, кто это сделал, избавил нас от большой опасности.
У Оксы захолонуло сердце. Неужели за убийством этого человека стоит ее семья? Но почему?
Она прижалась взмокшей спиной к стене, и перед ее глазами возникла сцена из Оковида: Малорана бросает какую-то субстанцию, которая растворяет легкие одного из изменников. Питер Картер умер именно таким образом! Какой кошмар!
Сейчас она проснется. Ей нужно проснуться! Но вместо этого девочка стояла, совершенно потрясенная, на пороге гостиной, очень даже бодрствующая и оцепеневшая от ужаса.
Окса очень медленно отлепилась от стены, к которой прижималась, и добралась до лестницы на второй этаж. В абсолютной тишине она поднялась к себе в комнату и бросилась на кровать. Мозги у нее кипели.
Драгомира четко сказала: «это совершенно точно дело рук одного из наших». Но почему ее семья убила этого журналиста? Это чудовищно…
Разброд в семействе Поллок
Неделя протекла в странной атмосфере. Окса пребывала в полном недоумении: все, как ни в чем ни бывало, занимались привычными делами! А ведь случилось так много всего…
Узнать, что твоя семья происходит из каких-то неизвестных мест и кто-то из этой твоей семьи — жестокий убийца, — обычного в этом мало. Однако все шло своим чередом так, будто ничего этого и не было вовсе.
Окса чувствовала себя совсем заброшенной. Отца интересовали только ремонтные работы в ресторане, который должен был вот-вот открыться. Он был очень озабочен, но не больше, и не меньше, чем обычно. Мари не оставляла его ни на мгновение, терпеливо играя роль личного консультанта-психолога своего пребывающего в вечном стрессе мужа. Оба большую часть времени проводили в ресторане и даже не проводили по очереди время с Оксой, как это было в Париже.
За последние дни Окса видела родителей от силы часа два… И от этого ей было очень горько. Горечь буквально разъедала ей душу.
Однажды вечером девочка, как обычно, поднялась к бабушке, но там будто бы никого не было. По официальной версии Драгомира гостила у своего крестного, Абакума. Но Окса точно знала, что бабушка уже два дня как вернулась. И поэтому очень сердилась…
Если бабуля тоже будет ее игнорировать, то это вообще полный караул! И в субботу вечером Окса решилась, наконец, постучать в дверь апартаментов Драгомиры, предварительно приложив к ней ухо и услышав, как внутри напевает Фолдингот.
— О-о, внучка Лучезарной, визит ваш неожидан, но счастье мое при виде вас велико, — провозгласил домовой, открывая ей дверь.
— Кто там, мой Фолдингот? Если это Окса, впусти ее, будь любезен!
Голос Драгомиры был слабым и хриплым. Фолдингот, согнувшись в поклоне, отошел в сторону, пропуская Оксу.
Бабуля Поллок лежала на диване, накрывшись толстым шотландским пледом. Ее голова покоилась на ярких подушках, подчеркивавших бледность лица. Длинные, заплетенные в косы волосы Драгомиры небрежно свисали, глаза ее были прикрыты.
— Проходи, лапушка!
Окса подскочила к бабушке и нежно ее обняла. Некоторое время обе так и застыли, радуясь встрече.
— Похоже, дело плохо, ба? Ты заболела?
Драгомира с бесконечной нежностью поглядела на внучку.
— Да, заболела. Но ничего серьезного, не переживай. Мне просто нужно отлежаться.
Произнеся эти слова, Драгомира закрыла глаза и чуть отвернула голову.
Окса была уверена, что состояние бабушки было связано со смертью того журналиста. Угрызения совести? Груз вины? Она как-то плохо представляла свою добрую бабулю в роли преступницы. С другой стороны, кто бы мог подумать, что за видом этой несколько эксцентричной пожилой травницы скрывается правительница «в изгнании» павшей империи? Так почему бы вдобавок и не убийца, обожающая использовать кислоту? Это тоже не менее невероятно…
Единственное, в чем Окса была уверена: Драгомира знает обо всем этом деле больше, чем кто-либо другой. «Это совершенно точно дело рук одного из наших!», сказала она. Тогда кого же? Отца? Абакума? Леомидо?
Это было трудно вообразить. Но вот уже целую неделю жизнь Оксы была наполнена только и исключительно трудно вообразимыми вещами…
— Мне нужно отдохнуть, лапушка, — устало повторила Драгомира.
Окса, прежде чем встать, все же не удержалась от вопроса:
— Что с тобой, ба? Пожалуйста, скажи!
Драгомира помедлила. Потом отвернула голову и хрипло проговорила:
— Все эти воспоминания оказались слишком сильным потрясением для такой старой дамы, как я. Знаешь, снова видеть весь этот хаос, слышать слова матери… Это рвет душу. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что ты все это унаследовала. Через пару-тройку дней все встанет на свое место, и я опять буду в форме, не переживай…
— Бабуль, можно кое-что спросить?
Драгомира молча кивнула.
— А что будет дальше? То есть… ну, теперь, когда у меня эта печать?
— Мы поговорим об этом позже, лапушка.
— Надеюсь! А можно мне поздороваться с Леомидо и Абакумом? — не отставала Окса, надеясь разузнать побольше. — Они ведь все еще здесь, да?
— Да, мы все еще здесь. Здравствуй, Окса.
Окса обернулась. Оба мужчины и впрямь были тут, стоя возле огромного футляра для контрабаса в глубине комнаты.
— Мы придем поужинать с тобой и твоими родителями, если вы, конечно, нас пригласите, — заявил Леомидо, обняв девочку. — Но сейчас твоей бабушке нужно отдохнуть.
Окса нехотя поднялась, чмокнула Драгомиру и направилась к себе. Дойдя до середины лестницы, она спохватилась, поднялась обратно на несколько ступенек и снова постучалась в дверь бабушкиных апартаментов. Ей открыл Леомидо.
— Я хотела задать вам несколько вопросов! — взволнованно заявила девочка. — Мы ведь даже ни разу не поговорили с прошлого воскресенья!
— Попозже, Окса, попозже, — озабоченно ответил двоюродный дед, глядя на нее отсутствующим взглядом и словно не видя.
Окса, чертыхаясь, вернулась к себе в комнату.
— Нет, ну сначала мне рассказывают массу суперски важных вещей, а когда я хочу узнать больше, спросить просто не у кого! А у меня куча вопросов! Так нет, у меня перед носом захлопывают дверь и оставляют одну! ДОСТАЛИ! — Окса возмущенно пнула валявшийся на полу школьный рюкзак.
Ощутив чье-то присутствие, девочка обернулась. Ее отец стоял, прислонившись к дверному косяку, и глядел на дочь усталыми глазами.
— Папа?
Павел Поллок, не отвечая, провел ладонью по лицу, развернулся и ушел.
— ПАПА!
Окса пошла за ним. Но, когда она увидела, как отец сидит в гостиной один, сгорбившись в кресле и обхватив голову руками, то тут же вернулась к себе в комнату. И там буквально слетела с катушек.
Сидя на кровати, она одним лишь взглядом смела все с письменного стола, затем принялась за постеры на стенах, превратив их в полоски бумаги. Как только все оказалось разбито, порвано или изрублено на мелкие кусочки, девочка направила свою ярость на обрывки-обломки, усилием воли подняв их в воздух, где это начало лениво вращаться. А потом Окса рухнула на кровать. В ее душе смешались печаль и горечь.
Когда Окса снова открыла глаза, отец сидел рядом с ней на полу, прислонившись спиной к стене.
— Новое оформление довольно смелое, должен заметить, — слабо улыбнулся он, обозревая парившие вокруг клочки и ошметки.
— Ой, папа!
Окса кинулась ему в объятия и уткнулась лицом в плечо.
— Папа… Я не знаю, что думать… совсем запуталась.
— Все это очень жестоко, милая. И я очень огорчен, что тебе пришлось вот так, без подготовки, узнать о нашей истории. Откровенно говоря, я сожалею, что все случилось так, как случилось. Лично я предпочел бы еще подождать… Но теперь худшее уже произошло, — сказал Павел Поллок словно самому себе.
— Дело не только в этом, папа! — пылко взглянула на него Окса.
Но ее отец, глядя своими грустными голубыми глазами в глаза дочери, продолжил, не обратив внимания на ее слова.
— Подожди немного, потерпи! Мы и сами в растерянности и не очень представляем, что делать. Да между нами даже общего согласия нет! Просто нужно время, чтобы подумать… чтобы не наделать ошибок, — вздохнул отец, обнимая Оксу за плечи.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 129; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!