Глава 13. БАШНЯ ИЗ ОСЕННЕЙ ПАУТИНЫ 10 страница
– Тучи в пути, – задумчиво сказал он наконец. – Бескрылая птица… Черная расщелина. – Он потер губы рукавом, потом постучал по груди тыльной стороной руки. – И что я должен думать про такие слова?
– Это что‑то значит? – спросил Саймон. – Какие слова ты сейчас говорил?
– Это названия определительных комбинаций – или узоров. Три раза бросаем мы, и каждый раз имеет свое значение.
– Я не… я… Ты можешь объяснить? – спросил Саймон, и чуть не рухнул на пол, потому что Кантака протискивалась мимо него, чтобы положить голову на колено сидевшего на корточках Бинабика.
– Вот, – ответил тролль, – во‑первых: Тучу в пути. Имеет значительность, что с того места, где мы стоим сейчас, очень трудно посматривать вдаль, но впереди что‑то совсем не такое, как то, что позади.
– Это и я мог бы тебе сказать.
– Тихо, тролленыш. Ты очень хочешь всю жизнь оставаться таким глупым? Во‑вторых, была Бескрылая птица. Это говаривает, что наша беспомощность может оказывать нам услугу, по крайней мере, так я сегодня читываю кости. И наконец, в‑третьих, чего мы имеем должность остерегаться…
– Или бояться?
– Или бояться, – хладнокровно согласился Бинабик. – Черная расщелина. Это очень странная значительность, такой я еще сам никогда не получал. Она может значивать предательство.
Саймон судорожно глотнул воздух, вспомнив о чем‑то.
– Как «фальшивый посланник»?
– Со всей справедливостью. Но она может иметь другие значительности, необычные значительности. Мой наставник говаривал мне, что она может означать вещи, приходящие из других мест, врывающиеся из других сторон… это может указывать на западни, которые мы встречали… Норны, твои сны… Имеешь понимание?
|
|
|
– Немного. – Он встал, потянулся и принялся искать свою рубашку. – Ну а насчет других новостей?
Тролль, задумчиво гладивший Кантаку, не сразу поднял глаза.
– Ах, – сказал он наконец и полез к себе в куртку. – У меня есть кое‑что для твоего чтения в свободную минуту. – Он протянул юноше сплющенную трубочку пергамента. Саймон почувствовал, что по спине у него побежали мурашки.
Это было написано твердым, но изящным почерком в центре развернутого листа.
Для Саймона.
Прими благодарность за твою храбрость во время нашего путешествия. Пусть Всемилостивый Господь пошлет тебе удачу, друг.
Бумага была подписана одной буквой "М".
– От нее, – медленно произнес он, еще не зная, разочарован он или обрадован. – Это от Марии, да? Это все, что она послала? Ты видел ее?
Бинабик кивнул, он казался очень грустным.
– Я видел ее, но только одно мгновение. Она говорила, что со всей вероятностью ты еще будешь видеть ее, но сначала что‑то должно быть сделано.
|
|
|
– Что сделано? Она что… Нет, я не то хотел сказать. Она здесь, в Наглимунде?
– Она давала мне записку, рассуди головой. – Бинабик с трудом поднялся на ноги, но Саймон в этот момент был слишком поглощен запиской, чтобы обратить на это внимание. Она написала! Она не забыла! Правда, написала совсем немного и даже не подумала прийти, чтобы увидеть его, поговорить, сделать что‑нибудь…
Спаси меня Узирис, это значит влюбиться? – подумал он вдруг. Это совершенно не походило на те баллады, которые он слышал, – скорее раздражало, чем возвышало. Он думал, что влюблен в Эфсебу. Он и в самом деле много о ней думал, но его интересовало в основном, как она выглядит, как она ходит. Что же касается Марии, то он конечно прекрасно помнил, как она выглядит, но ничуть не меньше хотел знать, о чем она думает.
О чем думает! Он был крайне недоволен собой. Я даже не знаю, откуда она, куда уж мне до того, о чем она думает! Я не знаю о ней самых простых вещей, и если я ей почему‑то нравлюсь, она не потрудилась написать мне об этом.
И он знал, что все это было только правдой.
Но она пишет, что я был храбрым. Она назвала меня другом!
Он поднял глаза от пергамента и увидел, что Бинабик пристально смотрит на него. Лицо его было печальным и мрачным, но Саймон не понимал почему.
|
|
|
– Бинабик, – начал он, но не смог придумать ни одного вопроса, ответ на который мог бы как‑то упорядочить сумбур в его голове. – Да, – сказал наконец Саймон. – Ты не знаешь, где может быть начальник стражи? Я должен взять у него меч.
Воздух был сырым и тяжелым, серое небо нависало над головой. Они шли к наружной стене. Через городские ворота текли толпы народа: некоторые несли овощи и лен на продажу, другие тащили за собой старые расшатанные тележки, на которых, казалось, помещается все их жалкое земное имущество. Спутники Саймона, маленький тролль и огромный желтоглазый волк, производили немалое впечатление на этих вновь прибывших; некоторые, указывая на них пальцами, выкрикивали возбужденные вопросы на местных диалектах, другие в ужасе отшатывались, осеняя лохмотья на груди защищающим знаком древа. На всех лицах был страх – страх перед невиданным раньше, страх перед тяжелыми временами, пришедшими в Эркинланд. Саймон чувствовал, что разрывается между желанием как‑то помочь им и желанием немедленно убежать куда‑нибудь, чтобы не видеть больше эти невзрачные раздраженные лица.
|
|
|
Бинабик оставил его у караульного помещения наружной стены и отправился в библиотеку навестить отца Стренгьярда. Саймон довольно быстро оказался перед начальником стражи – измученным, загнанным молодым человеком, который уже несколько дней не брился. Голова его была не покрыта, а блестящий шлем полон счетных камешков, при помощи которых он учитывал количество иноземных воинов, прибывших в замок. Он был предупрежден о Саймоне, которому весьма льстило, что принц помнит о нем, и юноша был препоручен медведеподобному стражнику из северного Эркинланда по имени Хейстен.
– Что, парень, ростом не вышел, а? – прорычал он, поглаживая кудрявую каштановую бороду и разглядывая долговязую фигуру Саймона. – Тогда значит лучником будешь, вот какая история. Меч‑то мы тебе достанем, да только для дела‑то он коротковат будет. Вот лук – это да.
Вместе они прошли вдоль наружной стены к оружейной – длинной узкой комнате за звенящей кузницей. Следуя за оружейником, который водил их по рядам мятых доспехов и потускневших мечей, Саймон огорченно думал, что это вооружение будет слабой защитой против сверкающих легионов, которые, без сомнения, выведет Элиас на поле битвы.
– Мало чего осталось, – заметил Хейстен, – не хватит даже на первое время. Может, только чужеземцы додумаются захватить что‑нибудь, кроме вин и неприятностей.
Прихрамывающий сторож наконец отыскал меч в ножнах, который, по мнению Хейстена, подходил по размерам для Саймона. Оружие было шершавым от засохшего масла, и сторож вынужденно скрыл недовольную гримасу.
– Отполируй его, – сказал он. – Будет вещь что надо!
В результате дальнейших поисков обнаружился длинный лук, у которого недоставало только тетивы, в остальном он был в хорошем состоянии, а при нем нашелся даже кожаный колчан.
– Работа тритингов, – заявил Хейстен, указывая на пучеглазых оленей и кроликов, вытравленных на темной коже. – Они делают славные колчаны, эти тритинги. – Саймон решил, что стражник чувствует себя несколько виноватым из‑за этого непрезентабельного меча.
В караулке его новый учитель вытянул у квартирмейстера тетиву и полдюжины стрел, и показал Саймону приемы чистки и ухода за его новым оружием.
– Наточи его как следует парень, понял, наточи его как следует, – говорил грузный стражник, проводя лезвием по мокрому камню. – Иначе ты превратишься в девку, прежде чем станешь мужчиной. – Вопреки всякой логике под слоем засохшего масла и ржавчины вскоре заблестела благородная сталь.
Саймон надеялся, что они сразу займутся упражнениями с мечом или по крайней мере стрельбой по мишени, но вместо этого Хейстен достал два обитых тканью деревянных шеста и повел его за городские ворота, на склон горы. Саймон быстро понял, как мало его игры с Джеремией, мальчиком свечника, напоминали настоящие солдатские упражнения.
– Больше толку было бы с пикой, – сказал Хейстен, когда Саймон после сильного удара в живот рухнул на траву, чтобы отдышаться. – Только в замке сейчас ничего такого нет, видишь, какая история. Потому‑то твоей игрушкой будет лук, парень. Но и меч знать неплохо для ближнего боя, понял меня? Тут ты тыщу раз скажешь спасибо старому Хейстену.
– А… когда же… лук? – пропыхтел Саймон.
– Завтра, парень, завтра будут и лук, и стрелы… или послезавтра, – Хейстен засмеялся и протянул широкую ручищу. – Поднимайся, парень, наше с тобой веселье нынче только начинается.
Уставший, замученный, Саймон чувствовал себя вымолоченым, как пшеница, и боялся, что мякина вот‑вот полезет у него из ушей. За дневной трапезой стражников он подкреплялся бобами и хлебом, а Хейстен продолжал словесную часть его образования, которую юноша в основном пропустил из‑за непрерывного низкого шума в ушах. Наконец его отпустили, предупредив, что все начнется сначала ранним утром следующего дня. Он поплелся в пустую комнату Стренгьярда и провалился в сон, даже не сняв сапоги.
Капли дождя залетали в открытое окно, в отдалении гремел гром. Саймон проснулся и обнаружил, что его, как и утром, ждет Бинабик, как будто и не было длинного, полного синяков дня. Эта иллюзия быстро рассеялась, когда он сел. Каждый мускул закостенел и ныл, и Саймон чувствовал себя столетним стариком.
Бинабику пришлось немало потрудиться, чтобы заставить его встать с постели.
– Саймон, мы будем не развлекаться, ты не можешь соглашаться или не соглашаться, ты просто не имеешь выбора. На этих весах будут полеживать наши жизни.
Саймон откинулся на спину:
– Да я не спорю. Но если я сейчас встану, я умру.
– Довольно, – маленький человек схватил его за руку, уперся ногами и, морщась, стал тянуть юношу в сидячее положение. Раздался душераздирающий стон и стук, когда одна из обутых в сапоги ног Саймона опустилась на пол. Потом была долгая тишина – и другая присоединилась к ней.
Через несколько минут он уже хромал к двери вслед за Бинабиком навстречу пронизывающему ветру и ледяному дождю.
– Нам и за ужином придется сидеть? – поинтересовался Саймон. В первый раз в жизни он чувствовал себя слишком разбитым, чтобы есть.
– Не полагаю так. Джошуа очень такой странный в этой области, не очень‑то любит есть и пить при обществе своего двора. Ему симпатично одиночество. Так что, полагаю я, все принимали немного пищи до совета. Именно благодаря этой причине я собираюсь уговаривать Кантаку сиживать в комнате. – Он улыбнулся и похлопал Саймона по плечу. – Сегодня вечером мы будем иметь в виде пищи только беспокойство и споры. Это не есть хорошо для пищеварения человека, тролля или волка.
Снаружи бесчинствовала свирепая буря, а Большой зал Наглимунда был сух, согрет пламенем трех открытых очагов и освещен несметным количеством свечей. Косые балки крыши терялись в темноте высоко над головой, а стены были плотно завешаны религиозными гобеленами.
Десяток столов сдвинули вместе и составили в форме огромной подковы; высокое, узкое деревянное кресло Джошуа с резным лебедем Наглимунда стояло в середине дуги. Уже полсотни человек расположились с разных сторон подковы, увлеченно беседуя друг с другом – высокие люди, одетые в отороченные мехом куртки с цветистыми побрякушками, по большей части мелкая знать, но попадались среди них и носившие грубую солдатскую одежду. Некоторые, когда вновь прибывшая парочка продефилировала мимо них, провожали ее оценивающими взглядами и снова возвращались к прерванным разговорам.
Бинабик ткнул Саймона в бок:
– Они наверное думают, что мы – специально приглашенные акробаты. – Он засмеялся, но Саймону показалось, что на самом деле ему не очень‑то весело.
– Кто все эти люди? – прошептал юноша, когда они устроились на дальнем конце одной из сторон подковы. Паж поставил перед ними кубки с вином, и, прежде чем отступить назад к стене, добавил туда горячей воды.
– Лорды Эркинланда, оказывающие некоторую поддержку Джошуа или, в крайнем случае, еще не имеющие решения на этот счет. Этот, коренастый, в красном с белым – Ордмайер, барон Итерселла. Он говорит с Гримстедом, Этельфертом и другими, которых я еще не узнавал. – Тролль поднял бронзовый кубок и сделал порядочный глоток. – Хммм. Наш принц не особенно расточительствует в отношении этого вина или может быть он немножко пропагандировает очень хорошую местную воду. – Озорная улыбка снова озарила лицо маленького человека. Саймон откинулся в кресле, опасаясь, что вместе с улыбкой вернется и маленький острый локоть, но Бинабик уже изучал сидевших за столом.
Саймон глотнул вина. Оно действительно было водянистым; и он размышлял, кто же его разбавил, у кого туго с деньгами: сенешаль или сам принц, и все‑таки это было лучше, чем ничего, и могло сослужить хорошую службу его ноющим суставам. Когда он опорожнил кубок, паж вышел вперед и наполнил его снова. Подходили еще люди, некоторые тихо переговаривались между собой, другие холодно оглядывали тех, кто уже прибыл. Появился очень, очень старый человек в церковном облачении, поддерживаемый молодым священником, и начал расставлять на столе рядом с местом Джошуа различные блестящие предметы. Выражение его лица свидетельствовало о дурном характере. Молодой священник усадил его в кресло, потом наклонился и шепнул ему что‑то на ухо. Старший ответил что‑то, по‑видимому с сомнительной вежливостью, потому что священник возвел страдающий взгляд к балкам крыши и удалился.
– Это Ликтор? – тихонько спросил Саймон.
Бинабик покачал головой:
– Нахожу сомнительным, что глава всей эйдонитской церкви может оказаться в этом месте, которое есть логово опального принца. Скорее предположу, что это Анодис, епископ Наглимунда.
Пока Бинабик говорил, вошла последняя группа людей, и тролль оборвал сам себя, чтобы наблюдать за ними. Большинство вновь прибывших с заплетенными в тонкие косички волосами были одеты в белые камзолы Эрнистира. Их лидер – сильный, мускулистый молодой человек с длинными темными усами – разговаривал с каким‑то южанином, выглядевшим слегка старше эрнистирийца. Этот, с тщательно завитыми волосам, в камзоле нежнейших оттенков верескового и голубого, был так изысканно одет, что, как показалось Саймону, произвел бы впечатление даже на Сангфугола. Старые солдаты, сидевшие вокруг стола, открыто посмеивались над франтоватостью его костюма.
– А эти? – спросил Саймон. – А эти, в белом, с золотом вокруг шеи? Эрнистирийцы, да?
– С несомненностью. Принц Гвитин и с ним его люди. Принц разговаривает, если не будет ошибки у меня, с бароном Дивисаллисом из Наббана. О нем говаривают как о человеке с острым умом, который слишком очень много думает о собственной одежде. К тому же отважный боец, так рассказывали мне.
– Откуда ты все это знаешь, Бинабик? – спросил Саймон, возвращаясь от эрнистирийцев к своему другу. – Ты подслушивал у замочной скважины?
Тролль надменно выпрямился.
– Я не всегда проживал на вершине гор! – сказал он. – Кроме того, я имел беседование со Стренгьярдом и много других информационных средств, пока ты тепло согревал свою постель.
– Что?! – голос Саймона прозвучал гораздо громче, чем он рассчитывал; он понял, что по меньшей мере слегка пьян. Несколько сидевших рядом с любопытством обернулись к нему. Саймон наклонился, чтобы продолжить защищаться более тихим голосом.
– Я был… – начал он, но тут по всему залу задвигались стулья: люди вскакивали с мест. Саймон поднял глаза и увидел, что в дальнем конце зала появилась стройная фигура принца Джошуа в одежде его обычных серых тонов. Он спокойно, без улыбки оглядел зал. Единственным признаком его сана был серебряный обруч на лбу.
Джошуа приветственно кивнул собравшимся и Сел; остальные быстро последовали его примеру. Пажи вышли вперед, разливая вино по кубкам, старый епископ, сидевший по левую руку от принца (по правую руку сидел эрнистирийский Гвитин), поднялся со своего места.
– Теперь прошу вас, – голос епископа звучал кисло, как у человека, который делает одолжение, но заранее знает, что ни к чему хорошему это не приведет, – склоните головы, и мы испросим благословение Узириса Эйдона этому совету и всем, кто собрался здесь, – говоря так, он поднял перед собой прекрасное древо литого золота, украшенное синими каменьями.
– Ты, кто принадлежал нашему миру,
но не был полностью нашей плоти,
услышь нас.
Ты, кто был Человеком,
но чей Отец человеком не был,
а был Богом живым,
дай нам поддержку и утешение.
Будь покровителем этого стола
и тех, кто сидит здесь,
и возложи руку на плечо того,
кто потерян и ищет.
Старик перевел дыхание и огляделся. Саймон, вытянувший шею, чтобы лучше видеть, раскрыв рот так, что касался подбородком груди, подумал, что у епископа такой вид, как будто ему хочется схватить свое усыпанное драгоценностями древо и размозжить головы всем присутствующим.
– А также, – поспешно закончил епископ, – прости всякую тщеславную глупость, которая может быть произнесена здесь. Все мы – Твои дети.
Старик покачнулся и сел в кресло. За столом поднялся гул – все разом заговорили.
– Тебе бы приходило в голову, друг Саймон, что старый епископ не очень в восторге оттого, что он среди всех этих?
Джошуа встал:
– Благодарю вас, епископ Анодис, за ваши… сердечные молитвы. И спасибо всем, кто пришел сюда сегодня. – Он оглядел высокую, освещенную комнату. Левая рука принца лежала на столе, правую скрыли складки плаща. – Пришли мрачные времена, – произнес он, переводя взгляд с одного лица на другое. Саймон почувствовал, как тепло разливается по его телу, и подумал, расскажет ли принц о своем спасении. Моргнув, он открыл глаза как раз в тот момент, когда принц, скользнув по нему взглядом, снова обратил его к центру зала.
– Мрачные и беспокойные времена. Верховный король в Хейхолте – он мой брат конечно, но мы здесь будем говорить о нем как о короле – кажется, повернулся спиной к нашим невзгодам. Налоги были подняты им так, что превратились в суровое наказание, хотя страна сотрясалась от жестокой засухи в Эркинланде и Эрнистире и снежных бурь на севере. И в это тяжелое время Хейхолт тянется к нам, чтобы забрать больше, чем брал когда‑либо за все время правления короля Джона. Элиас отозвал отряды, ранее хранившие безопасность на дорогах и в пустынных землях Вальдхельма и Фростмарша.
– Как верно! – воскликнул барон Ордмайер, с грохотом опуская на стол тяжелый кубок. – Благословит вас Бог, но это так верно, принц Джошуа! – Он повернулся и погрозил кулаком, ища поддержки у остальных. Раздался хор одобрительных голосов, но среди них были и такие, кто возмущенно качал головой, слыша эти безрассудные слова в самом начале совета. К этим последним принадлежал и епископ Анодис.
– И таким образом, – продолжал Джошуа, слегка повысив голос, чтобы заставить собравшихся затихнуть, – таким образом перед нами возникает естественный вопрос: что же нам делать? Вот почему я пригласил вас сюда и вот почему, как я предполагаю, вы откликнулись на мой зов. Чтобы решить всем вместе, что мы можем сделать, и чтобы держать эти цепи, – он поднял левую руку и продемонстрировал всем наручник, все еще скованный на ней, – подальше от нашего горла, когда король возжелает надеть их на нас.
Раздался гром одобрительных выкриков. Жужжание тихих перешептываний тоже усилилось. Джошуа призывал к тишине, размахивая здоровой рукой, когда в дверях как будто вспыхнуло яркое красное пятно. В комнату скользнула женщина, ее длинное шелковое платье сияло ярче факелов. Это ее, темноглазую, властную и гибкую, Саймон видел в комнатах Джошуа. За одно мгновение она достигла кресла принца, глаза мужчин следили за ее движениями с неподдельным интересом. Джошуа, судя по всему, чувствовал себя неловко, когда она наклонилась и прошептала ему что‑то на ухо, но так и не отвел глаза от чаши с вином.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 108; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!