Глава 13. БАШНЯ ИЗ ОСЕННЕЙ ПАУТИНЫ 5 страница
– Я скажу только, что разделяю ваши опасения, граф Эолер, – вымолвил он наконец. – Но я не могу сказать о Ликторе ничего, кроме того, что уже было сказано, – он умный и тонкий человек. – Священник коснулся древа у себя на груди. – Чтобы немного облегчить вашу ношу, скажу вам следующее: герцог Леобардис еще не решил, окажет ли он вам поддержку. Несмотря на то, что Верховный король попеременно то улещивает его, то угрожает, Леобардис все еще колеблется.
– Что ж, это хорошие новости, – сказал Эолер и устало улыбнулся. – Когда я видел герцога сегодня утром, он был очень отдален, как будто боялся, что его увидят слушающим меня слишком внимательно.
– Он должен многое взвесить, так же, как и мой господин, – ответил Диниван. – Но я могу открыть вам одну тайну. Только этим утром я провел барона Дивисаллиса к Ликтору Ранессину. Барон отправляется в путь с важной миссией в качестве посла, и это будет иметь огромное значение и для Леобардиса, и для моего господина. Кроме того, это поможет решить, на какую сторону бросит Наббан свое могущество в каком‑нибудь конфликте. Большего я сказать не могу, но надеюсь, что это хоть как‑то поможет вам.
– Это больше, чем ничего, – кивнул Эолер. – Я благодарен вам за доверие, Диниван.
Где‑то в Санкеллане Эйдонитисе глубоко и низко зазвучал колокол.
– Колокол возвещает о наступлении полудня, – сказал отец Диниван. – Пойдем, найдем какую‑нибудь еду и кувшин пива и поговорим о более приятных вещах. – Улыбка снова сделала его лицо молодым. – Знаете ли вы, что я был однажды в Эрнистире? Ваша страна прекрасна, Эолер.
|
|
|
– Маловато каменных зданий, – ответил граф, похлопывая по стене.
– И это одна из ее прелестей, – засмеялся Диниван, направляясь к двери.
* * *
Снежно‑белая борода старца была достаточно длинной, чтобы можно было засовывать ее за пояс на время прогулок, а до этого утра он гулял несколько дней подряд. Волосы его были не темнее бороды. Даже куртка с капюшоном и краги были сделаны из толстой, аккуратно снятой шкуры белого волка. Передние лапы зверя скрещивались на груди, голова была прикреплена к железной шапке. Если бы не красные кристаллы в пустых глазницах волка и не свирепые голубые глаза человека, старец был бы просто еще одним белым пятном в заснеженном лесу между Дроршульвенским озером и холмами.
Стон ветра в верхушках деревьев все нарастал, и дождь снега с ветвей высокой сосны обрушился на скорчившегося под ней человека. Он, как животное, нетерпеливо отряхнулся, и легкий туман на секунду поднялся вокруг него, разбив слабый свет бледного солнца на тысячи крошечных радуг. Ветер продолжал свою пронзительную песню, и старик в белом протянул руку и схватил что‑то, что казалось раньше еще одним снежным комом – камнем или обрубком дерева, занесенным снегом. Он поднял этот предмет, очистил его от снега, сдвинул прикрывающую его ткань и заглянул внутрь.
|
|
|
Старик прошептал что‑то в отверстие и подождал. Нахмурился раздраженно или встревоженно. Опустил предмет на землю, встал и развязал затянутый на талии пояс из отбеленной оленьей кожи. Затем, стянув капюшон и открыв загрубевшее от ветра лицо, он сбросил волчью куртку. Рубаха без рукавов, которую он носил внизу, была того же цвета, что и куртка, кожа мускулистых рук не намного темнее, но на правом запястье, как раз над меховой рукавицей, яркими красками была нарисована голова змеи – синим, черным и кроваво‑красным. Тело змеи спиралью обвивалось вокруг правой руки человека и исчезало за рукавом рубашки, чтобы вновь появиться, обхватив его левую руку и закончиться свернутым хвостом на запястье. Этот буйный всплеск цвета резал глаза на фоне скучного снежного леса, белой одежды и белой кожи человека; казалось, что какая‑то летучая змея, в воздухе разделившаяся пополам, билась в смертельной агонии в двух локтях от промерзшей земли.
|
|
|
Старик не обращал внимания на холод, заставивший его обнаженные руки покрыться гусиной кожей, пока не кончил укутывать сверток курткой, подпихивая под него свободные концы. Тогда он вытащил из кармана своей нижней рубахи кожаный мешочек, выдавил оттуда немного желтого жира и быстро втер его в кожу обнаженных рук, заставив змею сверкать и переливаться, как будто она только что приползла из каких‑нибудь южных джунглей. Закончив, он снова скорчился, усевшись на пятки, и стал ждать. Он был голоден, взятый в дорогу запас подошел к концу еще вчера вечером. Впрочем, это не имело значения, потому что скоро придут те, кого он ждет, и тогда еды будет вдоволь.
Опустив подбородок, сверкая кобальтовыми глазами из‑под обледеневших бровей, Ярнауга смотрел туда, откуда должны были прийти люди. Он был старым, старым человеком, суровость времени и погоды сделали его жестким, сильным и свободным. Он не боялся того неизбежного часа, когда смерть придет за ним и позовет в свой темный, тихий дворец. В тишине и одиночестве не было страха, они были утком и основой его длинной жизни. Он хотел только выполнить возложенную на него миссию, передать факел, который другие смогут использовать в грядущей тьме; тогда он отринет жизнь и бренное тело так же легко, как стряхивает сейчас снег с обнаженных плеч.
|
|
|
Думая о торжественных залах, ожидавших его за последним поворотом пути, он вспомнил свой возлюбленный Танголдир, оставленный им две недели назад. Когда он последний раз стоял на пороге дома, маленькое селение, в котором он провел большую часть из своих девяноста лет, было таким же пустым, как легендарный Хелгейм, который ждал его, когда предназначение будет выполнено. Все остальные обитатели Танголдира бежали много месяцев назад. Только Ярнауга остался в селении под названием Лунная дверь, приютившемся среди Химельфельтских гор и все‑таки в тени далекого Стурмспейка – Пика Бурь. Зима дохнула таким холодом, какого никогда раньше не знали даже риммеры Танголдира, а ночные песни ветра отдавались таким воем и рыданиями, что люди теряли разум и поутру были только хохочущими безумцами, окруженными мертвецами.
И один Ярнауга не покинул свой маленький дом, когда ледяные туманы в горных ущельях и на узких улочках стали густыми, как шерсть, а наклонные крыши Танголдира превратились в корабли призрачных воинов, плывущих по облакам.
Никто, кроме Ярнауга, не видел, как все ярче и ярче разгораются огни Пика Бурь, не слышал звуков безграничной, бесчувственной музыки, которая разносилась повсюду через громовые раскаты, через горы и долины этих крайних северных провинций Риммергарда.
Но теперь даже он – его время пришло наконец, на то были даны ему определенные знаки и послания – оставил Танголдир наступающим тьме и стуже.
Ярнауга знал: что бы ни случилось, он никогда больше не увидит солнечные блики на стенах деревянных домов и не услышит пения горных ручьев, когда они несутся с плеском мимо его дверей к разбухающему Гратуваску. И не будет он больше стоять на своем крыльце в чистые темные весенние ночи и смотреть на сияние огней в небе – мерцающих северных огней, знакомых ему с детства, не похожих на грохочущие нездоровые вспышки, которые мерцают теперь на темной громаде Пика Бурь. Все это отошло в прошлое. Дорога его была ясна, но мало радости было в ней.
Но даже теперь не все еще прояснилось. Все еще непонятен был навязчивый сон, с которым следовало разобраться, сон о черной книге и трех мечах. Он упорно приходил к нему по ночам последние две недели, но смысл его был все еще темен.
Течение мыслей старика было прервано появлением движущегося пятна на далекой опушке леса западного края Вальдхельма. Он быстро сощурился, потом наклонил голову и поднялся на ноги.
Пока он натягивал куртку, ветер сменил направление, и вскоре с севера прокатился слабый раскат грома. Вслед за ним, с противоположной стороны, раздался все усиливающийся стук копыт, в конце концов перекрывший гром.
Когда Ярнауга поднял клетку с птицами и отправился навстречу всадникам, звуки слились – раскаты северного грома и мерный цокот всадников с юга, – наполнив лес ледяным рокотом, музыкой, сыгранной на ледяных барабанах.
Глава 15. ОХОТНИКИ И ДИЧЬ
Рев реки бился в ушах. Мгновение Саймону казалось, что только вода и движется в этом мире, все остальные – лучники на том берегу, Мария, сам он – все застыли в оцепенении в тот момент, когда достигла цели стрела, трепетавшая в спине Бинабика. Потом еще одна стрела пролетела мимо побелевшего лица девушки, с треском ударившись в разбитый карниз из блестящего камня, и все снова наполнилось безумным, порывистым движением.
Почти забыв случниках, которые, словно насекомые, чье гнездо разворошили, суетились на той стороне реки, Саймон в три прыжка одолел расстояние, отделявшее его от девочки и тролля. Он нагнулся, чтобы посмотреть, что произошло, и какая‑то отстраненная часть его сознания зафиксировала, что мальчишеские краги, которые носила Мария, продрались на коленях и что в его рубашку под рукой вонзилась стрела. Сначала он решил, что она вовсе не задела его, но потом резкая боль обожгла ребра.
Новые и новые стрелы бились о каменные плиты перед ними и отскакивали, как камешке на озере. Саймон быстро встал на колени, взяв на руки безмолвного тролля и ощущая, как ужасная беспощадная стрела трепещет у него под пальцами.
Он повернулся так, чтобы его спина оказалась между маленьким человеком и лучниками – Бинабик был такой бледный! Наверное, он умер! – и встал. Снова обожгла боль в ребрах, юноша пошатнулся, и Мария подхватила его за локоть.
– Кровь Локкена! – закричал на том берегу одетый в черное Инген, и его далекий голос слабым бормотанием отозвался в ушах Саймона. – Вы же убиваете их, вы, идиоты! Я сказал, задержать их там! Где барон Хеаферт?
Кантака прибежала вниз и присоединилась к Саймону и Марии. Пока они тяжело взбирались на Да'ай Чикизу, девушка пыталась прогнать волчицу взмахами руки.
Последняя стрела ударилась в ступеньку за их спинами, и воздух снова стал неподвижным.
– Хеаферт здесь, риммер! – звук этого голоса перекрыл даже шум реки.
Саймон, стоя на верхней ступеньке, обернулся. Сердце его оборвалось.
Дюжина вооруженных людей проталкивалась между лучниками Ингена, направляясь прямо к Воротам Оленей, мосту, который лодка путников прошла как раз перед тем, как они высадились на берег. Сам барон замыкал группу на рыжем коне, высоко над головой подняв длинную пику. Они не смогли бы убежать далеко даже от пеших солдат, а уж лошадь барона нагонит их в считанные минуты.
– Саймон! Беги! – Мария дернула его за руку и потащила за собой. – Мы можем еще спрятаться в городе!
Саймон знал, что это тоже безнадежно. К тому времени, как они достигнут первого укрытия, солдаты уже нагонят их.
– Хеаферт! – раздался голос Ингена Джеггера, незначительный слабый звук, теряющийся в гуле воды. – Нельзя! Не будь дураком, эркинландер! Твоя лошадь!
Остальное затерялось в шуме реки; если Хеаферт и услышал что‑нибудь, он не обратил на это внимания. Через мгновение к топоту солдатских сапог по мосту присоединилась тяжелая поступь лошади.
Как раз когда шум погони стал невыносимо близким, Саймон зацепился носком сапога за перевернутую каменную плиту и упал.
Стрела в спине, думал он, падая. Как же это случилось? И тут же больно стукнулся плечом, перекатившись на бок, чтобы уберечь лежащее у него на руках тело тролля.
Он лежал на спине, глядя на расколотые кусочки неба, проглядывающие сквозь темные купол деревьев, грудь сдавливало отнюдь не невесомое тело Бинабика.
Мария тащила его за край рубахи, пытаясь поднять. Он хотел сказать ей, что теперь это уже неважно, теперь уже не стоит беспокоиться, но приподнявшись на локте и поддерживая другой рукой тело тролля, вдруг увидел, что внизу происходит что‑то странное.
Барон Хеаферт и его люди остановились на середине длинного, изогнутого дугой моста. Они раскачивались, и вооруженные люди отчаянно цеплялись за низкие перила. Барон не сходил с лошади, лицо его было невидимым на таком расстоянии, но поза его была позой только что разбуженного человека. Секундой позже – Саймон не мог разглядеть, почему – лошадь барона попятилась и бросилась вперед; люди метнулись за ней, еще быстрее, чем бежали раньше. И тут же дрожь поразила всю эту кутерьму – раздался страшный треск, как будто руки гиганта отломили верхушку дерева для зубочистки. Мост, казалось, разошелся в середине.
На глазах у пораженных, зачарованных Саймона и Марии Ворота Оленей рухнули в воду. Огромные, угловатые осколки камней сыпались вниз. Несколько мгновений казалось, что Хеаферт и его солдаты успеют добраться до того, дальнего берега, но потом, всколыхнувшись, как одеяло, которое встряхивают, каменная арка сложилась, опрокинув корчащуюся массу рук, ног, побелевших лиц и брыкающуюся лошадь вместе с обломками молочного халцедона в буруны зеленой воды и белой пены. Через секунду голова лошади барона появилась в нескольких эллях ниже по течению и почти сразу снова исчезла в клочьях пены.
Саймон медленно повернул голову и посмотрел на основание моста. Два лучника стояли на коленях, неподвижно уставившись в ревущий поток. Черный Инген Джеггер не сводил глаз с застывших на ступенях путников, взгляд его блеклых глаз пронизывал смертельной ненавистью…
– Вставай! – закричала Мария, дернув Саймона за волосы. Он оторвал взгляд от Ингена Джеггера и почти ощутил легкий щелчок разрыва, как будто лопнула струна. Он поднялся на ноги, бережно придерживая свою маленькую ношу, они повернулись, и что есть мочи побежали к высоким теням Да'ай Чикиза.
Руки Саймона отчаянно заныли уже через сто шагов, кроме того, ему казалось, что в боку у него сидит нож, все труднее было не отставать от девушки. Следуя за скачущим волком, они неслись через развалины города ситхи.
Это было похоже на бег по узкой пещере, полной деревьев и сосулек, лес вертикального мерцания гниющего мха и темноты. Повсюду валялись разбитые изразцы, огромные сети оплетали прекрасные полуразрушенные арки, Саймону казалось, что его проглотил какой‑то невероятный людоед, с внутренностями из кварца, нефрита и перламутра. Шум реки затихал вдали, хрип напряженного дыхания смешивался с шарканьем спотыкающихся ног.
Наконец они достигли окраины города; высокие деревья – можжевельник, кедр и уходящие в небо сосны – стояли здесь уже теснее, и плиты, которыми были вымощены улицы города, Превратились в узкие тропинки, огибающие основания лесных гигантов. Саймон остановился. В глазах у него потемнело, он чувствовал, что земля уходит из‑под ног. Мария взяла его за руку и силой заставила сделать несколько неверных шагов к увитой плющом каменной глыбе, в которой Саймон, когда он вновь обрел нормальное зрение, распознал колодец. Он осторожно опустил тело Бинабика на мешок, который несла Мария, уложив голову маленького человека на грубую ткань, и облегченно прислонился к краю колодца, стараясь вдохнуть немного воздуха в натруженные легкие. Бок его продолжал неприятно пульсировать.
Мария опустилась на корточки подле Бинабика, оттолкнув нос назойливой Кантаки, которым волчица пихала своего неподвижного хозяина. Кантака отступила на шаг, непонимающе поскуливая, и легла, опустив морду на лапы. Саймон почувствовала, что горькие слезы готовы брызнуть из глаз.
– Он не умер.
Саймон ошарашенно уставился на Марию, потом перевел взгляд на побелевшее лицо Бинабика.
– Что? – спросил он. – Что ты сказала?
– Он не умер, – повторила она, не поднимая глаз. Саймон опустился на колени рядом с девушкой. Она была права – грудь Бинабика едва заметно поднималась. Пузырек кровавой пены на нижней губе тихонько пульсировал.
– Узирис Эйдон, – Саймон провел рукой по разом взмокшему лбу. – Мы должны вытащить стрелу.
Мария остро взглянула на него.
– Ты что, с ума сошел? Если мы это сделаем, вся кровь вытечет из него. У Бинабика не останется никаких шансов!
– Нет, – Саймон покачал головой. – Доктор говорил мне, я точно помню, что говорил, но не знаю, удастся ли мне ее вытащить. Помоги снять с него куртку. – Повозившись немного с курткой, они пришли к выводу, что нет никакой возможности снять ее, не вытащив стрелу. Саймон выругался. Ему нужно было что‑то острое, чтобы разрезать ткань. Он осторожно вытащил спасенный мешок и стал рыться в нем. Даже в своем горе и боли он обрадовался, обнаружив Белую стрелу, завернутую в кусок ткани. Он вытащил ее и начал развязывать узлы свертка.
– Что ты делаешь? – спросила Мария. – Может, нам уже хватит стрел?
– Мне нужно что‑нибудь острое, чтобы резать, – проворчал он. – Жаль, что мы потеряли как раз ту часть посоха Бинабика, в которой был нож.
– Ах, вот зачем… – Мария сунула руку за пазуху и вытащила маленький нож в кожаных ножнах, висящих на шнурке на шее. – Джулой сказала, что он пригодится мне, – пояснила она, передавая нож Саймону. – Не очень‑то это годится против лучников.
– А лучники не очень‑то годятся, чтобы удерживать мосты от падения, хвала Господу. – Саймон принялся пилить промасленную кожу.
– Ты думаешь, все так просто? – спросила Мария погодя.
– Что ты имеешь в виду? – Саймон здорово запыхался. Это была тяжелая работа, но он уже успел разрезать куртку от подола до стрелы, обнаружив по пути пятно запекшейся крови. Теперь юноша тянул лезвие вверх, к вороту.
– Что мост просто… упал, – Мария посмотрела на пятна света, проникающего через изумрудную зелень. – Может быть, это ситхи рассердились, что все это происходит в их городе?
– Пора. – Саймон сжал зубы и резанул по последнему куску кожи. – Ситхи, оставшиеся в живых, покинули этот город, и если они бессмертны, как мне говорил доктор, здесь нет никаких духов, которые заставляют падать мосты. – Он развел края разрезанной куртки и моргнул. Спина Бинабика была залита засыхающей кровью. – Ты что, не слышала, что кричал этот риммер? Он не хотел, чтобы Хеаферт пускал лошадь на мост. Теперь помолчи и дай мне подумать, черт возьми!
Мария вскинула руку, как будто собиралась ударить его. Саймон посмотрел на девушку, и их глаза встретились. В первый раз Саймон видел, как она плачет.
– Я дала тебе нож! – сказала она. Саймон сконфуженно тряхнул головой.
– Просто… понимаешь, этот дьявол Инген мог уже тысячу раз найти другое место для переправы. У него по меньшей мере два лучника, и кто знает, что сталось с собаками… и… и этот маленький человек – мой друг. – Он снова повернулся к окровавленному троллю. Мария помолчала.
– Я знаю, – сказала она наконец.
Стрела вошла под углом на расстоянии ладони от середины позвоночника.
Осторожно приподняв маленькое тело, Саймон просунул под него руку. Его пальцы быстро нащупали железный наконечник, торчащий под рукой Бинабика у переднего края ребер.
– Черт возьми! Она же прошла сквозь него! – Саймон лихорадочно думал. – Минутку… Минутку…
– Отломи кончик, – посоветовала Мария, голос которой снова был спокойным. – Тогда ты сможешь ее вытащить – если только ты совершенно уверен, что так будет лучше.
– Конечно! – Саймон воспрял, у него немного закружилась голова. – Конечно!
Ушло немного времени на то, чтобы отрезать наконечник, но маленький ножик успел основательно затупиться. Саймон кончил, и Мария помогла ему повернуть Бинабика так, чтобы стрела была наиболее доступна. Затем, вознеся безмолвную молитву Эйдону, он вытащил стрелу, и свежая кровь забила из раны. Он с омерзением посмотрел на ненавистный предмет и забросил стрелу в чащу. Кантака приподняла тяжелую голову, проследила ее полет и снова вытянулась, издав громоподобный стон.
Они кое‑как забинтовали Бинабика тряпками, в которые была завернута Белая стрела и остатками его погибшей куртки, потом Саймон поднял тролля, который все еще прерывисто дышал, и взял его на руки.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!