Проблема: наращение стоимости потерь
Конечно, Эми и Хосе могли посмотреть на этот конфликт с точки зрения друг друга и признать, что у каждого из них своя правда. Но после того, как они оба уже вложили в этот спор столько сил и эмоций, никому из них не хотелось отступать. При этом они не понимали, что, как бы твердо каждый из них ни стоял на своем, победителя в этой схватке в любом случае не будет. Ведь они оба нанесут друг другу такие оскорбления, которые в нормальной обстановке даже не пришли бы им на ум, и потом будут раскаиваться в своем «красноречии».
Подобные склоки были нередки в их доме. За ними, как правило, следовали несколько дней обоюдной «игры в молчанку», потом медленное потепление, неизбежное сближение и наконец примирительный секс.
После этого они больше не обсуждали случившееся – просто переступали через конфликт и двигались дальше.
«Мы быстро уставали ненавидеть друг друга», – призналась Эми.
В доме устанавливался мир – но ненадолго: вскоре разгоралась очередная эпическая баталия, и все повторялось. Их отношения застряли в этом порочном круге, и такие «встряски» явно не шли им на пользу. Боязнь сиюминутных, мелких потерь, которую Хосе и Эми испытывали при каждой новой стычке, – боязнь, в которой они сами не отдавали себе отчета, – наращивала общую стоимость их общих потерь в совместной жизни.
Многие биржевые трейдеры тоже не догадываются о своей боязни потерь – и совершают из‑за этого большие ошибки. Они удерживают акции, которые теряют в цене и, вероятно, уже не окупятся, потому что компания вот‑вот прогорит, – или, наоборот, слишком торопятся продать повышающиеся в цене бумаги, страшась, что завтра те скатятся вниз.
|
|
|
В общем, страх перед поражением делает с людьми странные вещи. В 2008 г. бывшая губернатор Аляски Сара Пэйлин, баллотировавшаяся на пост вице‑президента США, сказала в интервью Чарли Гибсону[14], которое она дала в рамках своей предвыборной кампании: «Чарли, дрейфить нельзя». И что с ней стало?[15]
ЧТО ГОВОРЯТ… О скандалах
По результатам нашего Всестороннего, Новаторского и Очень Затратного Опроса супружеских пар, 71 % респондентов признались, что во время ссор с супругом понимают: кто бы ни одержал в ней верх, «плохо будет обоим». Но многих из них это не останавливает:
• 53 % опрошенных сказали, что продолжают спор даже тогда, когда за неимением аргументов начинают повторяться;
• 34 % сказали, что продолжают ссориться, даже забыв о том, с чего начался конфликт;
• 34 % сказали, что продолжают ругаться даже тогда, когда понимают, что неправы.
Или другой пример – Lehman Brothers. Знакомое название? В 2007 г. это был богатейший инвестиционный банк с многомиллиардным состоянием, а годом позже он превратился в груду дымящихся развалин. Выдвигалось много версий, как такое могло произойти, но главной причиной коллапса было однозначно названо то огромное количество кредитов на покупку недвижимости, которые банк выдавал своим клиентам. Когда владельцы домов и арендаторы офисов перестали добросовестно выполнять свои обязательства по ипотеке, поток инвестиций в Lehman Brothers резко обмелел.
|
|
|
Однако нельзя не заметить, что виной этого грандиозного краха отчасти стало и самое обыкновенное неприятие потерь. То, что Lehman смертельно ранен, было ясно уже в начале весны 2008‑го, но его исполнительный директор Ричард Фалд все пытался остановить бьющую фонтаном кровь. До последнего скрывая катастрофическое положение своего банка, он старался тайно продать его, договориться о его слиянии с другими организациями и мобилизовать его капитал, чтобы расплатиться с долгами. У него было несколько заинтересованных покупателей, но они предлагали цены, которые Фалд считал слишком низкими, – он не мог смириться с теми потерями, которые ему сулило принятие их условий. Но когда в сентябре Lehman все‑таки обанкротился, Фалд потерял все и сразу: сотни миллионов долларов в его акциях, компанию, в создании которой он принимал непосредственное участие, и остатки своей репутации.
|
|
|
Мы уже никогда не узнаем, что было бы, признай руководство Lehman свое поражение, прими болезненное, но необходимое снижение цены своего банка и согласись на его продажу до того, как была пройдена точка невозврата. Lehman мог пережить свой кризис, рецессия могла быть уменьшена[16], Сара Пэйлин могла тихо‑мирно занять пост вице‑президента, а миллионы «не дрейфящих» американцев могли до сих пор жить припеваючи в своих пригородных домах.
Выход: утро вечера мудренее
Да, эту счастливую перспективу мы уже упустили, но вот Эми и Хосе свой путь в светлое будущее все‑таки отыскали.
Инициатором перемен стала Эми. Ненароком она избрала точно такую же модель поведения, которая с давних пор надежно хранит от козней неприятия потерь Дэвида Айнхорна, главу влиятельнейшего хедж‑фонда Greenlight Capital. Айнхорн рассказал нам, что, даже когда у него появляется сильное желание оторвать головы менеджменту компании (в которую он вложил – страшно сказать! – миллионы и миллионы долларов) и возникает опасение, что из‑за неразумных действий своих управленцев компания вот‑вот пойдет ко дну, он не торопится принять окончательное решение – ждет, пока оно немного «отлежится». Вместо того чтобы тут же сбросить акции не оправдавшей надежд компании – что было бы закономерной эмоциональной реакцией на грозящие неминуемые потери, – он дает себе время подумать. Дэвид убежден в том, что утро действительно «мудренее» вечера: вернувшись к своей проблеме на следующий день, он способен уже гораздо более здраво ее осмыслить. Конечно, ему все равно приходится ее как‑то решать – сама проблема за ночь не «рассасывается», – но на свежую голову ему легче придумать способ, как избежать потенциальных потерь.
|
|
|
Удивительно, насколько этот стародавний совет – «утро вечера мудренее» – применим к проблемам современного бизнесмена, который может в одночасье потерять миллионы долларов.
Или к проблемам современных супругов, каждый из которых боится проиграть домашнее сражение. После их сотой ночной склоки с Хосе Эми поняла, что больше так продолжаться не может. Как бы сильно она ни была огорчена поведением мужа, под конец каждого такого скандала ее плохое настроение усиливалась еще в сто раз: «Я начинала говорить, абсолютно уверенная в своей правоте и понимании со стороны Хосе, но проходили часы, а я все драла глотку».
Тогда по совету мамы Эми установила для себя так называемое «правило 24 часов». Теперь каждый раз, когда Хосе выводил ее из себя и в ней просыпалось непреодолимое желание накинуться на него с упреками, она откладывала выяснение отношений как минимум на сутки. Не для того, чтобы подавить свое негодование – в силу своего темперамента она была на это совершенно не способна, даже если очень старалась, – а для того, чтобы проверить, будет ли оплошность Хосе казаться ей столь же возмутительной по прошествии этого времени. Если на следующий день она по‑прежнему была готова изрыгать пламя, она «поднимала этот вопрос» (так она фигурально называла то, что мы обозначили бы несколько иными словами: «атаковала ни о чем не подозревающего мужа»). А если ярость сама собой сходила на нет, она махала на все рукой и вела себя как ни в чем не бывало.
Для Эми это были огромные перемены, значительность которых сложно переоценить, – ведь она всю жизнь верила в то, что любой конфликт надо разрешать прямо на месте, а держать раздражение в себе и вовсе вредно для здоровья.
Когда она впервые решила опробовать свою новую методу, ей казалось, что она «сейчас взорвется – причем буквально». Она легла в одну постель с Хосе, твердо намереваясь промолчать о том, что он в очередной раз забыл снять со счета наличку, чтобы заплатить няне, – но сдержаться было до невозможности трудно.
«Платить няне – это единственное, что я попросила его делать без моего напоминания, – рассказала нам Эми. – Но меня бесило не столько то, что он опять об этом забыл, сколько его нежелание помнить о таких вещах в принципе».
Тем не менее Эми не дрогнула. Она все‑таки промолчала. И наутро тоже не сказала ни слова. Не догадываясь о том, что происходит в голове у жены, еще толком не проснувшийся Хосе перевернулся на бок, крепко обнял Эми и поцеловал ее в шею – «как раз туда, куда надо», по ее словам. А вечером он сам, без понуканий, вернул ей потраченные на няню деньги и извинился за то, что забыл принести их накануне. «Просто чудеса», – отметила про себя Эми.
За несколько месяцев «правило 24 часов» значительно снизило как частоту, так и интенсивность их ссор. Эми пересмотрела многие свои былые принципы. Теперь она уже не была так категорически убеждена в том, что для решения какой‑либо проблемы совершенно необходимо устроить разборку и высказать друг другу все «в лицо». Она также пришла к выводу, что в любом конфликте важно вовремя остановиться. До последнего доказывая Хосе, что она в доме главная труженица, а он безответственный лентяй, заставляя мужа во всеуслышание признать свою неправоту или не принимая его извинений, пока он не выполнит те или иные требования, она лишь затягивала скандал и тешила свое самолюбие. В конце концов, Хосе не идиот, поэтому может самостоятельно осознать и исправить свои ошибки. И чем меньше Эми будет тыкать супруга носом в его недостатки, тем проще им будет договориться.
Новый подход Эми к семейной жизни одобрят не только экономисты, но и психологи. Клинический психолог и семейный психотерапевт Джеральд Уикс признает, что «небольшое выжидание – это отличная идея», особенно если пара «не может рационально обсудить возникшую проблему». Уикс и сам предлагает своим клиентам ввести следующие «правила тайм‑аута». Во‑первых, каждая из сторон может в одностороннем порядке назначить перерыв, если почувствует такую необходимость. Во‑вторых, тот, кто объявляет паузу, должен установить ее временные границы по своему усмотрению – но не больше суток. В‑третьих, во время тайм‑аута оба участника конфликта должны подумать над тем, что привело к такой мощной вспышке ярости с их стороны. «Только при этом вы не должны во всем винить партнера», – предостерегает Уикс. Лучше постарайтесь понять, чем были обусловлены реакции каждого из вас. А потом, сойдясь снова, обсудите все спокойно, не срываясь на оскорбления.
Эми и Хосе по‑прежнему ссорятся – очень часто Эми и через сутки еще пышет праведным гневом и все‑таки устраивает мужу взбучку. Но теперь в любом конфликте Эми следит за тем, чтобы не переступить черту, за которой кончается здравый смысл и начинается слепое неприятие потерь. Она знает, что в противном случае их разногласия по конкретному поводу превратятся в мучительное соревнование «кто кого переорет».
«Чтобы этого не случилось, я ухожу на перерыв», – говорит она. Несмотря на то что все нутро Эми требует битвы до победного конца, внутренний голос напоминает ей, что, отказываясь смириться с мелкими потерями, она может в итоге понести куда больший урон. Стоит ли победа в пустяковой бытовой ссоре испорченных отношений и бессонной ночи?
Пример № 2
Стороны: Пола и Ниви
Еще одна пара опытных бойцов – Пола (которая также является автором этой книги, поэтому уж точно расскажет все как есть) и ее муж Ниви – сходились в кровавых поединках весь первый год совместной жизни. Из‑за раскладного кресла.
Хотя нет, давайте отмотаем на начало. До раскладного кресла был еще диван, который Пола купила на аукционе. Она считала, что он был «старичком с характером». Ниви считал, что он был орудием для пыток, потому что, стоило на него прилечь, как его покореженные пружины вонзались в позвоночник, словно миллион маленьких буравчиков. А до дивана была еще «крючкомания» Ниви: несмотря на ярые протесты Полы, он по всему дому развесил крючки для своей одежды. Эти «дурацкие» шкафы ужасно неудобные, заявил он, там надо все перелопатить, чтобы найти одну‑единственную нужную рубашку. А вот так развесишь рубашки по всей стене – и отлично видно, где какая! Еще до этого были «безделушковая» война на истощение – из‑за маленьких статуэток, которые Пола привозила из каждой страны, где ей довелось побывать, и которые Ниви «нечаянно» ронял на пол и разбивал по штуке за день; и Тридцатидневная брань в ванной комнате, когда Ниви вдруг взял на себя смелость выкидывать все, что казалось ему «старым» и «бесполезным», не спросив сперва Полу, – например, заплесневелую смесь для отбеливания зубов, которую Пола купила за $200 и держала на черный день; и затяжная Борьба с кухонными оккупантами, во время которой японский церемониальный чайный сервиз Ниви (или по‑простому «пылесборник») чудесным образом появлялся на прежнем месте – то есть перекрывал собой доступ к любимым разноцветным мисочкам Полы, – как бы та ни пыталась от него избавиться.
Но ничто не могло сравниться с той баталией, которая разыгралась из‑за кресла. Пола его обожала. Кресло появилось у нее лет десять назад и успело поменять вместе с ней не одну квартиру. Пола отдыхала в нем в обнимку со своим маниакально‑депрессивным котом – до тех пор, пока кот не стал слишком маниакально‑депрессивным и его не пришлось отдать в добрые руки. Она слушала в нем унылые песни Джони Митчелл после затянутого, мучительного разрыва с бывшим возлюбленным. Это было не просто кресло – это был верный и надежный друг. Друг, обитый мягким, затертым велюром грязно‑коричневого цвета, с большой подушкой под пояcницу и подставочкой под ноги. Во всем доме не было кресла удобнее. Как можно с этим не согласиться?
Только вот Ниви считал, что с этим можно и нужно не соглашаться. Глядя на это кресло, он не видел ни его функциональных достоинств, ни теплого отпечатка ушедшей юности, которое оно нежно хранило. Он видел уродливую, потрепанную, мерзко‑коричневую махину с пятнами кошачьей мочи – и все это прямо посреди своей гостиной. Он заявил, что Пола слишком сентиментально относится к своим вещам и что ее привязанность к этому креслу «нездоровая». А также добавил, что при виде этого чудовища его тошнит. И вообще присутствие этого кресла в доме его страшно удручает.
Пола сочла претензии Ниви полной бредятиной. Как от одного только взгляда на предмет мебели человек может почувствовать себя «удрученным»? Что это за мелодраматические преувеличения? С другой стороны, она видела, что недовольство креслом – только вершина айсберга. Не может ведь быть простым совпадением то, что Ниви предлагал «до тех пор, пока у нас не появится дом побольше» сдать на хранение все самые дорогие ее сердцу вещи: ее коллекцию старинных нот, ее бейсбольные трофеи со школьных времен, десятки пар ее босоножек?
Конечно, все это могло быть пресловутой «притиркой», через которую, как принято считать, проходят все новоиспеченные супруги. Пары со стажем, как правило, утверждают, что когда‑то давно тоже сталкивались с подобным недопониманием, но потом преодолели его: «Ссоры из‑за мебели и туфель? Нам теперь совершенно не до этого, нам и так забот хватает!» Только, видимо, они кривят душой – как показывает практика, всем порой бывает «до этого». Во время бесед с супружескими парами, живущими вместе от 3 до 30 лет, мы услышали множество историй, которые не просто «отдаленно напоминали» истории Полы и Ниви, а были почти точной их копией. Одна пара полгода скандалила из‑за ремонта в ванной: забавно, что в их случае жена настаивала на всем новом, а муж цеплялся за все старое. Другая пара дошла до того, что потеряла право на выкуп заложенного имущества, – это, конечно, уже совсем не смешно: жена упорно отказывалась снижать цену на их дом, несмотря на общее падение цен на рынке недвижимости (а все потому, что они с мужем привыкли бодаться по любому поводу).
Но вернемся к нашим героям. Их битва за кресло достигла апогея, когда однажды в выходные они случайно наткнулись на распродажу старых вещей во дворе чьего‑то дома. На лужайке стояло раскладное кресло. Оно было обито потертым велюром грязно‑коричневого цвета. У него была подставочка для ног и вполне сносная подушка под поясницу. Цена – $20.
Пола оглядела его и заявила:
– Вот сумасшедшие, неужели они думают, что кто‑то купит эту штуковину за 20 баксов?
Ниви был в шоке. И это говорит человек, который готов биться за собственного «близнеца» этой рухляди не на жизнь, а на смерть?
– Хм… Пола, а за сколько ты продала бы свое кресло? – осторожно спросил он.
– Мое кресло стоит дорого, – сказала она задумчиво. – Ну, может, за пятьсот.
Проблема: эффект обладания
Пола страдала тем, что экономисты называют «эффект обладания»: склонностью неразумно завышать цену на собственное имущество. Эта поведенческая особенность также проистекает из боязни потери: свои вещи мы считаем более ценными, чем их ничем не примечательные копии. И идем на любые крайности, чтобы не утратить их.
«Эффект обладания» заставляет нас требовать $5 – и ни центом меньше! – за потрепанную книжонку на собственной «дворовой» распродаже и отказываться заплатить больше $2 за точно такую же книжонку на распродаже у соседей. По этой же причине мы считаем, что наш «дворец» стоит $420 000, но зовем свою соседку «чеканутой», если она надеется выручить за свой дом больше $320 000. И по этой же причине компании, осуществляющие доставку товара по почте, смело обещают не брать со своих клиентов деньги за возврат: они знают, что стоит вам увидеть, как прекрасно вы смотритесь в костюме пирата, вы уже не захотите отсылать его обратно.
Классическим примером «эффекта обладания» является эксперимент с кофейными кружками. Двум группам людей поручают определить стоимость кружек, но только первая группа должна оценивать свои собственные кружки, а вторая – некие абстрактные. Первая группа (владельцы кружек) в целом оценила эти предметы выше, чем вторая. А также ее участники не захотели расставаться со своей посудой, когда им предложили обменять ее на деньги. В то время как испытуемые из второй группы – те, кто не «обладал» продаваемыми кружками, – с радостью согласились бы получить за них наличные{17}.
Во время другого исследования группу покупателей машин (точнее, волонтеров, согласившихся ради эксперимента выступить в роли покупателей) попросили купить автомобили в полной комплектации, а потом снять то оборудование, которое им не нравилось или не было нужно. Вторую группу попросили купить машины без дополнительного оборудования и потом установить то, что им еще необходимо. А теперь сенсация: в итоге у первой группы оказалось больше дополнительного оборудования, чем у второй. Закупив с самого начала все эти «пятые колеса» для своих «телег», первая группа больше не хотела с ними расставаться: они уже почувствовали их своими, родненькими{18}.
В случае с Полой дело было не только в том, что она любила это кресло, а в том, что она не могла перенести его утрату. Потерять его значило потерять все, что оно символизировало: ее независимую одинокую жизнь, свободу самой распоряжаться своими деньгами и обставлять дом так, как ей хочется, и возможность хоть целый день просидеть на месте, ничего не делая и не принимая в расчет потребности другого человека. В «эффекте обладания» проявляется весь наш огромный страх перед утратами. Утратой вещей. Денег. Людей. Или былых времен.
Но стоило ли кресло еще одного года скандалов с Ниви?
Выход: переформулирование
В подобном случае семейные психологи дали бы вам какой‑нибудь мудрый совет, вроде: «знайте меру» или «учитесь находить компромиссы», – что, безусловно, очень умно и практично. Но еще умнее и практичнее было бы для начала разобраться, почему мы в принципе ввязываемся в эти конфликты. Мы уже поняли, что за долгой баталией часто стоит банальное нежелание отступить. А отступать мы не хотим потому, что боязнь потери заставляет нас устанавливать на дорогие нам вещи непомерно высокую цену.
Как же нам ее сбить? Ведь трудно перестать любить что‑то, к чему раньше был очень привязан.
Неплохой способ – научиться задавать себе правильные вопросы: может, вы не «теряете» свое кресло, а «меняете» его на хорошую атмосферу в доме? Или так: может, вы расстаетесь с напоминанием о прошлом, чтобы получить взамен что‑то новое и прекрасное?
Зачастую именно от правильной постановки вопроса зависит то, как мы на него ответим. Ранее в этой главе мы познакомили вас с экспериментом Канемана и Тверски, который показал готовность людей рискнуть в зависимости от предложенных им условий. В рамках другого эксперимента, также направленного на изучение эффекта разных формулировок, эти ученые попросили испытуемых выбрать между двумя стратегиями спасения человеческих жизней{19}.
Добровольцев попросили представить себе такую ситуацию: в результате вспышки неизвестного заболевания под угрозой оказались жизни 600 человек. И теперь им нужно выбрать между двумя планами действий:
1. План А дает 100 %‑ную гарантию спасения 200 жизней;
2. План Б дает один шанс из трех, что будут спасены все 600 человек, и два шанса из трех, что не будет спасен никто.
72 % опрошенных выбрали план А, дающий абсолютную уверенность хоть в каком‑то результате.
А потом их попросили выбрать между такими двумя вариантами:
1. План А предполагает, что с вероятностью в 100 % погибнет 400 человек;
2. План Б дает один шанс из трех, что не умрет никто, и два шанса из трех, что умрут все.
Теперь 78 % выбрали план Б, который, на их взгляд, позволял надеяться на спасение большего числа людей.
Но обратите внимание – по сути, в обоих случаях условия одни и те же, только формулировки разные. В первом случае упор делается на том, сколько человек выживет, а во втором – сколько умрет. Или, другими словами, на потенциальных приобретениях и на потенциальных потерях. Мы снова увидели, как сильно притягивают людей приобретения и как страшат потери.
Стоит вам правильно сформулировать свой выбор, как станет легче ступить на верный путь. А также легче согласиться на компромисс, потому что наша готовность пойти на взаимные уступки напрямую зависит от того, рассматриваем ли мы их как свое поражение или как способ достигнуть потенциальных благ.
Ниви достаточно хорошо знал Полу, чтобы понимать: если он будет и дальше убеждать ее в том, что только ненормальные могут так трястись над каким‑то хламом, ничего хорошего не выйдет. Что же тогда делать? Составить сравнительную таблицу времени, которое Пола проводит в кресле, и времени, которое ей мог бы служить более полезный предмет мебели – к примеру, новый письменный стол, где Пола могла бы как цивилизованный человек писать свою книгу (а то она делает это на диване и потом жалуется на боль в шее)? Эта идея может показаться стороннему человеку вершиной кретинизма, но у Ниви были все основания полагать, что на Полу такая таблица произведет неизгладимое впечатление.
Ни шагу назад!
Мы не одиноки в своем неприятии потерь:
• Джордж Штейнбреннер[17], Дейл Эрнхардт[18] и другие: «Обладатель второго места на самом деле первый проигравший».
• Генерал Джордж Паттон[19]: «Американцам ненавистна сама мысль о поражении».
• Майк Дитка[20]: «Ты не проиграл до тех пор, пока не перестал пытаться выиграть».
• Дэн Куэйл[21]: «Какой изъян – потерять рассудок или вовсе не иметь его!».
• Судья Джуди[22]: «Вы здесь, сэр, потому что вы лузер!»
«Я был уверен: уж кто‑кто, а она оценит, что я не просто в сотый раз оскорбляю ее любимое кресло, а пытаюсь обосновать свое недовольство», – сказал Ниви.
Он показал Поле свою таблицу – как и ожидалось, та купилась на его трюк и была тронута до глубины души, – а потом предложил заменить кресло предметом мебели, который они выберут вместе, как пара. И как бы ненароком заметил, что недавно видел антикварный стол в стиле «датский модерн» в ее любимом мебельном магазине. Он точно станет прекрасным источником вдохновения для ее книги.
Тут Пола пустила в ход свои новоприобретенные знания из области экономики. Она взвесила возможные затраты и выгоды, сопряженные с борьбой за кресло, и пришла к выводу, что ей все‑таки пора уступить во имя гармонии в их с Ниви доме. Впрочем, как опытный экономист, она теперь точно знала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
О том, как Лейни все‑таки пришлось выкинуть белое платье
Гарольд, прокурор из Майами, рассказал нам о том, как открыл для себя пользу переформулирования. 25 лет он чуть ли не каждый день обращался к жене с одной и той же просьбой, которую она 25 лет упорно игнорировала: не могла бы Лейни выкинуть то бесформенное белое платье с дырками на подоле, в котором она каждое утро выгуливает их пса Бейли? Ответ всегда был один: «нет». Отличное платье, говорила она. Удобное.
«Собаке за тебя стыдно», – возражал Гарольд.
Или: «Ты в нем похожа на бомжиху».
Или: «У нас достаточно денег, чтобы купить тебе новое белое платье, если уж ты не можешь гулять с собакой ни в чем другом».
Но она была непоколебима. Вспомните про эффект обладания. И вот однажды Гарольд, который гордился своим даром переубеждать даже самых упертых присяжных, придумал хитроумный план. Для его воплощения он дождался подходящего момента: они с женой собрались ремонтировать ванную и встроенный шкаф, прилегающий к их спальне, и для этого им нужно было волей‑неволей вытряхнуть из гардероба все вещи. Они с Лейни решили посвятить этому делу выходные, и Гарольд дал ему весьма конкретное название: «Операция “Новая жизнь”». У них появился шанс, сказал он Лейни, избавиться от всякого ненужного старья и начать новую жизнь с новыми, радующими глаз вещами. И вот, как бы случайно наткнувшись на то самое белое платье, он вытащил его из шкафа и поинтересовался будничным тоном: может, все‑таки пора отправить его на помойку? Лэни посмотрела на него, потом посмотрела еще раз, потом пробормотала: «Ох, господи», – и наконец согласилась выкинуть любимый наряд. «Во имя перемен к лучшему», – сказал Гарольд, с трудом веря в то, что его жена больше не будет распугивать всю округу.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 182; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!