С ОДНОЙ ПОЗИЦИИ НА ПРЯМО ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ
Продемонстрированная Киссинджером способность переключаться в некоторых проблемах с одной позиции на прямо противоположную, конечно, заслуживает осуждения. Ведь он признавал, что СССР и США, ведя переговоры по вопросам стратегических вооружений, руководствовались необходимостью соблю-
308
дения принципа равенства. Он любил в беседах неоднократно подчеркивать:
— Принцип равенства имеет основополагающее значение.
Однако сейчас, когда он не занимает никаких постов в администрации, Киссинджер, внесший немалый вклад в выработку соответствующих соглашений, фактически предает анафеме этот принцип. Кроме того, он пытается, вопреки фактам, доказывать, что имеющиеся соглашения двух держав теперь не вполне отвечают требованиям, вытекающим из указанного принципа. Доказательства? Никаких. Просто конъюнктура.
Встречи с ним убедили меня в том, что Киссинджеру свойственно увлекаться тактикой в ущерб стратегии. Известна также его виртуозность в отношениях с прессой.
Принципами Киссинджер часто пренебрегал, а пренебрежение ими — такая штука, которая за себя мстит. Свидетельство тому — всякого рода нелестные эпитеты в его адрес в связи с тем, что Киссинджер как глава государственного департамента не только оказался причастным к проводившейся Вашингтоном в течение всего послевоенного периода подрывной и заговорщической деятельности против других государств, режим которых не отвечает вкусам США, но и являлся одной из ключевых фигур, руководивших этой деятельностью и определявших ее конкретные цели и объекты.
|
|
|
Едва ли Киссинджеру удастся когда-либо смыть с себя пятно прямой причастности к осуществлению позорной акции по уничтожению Альенде и народного режима в Чили. То обстоятельство, что эти преступные действия, превратившие Чили в страну-тюрьму, с политическим гнетом, насилием и произволом, осуществило правительство США в целом, ничуть не уменьшает тяжести вины Киссинджера.
Есть у бывшего государственного секретаря одно качество, о котором сам он умалчивает, в том числе и в своих мемуарах. Это удивительная способность приспосабливаться к правящим верхам, мало заботясь о принципах, которые он сам отстаивал. Ничуть не будет далеким от истины утверждение, что в определенные периоды его политической карьеры высшим принципом для него считалась беспринципность. Чем не Меттерних! И он не одинок.
Правда, одному принципу Киссинджер не изменяет. Его душе ближе тот президент, который занимает наиболее недружественную позицию в отношении Советского Союза и социализма. О нет, Киссинджер не отвергал предложений служить официально, как это происходило при Никсоне, главе Белого дома, признававшему необходимость искать общий язык с СССР. Но только до тех определен-
|
|
|
309
ных пределов, пока это позволяет ему уверенно «держаться на плаву».
Но вот метаморфоза. Киссинджер, погрузившийся, казалось, в мир мемуаров после ухода с поста государственного секретаря, пытаясь всплыть на поверхность политической жизни США, снова предложил свои услуги Рейгану и его администрации. Той администрации, которая в течение длительного периода, едва заслышав слово «социализм», была готова кричать: «Чур, чур меня!» и предавать анафеме все полезное, что сделано ранее в советско-американских отношениях. Киссинджер в общем пошел на это не моргнув глазом, в надежде, а вдруг новый президент пожелает его взять в свой кабинет. Не вышло. Не тот стандарт.
Луций Сенека — воспитатель Нерона и римский философ начала нашей эры изрек мудрую формулу:
— Когда человек не знает, к какой пристани он держит путь, для него ни один ветер не будет попутным.
Признаться, иногда казалось, что Киссинджер с уверенностью всплывет на поверхность бурного моря международной политики и проявит еще себя в нужном направлении — в достижении соглашений о разоружении, прежде всего ядерном, и о недопущении распространения гонки вооружений на космос, а также по другим вопросам двустороннего порядка. Но этого пока не случилось. А жаль.
|
|
|
БОРЬБА ЗА ДОГОВОР
Как не раз бывало в истории советско-американских отношений, противники их нормального развития вновь извлекли на свет миф о «советской угрозе», широко пустили в политический оборот тезис, будто напряженность, враждебность и противоборство являются чуть ли не естественным состоянием для отношений между США и СССР.
Воздействие этих сил начало сказываться на всем внешнеполитическом курсе США, придавая ему все более противоречивый, не последовательный характер, с приходом к власти в Вашингтоне в 1977 году администрации Картера. Сам президент на протяжении срока своего пребывания в Белом доме шаг за шагом сползал к линии конфронтации с Советским Союзом.
Наша страна в этих условиях добивалась сохранения, а по возможности и развития всего положительного, что в предшествующие годы с немалым трудом накапливалось совместными усилиями сторон в советско-американских отношениях. Особое значение придавалось продолжению переговоров между СССР и США о
310
заключении нового соглашения по ограничению стратегических наступательных вооружений — Договора ОСВ-2.
|
|
|
Уже первые контакты с администрацией Картера по этому вопросу выявили, что она намерена отойти от советско-американских договоренностей, в частности, достигнутых в ходе встречи на высшем уровне во Владивостоке, и добиться подписания такого договора, который давал бы США преимущества, причем значительные, над СССР в стратегических ядерных вооружениях. Именно такой подход Вашингтона изложил государственный секретарь США Сайрус Вэнс, прибывший в Москву в марте 1977 года.
Вэнс встречался с Брежневым. Между ними состоялся в принципиальном плане обмен мнениями по проблеме ядерных вооружений. Имел место ряд моих встреч с американским гостем, на которых эта проблема обсуждалась достаточно детально. Ему с цифрами и фактами в руках я разъяснял:
— Главное требование администрации США — о необходимости ликвидации половины советских «тяжелых» ракет (наземных МБР) — является не только неприемлемым, но иабсурдным. Мы решительно выступаем против того, чтобы расшатывался фундамент владивостокской договоренности, на выработку которой СССР и США потратили столько усилий. Этот фундамент нужно уберечь от разрушения и на его основе довести до конца дело заключения между СССР и США второго соглашения об ограничении стратегических наступательных вооружений.
Советскую принципиальную позицию я подтвердил затем и публично — на пресс-конференции для советских и иностранных журналистов 31 марта 1977 года в Москве, где мне от имени советского руководства довелось сделать заявление и дать соответствующие разъяснения.
Отнюдь не будет преувеличением сказать, что международное общественное мнение в целом в вопросе ограничения стратегических вооружений находилось не на стороне позиции США и относилось с пониманием к позиции СССР.
Тема Договора ОСВ-2 стала центральной во время моей первой встречи с президентом Картером, состоявшейся в Вашингтоне в сентябре 1977 года. В Белый дом я прибыл вместе с первым заместителем министра иностранных дел СССР Г. М. Корниенко и послом СССР в США А. Ф. Добрыниным. Пройдя через несколько комнат, где сидели помощники Картера, мы вошли в зал, в котором под председательством президента проводятся заседания правительства США и, так сказать, «делается» американская политика. Там уже находились Сайрус Вэнс, вездесущий помощник президента по внешнеполитическим вопросам Збигнев Бжезинский и посол США
311
в Москве Малкольм Тун. Вместе мы ожидали появления Картера. Он вошел незаметно через какую-то дверь, а их в залах Белого дома хоть отбавляй.
Президент с неизменной полуулыбкой, которая, по словам шутников, не оставляла его и во сне, подошел к нам и тепло поздоровался.
Он явно хотел дать нам понять, что настроился на конструктивный лад.
Сели за овальный стол. С одной стороны находились советские участники переговоров, с другой — американские. Прежние президенты США, во всяком случае я могу судить об этом, потому что знал их, начиная с Рузвельта, предпочитали беседовать при такого рода встречах в своем рабочем кабинете. Там каждый присутствующий восседал в мягком кресле и испытывал большие неудобства из-за ограниченных возможностей общаться даже со своим соседом. В отличие от этого Картер, видимо, предпочитал, чтобы работающие при нем помощники и советники находились под рукой и немедленно передавали ему по цепочке любую справку, если только возникала такая необходимость. Это имело свой смысл, поскольку багаж Картера в знании конкретных вопросов внешней политики не всегда отличался богатством, да и в Белом доме он появился недавно.
Беседу пришлось начать мне.
— Разрешите выразить удовлетворение,— сказал я,— по поводу возможности обсудить с вами лично, господин президент, некоторые узловые проблемы, в первую очередь оставшиеся еще нерешенными вопросы, связанные с Договором ОСВ-2.
Картеру была изложена советская позиция, ведущая к их развязке. Мы призвали президента содействовать достижению по ним согласия.
Со своей стороны Картер отметил:
— Мы готовы приложить усилия для ускорения ведущейся уже на протяжении ряда лет работы по подготовке Договора ОСВ-2.
Но как только в дальнейшей беседе с президентом речь пошла о конкретных вещах, то стало очевидно, что взаимопонимание найти не так-то просто.
Возникали немалые трудности, когда требовалось оперировать данными, касающимися параметров ракетно-ядерного оружия, его типов. Заминки у американцев случались даже из-за названия районов размещения такого оружия, хотя как эти названия, так и сами районы давно уже не были секретом для обеих сторон.
Картер, например, пытался выговаривать названия некоторых городов и районов Советского Союза, но у него получались просто
312
какие-то непонятные звуки. Неоднократно, например, и с усилиями он произносил слово:
— Те-раш-нья.
Мы долго не могли понять, что это такое. Как потом оказалось, оно означало «Деражня» — название одного из населенных пунктов на Украине.
Будучи вообще человеком дотошным, Картер пытался щегольнуть в беседах своей осведомленностью о существе проблем. Но с первых же минут нашего знакомства с ним — это подтвердили и последующие встречи — чувствовалось, что американскому президенту все-таки трудно схватить суть некоторых вопросов советско-американских отношений, в том числе и одного из самых трудных — разработки Договора ОСВ-2. Вообще всю конкретику в разговоре он переносил с некоторым дискомфортом. Это вовсе не упрек ему.
Так, в частности, американские специалисты внушили президенту, что главное внимание со стороны США на переговорах следует уделить имеющимся у СССР «тяжелым» ракетам и что именно их число советская сторона должна непременно сократить. Эта мысль крепко засела в голове у Картера, поскольку специалисты, что называется, разъяснили ему ее на пальцах. Кстати, таким же методом он пытался продемонстрировать ее и мне.
В какой-то момент нашей беседы Картер достал сувенирный набор ракет из пластмассы, в котором один ряд изображал советские ракеты, а другой — американские, и поставил его на стол. Показав на две наши ракеты, по своему «росту» явно превышавшие самые большие американские, и постучав по ним пальцем, он сказал:
— Вот этих-то мы больше всего боимся.
Одним словом, показав какие-то игрушки, он попытался избежать аргументации по существу и тем, судя по всему, остался доволен.
У Картера, как и у других американских президентов — его предшественников, на первом плане всегда стояла задача ограничить советский ядерный потенциал, сохранив при этом главные ударные силы США в неприкосновенности. Лишь с трудом, под влиянием неопровержимых доводов и конструктивной линии СССР, получавшей широкую поддержку в мире, он сдвигался со своей позиции, нацеленной на получение для США односторонних преимуществ. Мы все же продвигались в сторону достижения новых советско-американских договоренностей.
Проблема ограничения и сокращения ядерных вооружений затрагивает каждого человека, поскольку речь идет о судьбах мира, о сохранении жизни на Земле, и никто не может быть сторонним наблюдателем того, как растут горы этого оружия.
313
Но если для многих ядерный взрыв и его последствия известны лишь по кинофильмам или книгам, а для политиков — по докладам военных или ученых, то лично для Картера эта опасность должна была представляться более конкретной, осязаемой. Дело в том, что Картер — единственный из президентов, который имел прямое отношение к ядерной энергии и ядерным устройствам до того, как занял президентский пост. Молодой офицер-подводник, Картер стажировался на предприятиях электротехнической монополии «Дженерал электрик», которые занимались производством плутониевых реакторов для второй по счету в США атомной лодки «Си вулф». Его вместе с группой офицеров бросили на ликвидацию аварии одного из атомных реакторов. Картер находился в опасной зоне более минуты и получил годовую норму облучения. Поступок этот далеко не рядовой.
У Картера, который вблизи почувствовал дыхание ядерной смерти, казалось, должно бы быть в связи с этим особое отношение ко всему, что непосредственно касалось ядерной энергии. Но, как показало время, решительных выводов в отношении политики США по вопросам ядерного оружия он так и не сделал.
На протяжении беседы в Белом доме президент и его окружение то и дело принимались обмениваться между собой мнениями. Мы в это время старались из соображений такта не прислушиваться к их разговору. Беседа продолжалась три с лишним часа. В ее итоге все же удалось пройти некоторое расстояние к договоренности. Однако разногласия мы тогда преодолели далеко еще не все, и, чтобы устранить их, требовалось возвращаться к обсуждению вопросов, которые, казалось, уже остались позади.
Буквально через несколько дней я вновь встретился с Картером в Белом доме. После этой встречи оставались нерешенными отдельные вопросы, не имевшие уже принципиального характера, и подготовка Договора ОСВ-2 могла бы быть вскоре доведена до конца, если бы американская сторона опять не прибегла к тактике затяжек с выработкой окончательного текста договора в надежде все же вынудить Советский Союз пойти на односторонние уступки.
В целом понадобилось более полутора лет кропотливой работы, встречи с Картером в 1978 году, а также несколько встреч с Вэнсом, прежде чем наконец оказался сверстанным проект Договора ОСВ-2.
ПОЦЕЛУЙ В ВЕНЕ
Политический Эверест того времени, таким образом, покорился.
314
Высшие руководители СССР и США — Л. И. Брежнев и Дж. Картер — прибыли вместе с министрами иностранных дел и министрами обороны в Вену, чтобы торжественно подписать Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-2).
На заседании перед подписанием Картер поднял вопрос о вступлении договора в силу. Он заявил:
— Стороны, конечно, должны договор ратифицировать, как это и предусмотрено.
Советская делегация высказалась так:
— Подготовленный договор настолько важен с точки зрения сохранения мира и безопасности народов, что не должно быть никаких задержек со вступлением его в полную силу, то есть ратификацией законодательными органами СССР и США. Он должен действовать в полном объеме.
Как показало последующее развитие событий, напоминание о необходимости скорейшей ратификации договора оказалось более чем уместным.
...18 июня 1979 года. Дворец Хофбург. Обстановка торжественная. Залы блестят. Они не раз становились свидетелями важных встреч, результаты которых накладывали определенный отпечаток на европейскую историю.
Приближается момент подписания договора. Юристы уже не раз проверили точки и запятые в документе. Упаси боже, чтобы какой-либо неположенный прыжок одной или другой из них исказил смысл важного документа. Ведь его ожидает весь мир.
Церемония происходит в Редутном зале дворца. Оба руководителя делегаций берут ручки, присаживаются поудобнее и ставят свои подписи.
Не успели они еще привстать, как я задаю министру обороны СССР Дмитрию Федоровичу Устинову — мы стоим чуть сбоку — вопрос:
— Как думаешь, расцелуются или нет?
— Нет,— слышу в ответ,— незачем целоваться.
— Не уверен,— ответил я.— Хотя согласен, необязательно прибегать к этому жесту.
Но нас обоих в общем приятно удивила инициатива, которую проявил Картер. Договор скрепился поцелуем — в зале раздались аплодисменты.
Всегда события такого масштаба невольно вызывают исторические ассоциации. На церемонии подписания Договора ОСВ-2 на ум приходила, например, следующая параллель: здесь же, в Вене, в 1814—1815 годах состоялся конгресс европейских монархов,
315
который завершил подведение итогов войны коалиции европейских держав против Наполеона. При всей важности того события в истории оно по своему значению никак не могло идти в сравнение с достигнутой между СССР и США договоренностью об ограничении стратегических ядерных вооружений, которая открывала возможность для снижения опасности, угрожающей самому существованию всего человечества.
А потом обе делегации присутствовали на спектакле в Венской опере. Там давали превосходную оперу Вольфганга Моцарта «Похищение из сераля». Ложа была украшена советским, американским и австрийским флагами.
Подписанный договор шел значительно дальше предшествовавшего ему временного соглашения (ОСВ-1), охватывая весь комплекс стратегических наступательных вооружений и перебрасывая мост к дальнейшему ограничению и сокращению ядерного оружия, что, как предполагали, в ближайшей перспективе будет предметом следующего этапа переговоров. Договор явился убедительной демонстрацией того, что при готовности учитывать законные интересы друг друга можно в конечном счете добиться договоренности по самым трудным вопросам. Вместе с тем этот договор заключал в себе и большой потенциал благоприятного воздействия на другие шаги по обузданию гонки вооружений и разоружению.
Во время пребывания в Вене между главами делегаций имел место обмен мнениями и по другим проблемам международной обстановки. В общем плане они подтвердили готовность продолжить переговоры по вопросам, которые оставались еще открытыми. В пользу этого в беседе со мной высказывался Сайрус Вэнс, не скрывавший своего большого удовлетворениях подписанием Договора ОСВ-2. Примерно то же говорил Д. Ф. Устинову министр обороны США Гарольд Браун и председатель объединенного комитета начальников штабов США Дэвис Джоун. Однако заявления американской стороны, сделанные в значительной мере под влиянием эмоций, не давали еще оснований строить надежные прогнозы относительно будущих переговоров по ядерному оружию.
Последовавшие затем действия администрации Картера в области советско-американских отношений, да и в международных делах в целом, способствовали укреплению в США позиций противников подписанного договора. Администрация фактически пошла на поводу у тех, кто стремился во что бы то ни стало помешать его вступлению в силу.
В этих условиях вялые призывы Картера к сенату ратифицировать Договор ОСВ-2 выглядели конъюнктурным политическим
316
приемом, направленным на поддержание скорее видимости того, что президент верен ранее взятым на себя обязательствам. В январе 1980 года Картер объявил о своем решении вообще отложить на неопределенное время рассмотрение этого вопроса.
Стало ясно, что администрация Картера вела дело к тому, чтобы сорвать ратификацию договора. Как известно, это довершила администрация Рейгана. Такие действия — без преувеличения — стали позором Америки. К этому выводу пришли объективно мыслящие люди, в том числе и в США.
ЗА ОДНИМ АБСУРДОМ — ДРУГОЙ
В политике администрации Картера начали все более отчетливо проступать милитаристские устремления, которые в конечном счете преследовали цель сломать сложившийся примерный паритет военной мощи Востока и Запада. Словно бы и не было торжественного признания необходимости сохранить этот паритет, сделанного и американским президентом на встрече в Вене.
Стремясь изменить в пользу США и НАТО стратегическое равновесие сил в мире, Вашингтон пошел на резкое увеличение военных ассигнований, принятие многомиллиардных программ производства вооружений, подталкивал в том же направлении своих союзников по Североатлантическому блоку, который принял решение о дополнительной программе наращивания вооружений, а также о размещении на территории западноевропейских государств новых американских ядерных ракет. Одновременно Вашингтон без всяких на то оснований приостановил или вовсе прервал начатые ранее переговоры по ряду важных вопросов ограничения гонки вооружений.
Администрация Картера направила свои усилия и на то, чтобы подорвать процесс разрядки в Европе. Это предопределило обструкционистскую позицию США на белградской встрече (октябрь 1977 г.— март 1978 г.), а также на мадридской встрече представителей государств — участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1980—1983 гг.).
Американская сторона предприняла шаги по свертыванию торгово-экономических и культурных связей с СССР. В нарушение ранее взятых ею на себя обязательств начался пересмотр уже заключенных контрактов. Вашингтон наложил запрет на экспорт в Советский Союз некоторых видов товаров, объявленных «стратегическими», ввел эмбарго на продажу зерна.
За одним абсурдом следовал другой, за ним — третий и т. д. Вашингтон заявил о намерении строить советско-американские отно-
317
шения на основе так называемой «увязки», то есть установления взаимозависимости между развитием этих отношений и выполнением Советским Союзом условий, неправомерно выдвигаемых США в вопросах, которые входят во внутреннюю компетенцию нашего государства или касаются отношений СССР с третьими странами. В рамках такого подхода в США развернули бесчестную пропагандистскую кампанию вокруг вопроса о «правах человека», которые якобы нарушаются в СССР и других социалистических странах.
Насквозь проникнутые фальшью разглагольствования на этот счет, наряду с измышлениями о «советской угрозе», «экспансионизме» СССР, стали излюбленным коньком администрации Картера, которая чем дальше, тем более активно проявляла себя в организации идеологических диверсий против Советского Союза. Все это имело целью ввести в заблуждение общественное мнение, закамуфлировать истинное лицо политической стратегии Вашингтона, его курс на расстройство советско-американских отношений, наращивание гонки вооружений, нагнетание напряженности в мире.
В провокационной кампании в связи с вопросом о «правах человека» непосредственное участие принял и лично Картер. В его выступлениях с назойливостью коммерческой рекламы звучала эта тема. Картер считал чуть ли не своим долгом поговорить о ней почти на каждой встрече с советскими представителями.
Это ощущал и я в беседах с Картером.
Белый дом. Только что шел разговор о необходимости второго соглашения об ограничении стратегических ядерных наступательных вооружений, которое означало бы создание серьезной преграды на пути развязывания войны, и обе стороны подчеркивали меру лежащей на них в этой связи ответственности, как вдруг Картер заявляет:
— Я хотел бы поставить вопрос из иной области — из области защиты прав человека.
А суть вопроса состояла в том, чтобы в Советском Союзе выпустили на свободу какого-то диссидента, осужденного за совершенные им преступления. Картер, наверно, полагал, что делает ловкий ход, перескакивая на указанную тему сразу же после обсуждения проблемы ракетно-ядерного оружия. Между тем такой ход президента, независимо от того, сознавал он это или нет, представлял собой по меньшей мере фривольное превышение своих полномочий, так как вопрос о преступнике-диссиденте относился и относится к компетенции Советского государства, а США тут ни при чем. Я сказал тогда:
318
— Мне остается лишь выразить недоумение, что этот вопрос ставится по инициативе президента в ходе нашей беседы. Что касается самого диссидента, то, извините, я ранее даже не слышал его фамилии.
Картер несколько смутился. Он-то думал, что ставит вопрос о какой-то солидной фигуре. А затем выяснилось, что это отщепенец, справедливо осужденный за нарушение советских законов.
На американской стороне стола начались перешептывания, и затем Картер вернулся к поставленному вопросу, пытаясь доказать, что освобождение преступника все же отвечало бы интересам «соблюдения прав человека».
На нас этот эпизод в Белом доме произвел грустное впечатление. Несерьезность муссировавшейся Картером темы стала совершенно очевидной.
Поднимая на щит уголовника, рядясь в тогу «защитника прав человека», американская сторона, конечно, лицемерила. В повестке дня переговоров стояли жизненно важные проблемы — войны и мира, количественного и качественного ограничения ядерного оружия, да и обсуждение их еще не завершилось, если речь вести применительно к данной беседе. И как раз в это время президент нарочито выложил на стол переговоров ничтожный вопрос, сама постановка которого незаконна.
Об этом я так и сказал президенту напрямик, в категорической форме:
— Не пора ли отказаться от подобных приемов как непродуктивных?
На этом тогда дискуссия о правах осужденного преступника и закончилась.
ЕЩЕ РАЗ О ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА
Тем не менее в политике администрации Картера демагогия вокруг прав человека становилась все гуще. Вашингтон стал все больше выставлять себя неким верховным судьей в этом вопросе. Кто уполномочил его выступать в такой роли? Ни Устав ООН, ни Заключительный акт общеевропейского совещания, ни какой-либо другой международный документ не давали ему — и не могли дать — подобных полномочий. Кроме того, хорошо известно, как обстоит дело в самих США с обеспечением прав трудящихся, национальных и расовых меньшинств, с правом на труд, со свободой слова и т. д.
Возьмем только международный аспект проблемы. Не кто иной,
319
а именно США до сих пор либо отказываются ратифицировать, либо даже подписать пакт об экономических, социальных и культурных правах и пакт о гражданских и политических правах, а также международные конвенции о предупреждении геноцида, о ликвидации всех форм расовой дискриминации, о пресечении преступлений апартеида.
И в узких беседах с деятелями США, и на международных форумах советские представители постоянно подчеркивали, доводилось это делать и мне:
— Советский Союз был и остается поборником этих прав. Ради прав человека, ради трудящихся, во имя свободы свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция. Мы гордимся, что именно наша страна первой в мире утвердила на своей земле подлинное равенство людей, действительные, а не мнимые права человека. В годы второй мировой войны советский народ заплатил большой кровью за то, чтобы отстоять свои права и свободы, чтобы избавить человечество от угрозы фашистского порабощения, от мрака бесправия и угнетения.
Мы говорим всему миру:
— На современном этапе наша страна решает большие и сложные задачи в процессе совершенствования социализма, расширяя и углубляя социалистическую демократию, гарантируя своим гражданам всю полноту политических, социально-экономических и личных прав и свобод. У советских людей не могут не вызывать чувства законного возмущения наветы на их образ жизни. Они отвергают поучения, как им вести свои дела, какие порядки устанавливать в собственном доме. И те, кто замахивается на наши социальные, гражданские и нравственные ценности, пытаются вмешиваться в наши внутренние дела, будут получать, как и прежде, должный отпор. Вместе с тем мы проявляли и проявляем готовность к международному сотрудничеству в области защиты прав человека на подлинно гуманной и честной основе.
Так мы говорили и Вашингтону.
Наша страна в одностороннем порядке взяла на себя обязательства не применять первой ядерное оружие. Если бы и другие ядерные державы, которые этого еще не сделали, откликнулись на наш соответствующий призыв и поступили таким же образом, то тем самым открылась бы перспектива коренного поворота к лучшему во всей военно-политической обстановке в мире. Это и есть борьба за право людей на жизнь, за право, которое имеет верховенство перед всеми другими правами. Никакие, даже самые изощренные, доводы против принятия этого обязательства нельзя признать убедительными.
320
А кем внесено в ООН предложение об осуждении ядерной войны, как самого чудовищного из преступлений, которые могут быть совершены против человечества? Внесено Советским Союзом. Мы твердо исходим из того, что нет и не может быть оправдания любым действиям, подталкивающим мир к пропасти, любым доктринам, основывающимся на «правомерности» применения первыми ядерного оружия.
Державы Запада неизменно голосуют против этого советского предложения. Спрашивается, где же здесь проявление заботы о правах человека, проявление гуманизма в их политике?
Советский Союз выступил с предложением о полном и всеобщем запрещении испытаний ядерного оружия. Сейчас подземные испытания еще не запрещены. Откуда идут возражения против решения этого вопроса? С той же стороны. Спрашивается, какая из этих двух позиций является гуманной и какая — антигуманной?
Комментарии излишни.
Известна советская инициатива относительно запрещения создания новых видов и систем оружия массового уничтожения. Опыт свидетельствует, что когда тот или иной вид оружия оказывается в арсеналах государств, то добиться его изъятия из них становится намного труднее. Кто шарахается в сторону от этого предложения?
Все те же страны Запада.
Ныне человечество, фигурально выражаясь, сидит на горах оружия, к тому же растущих ежемесячно, еженедельно, ежедневно. Но кто, упорно прибегая к разного рода казуистике, возражает против того, чтобы по-настоящему обсудить на форуме с участием всех государств мира жгучую проблему общечеловеческого значения — о всеобщем и полном разоружении, за которое неизменно выступало и выступает Советское государство, а вместе с ним все содружество социалистических стран?
Это делают те круги, которые формируют внешнюю политику союзников по блоку НАТО. Нет в ней ни должного уважения прав человека, ни гуманизма.
СССР и другие государства Варшавского Договора предлагают заключить договор о взаимном неприменении военной силы и поддержании отношений мира, участники которого приняли бы на себя обязательство не применять друг против друга никакого оружия — ни ядерного, ни обычного. Кто против этого возражает?
Их адрес тот же.
Этот перечень можно было бы продолжить, но и сказанного достаточно, чтобы объективно мыслящие люди сделали выводы на-
321
счет того, чья внешняя политика пронизана истинным гуманизмом и чья не согласуется с ним. Они и делают эти выводы.
Гуманистическая, миролюбивая направленность внешней политики социализма связана с кровными жизненными правами и интересами народов всех стран, всех континентов.
Гораздо более узкий подход к правам человека на переговорах был, как правило, свойствен представителям ряда западных держав. Права человека как таковые их интересовали лишь постольку поскольку... Нередко здесь наши партнеры отделывались общими фразами. Все свои силы в этом вопросе они обращали на то, чтобы свести проблему прав человека к праву на эмиграцию из СССР. Право на эмиграцию того или иного конкретного гражданина, главным образом еврейской национальности, объявлялось пробным камнем «искренности Советов». Однако и на этом попытки давления на нас не ограничивались, так как право на эмиграцию ставилось в качестве условия для решения других важнейших вопросов.
Многие существенные проблемы налаживания нормальных советско-американских отношений не обсуждались, так как продвижение по ним сознательно тормозилось, причём бесконечно выдвигались все новые условия, связанные с правом на эмиграцию. Печальным примером такого странного подхода стала, например, поправка Джексона-Вэника, принятая конгрессом США. Она no-существу заморозила советско-американскую торговлю.
Наша принципиальная позиция состояла в том, чтобы рассматривать конкретные случаи эмиграции из СССР на основе советского законодательства и стремления помочь воссоединению семей. Об этом мы и заявляли на переговорах. Кстати говоря, гуманный подход советской стороны к такого рода вопросам проявился в том, что в отдельные годы эмиграция евреев из СССР достигала десятков тысяч. Другая сторона с увеличением числа эмигрантов из СССР не только не выражала удовлетворения, но, напротив, цепляясь за отдельные «тяжелые случаи», стремилась нагнетать обстановку.
Что касается дипломатов, то им, конечно, всегда легче работается, если не возникает заторов по любому действительно важному вопросу, связанному с правами человека, в том числе и в такой нередко деликатной области, как эмиграция. Только решать эти проблемы нужно на путях усовершенствования законодательства и невмешательства во внутренние дела других стран. Советский Союз так и делает.
322
«КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ» ОПАСНОЙ КОНЦЕПЦИИ
Одним из самых наглядных проявлений откровенного империалистического курса Вашингтона, находящегося в резком противоречии с интересами народов, служит произвольное объявление тех или иных районов мира «сферами жизненных интересов» США. В частности, администрация Картера приняла решение об учреждении «сил быстрого развертывания» для оперативного военного вмешательства во внутренние дела стран Азии, Африки и Латинской Америки. Так в конце XX века откровенно попираются общепризнанные нормы международного права.
«Крестным отцом» этой опасной для дела мира и свободы народов концепции стал Картер. И в годы его президентства она получила конкретное выражение в тех акциях, которые предпринимались США в международных делах.
К концу срока пребывания Картера на посту президента внешняя политика Вашингтона оказалась под прямым и сильным воздействием милитаристских настроений наиболее реакционной части правящих кругов США, которые фактически овладели инициативой в определении направления этой политики. Поначалу неустойчивая, а затем все больше поддававшаяся давлению этих кругов, политическая линия Картера обернулась против него самого, да и против демократической партии, кандидатом которой он выступал на выборах 1980 года, добиваясь своего переизбрания на второй срок.
Картер потерпел на этих выборах поражение от республиканского кандидата в президенты Рональда Рейгана, на которого сделали ставку другие силы, взявшие верх в политической жизни США. Картер пожал то, что посеял.
В чисто человеческом плане у меня от встреч с Картером осталось впечатление, что он обладал определенной степенью благожелательности. Но она обнаруживалась только тогда, когда острые вопросы войны и мира не были предметом обсуждения. В такой атмосфере он мог предложить десять тостов один за другим. И делал это хорошо, толково. Но главные проблемы сами напрашивались в повестку дня. Отмахнуться от них было нельзя.
В общении ему, видимо, помогал опыт проповедника, которому по долгу службы приходилось выступать перед аудиториями и потому всегда важно было уметь находить с ними контакт.
По ходу беседы Картер иногда делал «отступления» — как бы для разрядки,— давал собеседнику и себе возможность отвлечься на время от обсуждения серьезных проблем. Так, перед одной из
323
наших бесед в Белом доме президент пригласил в зал, где проходили переговоры, пожилую женщину.
— Знакомьтесь, пожалуйста,— вдруг обратился ко мне президент.— Это моя мать. Она часто бывает в Белом доме.
Мать президента оказалась общительной и приятной женщиной. Она тепло поприветствовала нас и сказала:
— Американцам, в том числе и мне, хотелось бы иметь добрые отношения с русскими.
Мы дружно поддержали эту ее мысль, а я добавил:
— Было бы хорошо, если бы ваши взгляды разделяли те представители американской стороны, которые ведут с нами переговоры.
Картер и его мать добродушно рассмеялись.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 203; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!