САЙРУС ВЭНС ДО И ПОСЛЕ «РАЗВОДА»
На протяжении большей части срока президентства Картера государственным секретарем США являлся Сайрус Вэнс. На поприще американской внешней политики он представлял собой интересную и солидную фигуру.
Назначение Вэнса государственным секретарем в немалой степени обусловливалось сложившимися между ним и Картером личными взаимоотношениями: в период избирательной кампании, предшествовавшей президентским выборам 1976 года, он занял в «команде» Картера-кандидата одну из главных должностей — советника по внешнеполитическим вопросам.
Еще раньше они оба принимали участие в работе действующей на полуофициальной основе так называемой «трехсторонней комиссии», созданной в 1973 году по инициативе Дэвида Рокфеллера. В нее вошли видные представители бизнеса, политические деятели и ученые-политологи США, Западной Европы и Японии для изучения политических и экономических проблем взаимодействия ведущих капиталистических держав.
Свою роль, несомненно, сыграло и то, что за Вэнсом к тому времени уже утвердилась репутация опытного и способного юриста, видного политического и общественного деятеля. Неудивительно поэтому, что Картер доверил ему один из наиболее важных постов в своей администрации.
До того как стать государственным секретарем, Вэнс приобрел известность и в нашей стране: он участвовал в общественных форумах, проводившихся по линии советской и американской ас-
|
|
|
324
социаций содействия ООН. В начале семидесятых годов он входил в состав американской общественной организации «Национальный комитет за политическое урегулирование во Вьетнаме» и выступал с критикой военного вмешательства США в дела этой и других стран Индокитая.
Вэнс и сейчас, не занимая официального поста, является одним из авторитетных представителей общественного движения в США за ограничение вооружений и смягчение политического климата в мире. Он участвует в работе Международной комиссии по разоружению и вопросам безопасности, которую до 1986 года возглавлял видный деятель Социнтерна, премьер-министр Швеции Улоф Пальме.
Хорошо известно, что в возникновении такого рода общественных форумов и движений на Западе находит свое выражение тревога людей за положение дел в мире. И хотя подобные проявления настроений, свойственных широким слоям населения западных стран, не всегда могли оказывать прямое влияние на формирование внешней политики этих государств, они тем не менее давали положительные импульсы развитию антивоенной направленности в общественном мнении. И уже одно это оправдывает существование таких форумов, в деятельности которых заметная роль принадлежит представителям интеллигенции, в частности научной — медикам, юристам, физикам и химикам, специалистам других направлений.
|
|
|
Гора дел и забот обрушилась на Вэнса с приходом его в государственный департамент США. Тяжелым грузом легла на его плечи, как он сам признавал, проблема ядерных вооружений, их ограничения и сокращения.
В бурном водовороте событий, в который Вэнс попал, его основательно бросало из стороны в сторону. При всем том он по натуре определенно не являлся пессимистом и обычно стремился находить слово, подпитывающее оптимистический взгляд на перспективу. За этим стояла и стоит тревога за будущее.
В наших контактах Вэнс, как правило, проявлял интерес к поискам взаимоприемлемых для США и СССР договоренностей. Много раз я присматривался к нему — и не только к тому, что излагал Вэнс от имени правительства США, но и к тому, как он это делал.
Взгляды Вэнса на ряд моментов были оригинальны. Он, конечно, отстаивал официальную позицию. Однако делал это, все же проявляя элементы гибкости. Так происходило, например, при обсуждении отдельных аспектов вопроса о ядерных ракетах. Вэнс изложил точку зрения администрации и предпочел не втягиваться в
|
|
|
325
излишне углубленную дискуссию по проблеме, тактично уйдя в сторону. Он просто тоньше понимал ситуацию, чем другие.
В конце концов он не пожелал оставаться дальше на посту государственного секретаря США из-за несогласия с линией Картера по ряду вопросов внешней политики. Непосредственно поводом для ухода Вэнса в отставку послужило его открытое неодобрение акции по освобождению силой американских заложников в Иране, которую в конце апреля 1980 года США предприняли с санкции президента. Эта акция закончилась провалом. Отставку президент принял и, как это обычно делается, облек в корректную форму.
В жизни некоторых политических деятелей случается, что то или иное событие, внешне, казалось бы, для них неблагоприятное, оборачивается тем не менее им на пользу. Нечто подобное произошло и с Вэнсом. В политических и общественных кругах и в США, и за рубежом факт его отставки не без оснований расценили как показатель твердых убеждений бывшего государственного секретаря, как человека принципиального.
Покинув государственный департамент, Вэнс вернулся к частной практике в солидную даже по американским стандартам юридическую фирму «Симпсон, Тэчер энд Бартлетт», совладельцем которой он является. Однако за ним неотступно ходит призрак политического деятеля, и тот факт, что он в свое время получил «развод» у американской администрации, заметно не умаляет его авторитета в стране.
|
|
|
Мне доводилось встречать Вэнса (впрочем, как и Картера) уже после его отставки, когда внешняя политика администрации Рейгана полностью проявилась со всеми ее атрибутами шовинизма и имперских амбиций. Беседа с ним всегда для меня представляла интерес.
Конечно, Вэнс — представитель другого социального мира. Он таковым и остается. Но это не мешает ему выступать за преодоление разногласий между США и СССР мирным путем.
В беседах Вэнс не раз высказывал совершенно правильную мысль:
— Народ США отвергает войну, а опасность ее возникновения его ужасает. Я верю в объективную возможность достижения взаимоприемлемых договоренностей между двумя державами и подчеркиваю это.
Во время наших встреч Вэнс, независимо от того, выступал ли он в официальном или личном качестве, всегда держался корректно — даже в тех случаях, когда американская и советская позиции абсолютно расходились. Он не сторонник резких слов, которые
326
прочно взяты на вооружение администрацией Рейгана, особенно в публичной риторике.
Вэнс обладает чертами, во многом схожими и с теми, которые — я вспомнил министра иностранных дел Великобритании военных лет — были присущи Антони Идену. А если чего-то Вэнсу и недостает, так разве что иденовской изобретательности в вопросах тактики. По своей натуре Вэнс — человек оптимистического склада, живой, энергичный, способный. Иногда он оказывается среди тех, на кого с легкостью навешивают ярлыки «прокоммунист», «симпатизирующий коммунистам» и т. п., но это нонсенс.
В политической жизни США и раньше встречались, да и теперь встречаются люди, и их немало, которые смотрят на мир не через узкое окошко наживы и стяжательства, а стараются бросить на него более широкий взгляд, что особенно важно, когда это касается внешних дел. Я бы уверенно причислил к таким людям и Вэнса.
«УМЕРЕННЫЙ» МАСКИ В ВЕНЕ
Было бы упущением с моей стороны, если бы я не остановился еще на одном из государственных секретарей США — Эдмонде Маски, который закончил свою карьеру одновременно с бывшим президентом Картером. На посту государственного секретаря Маски пробыл недолго. И встречался я с ним только один раз. Это произошло в период пребывания министров обеих держав — СССР и США — в Вене в мае 1980 года в связи с 25-й годовщиной подписания Государственного договора о восстановлении независимой и демократической Австрии.
На встрече с Маски, запланированной заранее, состоялся основательный обмен мнениями по главным вопросам международного характера и двусторонних советско-американских отношений. Государственный секретарь, как и следовало ожидать, продемонстрировал по указанным вопросам основные позиции, которые занимала администрация Картера. Неприязнь администрации в подходе к Советскому Союзу проступала очевидно. Это явственно ощущалось при обсуждении и проблемы региональных конфликтов, и вопросов двусторонних отношений.
Советская сторона такой линии американской администрации противопоставила политику мира, разоружения и сдерживания гонки вооружений, особенно ядерных, политику в пользу разрядки международной напряженности, улучшения советско-американских отношений.
327
Когда обсуждалась проблема ядерного оружия, я от имени советского руководства подчеркнул следующую мысль:
— Вашингтон допустил вероломство, отказавшись ратифицировать Договор ОСВ-2. Совсем недавно на торжественной церемонии в австрийской столице Брежнев и Картер поставили под ним свои подписи. И что же показали последующие события? Они кроме всего прочего показали, что Вашингтон дешево ценит свои обязательства и свою подпись под документами, которые касаются важнейших проблем предотвращения угрозы ядерной войны.
Все, что сказал Маски в ответ на наши заявления как по данному вопросу, так и по другим, подтвердило, что администрация Картера дрейфует в сторону усиления напряженности в мире, обострения советско-американских отношений и углубления расхождения между СССР и США по проблеме ядерного оружия.
Конечно, позиции, которые отстаивал в Вене Маски, а в Вашингтоне — сам Картер, означали шаг в том направлении, которое защищал вскоре после этого перед избирателями Картер, соревнуясь с Рейганом. Но он как бы этим самым облегчил положение Рейгана. Ведь кредо политической линии республиканского кандидата в президенты Рейгана состояло в том, чтобы по всем линиям внешней политики занять более правые позиции, чем Картер. И чем дальше сдвигался Картер вправо, тем дальше вправо двигался и Рейган, стремясь к тому, чтобы дистанция между ним и Картером оставалась побольше. Этого как раз требовали от Рейгана наиболее экстремистские силы, державшие в своих руках основные нити политики.
На заявлении и общем поведении Маски как политической фигуры все же лежала печать какой-то спокойной рассудительности, но только по сравнению с будущей администрацией Рейгана. Я склонен считать, что в известной степени это объяснялось и характером Маски. На вашингтонской политической сцене он всегда признавался как деятель, которому не чуждо упомянутое чувство при оценке вопросов международной обстановки. Но признаки умеренности в поведении и даже некоторых высказываниях государственного секретаря все же тонули в общей политике Вашингтона, особенно в вопросах советско-американских отношений и ядерного оружия.
Хотел бы я иметь Маски в качестве своего партнера при обсуждении соответствующих международных проблем и вопросов советско-американских отношений?
328
Если бы меня сегодня об этом спросили, то я бы, не задумываясь, сказал:
— Да, но только — Маски без груза негативной политики, которую он отстаивал в Вене.
ИНЦИДЕНТ С САМОЛЕТОМ
В 1980 году с приходом к власти администрации Рейгана по вине Вашингтона начала складываться все более напряженная обстановка в советско-американских отношениях. Наступил период серьезного похолодания в международном политическом климате.
Эта администрация немало поработала, чтобы расстроить то, что сделали в отношениях между СССР и США ее предшественники. Она поработала, нанося удары то по одному, то по другому соглашению. Выхолащивала содержание этих соглашений или, как это стало с Договором ОСВ-2, их объявляла мертвыми. Белый дом часто устраивал по ним траурные церемонии, стремясь к самой малой величине — к нулю.
Что было, то было. И этого из истории вычеркнуть нельзя. Только после советско-американских встреч в Женеве, Рейкьявике, Вашингтоне на самом высоком уровне и подписания договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности наметился поворот к улучшению отношений двух стран.
Что касается Советского Союза, то он своими действиями неоднократно доказывал, что с ним можно вести дело и быть уверенным в том, что свои обязательства он выполнит.
Сегодня, пожалуй, как никогда прежде, актуален основополагающий принцип международного права, гласящий: pact a sunt servanda *. Хотя принцип этот старый, ценность его с течением времени вовсе не ослабевает, а, напротив, возрастает. Он закреплен фактически во всех важнейших международных документах — от Устава ООН до Заключительного акта общеевропейского совещания.
За семь десятилетий истории своих отношений с зарубежными странами Советский Союз зарекомендовал себя как партнер добросовестный и последовательный в выполнении принятых на себя международных обязательств. Даже Уинстон Черчилль, которого уж никак не заподозришь в симпатиях к Советскому Союзу как к социалистическому государству, заявил однажды:
* Договоры должны соблюдаться (лат.).
329
— Я не знаю ни одного правительства, которое более точно выполняло бы свои обязательства... чем Советское правительство. Добросовестное выполнение обязательств, вытекающих из общепризнанных принципов и норм международного права, является конституционным принципом внешней политики Советского Союза. Он закреплен в статье 29 нашей Конституции.
В международной жизни иногда бывают события, которые с точки зрения масштаба не кажутся на первый взгляд важными, но которые тем не менее можно сравнить со взрывом, фигурально выражаясь, политической бомбы. Таким событием стал известный инцидент на Дальнем Востоке, происшедший в ночь с 31 августа на 1 сентября 1983 года, когда был сбит южнокорейский самолет, грубо нарушивший государственную границу Советского Союза.
Весть об этом событии мгновенно разнеслась по всему миру. Незамедлительно последовала и реакция из разных стран, отличающаяся по своему характеру.
Наиболее нервно, хотя и сумбурно, отреагировал Вашингтон. Этот инцидент сознательно эксплуатировался определенными американскими кругами для обострения обстановки. Они подняли волну инсинуаций в отношении СССР.
Представители разных американских ведомств как бы соревновались в распространении фальшивых версий, часто противоречащих одна другой. Уже один тот факт, что роль главного клеветника на Советский Союз взялась исполнять сама администрация США, весьма показателен.
Сразу стало видно мало-мальски думающим людям, что Вашингтон защищает фактически свой самолет, что на самолет всего-навсего лишь приклеили южнокорейскую этикетку, что действительными творцами этой провокации против СССР, хозяевами полета, перед которым ставились военно-разведывательные цели, явились американские ведомства. Когда же провокация провалилась, то ее организаторы использовали инцидент в интересах разжигания военного психоза.
Случилось это всего за несколько дней до начала заключительного этапа мадридской встречи представителей государств — участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, который проходил на уровне министров иностранных дел. Вашингтон, конечно, сообразил, что сорвать этот форум будет с его стороны перебором. Видимо, он предчувствовал, что рано или поздно истина выльется наружу и ответственность США за происшедшее с самолетом станет очевидной для всех. Что же произошло в испанской столице?
330
МАДРИД — НАЧАЛО ЗАСЕДАНИЙ
Мадрид. 8 сентября 1983 года. Один за другим министры иностранных дел государств — участников форума входили в удобный, хорошо приспособленный для работы зал. Вместе со мной вошел заместитель министра иностранных дел СССР А. Г. Ковалев — один из крупных наших дипломатов. Это он в течение нескольких лет возглавлял советскую делегацию на мадридской встрече.
Обстановка несла на себе печать неопределенности. Каждый участник задавал и себе, и своим коллегам вопрос:
— Что же будет?
Электрический заряд в атмосфере ощущался основательный. Как всегда в подобных случаях, нашлись пессимисты, которые допускали:
— Форум может быть сорван.
Потенциальным виновником срыва они, конечно, считали Вашингтон. Но находились и оптимисты, которые высказывали такое мнение:
— Вашингтон все-таки на эту крайнюю меру не пойдет, принимая во внимание ее последствия для самих же США.
Нас, представителей Советского Союза и меня лично, засыпали вопросами:
— Что же будет? Чего ожидать от встречи в Мадриде? Разумеется, мы не брали на себя роль прорицателей, но давали ясно понять:
— Взорвать форум могут только те, кто вообще его не желает, хотя и скрывает свое нежелание.
Начались выступления министров с изложением политики государств, которые они представляли, по вопросам, стоявшим перед встречей. Представители стран НАТО в большинстве своем высказывались в пользу пущенных в оборот Вашингтоном версий инцидента с самолетом. Большинство, но не все. Некоторые говорили о том, что инцидент печальный, трагический, но давали ясно понять, что они не берут на веру объяснение Пентагона и американских спецслужб.
Государственный секретарь США Джордж Шульц выступил с речью, в общем враждебной по отношению к Советскому Союзу.
Пришлось давать отпор представителю американской администрации.
— Нарушение самолетом советских границ,— указал я,— является сознательной провокацией военно-разведывательного характера. От имени советского руководства я заявляю, что Советский
331
Союз имеет священное право охранять свои границы и никому не позволит их безнаказанно нарушать. Это — его суверенное право. И другие государства имеют такое же право охраны и защиты своих границ.
После выступлений представителей США и СССР напряжение достигло, пожалуй, высшей точки. Все ожидали, что же произойдет,— выживет форум или захлебнется.
ХУДОЙ МИР ЛУЧШЕ ДОБРОЙ ССОРЫ
Между тем по инициативе государственного секретаря США, проявленной еще до прибытия в Мадрид, состоялась договоренность о моей двусторонней встрече с ним. Предполагалось, что на ней состоится обстоятельный обмен мнениями по вопросам советско-американских отношений и таким кардинальным проблемам международной обстановки, как ход переговоров по ограничению стратегических и европейских ядерных вооружений.
Итак, на следующий день после выступлений мы встретились. Не требовалось большой проницательности, чтобы заметить, что государственный секретарь США выглядел уныло. А обоим предстоял, что называется, откровенный разговор, только с разных позиций.
Шульц сразу начал развивать тему о правах человека, относящуюся к сугубо внутренним делам Советского Союза. Я в тактичной форме сказал:
— Обсуждать эту тему нет смысла, так как речь идет о наших чисто внутренних делах.
Шульц же опять повторил почти дословно сказанное. Только, видимо, для убедительности добавил:
— Это президент поручил мне высказать то, о чем я и начал говорить.
Снова в сдержанной форме я сказал собеседнику:
— Наши внутренние дела мы обсуждать ни с кем не намерены, а что касается поручения, которое дано вам как государственному секретарю, то оно не обязывает меня как представителя другого государства следовать указанию американского президента. Ведь не будете же вы обсуждать эти вопросы сами с собой? И не лучше ли нам перейти из маленькой комнаты в другую, где, надеюсь, мы сможем обсудить важные вопросы советско-американских отношений и международной политики в присутствии наших советников? Ведь именно об этом мы с вами условились заранее.
332
Шульцу ничего не оставалось, как согласиться перейти в другое помещение и приступить к беседе в более широком составе. На этой части беседы присутствовали с советской стороны заместитель министра иностранных дел СССР В. Г. Комплектов и переводчик В. М. Суходрев, с американской стороны — специальный помощник президента по советским делам Джек Мэтлок, заместитель государственного секретаря Ричард Бэрт и посол США в Москве Артур Хартман.
Как и ожидалось, Шульц, не успев сесть за стол, заговорил об инциденте с самолетом. Он, не реагируя на мое предложение относительно порядка беседы, стал излагать взгляды своего правительства по этому вопросу и опять сослался на указание президента.
Попытка навязать порядок беседы означала, что американская сторона просто не желала обсуждать другие действительно важные проблемы. Пришлось его остановить.
— Ваша попытка,— сказал я,— действовать согласно заранее разработанной в Вашингтоне схеме не может иметь успеха. Нам следует обсудить фундаментальные вопросы советско-американских отношений, положения в Европе в связи с проблемой ядерного оружия и положения в мире, которое становится все более напряженным.
После перепалки удалось все-таки добиться, чтобы беседа дальше продолжалась по тому плану, который диктовался взаимными интересами. Правда, прежде чем перейти к этому плану, потребовалось перешагнуть через много всяких реплик и деликатных моментов, включая и такой, когда мне пришлось прямо заявить:
— Если государственный секретарь США будет уходить от обсуждения важных вопросов и пытаться все дело свести к зачтению заявления Вашингтона об инциденте, то в таком случае у нас с вами нет предмета для разговора и нашу беседу можно считать законченной.
Из своей практики встреч с американскими официальными лицами я не могу припомнить ситуацию, когда государственный секретарь США так настойчиво пытался бы навязать свой порядок работы и отвернуться от разговора по важнейшим проблемам современности.
Поведение Шульца тем более трудно объяснимо после его заявления:
— Администрация Рейгана привержена к конструктивному диалогу с Советским Союзом.
Впрочем, такое заявление, не отражало реального положения
333
вещей, так как США тогда вовсе не стремились к поискам решения проблем.
Обратив внимание государственного секретаря на эту сторону дела, я заявил:
— Я готов обсуждать вопросы, представляющие взаимный интерес, если, конечно, и вы к этому готовы. Главная задача сводится к тому, чтобы выравнять советско-американские отношения, внести разрядку в ту напряженную обстановку, которая создалась в результате действий США в отношениях между двумя странами, да и в мире в целом.
Затем я изложил нашу позицию по кардинальным вопросам ядерных вооружений. Отметил при этом:
— Утверждения, будто вопрос о самолете является проблемой номер один, надуманны. В действительности проблема номер один, которой живет весь мир,— предотвращение ядерной войны. И едва ли найдется хоть один американец, если, конечно, он в своем уме, который не считает, что именно это — наиболее острая общечеловеческая задача.
От имени советского руководства я заявил:
— Мир сейчас все ближе сползает к очень опасной черте. Очевидно и то, что СССР и США несут большую ответственность за недопущение ядерной катастрофы. По нашему мнению, США должны по-новому оценить эту лежащую на них ответственность, а президенту и его администрации стоило бы смотреть на внешнеполитические дела не так, как прежде. Разве не факт, что отклоняется все предложения, ведущие к сдерживанию гонки вооружений, к ее ограничению, не говоря уже о сокращении ядерных вооружений? Сколько бы Советский Союз ни выдвигал конструктивных предложений с этой целью, США их с ходу отклоняют. Перечень таких примеров большой.
Советское руководство,— продолжал я,— исходит из того, что СССР и США обязаны активно способствовать устранению угрозы ядерной катастрофы. Кстати, на этот счет есть совместный официальный документ, принятый в свое время обоими государствами. Его положения обязывают наши страны действовать в этом направлении.
Шульц сидел молча.
— Советский Союз,— говорил я,— настойчиво стремится именно к этому. Может быть, это звучит парадоксом, но даже наша данная встреча показала, что и в сложных условиях диалог возможен. Плохой диалог лучше войны.
Намеренно я немного переиначил известную поговорку «Худой мир лучше доброй ссоры». А далее сказал:
334
— У нас теплится надежда, что американская администрация не отказалась от мысли о необходимости поиска решения спорных проблем путем переговоров. Нельзя допустить, чтобы свинцовые тучи, нависшие сегодня над миром, разразились катастрофой. В США знают ничуть не хуже, чем мы, что означала бы такая катастрофа для всех — для США, для нас, для всего мира.
Шульц внимательно слушал мои высказывания. Видимо, он уже махнул рукой на свой первый вариант — свести беседу к обсуждению одной темы — инцидента с южнокорёйским самолетом.
«НЕОБХОДИМО ИСКАТЬ СОГЛАШЕНИЕ»
Напомнил я государственному секретарю об одном примере из советско-американских отношений:
— Когда в 1972 году президент Никсон приехал в Москву, то в результате переговоров оба государства пришли к выводу о том, что надо искать взаимоприемлемые решения международных проблем, и искали их. Да, давайте вспомним — при Никсоне искали. Горы оружия и вся международная обстановка обязывают нас бережно относиться ко всему, что помогает наводить мосты к миру. Поэтому мы призываем президента США и вас, как государственного секретаря, к тому, чтобы с чувством ответственности искать соглашения, использовать любые возможности, которые позволили бы сблизить наши позиции в вопросах прекращения гонки ядерных вооружений и разоружения.
Далее я поставил вопрос:
— Если США осуществят свое намерение разместить новое ракетно-ядерное оружие в Западной Европе, то что же будет потом? Ведь Советский Союз не будет спать,— мы постараемся восстановить равновесие и сделаем это. Мир станет еще более хрупким, так как равновесие это будет на более высоком уровне. Вот к чему США фактически ведут дело.
Шульц продолжал внимательно слушать и не подал ни одной реплики.
— На нас с вами,— сказал я далее,— лежит обязанность изложить друг другу позиции своих стран, информировать свое руководство о тех предложениях, которые каждая сторона выдвигает на обсуждение.
В этой связи я еще раз привлек внимание к предложению, высказанному в то время Ю. В. Андроповым, относительно ядерного
335
оружия в Европе. Учитывая американскую позицию, счел также нелишним напомнить Шульцу советскую точку зрения.
Что же последовало в ответ от государственного секретаря США? Шульц заявил:
— Нет человека более приверженного идеям мира, чем президент Рейган.
Состоялся обмен доводами, которые представляли собой обоснование позиций сторон. Каждый из собеседников внимательно следил не только за содержанием и аргументацией партнера, но даже за интонацией, с которой произносились слова и фразы, стараясь уловить, насколько твердо соответствующая сторона придерживается объявленной позиции и нет ли в ней какого-либо слабого места.
Встреча происходила в старинном особняке. Некогда его, вероятно, строил для себя какой-то испанский гранд, а ныне в нем размещается резиденция посла США в Мадриде.
Совершив логический вираж, Шульц вновь вернулся к инциденту с южнокорейским самолетом.
Словом, было ясно, что Шульц в ходе беседы стремился не замечать советских инициатив по вопросам ограничения гонки вооружений и хотел лишь завязать дискуссию о самолете.
Я изложил советскую точку зрения:
— Мы обвиняем американскую сторону в совершении крупной акции против Советского Союза. Имела место заранее спланированная акция. Американские заявления не могут опровергнуть этого нашего убеждения. Как мог упомянутый самолет отклониться от общепринятого, утвержденного коридора на 500 километров, причем не в сторону международных вод, а в сторону советской границы, проникнуть в глубь воздушного пространства СССР и лететь там в течение более двух часов?
Обратил я внимание Шульца и на то, что США в своем заявлении обходят молчанием тот факт, что полет самолета проходил над важнейшими военно-стратегическими районами Советского Союза на Дальнем Востоке.
— Почему этот самолет,— спросил я,— находясь в воздушном пространстве СССР, не подчинился сигналам предупреждения и требованиям о посадке, полностью соответствующим международному праву и нашим законам? Он отказался подчиниться нормам международного права и советским законам, которые хорошо известны всем, кого это касается, точно так же, как нам известны соответствующие американские законы.
Не было у собеседника ответа на все заданные ему вопросы.
— Вот почему,— сказал я в заключение,— мы обвинили ад-
336
министрацию США в организации против СССР преступной акции. Случай с самолетом — это не единичный враждебный выпад против Советского Союза. Одновременно мы решительно возражаем против тех слов, которые ныне стали обычными для лексикона американской администрации, против брани по адресу Советского Союза, нашего общественного строя.
На этом практически наша беседа с Шульцем завершилась. Пожалуй, это была наиболее острая беседа из всех тех, что за многие годы мне доводилось вести с четырнадцатью государственными секретарями США. Вот их полные имена и фамилии — Кордэлл Хэлл, Эдуард Рейли Стеттиниус, Джеймс Фрэнсис Бирнс, Джордж Кэтлетт Маршалл, Дин Гудерхем Ачесон, Джон Фостер Даллес, Кристиан Арчибальд Гертер, Дин Раск, Уильям Пирс Роджерс, Генри Альфред Киссинджер, Сайрус Робертс Вэнс, Эдмунд Сикстус Маски, Александр Мейгс Хейг, Джордж Прэтт Шульц.
КУДА ОНИ ВЕЛИ ДЕЛО?
Имел я с Шульцем несколько встреч и бесед и до Мадрида и после. Они, конечно, были иного содержания и иной тональности.
Когда он в первый раз пришел для встречи со мной в советское представительство в Нью-Йорке во время сессии Генеральной Ассамблеи ООН, у нас состоялась довольно пространная беседа. Обе стороны к ней основательно подготовились.
Однако требуется тут же сделать оговорку. Как представитель советского руководства, я готовился к тому, чтобы по возможности придать беседе конструктивный характер. Разумеется, это возможно только в том случае, если другая сторона не будет уходить от рассмотрения существа разногласий, возникших между СССР и США по ключевым вопросам двусторонних отношений и международной обстановки. Шульц оказался готовым лишь констатировать разногласия между нашими странами, но не искать пути их преодоления. Это стало ясным сразу же.
В начале беседы я поставил вопрос:
— Куда намерена вести дело администрация США в советско-американских отношениях? Готова ли она вместе с нами искать политическое решение существующих разногласий, или она будет продолжать накалять обстановку и раскручивать маховик
гонки вооружений?
Советский Союз,— подчеркнул я затем,— решительно дер-
337
жит курс на мир, на мирное развитие наших отношений с США. Вашингтон, к сожалению, взаимности не проявляет.
С моей стороны приводились соответствующие примеры, относящиеся к политике США, прежде всего из области переговоров по вопросам разоружения. При этом особо отмечалось значение проблемы ядерного оружия, которая требует неотложного решения.
Внимательно выслушивая мои высказывания, Шульц делал себе пометки. Вначале я было подумал, что собеседник по крайней мере некоторые места из моих высказываний встречает с пониманием и что это не только дань его опыту ведения дел с иностранцами в области частного бизнеса, который вырабатывает привычку архивнимательно и как бы даже с пониманием относиться к тому, что говорит собеседник. Но потом, по ходу беседы, мне стало ясно, что от внешней манеры держаться во время беседы до существа позиции Шульца — дистанция солидного размера.
Шульц начал мне отвечать с утверждения:
— Действия Советского Союза на международной арене, а также то, что он делает для обеспечения своей безопасности, представляют угрозу для Соединенных Штатов Америки.
Угрозу — и все! А доказательств — никаких.
И по ходу дальнейшей беседы Шульц их привести так и не смог. Но поскольку ничего не говорить все-таки нельзя, то Шульц в последующем высказал две мысли. Первая относилась к международным проблемам регионального характера. А вторая — к проблеме ядерного оружия.
По проблемам регионального характера государственный секретарь ограничился ссылкой на какое-то мифическое подталкивание нами некоторых стран к вражде в отношении США.
Что касается проблемы ядерного оружия, то Шульц повторил высказывание президента:
— Советский Союз угрожает и США, и Западной Европе своим ядерным потенциалом.
Но опять он не сказал ни слова по поводу того, на каком основании Вашингтон делает такой вывод.
Именно так часто ведут дела представители США. Впрочем, такая особенность изложения их взглядов давно уже замечена и многими зарубежными наблюдателями, которые весьма далеки от симпатий к Советскому Союзу.
Иногда в ходе беседы Шульц, казалось, начинал выворачивать свою папку, которая лежала у него на коленях или, если беседа происходила за столом, на столе, в поисках какой-то справки. Ну,
338
думаю, сейчас дело дойдет до использования фактов и цифр. Но не тут-то было. Все шло по той же проторенной колее.
Собеседник чувствовал себя неуютно, когда с нашей стороны в подкрепление соответствующих заявлений приводился фактический и цифровой материал. Например, мы подчеркивали, используя цифры, что советские ракеты средней дальности, которые так не нравятся Вашингтону и его союзникам по НАТО, не дают Советскому Союзу никакого перевеса над Североатлантическим блоком. Они лишь обеспечивают равенство в ядерных вооружениях обеих сторон по этому виду оружия.
Однако мой собеседник проявил индифферентность к цифрам. Он даже не стал их опровергать. То ли не имел у себя цифровых данных, то ли имел, но не желал приводить, поскольку они расходятся с утверждениями Вашингтона.
После этой беседы создалось определенное мнение о позиции Вашингтона. Суть основывалась на иллюзорной надежде с помощью давления на Советский Союз добиться для США односторонних преимуществ и закрепить их.
ВСТРЕЧИ С ШУЛЬЦЕМ
Последующие мои беседы с Шульцем, в частности та, что состоялась в Стокгольме 18 января 1984 года, мало что добавили нового.
В Стокгольме вновь различие между позицией СССР и позицией США ощутилось весьма отчетливо. Советский Союз пришел на стокгольмский форум с твердым желанием содействовать его успеху. Он внес два ключевых предложения.
Первое — об отказе всех стран — участниц стокгольмского совещания, которые являются ядерными державами, от применения ядерного оружия первыми. Иными словами, Советский Союз предложил другим последовать его примеру.
Второе — о заключении договора относительно запрещения применения силы вообще в отношениях между государствами.
Одновременно Советский Союз заявил, что он готов к разработке более значительных по характеру и более широких по охвату дополнительных мер укрепления доверия в военной области, которые также способствовали бы созданию атмосферы большего доверия в отношениях между участниками форума.
Было совершенно ясно, что государственный секретарь США Шульц прибыл в Стокгольм с тем же багажом, с которым шел на беседы и в Нью-Йорке и в Мадриде.
339
В американской печати, да и в международных политических кругах иногда делаются попытки дать характеристику Щульцу как государственному секретарю, сравнивая его с предшественниками. Одни говорят, что он выгодно отличается от Хейга, что у него более деловой стиль при рассмотрении вопросов внешней политики. Иногда имели место высказывания о том, что Шульц — чуть ли не самый гибкий государственный секретарь США за последние годы.
Трудно, конечно, говорить о гибкости или об отсутствии таковой, если речь идет о крупных державах, о разногласиях между ними по коренным вопросам войны и мира. Всякие сравнения такого рода таят в себе опасность стать весьма относительными, условными, приблизительными и неточными.
Само собой понятно, что Шульц — представитель ведущей капиталистической державы, выразитель идей старого социального мира. Это личность, так сказать, запрограммированная социальным кодом. Как политик, выразитель интересов правящего класса США он верно служит державе, задавшейся целью добиться доминирующего положения в мире.
Понимает ли он, что другая социально-экономическая система — социализм — является результатом объективного, исторического развития? Понимает ли он, что всякие установки на то, чтобы потеснить социализм, а то и совсем его устранить,— бесперспективны? На эти вопросы я не берусь ответить.
Хотелось бы верить в то, что этот незаурядный американский деятель, с которым можно и даже интересно обсуждать вопросы международной политики, понимает, что игра словами о ликвидации социализма представляет собой бессмыслицу. Если он так думает, то уже одно это ставит его на голову выше некоторых других деятелей, словесная копилка которых переполнена всякого рода легковесными фразами, может, внешне и хлесткими, но несерьезными. Если он так думает, то это облегчает ему и переход к важному выводу, а именно: международные отношения необходимо строить на основе мирного сосуществования государств с различным социальным строем.
Не хочу сопоставлять Шульца с другими его предшественниками. Считаю это не вполне уместным.
Шульц как политический деятель — оппонент, которому его солидный опыт в ведении международного бизнеса должен помогать и, наверно, помогает. Не мне судить, к какой категории политических деятелей в американской администрации принадлежал Шульц — к категории ведущих или к категории ведомых. Это рискованно. Всегда я отношусь с осторожностью к броским характеристикам того или иного деятеля, особенно связанного с ведением
340
внешних дел. Да и прибегают к таким характеристикам, как правило, лишь люди, гоняющиеся скорее за сенсацией.
А реальность состоит в том, что Советский Союз готов и впредь вести дела с теми деятелями, которые отвечают за внешнюю политику соответствующих государств. Личные симпатии или антипатии в отношении того или иного из них не должны этому мешать.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 208; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!