Киевская княгиня Ольга и ее истинная роль в истории гибели ее мужа князя Игоря 4 страница



Следует обратить внимание на распределение даров, переданных греческой стороной русам, внутри русского посольства. Во время приема 9 сентября после обеда «получили: анепсий ее (Ольги. — А.К. ) 30 милиарисиев, 8 ее людей — по 20 милиарисиев, 20 послов — по 12 милиарисиев, 43 купца — по 12 милиарисиев, священник Григорий — 8 милиарисиев, 2 переводчика — по 12 милиарисиев, люди Святослава — по 5 милиарисиев, б людей послов — по 3, переводчик архонтиссы — 15милиарисиев»{182}. После обеда был подан десерт, за которым «было вручено: архонтиссе в золотой, украшенной драгоценными камнями чаше — 500 милиарисиев, б ее женщинам — по 20 милиарисиев и 18 ее прислужницам — по 8 милиарисиев»{183}. Во время приема 18 октября «было выдано: архонтиссе — 200 милиарисиев, ее анепсию — 20 милиарисиев, священнику Григорию — 8 милиарисиев, 16 ее женщинам — по 12 милиарисиев, 18 ее рабыням — по 6 милиарисиев, 22 послам — по 12 милиарисиев, 44 купцам — по 6 милиарисиев, двум переводчикам — по 12 милиарисиев»{184}.

Г. Г. Литаврин, проанализировав состав посольства Ольги и «дары» императора, разделил окружение Ольги во время визита в Царьград по положению, в зависимости от величины «даров», на семь ступеней: (1) племянник княгини; 2) 8 «людей» княгини и 6 архонтисс — ее родственниц; 3) личный переводчик Ольги; 4) 20 послов, 43 купца и 2 переводчика; 5) священник Григорий и 18 наиболее видных служанок Ольги; 6) 5 людей Святослава; 7) б послов. «Особого внимания заслуживает, — по мнению Г. Г. Литаврина, — место в семиразрядной табели о рангах, отведенное «людям Святослава», юного сына Игоря и Ольги, законного наследника киевского престола. Оно (это место) неожиданно низко: представители Святослава поставлены на четыре ранга ниже людей Ольги, во столько же раз меньше сумма денег, им выплаченная, их социальный статус уступает даже статусу «отборных служанок» и священника Григория… Предположить, что так захотел Константин VII и его вельможи (то есть принизить статус Святослава), тем более трудно, что в самой империи наследник императора, его соправитель, как бы мал он ни был, являлся священной особой и ни один сановник не мог не только превзойти, но и сравняться с ним по статусу. Скорее, византийцы могли быть сами удивлены подобной оценкой ранга людей Святослава со стороны его матери…»{185}. Даже если считать, что в 6453 (945) году Святослав был малолетним, то к 957 году он должен был стать взрослым, а регентство Ольги — прекратиться. Низкий статус «людей Святослава» и, следовательно, самого князя, отсутствие его послов на приеме 18 октября является еще одним доказательством того, что Ольга была не регентшей, а полновластной правительницей Киева.

Г. Г. Литаврин совершенно справедливо обратил внимание и на то, что статус Святослава низок даже для положения наследника Ольги. Напомню, что в составе посольства 957 года наиболее важной особой, разумеется, после Ольги, являлся ее «анепсий». Об этом свидетельствуют и полученные им денежные дары. Будучи вторым человеком в русском посольстве, он, вполне вероятно, был вторым человеком после Ольги и в княжеском союзе. Получается, нельзя говорить не только о переходе власти к Святославу в 957 году, но даже и о наличии предпосылок для подобных изменений.

Несмотря на то что из описания визита Ольги видно, что ее высокое положение на Руси было более чем стабильно, некоторые историки считают, что ее крещение и заигрывание с христианской Византией привели к недовольству языческой партии во главе со Святославом, свержению Ольги около 957 года и приходу к власти ее сына-язычника (В. А. Пархоменко, И. Лебедев и др.).

В «Продолжении хроники Регинона Прюмского» под 959 годом сказано: «Послы Елены (княгиня Ольга после крещения приняла христианское имя Елена. — А.К. ), королевы ругов (русов. — А.К. ), крестившейся в Константинополе при императоре константинопольском Романе, явившись к королю, притворно, как выяснилось впоследствии, просили назначить их народу епископа и священников». Под 960 годом следует продолжение о том же: «Король отпраздновал Рождество Господне во Франкфурте, где Либуций из обители святого Альбана посвящается в епископы для народа ругов достопочтенным архиепископом Адальдагом». Под 961 годом сообщается: «Либуций, отправлению которого в прошлом году помешали какие-то задержки, умер 15 февраля сего года. На должности его сменил, по совету и ходатайству архиепископа Вильгельма, Адальберт из обители святого Максимина, который, хотя и ждал от архиепископа лучшего и ничем никогда перед ним не провинился, должен был отправляться на чужбину. С почестями назначив его епископом народу ругов, благочестивейший король, по обыкновенному своему милосердию, снабдил его всем, в чем тот нуждался». И, наконец, в 962 году: «В это же лето Адальберт, назначенный епископом к ругам, вернулся, не сумев преуспеть ни в чем из того, чего ради он был послан, и убедившись в тщетности своих усилий. На обратном пути некоторые из его спутников были убиты, сам же он, после больших лишений, едва спасся»{186}.

Сообщение о неудачной миссии Адальберта, о которой он сам и сделал запись в указанной хронике, имеется в более сокращенном виде в «Хронике» Титмара Мерзербургского, который несколько изменяет его окончание, сообщая, что Адальберта изгнали язычники{187}. «Кведлинбургские анналы» отмечают, что Адальберт «не избежал смертельной опасности от их (русов. — А.К. ) козней»{188}. Схожие краткие сообщения о миссии Адальберта содержатся и в некоторых германских хрониках{189}.

Из этих сообщений видно, что еще в начале 60-х годов X века Ольга по-прежнему оставалась киевской княгиней , «королевой ругов», и, следовательно, поездка в 957 году в Константинополь не принесла ей вреда. Однако из рассказа Адальберта следует, что на Руси он подвергся каким-то опасностям, многие его спутники погибли, а сам он едва спасся. Причину бегства Адальберта большинство историков видит все в том же перевороте, совершенном «языческой партией», который они относят уже к 962 году (М. Д. Приселков, М. С. Грушевский, В. А. Мошин, В. В. Мавродин, В. Я. Рамм, Б. А. Рыбаков, М. Б. Свердлов, А. П. Новосельцев и др.).

Действительно, вскоре после изгнания Адальберта Святослав начал свои знаменитые походы. Но из рассказа Адальберта вовсе не следует, что епископ не сумел преуспеть ни в чем из-за переворота в Киеве. Судя по сообщению его хроники, Адальберта обманули те же люди, что и пригласили. Сам епископ воспринял свое назначение к русам как наказание, отправился в свою миссию неохотно и поэтому еще мог потерпеть неудачу. Не случайно Адальберт скромно умалчивает о причинах провала и ничего не говорит ни о каком насильственном изгнании. Из рассказа хроники можно сделать вывод, что он сам уехал, потерпев неудачу. Ситуация на Руси действительно могла измениться за то время, которое прошло с момента приглашения епископа до момента его изгнания, но это не означает, что в Киеве произошел переворот. Отметим, что мотив изгнания Адальберта русами появился в источниках гораздо позднее поездки, когда возникла необходимость чем-нибудь оправдать неудачу Адальберта и его отъезд, чтобы он мог продолжать делать карьеру{190}. Что же касается известия о гибели спутников Адальберта, то он не связывает эти события с действиями русских властей. Лишения и гибель товарищей Адальберт пережил «на обратном пути», то есть речь скорее всего идет о дорожном происшествии. Отметим, что если бы в Киеве произошел перевороту то вряд ли Ольга осталась бы там жить и даже управлять городом в отсутствие Святослава, что явно следует из летописного рассказа о 6476–6477 (968–969) годах. Таким образом, мы не можем точно ответить на вопрос, пришел ли Святослав к власти в начале 60-х годов X века или нет. Из летописного текста следует, что, несмотря на расхождения в вере, Ольга любила своего «непутевого» сына. Расхождения у них были только по вопросу о том, каким богам молиться и как управлять Русью. По существу отношения между Ольгой и Святославом представляли собой столкновение двух «концепций» развития Руси.

 

Какова же была «концепция» Ольги? Летописи считают центральным событием внешней политики Ольги — поездку княгини в Царьград и ее крещение там. Действительно, интерес Ольги к христианству был велик. Кроме рассказа о крещении княгини, летописи знают только о ее замужестве с Игорем, мести древлянам и смерти. По летописям получается, что Ольга в своей внутренней политике занималась только пропагандой христианского учения. Повесть временных лет считает Ольгу одной из первых русских христианок, которая светилась среди язычников, «аки бисер в кале».

Встречала ли проповедь Ольги понимание в русском обществе? Много ли было христиан в Киеве? Играли ли они какую-нибудь роль в управлении Русью? Среди историков нет единого мнения на этот счет. С одной стороны, большинство исследователей признает, что влияние христиан было велико в Киеве уже в середине X века. Об этом свидетельствуют упоминания в источниках о «крещении» русов до Ольги, наличие в Киеве христианской церкви, участие русов-христиан в заключении договора с греками в 944 году. Причем, согласно договору, христиане и язычники представляли в то время в Киеве равные силы. Однако не меньше историков, напротив, уверены в том, что в первой половине X века влияние христиан было еще слабым. Ольгу не поддерживал даже сын. Ведь Повесть временных лет сообщает, что «жила же Ольга с сыном своим Святославом, и учила его мать креститься, но он пренебрегал этим и не принимал в уши. Но если кто желал креститься, то не запрещал, а насмехался над ним… Ольга часто говорила: «Я познала Бога, сын мой, и радуюсь, если и ты познаешь — будешь радоваться». Он же не внимал этому, отговариваясь: «Как мне одному принять новую веру, а дружина моя станет над этим смеяться?» Она же сказала: «Если ты крестишься, то и все сделают то же». Он же не послушался матери, следуя обычаям языческим, не ведая, что кто матери не послушает — в беду попадет… Он же за это гневался на мать… Но Ольга любила своего сына Святослава и говорила: «Да будет воля Божья. Если захочет помиловать Бог род мой и народ русский, то вложит им в сердце то же желание обратиться к Богу, что даровал и мне». И так говоря, молилась за сына и за людей каждую ночь и каждый день, воспитывая сына до его возмужания и совершеннолетия». Обращают эти исследователи внимание и на то, что после смерти княгини ее похороны по христианскому обряду были совершены втайне. Ольга даже побаивалась, что ее некому будет похоронить так, как ей хочется.

 

Из этих двух точек зрения нам кажется более обоснованной первая. Еще А. А. Шахматов обратил внимание на то, что рассказ Повести временных лет о тайном погребении Ольги явно тенденциозен и составлен из разных источников: «Через три дня Ольга умерла, и плакали по ней плачем великим сын ее и внуки ее, и все люди. И понесли, и похоронили ее на открытом месте. Ольга же завещала не творить по ней тризны, ибо имела при себе священника, который и похоронил блаженную Ольгу». Как видим, сначала летописец говорит, что Ольгу хоронили всем Киевом, а чуть ниже сказано, что ее похоронил священник. Скорее всего, мы здесь имеем дело с особым рассказом о крещении и погребении Ольги. Летописцу было важно доказать, что святая Ольга жила и умерла как христианка, окруженная язычниками и потому страдающая и одинокая{191}. Рассказ же летописи о том, что Ольга уговаривала сына креститься, можно понимать и в том смысле, что княгиня не видела никаких препятствий для распространения христианства на Руси и предлагала креститься Святославу и его дружине.

В целом распространение христианства на Руси происходило достаточно быстро, можно сказать революционно, что возможно только в случае проведения целенаправленной политики христианизации. Если в договоре 911 года русов с греками еще нет и намека на появление на Руси христиан, то из договора 944 года следует, что уже к 40-м годам X века христиане обладали большим влиянием в Киеве, имели свою церковь Св. Ильи и входили в правящую верхушку. А в начале XI века уже упоминавшийся Титмар Мерзербургский писал о наличии в Киеве около 400 церквей. Вряд ли столько мог построить Владимир Святой за 20 лет, прошедших с момента его крещения. Церкви на Руси в это время строились весьма медленно. Загадочное увеличение числа церквей в Киеве можно объяснить, если вспомнить о сообщениях ряда летописных источников и житийной литературы о том, что еще Ольга начала насаждать христианство, сокрушать кумиры и возводить церкви на Руси{192}. Получается, что по размаху своей просветительской деятельности Ольга не уступала Владимиру Святому. Не случайно летописный рассказ о крещении Ольги перекликается с рассказом о крещении Владимира. О широком распространении христианства среди русов, заставившем их «вложить мечи в ножны» еще до прихода к власти Владимира, сообщается в «Сборнике анекдотов и собрании блестящих рассказов» Мухаммеда аль-Ауфи{193}. Об этом же свидетельствуют и данные археологии (смена погребального обряда и т. д.).

 

Из всего вышесказанного следует, что Ольга не была «тайной» христианкой, а, напротив, проводила активную политику христианизации Руси. Да и чего ей было «таиться», если ее стремление к сближению Руси с христианскими странами поддерживали князья, входившие в союз. Не случайно, повторяю, во время визита Ольги в Царьград в 957 году ее сопровождали послы от 22 князей, оставшихся на Руси, что свидетельствует об одобрении ими действий главы союза.

Теперь становится понятно, почему послы язычника Святослава подверглись в Константинополе такому унижению. Сам Святослав, как следует из Повести временных лет, отличался достаточной веротерпимостью (не преследовал, а лишь смеялся над христианами). Преследования христиан начались лишь после смерти Ольги. Но даже и в этот период в его окружении встречались христиане, что, по мнению А. А. Шахматова, следует из договора 971 года Святослава с византийцами, в котором люди Святослава клянутся Богом, Перуном и Волосом, а под Богом разумеется, вероятно, христианский Бог{194}. Как уже было сказано, Святослав не рассматривался русами и греками как потенциальный преемник Ольги, которым, вероятно, являлся загадочный «анепсий», второй человек в посольстве Ольги во» время посещения Константинополя. В этом тоже нет ничего удивительного. Князья-христиане не хотели видеть своим главой язычника. У многих народов известны случаи, когда язычник-сын лишался права наследства христианином-отцом. Например, болгарский каган Борис-Михаил, крестивший Дунайскую Болгарию, отрекся в старости от престола в пользу своего старшего сына Владимира и удалился в монастырь. Когда же Владимир обнаружил намерение восстановить старое язычество, Борис-Михаил вернулся в столицу, арестовал Владимира, ослепил его и заключил в тюрьму, посадив на престол младшего сына Симеона. Пример в целом характерный для Средневековья. Разумеется, не вое русские князья были христианами, но, как видно, большинство из них разделяло во внешней политике ориентацию Ольги на христианские страны.

Какие же причины привели к увлечению Ольги и других русских князей христианством? Раздумывая над этим, ученые быстро «переросли» наивные размышления о неожиданно снизошедшем на Ольгу вследствие проповеди какого-нибудь отважного подвижника веры озарении, заставившем ее мгновенно убедиться в ложности язычества и истинности христианства и превратившем кровожадную киевскую княгиню в смиренную «честную вдову», терпеливо сносившую насмешки сына-язычника и уговаривавшую его креститься. Как правило, за обращением варварских королей и князей в христианскую веру стоял трезвый политический расчет. В частности, болгарский каган Борис-Михаил, о котором мы только что упоминали, обратился к византийцам с просьбой о крещении из-за постигшего Болгарию страшного голода, рассчитывая получить от греков хлеб. Впоследствии он еще достаточно долгое время метался между Римом и Константинополем, выбирая более щедрого «просветителя». Схожие колебания правителей пережила и Великая Моравия. Интерес сразу всех русских князей к соседям-христианам также может объясняться только какими-то политическими расчетами союза русских князей, расчетами, которые никого из них не могли оставить равнодушным. Стараясь разгадать цели визита Ольги в Царьград, историки выдвигали в качестве причины такого ажиотажа вокруг христианства то стремление укрепить мир с Византией, то торговые, то культурные, то военные задачи Руси, то желание Ольги получить царский титул или даже женить Святослава на византийской принцессе и др.

Разумеется, контакты с Византией, крещение русских князей способствовали их выделению среди славянской знати и возвышению над подчиненными славянскими племенами. Однако все эти задачи были поставлены перед русами гораздо раньше середины X века и не могут служить объяснением столь быстрой христианизации Руси. Необходимо искать более конкретную и в то же время более простую причину.

 

В источниках имеется несколько версий крещения княгини Ольги в Византии. Повесть временных лет сообщает, что Ольга крестилась в Царьграде в 6463 (955) году и приняла имя Елена. Летописный рассказ о ее визите в столицу Византии, как мы уже отмечали, полон всевозможных сказочных деталей. Летопись перепутала даже византийских императоров, назвав императора, встречавшегося с Ольгой, Иоанном Цимисхием, хотя на самом деле это был Константин Багрянородный. В труде самого Константина Багрянородного «О церемониях византийского двора» сохранилось известие о визите Ольги в Константинополь в 957 году. А в «Продолжении хроники Регинона Прюмского» сообщается, что Ольга-Елена крестилась в Константинополе, при императоре Романе (959–963). Поскольку само известие об этом помещено в хронике под 959 годом, то и визит Ольги в Константинополь следовало бы отнести к этому же времени. Сообщение это по сей день не получило достаточно обоснованного объяснения в науке. Наконец, древнерусский книжник Иаков Мних (XI век) сообщает, что Ольга крестилась в Царьграде и прожила в святом крещении 15 лет{195}. Получается, что Ольга крестилась в 954 году. По сей день ученые не пришли к согласованному мнению о времени крещения Ольги. Появилась версия о нескольких поездках Ольги в Царьград. Так или иначе, но мнение о том, что Ольга крестилась в Константинополе, остается наиболее популярным в историографии.

Церемония приема иностранных посольств императором Византии была очень сложна и производила на «варваров» неизгладимое впечатление: «При приеме в наиболее роскошном, главном тронном зале дворца — Христориклине Магнавры, когда император восседал на троне Соломона, получавший аудиенцию вводился в зал после того, как участвующие в церемонии византийцы-носители почетных титулов «встанут на свои места» в должном порядке. Иноземца вводил остиарий (привратник). Впереди шествовал логофет дрома. На определенном расстоянии от трона иноземец падал ниц, совершая проскинесис. Именно в этот момент играли органы и совершал под воздействием скрытых внизу механизмов движение трон Соломона, возносившийся вверх, а затем опускавшийся в прежнее положение. Встав с колен, иноземец делал несколько шагов к трону. Следовавшая за послом его свита делала то же самое одновременно с ним и расходилась по двум сторонам от прохода к трону. Когда иноземец вставал на положенном расстоянии, логофет от имени императора задавал ему этикетные вопросы (о здоровье его государя, его вельмож и о благоденствии народа). Затем протонотарий дрома (начальник канцелярии ведомства внешних сношений) вносил дары иноземца. Когда их подношение завершалось, посол вновь совершал проскинесис и выходил из зала. Если приема ожидали послы других стран, то по выходу первого по точно такому же ритуалу вводился второй, затем третий и т. д. После выхода последнего иноземца покидали зал и придворные. Лишь после ухода всех императоры вставали, снимали парадные короны и одеяния и по царским переходам возвращались в жилую часть дворца. Прием был завершен. Практические цели посольства обсуждались с послом сановниками и самим императором в другое время, в деловой обстановке.


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 154; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!