Мозаичная карта из с. Мадаба (Мадеба). VI в. 32 страница
Стиль Иоанна претенциозен: он хочет быть красноречивым, но для этого ему решительно не хватает литературных данных. Убедительность речи заменяется у него необычайным многословием, в котором незаметно достаточного навыка к логическому мышлению: чувствуется полное отсутствие серьезной грамматической и риторской школы.
С точки зрения стиля, приемов изложения и даже фразеологии наибольшее влияние на Иоанна Эфесского оказал Феодорит Киррский, с которым он был знаком, видимо, через «Трехчастную историю» Феодора Чтеца.
Значение «Церковной истории» Иоанна Эфесского как исторического источника бесспорно. Его эпоха, особенно в области церковной истории, весьма скудно отражена в греческих источниках. Поэтому рассказы очевидцев, притом освещающие события с новой точки зрения, получают громадную важность. «История» Иоанна Эфесского тенденциозна, но эта тенденциозность, вытекающая скорее из чувства, чем из рассудка, порой имеет наивный, а не злонамеренный характер, и поэтому увидеть за ней истину нетрудно. Кроме того, она и сама по себе представляет большой исторический интерес, так как отражает не только личные симпатии или антипатии автора, но и настроения общественной среды, к которой он принадлежал.
По содержанию «Церковная история» Иоанна Эфесского имеет отношение главным образом к истории монофиситства в последней стадии его развития, причем в ней раскрываются не столько догматические, сколько историко-культурные и отчасти социальные его основы. Но этим значение «Церковной истории» Иоанна не исчерпывается. Она освещает последний акт борьбы христианства с язычеством, давая представление о социальных и идеологических основах этой борьбы.
|
|
|
В собственно сирийской историографии Иоанну Эфесскому принадлежит заметное место. Правда, он не был первым сирийским церковным историком, ибо ему уже предшествовал и послужил для него источником Псевдо-Захария. Однако он был первым сирийским историком, написавшим, пусть и не вполне совершенную, но все же прагматическую историю, имевшую прочную источниковедческую базу. Последующие истори-{240}ческие сочинения в сирийской литературе создавались уже в форме хроник.
Велика была роль Иоанна Эфесского как посредника между греческой и сирийской историографией. Сирийскую историографию он обогатил знакомством с греческими историками, греческую — фактами, почерпнутыми из сирийских источников. Менее удачной была его попытка привить сирийской историографии литературную форму и литературные приемы историографии греческой. Эта неудача объяснялась, конечно, тем, что сам Иоанн не овладел искусством высокого стиля и чистотой языка греческих историков. Однако встреча двух культур здесь произошла, и они оказали друг на друга большое влияние 248. Значение труда Иоанна Эфесского состоит еще и в том, что он, как никто другой, вводит нас в самую гущу социальной и религиозной борьбы VI в., приподнимает завесу над социальной психологией широких народных масс, яркими красками рисует такой социально-психологический феномен, как восточное монашество, показывая его в атмосфере ожесточенной религиозной и политической борьбы того времени.
|
|
|
В данном аспекте интересным дополнением к «Церковной истории» Иоанна Эфесского являются его агиографические сочинения. Не догматик, а борец-практик, он продолжал сражаться за чистоту монофиситского учения еще на одном поприще, создавая доступное для широкого читателя чтение — жития монофиситских святых. В этом отношении он следовал примеру ортодоксальных историков Евсевия и Феодорита Киррского.
Агиографический труд Иоанна Эфесского имел более счастливую судьбу, чем его «Церковная история»: он сохранился почти полностью в рукописи, относящейся к 687—688 гг. 249
В первоначальном своем виде «Книга историй о житиях святых восточных» появилась, вероятнее всего, между 14 ноября 565 г. и июлем 566 г.; затем она имела две редакции: 566—567 гг. и 567—568 гг. По своему характеру сочинение Иоанна — типичная historia monastica. Этой цели соответствует и содержание: предметом повествования являются «подвиги духовного героизма», осуществляемые «людьми, вступившими на путь благочестия», т. е. монахами и отшельниками. Хронологически труд обнимает не более 50 лет (приблизительно с 520 до 568 г.).
|
|
|
В географическом плане это произведение достаточно локально. В большинстве житий рассказывается о подвижниках Амидской области, которых Иоанн видел во время пребывания в монастыре Иоанна Амидского. Лишь часть житий относится к подвижникам, жившим в Константинополе, главным образом в монастыре сирийцев, и анахоретам Египта, куда Иоанн путешествовал из Амиды и столицы.
Источником агиографического труда Иоанна Эфесского были личные впечатления автора. Об этом он сам категорически заявляет в предисловии и настойчиво повторяет во многих главах своей книги. Действительно, все рассказы Иоанна носят настолько яркую печать непосредственно наблюдавшейся автором жизни, что предполагать их чисто литера-{241}турное происхождение невозможно 250. Значение труда Иоанна определяется прежде всего тем, что многие из фигурировавших в нем «святых» были действительно историческими деятелями, стоявшими во главе монофиситства в VI в. (Зоара, Иоанн Телльский, патриарх Север, Анфим и Феодосий, Яков Барадей, Симеон Персидский Спорщик и др.). Но едва ли меньшее значение имеют и жития тех подвижников, которые не могут быть идентифицированы с какими-либо историческими деятелями: эти жития раскрывают внутреннюю жизнь монофиситства и обнаруживают его социальное, этническое и культурное своеобразие. Велико значение этого труда для выявления социальной психологии монашеской массы. Активное участие монахов в религиозных спорах заставляет Иоанна Эфесского сообщать факты, имеющие не только биографическое, но и широкое социально-психологическое и историческое значение.
|
|
|
Таким образом, благодаря сочинениям Захарии Ритора, Псевдо-Захарии и особенно Иоанна Эфесского можно составить представление о монофиситской литературе, занимавшей видное место в еретической церковной историографии раннего времени. Значительно меньше сведений сохранилось о несторианских писателях той эпохи.
Бархадбешабба
Из несторианских церковных историков раннего периода сохранились лишь произведения сирийского писателя Бархадбешаббы.
Появление несторианских сочинений в сирийской литературе было вполне закономерно: ведь именно здесь — в Месопотамии, Киликии, Сирии, в восточных областях, расположенных вблизи границ Ирана,— дуалистические идеи несторианства находили благоприятную почву и в IV—VI вв. получили довольно широкое распространение.
Сирийская литература IV—VI вв. представляла собой самостоятельный культурно-исторический феномен. Хотя она теснейшими узами была связана со всей литературой Византийской империи и являлась ветвью общеимперской общественной мысли, она все же сохраняла свою специфическую окраску, связанную с особыми умонастроениями образованной интеллигенции и духовенства восточных провинций. Сирийской литературе были присущи некоторые отличительные черты, прежде всего ярко выраженный религиозный характер 251. Большинство представителей сирийской литературы были выходцами из среды духовенства и монашества. Более того, они писали свои сочинения для клириков и монахов. Рассмотрение чисто богословских вопросов, толкования Писания, в первую очередь Библии, благочестивые нравоучительные рассказы о жизни и подвигах восточных святых — вот темы, особенно привлекавшие и волновавшие сирийских писателей.
В сирийской церковной литературе явное преобладание получают мистические идеи и экзальтированная религиозность. Большинство авторов не имели особого вкуса к философским размышлениям и теологическим построениям спекулятивного характера. Приземленный прагматизм соче-{242}тался у них с мистическими озарениями, активная церковно-религиозная деятельность с отшельничеством и суровым аскетизмом.
Однако фундаментом сирийской духовной культуры, как церковной, так и светской, была все же греческая образованность. Именно из сокровищницы греко-византийской цивилизации черпали сирийские ученые, богословы, писатели, историки свои познания в сфере богословия, христианской догматики, экзегезы, космографии, литургики, знакомились с сочинениями апологетов христианства и восточных «отцов церкви». Поэтому совершенно закономерно, что сирийцы много переводили греков, причем если до середины V в. их переводческая деятельность была направлена на произведения теологического характера, то с середины V в. сирийцы используют труды греческих авторов по философии, медицине, математике, естествознанию. Ряд греческих сочинений (в частности, церковных историков) сохранились лишь в сирийских переводах. Разумеется, самобытная сирийская литература, в свою очередь, оказывала немалое воздействие на греко-византийскую, обогащая ее и помогая ее развитию.
Особенности сирийской церковной литературы в полной мере проявились в религиозно-исторических произведениях сирийского историка VI в. Бархадбешаббы.
Перу Бархадбешаббы, епископа Халвана, принадлежат два сочинения: трактат «Причина основания школ», содержащий сведения о Нисибийской академии 252, и «История святых отцов», или «Церковная история» 253, две последние главы которой также повествуют о Нисибийской высшей школе.
Судя по обоим дошедшим до нас сочинениям, Бархадбешабба был ученым и знающим человеком. Можно предположить, что он сначала учился в Нисибийской академии, затем стал в ней преподавателем, завоевал значительный авторитет и, наконец, был рукоположен епископом города Халвана. Подобный путь проходили и другие воспитанники этой школы 254.
По всей вероятности, «Церковная история» была написана автором в молодости, когда он лишь начинал свою деятельность. Об этом свидетельствуют его слова из введения к труду: «Многое удерживало меня от намерения собрать истории святых отцов и показать различных их клеветников: во-первых, незнание, во-вторых, молодость, в-третьих, неподготовленность, но более всего — тяжелые времена, которые постоянно волнуют и смущают разум, затрудняя ему познание» 255.
Материал обоих сочинений Бархадбешаббы местами почти дословно совпадает. Это позволяет предположить, что «Церковная история», написанная ранее, являлась первоосновой «Причины основания школ» 256.
Составляя свою «Церковную историю», Бархадбешабба использовал данные различных письменных источников. Он сам говорит о том, что «если находил в писаниях других хотя бы одно слово», свидетельствую-{243}щее «об успехах отцов», то вносил его в свой труд 257. Подбор этих источников весьма симптоматичен для несторианских взглядов автора. Среди них мы встречаем прежде всего сочинения главы несторианского вероучения — ересиарха Нестория: «Книгу Гераклита» и «Историю». Из более ранних церковно-исторических сочинений несторианский историограф признает только «Церковную историю» Сократа Схоластика. Бархадбешабба привлекает также некоторые документальные материалы, в частности не дошедший до нас сборник документов, относящихся к Эфесскому вселенскому собору (431 г.).
Бархадбешабба был человеком, глубоко и искренне верившим в истинность и правоту несторианской церковной доктрины. Он поставил своей целью прославить подвиги «святых отцов», прозелитов несторианской церкви: сочинение Бархадбешаббы с полным правом поэтому называют героической религиозной историей, героями которой были виднейшие деятели несторианства и основоположники несторианского вероучения 258.
Историк сам признает в предисловии к своему сочинению, что главная задача его труда поучительная — показать потомкам все величие подвигов учителей и подвижников несторианской церкви 259.
Все события, прославляющие несторианских иерархов или в какой-то мере касающиеся истории несторианства, рисуются им в самых светлых тонах, деятельность же их противников, с точки зрения автора — еретиков, изображается только черными красками. Несторианский церковный историк нисколько не заботится об объективности изложения и не стремится приводить факты нерелигиозного характера.
Мировоззрение Бархадбешаббы отличается прямолинейностью и непримиримостью к религиозным противникам. Для него все еретики — ученики Сатаны, носители зла, творящегося в мире. Признавая, разумеется, конечную победу бога над Сатаной, добра над злом, света над тьмой, он все же полагает, что злые силы могут временно задержать поступательное развитие человечества. Он склонен объяснять многие исторические события происками Сатаны, отказываясь дать им какое-либо разумное истолкование. Идея причинности, не говоря уж о закономерности, чужда этому писателю.
На сочинениях Бархадбешаббы лежит печать провинциализма. Исторический кругозор его ограничен преимущественно Сирией и другими восточными провинциями. У него, простодушного провинциала, преданного своей религии, вызывает негодование развращенная жизнь в крупных городских центрах империи. Культура и нравы этих городов ему чужды, хотя знает о них он только понаслышке. Защита строгих нравов и древних обычаев его народа — жизненная позиция автора.
Тем не менее сам Бархадбешабба не избежал воздействия греческой цивилизации. Несмотря на то, что его «Церковная история» сильно отличается от греческих сочинений подобного рода, влияние греческих образцов все-таки сказалось и на ней. Это влияние проявилось не только в отдельных изречениях, но и в использовании и цитировании многих греческих сочинений. Поскольку часть их не дошла до нашего времени, произведение Бархадбешаббы, особенно для несторианского {244} периода, является важным дополнением к известным нам греческим церковным историям.
Сочинение Бархадбешаббы отличается живостью и красочностью изложения. Образы некоторых деятелей несторианской церкви наделены впечатляющими индивидуальными чертами. Многое о своих героях он написал, очевидно, по личным впечатлениям и рассказам современников. Главы о ректорах и преподавателях Нисибийской академии Нарсае и Аврааме основаны на устном предании, бытовавшем в Нисибийской высшей школе. Живости изложения способствует и использование автором прямой речи. Необычайно ярки и сочны, например, слова, которые он вкладывает в уста Нарсая и Авраама. Хотя эти речи нельзя считать полностью достоверными, они, несомненно, придают сочинению своеобразный блеск 260.
В целом при всех слабостях весьма тенденциозного сочинения Бархадбешаббы надо признать его ярким, своеобычным и во многом оригинальным памятником эпохи. Для церковной историографии ранней Византии представляет немалый интерес своеобразная интерпретация истории влиятельными и достаточно многочисленными на Востоке сирийцами-несторианами. Наряду с арианской и монофиситской историографий она помогает понять, как толковались и оценивались исторические события в среде еретического населения империи и воссоздать картину напряженной религиозной борьбы в ранней Византии.
3. ХРОНОГРАФИЯ
Ранневизантийский период был временем не только зарождения новой идеологии, но и появления новых историографических жанров, в частности жанра всемирной хроники. В этот период хронография вырабатывает особый метод изложения исторического материала, собственный подход к отбору источников и освещению событий, свое видение мира и решение проблем исторического времени и пространства. Хронисты многое заимствуют у церковных историков. Они берут у них библейскую историко-философскую концепцию, несколько упрощая ее и освобождая от теологических тонкостей и сложных философско-богословских рассуждений, недоступных пониманию широкого круга читателей. В меньшей степени, чем церковные историки, хронисты используют документальный материал, слабее выражено у них критическое отношение к источникам. Они не только не скрывают компилятивного характера своих сочинений, но даже гордятся тем, что переписывают труды предшественников. Хронисты ведут изложение в строго хронологической последовательности, часто давая погодные записи тех или иных событий, причем используют, как и церковные историки, линейное время, начиная историю с сотворения мира. Точность хронологии у отдельных авторов различна, но принцип изложения по годам одинаков. Метод отбора исторического материала, степень проверки фактов и исторической достоверности той или иной хроники, естественно, различны, но смешение в повествовании совершенно неоднородных фактов церковной, политической и культурной истории с историческими анекдотами, слухами, малодостоверными рассказами {245} о чудесах и занимательных происшествиях характерно для всех хронистов средневековья в целом, и для ранневизантийских в частности.
Если наиболее сильное влияние на ранневизантийскую хронографию оказали церковные историки, то все же нельзя забывать и того факта, что хронисты этого переходного периода еще многое заимствовали, как по содержанию, так и по форме, и у историков светского направления, во многом продолжавших традиции античной историографии. Византийские хронисты, правда, в различной степени, также испытали на себе влияние великих античных историков Геродота, Фукидида, Тита Ливия и корифеев античной литературы Эсхила, Еврипида, Вергилия.
Вместе с тем византийские хронисты уже отказались от некоторых важных принципов античной историографии — от теории цикличности, характеристики различных эпох по аналогии с возрастами человека, безусловной веры в силу рока, признания могущества случая в человеческой жизни.
Однако использование античной мифологии и античных реминисценций, классических образов, метафор, заимствования в стиле и языке, хотя и не слишком частые, показывали, что античность в какой-то мере продолжала питать и ранневизантийскую хронографию. В этом аспекте хронография ранней Византии синтезировала элементы светской и церковной историографии.
Иоанн Малала
Наиболее выдающимся произведением ранневизантийской хронографии была «Всемирная хроника» Иоанна Малалы. Иоанн Малала был сирийцем по происхождению и ритором по профессии. Время его жизни точно не установлено — вероятней всего, он жил между 491 и 578 гг. 1 Родился Иоанн Малала в Антиохии, где и получил классическое образование в школе ораторского искусства. Не исключено, что какое-то время он жил в Константинополе. Впоследствии Иоанн стал клириком и написал исторический труд в духе христианской идеологии.
Историческое произведение Иоанна Малалы дошло до потомков лишь в единственной рукописи XII в., хранящейся в Бодлеянской библиотеке Оксфорда. Хотя уникальный список «Хронографии» Малалы относительно позднего происхождения, анализ текста рукописи не обнаруживает в ней каких-либо разновременных наслоений, и ее можно считать довольно близкой по языку и стилю к оригиналу VI в. 2
Начало и конец рукописи безвозвратно утрачены, и всего до нас дошло 18 книг хроники. Но благодаря тому, что отрывки из нее были вкраплены в сочинения других византийских писателей или переведены еще в средние века на различные языки с более пространного протографа, в настоящее время удается восстановить более полный по сравнению с Оксфордской рукописью текст этого произведения. Так, важные дополнения к Оксфордскому списку Малалы содержатся в трудах Константина Порфирородного, в рукописи Гротта-Ферратского монастыря Fragmenta {246} Tusculana. Отдельные фрагменты хроники рассыпаны по другим многочисленным рукописям.
Воссоздать полный текст сочинения Малалы помогают переводы хроники на языки других народов. Наиболее ранним является текст на латинском языке, входивший в состав Палатинской хроники VIII в. Не менее ценны переводы «Хронографии» на грузинский 3 и особенно на старославянский языки 4, также восходящие к более раннему, чем Оксфордская рукопись, времени 5.
Хронологический охват исторического повествования Малалы поистине огромен. Труд начинается с освещения библейской истории, затем в переработанном виде излагается греческая мифология и история народов Востока. Перед читателем проходит история древних государств, предстает античная Греция, эллинистический мир в эпоху диадохов, мелькают римские и византийские императоры. Хронику увенчивает поразительный по беспристрастности и многогранности рассказ о царствовании Юстиниана 6.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 156; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!