И любопытствующих. Обмен карм и валют. 13 страница
– Жуткий монстр доволен! Славная была тузилка‑колотилка! Видела, сколько пыли я вытряс из этого гнома? – жизнерадостно произнес Антигон.
Он прихрамывал, задыхался и был закопчен, как трубочист, вывалившийся из камина. Однако на общий энтузиазм этого странного существа битва нисколько не повлияла.
– По‑моему, он вытряс из тебя немало пыли! – заметила Ирка, с грустью разглядывая поредевшие бакенбарды и приплюснутый нос.
– Ужасной хозяйке показалось! На самом деле Антигон отколошматил его куда больше! – с обидой сказал потомок русалки. – Но нам пора! Скоро они восстановят силы и попытаются прорваться сквозь ткань миров в другом месте.
* * *
Незаметно наступила ночь. Лес давно слился во что‑то единое, неподвижное, грозное… В небе, очень низко, висела круглая, пугающе огромная луна. Один ее конец был затемнен, но все равно угадывался в светлом ободе. Изредка то одна, то другая вершина дерева, смещаясь в поле Иркиного зрения, цепляла диск луны, и Ирке всякий раз казалось, что ночное светило оторвется и упадет. Однако лунный диск был привинчен надежно.
Когда валькирия в пятый раз приготовилась повторить свое предложение взлететь и посмотреть сверху, Антигон внезапно радостно заорал:
– Ну что я говорил? Вот оно, родненькое! Вот оно, кошмарненькое!
Ирка в недоумении огляделась. Однако, как она ни старалась, ничего родненького, равно как и кошмарненького, увидеть ей так и не удалось.
|
|
|
– Да вот же! – нетерпеливо сказал Антигон.
Ирка подняла глаза. Четыре высоких деревянных столба, которые она прежде принимала за деревья, взмывали ввысь. Наверху, метрах в четырех от земли, помещался небольшой вагончик с двумя подслеповатыми окнами. Самое странное, что наверх не вело никакой лестницы. Лишь болталась длинная веревка с узлами.
– Это что еще? – удивилась Ирка.
– Когда‑то лопухоиды снимали здесь кино про партизан. После была станция не сильно юных натуралистов, которые чаще распивали здесь алкогольные напитки, чем наблюдали за белками. А сейчас пусть тошнотная хозяйка потрудится заглянуть внутрь!
Антигон высоко подпрыгнул и услужливо подал Ирке веревку. По веревке с узлами Ирка забралась наверх. Руки у нее были сильные. Когда то и дело пользуешься поручнями, втягивая непослушное тело на коляску, невольно даешь мышцам хорошую нагрузку.
Вскарабкавшись на площадку, Ирка толкнула дверь и внезапно оказалась в просторной и уютной комнате. Деревянные лавки, большой стол, стеллажи от пола и до потолка, удобные для всевозможных мелочей. Больше всего понравился Ирке удобный гамак. Под гамаком Ирка увидела охапку свежей соломы и несколько говяжьих костей.
|
|
|
– А это зачем? – не поняла Ирка.
– Это чтобы волчице… ежели что… – смутился Антигон.
Ирка оценила его скромность и одновременно выругала себя за глупость.
– Я все устроил! Хозяйка довольна кошмарным монстром? Не правда ли, отвратительное жилище? Хуже просто не бывает, а? – надувшись от гордости, спрашивал Антигон.
– Хозяйка довольна. Это просто отли… жуткая, вонючая дыра. Меня от нее тошнит в хорошем смысле этого слова! – спохватилась Ирка.
Домовой кикимор просиял, точно отведал любимого варенья из червивых груш.
– Я старался, чтобы все тут было как можно гаже! – заверил он Ирку.
– И у тебя получилось. Тут всего одна комната? – спросила Ирка.
– Обижаете, тошнотная хозяйка! Еще спальня! Ап! – Антигон отдернул тяжелую штору в углу комнаты.
Ирка последовала за ним, но едва не получила затылком в лицо. Дело в том, что кикимор внезапно подпрыгнул, замахал руками и воинственно завопил, размахивая булавой.
– К оружию, гадкая хозяйка! Нас выследили! Ложись в гробы, негодяи! Отвратительный монстр будет крошить всех подряд!
Спальня была маленькой, кикимор же метался, точно припадочный. Дождавшись, пока Антигон в очередной раз высоко подпрыгнет, Ирка подхватила его под мышки и удержала. Это был единственный способ хоть что‑то разглядеть.
|
|
|
В кресле‑качалке, закинув ногу на ногу, сидел темноволосый юноша в светлой рубашке. Ворот рубашки был расстегнут. Проглядывала цепочка с медальоном. Размахивающий булавой Антигон не произвел на него впечатления. Юноша смотрел на разгневанного кикимора без страха, как на досадливую муху. Когда Ирка поймала кикимора на лету и прижала к себе, он усмехнулся.
В руках у Ирки Антигон вначале вырывался и размахивал булавой, но после, сообразив, что на них никто не нападает, притих. Лишь продолжал кипеть от негодования.
– Он влез в «Приют валькирии!» Кошмарный монстр оскорблен! Только кр‑р‑р‑ровь смоет обиду! – то и дело повторял он.
Юноше надоело разглядывать Антигона, и он перевел взгляд на валькирию. Глаза у него были насмешливые. Он убрал ногу с колена, качнулся в кресле и встал, оказавшись выше Ирки на голову. В движениях у него отсутствовали суета и пустое мельтешение, часто встречающиеся у остряков‑самоучек, которые даже карточку в метро не могут купить без того, чтобы что‑нибудь не вякнуть.
Чем дольше Ирка всматривалась в его лицо, тем более знакомым оно ей казалось. Сомнений нет, она видела его прежде, но где, когда? Она поставила на пол Антигона, потребовав у кошмарного монстра, чтобы он больше не прыгал, и машинально потянулась к картине.
|
|
|
Дождавшись, пока она развернет холст, юноша подошел и с интересом посмотрел на него.
– Откуда он у тебя?.. Художник был ужасный копуша. Все время повторял, чтобы я не вертелся. Два дня я сидел как привязанный, а так хотелось проехаться верхом, – вспомнил он.
– Так ты Багров? – взволнованно спросила Ирка.
– Да, я, – просто ответил юноша.
Глава 7
Не очень не лысая не гора
– Это, кажется, тут! Хотя я не уверена. Если мы на месте, скоро должен быть бетонный забор! – с сомнением в голосе сказала Улита.
– Угу. Будем ждать, – буркнула Даф уныло.
Она уже ни на что не надеялась. Бетонные заборы попадались им в количестве неимоверном, но все, по словам Улиты, были не те.
Морщась, они пробирались между гаражами, расположенными недалеко от оживленного проспекта. Пахло так, как может пахнуть только за гаражами, где москвичи находят порой желанное уединение. Под ногами чавкали тряпки и мокрые газеты. То и дело путь преграждали доски, рамы и двери, припрятанные заботливыми хомяками‑дачниками до ближайшей транспортной оказии, которая, судя по плачевному виду всего этого хлама, не наступала уже много лет. То и дело приходилось искать обходной путь. Чимоданов дважды ухитрился уронить Зудуку, которого нес довольно небрежно, за ногу. Зудука не обижался. Даже ухитрялся, болтаясь вниз головой, читать книжечку с добрым названием «Дневник подрывника».
Улита издергалась и на все вопросы, даже самые невинные, только рычала:
– Меня не кантовать! Я и так уже на взводе, как берданка дедушки Мазая!
Наконец впереди замаячил‑таки очередной забор, солидный, бетонный, но, судя по быстрому закруглению, огораживающий не очень большую территорию.
– А вот и он! Залазик, родненький мой! Надеюсь, тебя не замуровали, потому что в противном случае я сама замурую того, кто это сотворил! – радостно воскликнула Улита, заглядывая в щель между бетонными плитами.
– Залаз? Куда?
– Лучше не говорить заранее. Место, куда мы идем, на любителя, – уклончиво отвечала ведьма.
Где‑то недалеко гудел автомобилями проспект. Мефодий внезапно ощутил, что земля под ногами едва заметно дрожит, и понял, что в глубине прошел поезд. На заборе прыгали крупные синие буквы:
«Московский метрополитен.
Охраняемая территория! Злая соб…»
На остаток слова у пишущего не хватило ни краски, ни вдохновения. Меф вслух предположил, что собака существует в половинчатом виде.
– А чего, так даже классно! Злые собы атакуют и все такое! – оценил Чимоданов.
– Успокойтесь! Нет там никакой собаки! – сказала Даф.
– Откуда ты знаешь?
– Посмотрите на Депресняка! Он спокоен, как сытый упырь. Будь там хотя бы пародия на собаку, он бы таким не был… – ответила Даф.
Улита подошла к забору. Под забором была приличная щель, так как блоки крепились к бетонным опорам. Однако для ведьмы щель была узковата. Ухватившись за край, Улита вскарабкалась наверх. Мефодий услышал, как она внезапно выругалась и спрыгнула на другую сторону. Остальные воспользовались щелью.
Улита стояла у башенки непонятного назначения и разглядывала испачканные руку и колено.
– Какими надо быть скотами, чтобы вымазать забор солидолом? А если мне срочно нужно на ту сторону? Эх, если б можно было применять магию, эти бараны у меня бы сейчас козликами запрыгали!
– А на Лысой Горе мы сможем колдовать? – озабоченно спросила Ната.
– Там сколько угодно, – разрешила Улита. – Здесь же, в лопухоидном мире, где магии словно канарейка нарыдала, мы моментально засветимся. Скажи спасибо Даф, что она вспомнила маголодию против комиссионеров. Теперь хотя бы они не привяжутся.
– Пожалуйста, Даф! Возьми свое «спасибо» и не обрыдайся! В получении будешь расписываться? – фыркнула Ната.
«Я хорошая и терпеливая. Главное, помнить, что я хорошая и терпеливая. И не наломать дров. Темных перьев мне уже хватит», – закрывая глаза, сказала себе Даф. Она не понимала, почему Ната постоянно ее атакует. Делить‑то им как будто нечего. В Мефодия Ната не влюблена и кокетничает с ним просто из любви к искусству.
Однако было уже поздно. Гнев навалился на Даф, как гнилая подушка. Она злилась тяжелой и запутанной злостью. Гнев ломал ее терпение, с каждым разом откалывая все большие куски.
– Кажется, ты предложила мне где‑то расписаться? – словно со стороны услышала Дафна свой спокойный голос.
Слишком спокойный голос. Когда однажды в Эдеме она заговорила таким голосом на уроке, умная Шмыгалка прищурилась и сказала: «Ученица Даф! Немедленно покиньте класс! Извержение вулканов будете устраивать в коридоре!»
– Отличная все‑таки штука эти маголодии против комиссионеров! Правда? А мне можно научиться? А ты как думаешь, Ната, у меня получится? – громко спросил Мошкин.
Ната, готовая уже наброситься на Даф, переключилась на него.
– Я думаю, что ты клоун! – сказала она и, отвернувшись, отошла.
Даф преисполнилась к Мошкину благодарности. Она сообразила, что во всякой конфликтной ситуации Евгеша вызывает удар на себя, служа добровольным громоотводом. Мальчиком для битья, совместно колотя которого, примиряются злейшие враги.
– Что ты спросил? Ах, да, маголодии! – спохватилась она, заметив, что Мошкин продолжает грустно смотреть на нее. – Тренируешься триста лет по три часа каждый день. Или четыреста пятьдесят лет по два часа. После этого начинает получаться.
Улита подошла к башне. Мефодий разобрался уже, что это вентиляционная шахта метрополитена. Сверху башенку опоясывал ряд характерных окон. Внутрь вела единственная железная дверь. Висячий замок был стандартных размеров, но явно не собирался сдаваться добровольно. Более того, чтобы замок нельзя было сорвать ломиком, к двери приварили кусок железной трубы.
– Кто у нас тут самый худенький? Желающие признаться есть? – спросила Улита, деловито сравнивая Мефодия и Петруччо.
– А что нужно? – спросил Чимоданов, задорно помахивая Зудукой, которого держал за ногу.
– Попытаемся сорвать вентиляционное окно и протолкнем его внутрь. Пусть начертит на двери руну и откроет ее. В этом случае нас, возможно, засекут не сразу.
– Нам туда очень нужно? – спросила Даф, кивая на дверь.
– Увы, – сказала Улита.
– Тогда зачем искать сложные пути, когда есть простые? – удивилась Даф.
Она поймала за живот Депресняка и поднесла его к замку.
– Хороший котик! Умный котик! Ну сделай это для меня, а?
Депресняк брезгливо понюхал замок и отвернулся. На его физиономии ясно отпечаталось: cами лопайте, если вам неймется.
– Ну пожалуйста! Ну ты же мой мальчик! Не огорчай мамочку! – уговаривала Даф, пытаясь повернуть его морду к замку.
«Ее мальчик» упорно отворачивался, выгибался, обвисал в руках у Даф, как дохлый, и вяло порывался вырваться. Даф не отставала. Она то гладила Депресняка, то стыдила, то обещала всевозможные вкусные взятки. Вволю поогорчав мамочку и насладившись сознанием собственной важности, Депресняк все же сдался и лениво сомкнул челюсти на дужке замка, перекусив ее с такой легкостью, словно дужка была из макаронных изделий.
– Ни фига себе! Теперь буду знать, что лучшее средство от кариеса – грызть строительные гвозди! – сказал Мефодий.
Меф вознегодовал, увидев, каких ничтожных усилий это стоило коту и сколько он перед этим ломался. Даф отпустила Депресняка. Оказавшись на земле, адский котик немедленно принялся демонстративно вылизываться, точно был не на руках у Дафны, а невесть на какой помойке.
– Это он вредничает. Злится, что сделал что‑то хорошее, – пояснила Даф.
– Просто как человек! Многим хорошим людям ужасно хочется казаться плохими, – тихо сказал Мошкин.
Мефодий высвободил из дужек откушенный замок и открыл дверь. Вниз уходила прямая шахта с железной лестницей. Из шахты тянуло сырым, нутряным, подземным. Уже третий пролет лестницы, постепенно растворяясь в темноте, проваливался точно в никуда. Взять фонарь, разумеется, никто не догадался.
– Что будем делать? Не видно ж ничего! – спросил Чимоданов.
Даф достала флейту и переглянулась с Улитой. Ведьма пожала плечами.
– Ну если уж совсем слегка, то, может, и не засекут… В конце концов, это не совсем обычная магия… – буркнула она.
Даф поднесла флейту к губам.
– Надеюсь, слабонервных нет? Если есть, то не смотрите мне в глаза… – предупредила она и начала играть.
Долго ли, недолго она играла, сказать было сложно. Возможно, прошел миг, а, возможно, вечность. Само понятие времени растворилось в ее игре, стало несущественным. Да и игра ли это была? Мефодий не услышал самой маголодии. Ему чудились лишь шорох листьев и отдаленный, едва различимый шум прибоя. Странное чувство охватило его. Чувство, что он стоит на поросшей лесом скале, о которую трется море. Стоит один и слышит снизу далекие звуки. Кто‑то добрый, светлый и любящий зовет его. Он знает это и ощущает спокойную, ровную радость, так не похожую на демоническое, судорожное, точно пир во время чумы, торжество, знакомое стражам мрака.
Внезапно Даф резко оторвала от губ флейту и повернулась к Мефодию. Забывшись, он случайно взглянул на нее и едва сдержал возглас. Из глаз Дафны бил голубой пронизывающий свет. Свет был ярок, упруг и почти физически плотен. Предметы не были ему преградой, и когда взгляд Даф падал на камни, Мефодий видел что‑то черное и зыбкое, находящееся под ними.
Мефодий заметил, что Даф по странной причине избегает глядеть на людей, и, чтобы даже случайно не сделать этого, смотрит вниз, под ноги.
– А, светлая! Боишься одежду просветить? Типа того, что у Мошкина плавки в горошек и все такое? – вкрадчиво поинтересовалась Ната.
– У кого что болит, тот о том и говорит… Как раз это‑то мне неинтересно, – отвечала Даф, не поднимая глаз.
– А в чем тогда дело?
– Это опасный взгляд. Я могу узнать слишком много… То, что мне и знать не нужно.
– В смысле? И что тут такого? – не поняла Вихрова.
– Ум не только в том, чтобы получить много знаний, но и в том, чтобы избежать лишних, – спокойно пояснила Даф.
Она спрятала флейту и стала быстро спускаться. Пятно света поползло вниз, раздвигая дряблую тьму. Остальные суетливо кинулись следом. Лестница позванивала при каждом шаге. Мефодий ощущал ее вибрацию. Ржавчина на ступеньках и перилах была не рыжая, а сизо‑зеленая. Залаз оказался глубоким. Меф насчитал около ста пролетов метра по три каждый, а после сбился и бросил считать.
Свет наверху, проникавший в открытую дверь, вскоре окончательно пропал, превратившись в точку. Теперь только голубоватое свечение из глаз Даф вело их.
Внезапно очередной шаг сорвался в пустоту. Лестница закончилась. Под ногами зачавкала вода. Она была повсюду. Ната немедленно принялась скулить, что промочила ноги.
– А ты как хотела? Наверху дожди, здесь подземные воды. Весной, когда снег таять начинает, иной раз по грудь уйдешь. Хочешь наверх – поднимайся! Посмотрим, как ты часа через два будешь строить глазки группе захвата из Тартара! – рявкнула на нее Улита.
– Ну, если так… – протянула Ната. Ей не слишком хотелось признавать, что она напугана. – В общем, я еще подумаю, – заметила она.
Они стояли в полукруглом, обложенном кирпичом тоннеле. Тоннель раздваивался. Ведьма подтолкнула Даф в правый коридор.
– Под ноги смотрите… Здесь ухнуть куда‑нибудь легче, чем произнести «бултых!» – предупредила Улита.
Кивнув, Даф спокойно двинулась вперед. Мефодий слышал, как всплескивает вода под ее ногами. Депресняк, как известно, не любитель купаний, выгнув спину, вцепился Даф в плечо. Его вид говорил: «А‑а‑а, мама! Всех утоплю, сам по сухому пойду!»
Внезапно левая стена, опутанная толстыми кабелями, затряслась. В швы между плитами посыпался песок. Где‑то совсем близко прогрохотал поезд. Вскоре идти стало суше. Тоннель был проложен наклонно, и вся вода скапливалась внизу. Зудука, которого Петруччо поставил на ноги, резво бежал рядом с хозяином, с любопытством посматривая по сторонам. Депресняк внезапно спрыгнул с плеча у Даф и мгновенно исчез в темноте. Даф услышала звук борьбы и короткий писк. Во рту у Депресняка, точно макаронина, исчез крысиный хвост.
– Хех! И у этого голодного убийцы мама была райская кошечка! – укоризненно сказал Мефодий.
– Что было, то сплыло. У него сомнительная наследственность со стороны папаши. Помню, как его ловили по всему Эдемскому саду, чтобы отправить обратно в Тартар, – заявила Даф.
– И поймали?
– А как же. Суток через трое… – улыбнулась Дафна.
Дважды или трижды полукруглый тоннель пытался ветвиться, однако Улита уверенно двигалась по основной магистрали. Остановилась она только у решетки, внезапно преградившей им путь. В голубоватом свечении видно было, как вниз убегают широкие ступеньки.
– Тоннель под Москву‑реку. Весной бы мы здесь вообще не прошли, – сказала Улита и, остановившись, потрясла решетку.
При толчке решетка не поддалась, однако Мефодий видел, что замка нет, решетку же держат два болта внушительного размера, которые, поломавшись не больше, чем это было необходимо, перекусил котик с сомнительной наследственностью.
Они стали спускаться. Вскоре тоннель сделался горизонтальным и сузился так, что двигаться по нему можно было только гуськом. Интуитивно Мефодий ощущал где‑то совсем близко уверенную, медлительную силу реки. Внезапно Улита поймала Даф за плечо и знаком показала, что нужно поворачивать. Это был совсем узкий проход. Даф послушно повернула. Через десяток шагов впереди выросла глухая кирпичная стена. Однако, когда голубой луч из глаз Дафны коснулся ее, Мефодию почудилось, что он увидел полукруглый темный проход.
– Бр‑рр! Что это? – нервно спросила Даф, заметив, что проход вдруг исчез.
Выросшая в просторном и солнечном Эдеме, под землей она чувствовала себя неуютно. Верхнее и Среднее Подземье – царство нежити. Нижнее Подземье – уже почти Тартар. Светлому стражу здесь не место.
– Исчезающая арка! Возникает на неравные промежутки времени. Иногда на минуту, иногда на секунду. Потом вновь твердеет и становится камнем. Пропускает только магические существа и лопухоидов, которые имеют врожденный дар , – пояснила Улита.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 166; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!