И любопытствующих. Обмен карм и валют. 8 страница
– И?.. – спросила Ирка с недоумением.
Эссиорх усмехнулся.
– Что и?..
– Что видишь ты такого, чего не вижу я?
– Скоро поймешь, валькирия. Нам лучше выйти во двор… Стены нас все равно не спасут. Мы лишь оставим нашего друга Фатяйцева без жилища.
– Слушай, Эссиорх! Тут же защитные руны!.. Как же тебя смогли выследить?.. – начала Ирка.
Она продолжала всматриваться, но по‑прежнему не видела ничего, вызывающего опасения.
– Защитные руны – универсальная защита. От всех, кроме НЕГО. От НЕГО не существует защиты ни в лунном мире, ни в подлунном, – горько заметил хранитель.
– Кто этот ОН, о котором ты говоришь?
– Скоро поймешь и увидишь. Объяснять бесполезно.
– А кто нужен ЕМУ? Ты и я?
– Нет. Ни хранители, ни валькирии его не интересуют. Он ищет это , – сказал Эссиорх, кивая на портрет.
Глава 4
Гарпий Здуфс
Огонь в камине, недавно разведенный Даф, выцвел и съежился. Одновременно на лестнице, срезанная верхней ступенькой, появилась чья‑то голова. По мере того как ноги шли по ступенькам, голова поднималась все выше и уже добралась до нормального человеческого роста, а верхняя ступенька, ставшая своего рода рамой для этой импровизированной картины, между тем показывала, что пришелец не появился еще и до пояса.
Должно быть, гость и рассчитывал на этот эффект, потому что поднимался все медленнее. Когда же, наконец, он предстал перед всеми целиком, Мефодий ощутил суеверный ужас. И не только он. Даже Депресняк и тот издал низкий горловой звук, прижавшись к полу, точно затем, чтобы защитить уязвимый живот.
|
|
|
Тело гостя, облаченное в сюртук зеленоватой ткани, было тонким, как трость, голова же – лысой и круглой, как ее набалдашник. Одни только уши – непропорционально большие и торчащие – нарушали идеальную геометрию головы. Глаза – круглые и злые, как у совы – смотрели не мигая.
Ноги начинались внезапно, точно не крепились к тазу, а были прямым продолжением туловища, как хвост змеи. Руки, невообразимо длинные и тонкие, заставляли вспомнить бамбуковые удилища. От сюртука, рук и шеи неизвестного сильно пахло одеколоном, к которому примешивался иной, затхлый, запах.
– Замечательный вечер, господа! Рад, что все вы здесь и никто не улизнул. Я Гарпий Здуфс… – представился незнакомец голосом холодным, как рука трупа, и тотчас его круглые глаза заметались от одного ученика к другому, пытаясь поймать хотя бы малейшую улыбку.
Улыбок не было. Хоть имя и было на редкость нелепым, засмеялся бы только самоубийца. В жутких глазах Гарпия Здуфса тлели те грозные угольки, которые легко могли разгореться в истеричное пламя, сжигающее все живое.
|
|
|
– Не слышу приветствий! Догадываетесь, кто я? – повторил Гарпий Здуфс и ухмыльнулся.
Зная, что у педагогов бывают свои милые причуды, все немедленно с подозрением уставились на его глазные зубы.
– Я новый начальник канцелярии русского отдела и опекун Мефодия Буслаева. Я буду с тобой до твоего совершеннолетия, мой милый трупик. Я сделаю из тебя отпетого разложенца! Мой мудрый хозяин Лигул будет доволен! – продолжал Гарпий Здуфс, безошибочно находя среди стоящих перед ним подростков Мефа.
Буслаев поежился.
Тем временем Гарпий подошел к Даф и, посмотрев на нее взглядом, от которого могло бы скиснуть молоко, ущипнул ее за щеку.
– А ты, конечно же, Даф, светлый страж, перебежавший к мраку? И как тебе мрак?.. Видок у тебя дохлый! Забегаешь вперед, а?
Даф опустила глаза и отвернулась. Ей ужасно захотелось достать флейту и испытать на Гарпии Здуфсе пару боевых маголодий. Депресняк, прижав уши, издал угрожающий звук и стал готовиться к прыжку.
– А это что за пародия? Твой кот, не так ли? В Тартаре на моем письменном столе есть подставка для перьев, сделанная из черепа одного такого уродца!.. Всякий раз, когда я вставляю перо ему в глазницу, я вспоминаю, как убива… Ах ты, маленькая мерзость!..
|
|
|
Депресняк, точно тугая пружина, взвился в воздух и попытался вцепиться когтями в лицо Здуфса. Однако тот успел отстраниться, и когти кота, вместо лица, располосовали ему сюртук на уровне груди. С ногтя указательного пальца правой руки Гарпия Здуфса сорвалась фиолетовая молния. Депресняк был мгновенно отброшен, ударился о стену и растянулся на полу. Он пытался встать, однако лапы у него разъезжались.
– Вот живучая тварь! Придется добить! – с удивлением сказал Гарпий Здуфс, поднимая палец.
Не успела Даф повиснуть у него на руке, как между Депресняком и Здуфсом вырос Мефодий. Ноготь Здуфса смотрел ему точно в грудь. Теперь, чтобы попасть в кота, молнии надо было пройти сквозь Буслаева.
Гарпий Здуфс сделал ногой движение, точно загребал пыль. Казалось, зрачок исчез совсем – и тлеет лишь красная искра.
– Прочь с дороги! Вон! – приказал опекун, нетерпеливо отмахнувшись рукой.
Мефодий заметил, что ногти на правой руке у него ухоженные и очень длинные. Такой рукой невозможно было крепко сжать рукоять меча или кинжала – ногти впились бы в ладонь.
– Нет, – сказал Мефодий.
– Бунт? – прошипел Здуфс. – Возможно, ты и наделен некоторыми качествами, выгодно отличающими тебя от остальных бездарей, но запомни: я твой опекун, а не ты мой! И пока опекун я, я могу уничтожить тебя так же просто, как этого кота. Смотри!
|
|
|
Бесконечно длинная рука Здуфса вытянулась вперед. Готовый отразить молнию Мефодий смотрел на указательный палец, однако на сей раз опекун обошелся без молнии. Вместо этого он сделал быстрое зигзагообразное движение мизинцем. Сверлящая боль сжала и скрутила желудок Мефодия так, словно его прокололи насквозь раскаленной иглой. Он был ослеплен, раздавлен болью. Весь мир исчез, и осталась лишь боль в желудке, который, казалось, набили горячими углями. Он не мог дышать, не мог думать.
Скорчившись, Мефодий упал на колени и перекатился на бок. Если бы он мог, он грыз бы зубами пол, чтобы не кричать.
– Цо‑цо‑цо! Больно? Знаю, что больно! – с наслаждением садиста просюсюкал Гарпий Здуфс, продолжая вычерчивать мизинцем.
Все новые и новые волны боли накатывали, швыряя Мефодия на пол при малейшей попытке подняться или хотя бы изменить положение тела.
– Хватит! – закричала Даф, пытаясь выдернуть из рюкзачка застрявшую флейту. – Перестаньте!
Здуфс опустил руку. Боль отхлынула так же внезапно, как и пришла. Покрытый липким, точно холодный бульон, потом, Мефодий продолжал лежать на полу. Он просто дышал. Это было такое счастье – просто дышать и жить.
Даф бросилась к нему. Коснулась его руки.
– Спасибо за Депресняка! – шепнула она.
Ее лучистые глаза подарили Мефодию такую радость, что он подумал вдруг: за боль ему заплатили как минимум втрое.
Гарпий Здуфс схватил Даф за руку и оттащил в сторону.
– Отойди от него, светлая! Прочь! А ты, Буслаев, запомни! Это была только демонстрация силы! В любое мгновение я могу остановить твое сердце, лишить тебя зрения или заморозить мозг! Ты в моей власти, равно как и все они! – услышал Мефодий булькающий голос Здуфса.
– Когда я стану повелителем мрака, я тебя уничтожу! – с усилием выговорил Меф, почти уверенный, что сейчас последует новая боль.
Однако Гарпий Здуфс лишь хмыкнул в ответ на угрозу.
– Очень сомневаюсь! Если ты станешь настоящим повелителем мрака, ты будешь мне благодарен. Уж поверь. Кроме того, мрак никогда не сделает своим повелителем того, кто не стал его кровью и плотью полностью, – заметил он и перешел к Чимоданову.
Из‑за ноги Петруччо пугливо выглядывал Зудука, опасавшийся разделить судьбу Депресняка. Пристально посмотрев на Чимоданова и мельком на Зудуку, Гарпий Здуфс молча проследовал дальше. Точно так же, между делом, он оглядел Евгешу и ненадолго задержался рядом с Натой. Их взгляды встретились. Лукавая Ната немедленно заулыбалась, стала поправлять волосы, смущаться и даже, как бы ненароком, коснулась его рукава.
Однако тусклое лицо Гарпия Здуфса осталось таким же тусклым, как и было. Он отвернулся и, видно, сделав для себя какие‑то выводы, направился к Улите.
– Секретарша Арея? Ведьма Улита, не так ли? – спросил он вкрадчиво.
– Ну, – отвечала та, демонстративно глядя в сторону.
– Надо полагать, говоря «ну», ты имела в виду «да»? Лигул просил присмотреть за тобой особо.
Улита сделала реверанс.
– Очень мило со стороны горбунка. Мерси!
И без того серое лицо Гарпия стало пепельным. Губы задрожали.
– Молчать!.. Как ты смеешь так говорить о начальнике Канцелярии мрака!.. Все, дрянь! Твое лучшее время закончилось! Никаких ночных походов в город, никаких вылазок, никаких личных встреч, никакой романтики! Ты будешь находиться в резиденции круглосуточно, под моим личным надзором! Отныне мир ограничится для тебя этими четырьмя стенами! Вместе с патентом начальника отдела я получил полную власть над твоими жизнью и смертью! Так‑то, малютка, лишенная эйдоса! Один прокол – и ты отправляешься прямиком в Тартар. Тебе все ясно?
Улита молчала.
– Не слышу! Я спросил: все ли тебе ясно? – грозно повторил Здуфс.
Ведьма, сделав усилие, кивнула. Щека у нее была меловой. Мефодий ощутил, что Улита натянута как тетива.
– НЕ СЛЫШУ! – рявкнул Гарпий голосом, от которого содрогнулись стены.
– Да, – сглотнув, ответила Улита.
– Отлично!.. Рад, что твои уши пока не забиты землей. На остальных учеников все сказанное тоже распространяется! Для вас началось новое время, мои трупики! Мрак – это вам не дом отдыха! Работа, работа и еще раз работа! Арей позволял вам бездельничать – я не позволю! Семь кровавых потов сгоню, но сделаю из вас достойных слуг мрака! И не пытайтесь сбежать, трупики! Наказание за все проступки одно!
Гарпий Здуфс чиркнул ногтем большого пальца по шее, ухмыльнулся и без малейшего усилия, точно уходящий в масло гвоздь, провалился под пол.
Долго никто ничего не говорил. Да и говорить в общем было не о чем. С Гарпием Здуфсом все и так было ясно. Без слов.
– Почему он несколько раз назвал нас трупиками? – спросил наконец Мефодий.
Боль окончательно ушла. Он мог уже сидеть. К нему подполз Депресняк, которому досталось ничуть не меньше, и благодарно ткнулся носом в его ногу. Выражения симпатии у этого неправильного кота порой напоминали собачьи.
– А, это… Я думала, ты сам понял. Это же так очевидно, – сказала Даф.
– В смысле?
– Здуфс из оживленцев. Я слышала о таких. Если страж мрака был заколот мечом‑артефактом без отсечения головы, его можно оживить в течение суток… Такие стражи будут отличаться повышенной злобностью и особым замогильным чувством юмора, – пояснила Даф.
– Так вот почему он не поддался моей магии! – воскликнула Ната.
– А ты пыталась на него воздействовать?
– Само собой. Отличная десятисекундная пляска лица. Любой старый сухарь превратился бы у меня в пышущий жаром пончик! – самодовольно сказала Ната.
– Только не оживленец! Оживленцы не подвержены стрелам амура, – заверила ее Даф.
– То‑то и оно, что оживленец! Еще и одеколоном поливается! Мерзость какая! А, Мошкин, что скажешь? Ты же ближе всех к нему стоял! Какие твои впечатления? – поинтересовалась Вихрова.
Осторожный Евгеша поморщился, но промолчал. Вместо этого он показал на свои уши, а затем на пол, под которым скрылся Гарпий Здуфс. Сообразив, что он имеет в виду, Даф кончиком флейты начертила на стене руну против подслушивания.
– И что мы теперь будем делать? – спросила она, убедившись, что контуры руны вспыхнули.
Мефодий только собирался с мыслями, а Ната его уже опередила.
– Скажу лучше, чего я делать не собираюсь! Я не собираюсь терпеть присутствие Гарпия Здуфса! Или он, или я, я, я! – заявила она, уже самим повторением последней буквы алфавита подчеркивая, что она выбирает.
– С тобой все ясно, Вихрова. А ты, Мошкин? Теперь‑то ты можешь рот открыть? – поинтересовался Чимоданов.
– Вы знаете, мне показалось, Гарпий Здуфс очень добрый… – мягко улыбаясь, сказал Евгеша.
– ЧТО?
– Добрый, как японская сказка, где оборотень всех зарезал и съел, а потом пошел на берег моря, а там с него содрали кожу и утопили, – робко моргая, продолжил Мошкин.
– И что, никто не ожил? Ну из тех, кого он съел? – с любопытством спросил Мефодий.
– Никто. Говорят тебе, это японская сказка, – повторил Евгеша.
– Подчеркиваю! – сказал Петруччо, отчаявшись постичь, что Мошкин имел в виду и какое отношение это имеет к Здуфсу. – Я не какой‑нибудь там ЧЕ моданов, на которого можно кричать! Я тот ЧИ моданов, который сам кричит! Очень скоро этот опекун поймет, что родился в тухлый день, в неправильный час и в ошибочную минуту!
Хвастающийся Чимоданов напомнил Мефу Зудуку, который, точно опереточный злодей, с тем же самым выражением воздел лицо к потолку и потряс мягкими ручками. Это лишний раз доказало, что, как ни крути, изготовление гомункулов, детей и литературных героев возможно только по собственному образу и подобию.
* * *
Наутро все стояли в кабинете Арея. Собственно, теперь он уже не напоминал кабинет Арея. Стол с мраморной жабой‑пепельницей, изрубленное кресло, деревянный щит для метания кинжалов; высокий некрашеный полустул‑полулесенка о двух ступенях, на который мечник мрака любил порой закидывать ноги – все те предметы, что дышали Ареем и напоминали о нем, исчезли без следа. Теперь это был кабинет Гарпия Здуфса, обставленный согласно его личным представлениям о функциональности и порядке.
Помещение напоминало гигантскую картотеку. Множество одинаковых металлических шкафов с каталожными ящиками. Ящики не имели ровным счетом никаких обозначений – должно быть, Гарпий Здуфс и так отлично ориентировался в своем каталоге. Мягкий ковер цвета слежавшейся пыли скрадывал звуки, делая шаги бесшумными. Стол заменяла высокая конторка, единственным украшением которой было торчащее в чернильнице перо. Рядом с конторкой на деревянной подставке стоял аквариум, в котором плавала одна‑единственная длинная и тощая рыба, похожая на электрического угря. Кое‑где сквозь треснувшую рыбью кожу проглядывал скелет. Наверное, рыба умерла и вновь была оживлена. Три новых портрета горбуна Лигула и еще два портрета неведомых одутловатых субъектов во фраках и с орденами украшали стены.
Все было чинно, очень казенно и одновременно совсем никак. Даф с любопытством оглядывала кабинет. Как истинная дочь света, окончившая, хотя и без блеска, школу в Эдеме, она верила, что в каждом, даже самом скверном, существе тлеет хотя бы одна искра добра. Главное – найти ее и не позволить погаснуть. Вот и сейчас она пыталась увидеть хоть что‑то, что могло дать ключик к внутреннему миру Гарпия Здуфса, но ничего, совсем ничего не находила… Либо у Гарпия Здуфса не существовало внеслужебного внутреннего мира, либо он запрятал его так глубоко, что совершенно невозможно было до него достучаться. Первое, впрочем, казалось Даф более вероятным.
«Ну что тут скажешь… Оживленец!» – подумала она удрученно.
Вокруг Гарпия Здуфса, наушничая, уже вертелось с десяток комиссионеров, и это при том, что день был неприемный. Среди них мелькала и подобострастная, гнущаяся во все стороны мордочка Тухломона. Если приглядеться, можно было обнаружить на ней хорошо затаенное ехидство по отношению к другим комиссионерам. Скорее всего умный Тухломон уже подстраховался и застолбил себе положение заранее.
Кроме того, в углу хилыми рыболовными поплавочками маячила и парочка суккубов, но эти были невеселы, зная, что Здуфс, как оживленец, равнодушен к их чарам.
– Явились? – с хмурым видом приветствовал Гарпий Здуфс учеников.
Он сердито огляделся и щелкнул пальцами. Предусмотрительные комиссионеры мигом сгинули. Суккубы задержались было, как всегда подогреваемые смутными надеждами, но сгинули тоже.
– Поплакались вчера друг другу в жилетки? И что, легче стало? – продолжал Гарпий.
Мефодий с тревогой покосился на Дафну. Неужели Здуфс знает, о чем они говорили? Хотя нет – подслушать он не мог из‑за руны. Скорее просто догадывается, что не мог вызвать вчера глубокой любви.
Тонкие потрескавшиеся губы оживленца скривила усмешка.
– Дружба между учениками мрака – явление предосудительное. Отныне вы будете делиться секретами только со мной! Причем не своими секретами , а чужими . Ваши же секреты, не сомневаюсь, сообщат мне ваши друзья! Так будет гораздо интереснее.
– А больше вам ничего не надо? – спросила Даф.
Здуфс одобрительно посмотрел на нее. У оживленцев хотя и прекрасный слух, однако иронию они понимают плоховато.
– Конечно, надо! Мы назначим шпионящие пары! Время от времени они будут меняться, но пока так: Даф станет наблюдать за Чимодановым. Чимоданов – за Даф. Мошкин с Мефодием – друг за другом. Ната и Улита – тоже друг за другом. (Вы ведь обе не слишком ладите, не правда ли?) Отныне каждый вечер вы будете являться ко мне с докладом. По десять минут на каждого. Я жду от вас отчет.
– Отчет?
– Именно. Самый подробный. Меня интересует все. Кто, что, куда, что сделал, чего не сделал для мрака. Кого любит, кого ненавидит. Как относится ко мне, к Лигулу, к Арею… Малейшие, самые незначительные нюансы. ПОВТОРЯЮ: ВСЕ! – хладнокровно заявил Здуфс.
У Мефодия мелькнула мысль, что все это полный бред и никто ничего не будет рассказывать отвратительному Здуфсу или станет врать, но тотчас понял, что не все так просто. Беседы Здуфса с каждым будут происходить один на один. Поначалу искренности, конечно, не будет, так как все прекрасно понимают, что Здуфс им враг. Однако слушающий внимательно Гарпий будет задавать наводящие вопросы, вцепляться в мельчайшую, случайно сорвавшуюся с языка подробность. Затем он передаст ее другому, необходимым образом приукрасив. Оскорбленный ученик, подозревая, что товарищ его выдал, задетый за живое, станет отвечать ударом на удар, чужим секретом на свой секрет, и вновь Здуфс, как заботливая пчелка, донесет яд до адресата.
С каждым разом язва взаимного недоверия будет все глубже. Через непродолжительное время – а ведь шпионящие пары станут меняться, не так ли? – все будут тихо ненавидеть друг друга. Атмосфера в русском отделе мрака на Большой Дмитровке, 13 станет удушающей. Доверие исчезнет, и Гарпий Здуфс получит именно ту команду ученичков – моральных тухлячков, которой, вне всякого сомнения, будут довольны и он, и горбун Лигул. Именно так, с помощью мерзких и очень простых уловок, мрак и создает новые кадры.
– Кажется, кто‑то хочет возразить? Ну‑с! Я открыт для дискуссии! – поощрил Гарпий Здуфс, покачивая в воздухе острым блестящим ногтем.
Все молчали. Здуфс ухмыльнулся.
– Кстати, про вашего любимого Арея… Не хотите послушать подробности? – продолжал он с наслаждением садиста. – Нижний Тартар пренеприятное место. Днем там жарко, как на солнце, ночью – холод, от которого у любого лопухоида, окажись он там, глаза покрылись бы льдом. Рядом с тюрьмой течет река лавы, довольно живописная, но, боюсь, Арей не сможет наслаждаться ее видом. В его камере нет окон, да и сама камера всего три шага в ширину и четыре в длину… Он сидит там в тесноте. Стены так толсты, что снаружи не доносится ни единого звука. Никаких контактов, даже со стражей. Ни клочка бумаги, ни ручки, ни книги! Полное сосущее одиночество!
– Мерзость какая… – пробормотал Мефодий.
– Не мерзость, а неотвратимость правосудия‑с! Мы предусмотрели все, чтобы он не отвлекался от раскаянья. Интересно, как он сумеет упражняться с мечом, учитывая, что у него нет даже палки? Хи‑хи! Правда, он умудрился достать краски, кисть и вздумал было рисовать на стенах! Лица, лица, лица… Жена, дочь, Улита и множество других, незнакомых. Все они возникли буквально за одну ночь, а утром он уже говорил с ними, как с живыми. Кто бы мог ожидать, что наш друг окажется таким сентиментальным? Стража, разумеется, немедленно доложила обо всем Лигулу. Тот распорядился отнять у Арея кисть и краски, стереть все и впредь запретить ему рисовать.
Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 138; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!