Трансформации ПСП и идентификация с ропью



Показательны результаты нашей попытки (предпринятой совместно с В. С. Собкиным; Собкин, Шмелев, 1986) проследить возможную динами­ку структуры ЛСП с помощью теста «11 слов», имеющую место у актеров в ходе репетиционной работы над ролью. В данной модификации теста испытуемые (исполнители спектакля «Ревизор» в московском театре «Со­временник» в 1984 году) производили сокращенную парную оценку сход­ства-контраста для 11 персонажей пьесы. С помощью психосемантичес­кой техники удалось зафиксировать развитие процесса идентификации ак­тера с ролью и определенной связанной трансформации всей субъектив­ной системы представлений о персонажах пьесы. От начала к концу репе­тиционного периода иерархия значимых факторов ЛСП становилась все более выраженной, вес первого фактора значимо усиливался. Дополни­тельными признаками повышения личностной вовлеченности испытуемых служило растущее разнообразие содержания этого первого ведущего фак­тора: в ряде индивидуальных случаев первый фактор прямо воплощал собой ту основную сюжетную линию ролевого противостояния персона­жей, которая казалась существенной испытуемому-актеру, рассматриваю­щему сценическую ситуацию с позиции того персонажа, глазами которого данный актер начинал смотреть на всю систему персонажей в целом.

Этот эксперимент, по нашему мнению, иллюстрирует потенциальную возможность диагностирования с помощью психосемантической методики индивидуально-психологических различий. Но лишь потенциальную, ко­торая, к сожалению, реализуется далеко не всегда, а тогда, когда различие жизненных обстоятельств (в данном случае предписанное режиссерскими назначениями различие актерских ролей в спектакле) детерминирует одно­временно и заинтересованное, и значимо различное отношение испытуе­мых к тестовому материалу.

В эксперименте с персонажами «Ревизора» мы видим, как на структу­ру ЛСП могут влиять не только актуальная мотивация испытуемого (гипо­тезы 2.3 и 2.4 — см. главу 3), но и специфическое содержание индивиду­ального опыта (гипотезы 2.1 и 2.2); опыт исполнения актерами определен­ных ролей трансформирует взгляд на систему персонажей в целом. Это, так сказать, попытка актуалгенетического (на коротком периоде в не­сколько дней) моделирования индивидуальных, трансформаций семантиче­ских структур сознания под влиянием индивидуального опыта. В данном случае фактор влияния опыта совмещен в своем воздействии на субъек­тивную семантику с фактором «точки зрения»: актеры реконструируют систему персонажей с разных позиций, и дивергенция индивидуальных результатов говорит о том, что эти расходящиеся по мере идентифика­ции с ролью позиции действительно влияют на содержание сознания.

ПСП и внутрисемейное восприятие

В наших исследованиях внугрисемейного межличностного восприятия мы пытались проследить уже не актуал генетический, но более долговремен­ный онтогенетический эффект влияния опыта на структуру личностного сознания и самосознания (поставка задачи такого исследования дается в статье Шмелев, Кондратьева, 1981). В этом случае, в отличие от одной и той же группы исполнителей-актеров (или одной и той же студенческой группы, или одной и той же группы тренинга), в качестве независимой экспериментальной переменной выступает различная (по личностным осо­бенностям членов) семейная микрогруппа, конечно, по-разному воздейству­ющая на сознание человека — и на ребенка, и на взрослых. При сравнении структуры ЛСП родителей нормальных детей и детей с невротическими симптомами выявились значимые различия {Шмелев, Спивакове пая, Таги-Заде, 1985): «невротизирующие» родители оказались обладателями упро­щенной категориальной структуры, в которой черты темперамента были сцеплены с морально-эмоциональными оценками ребенка (фактор Активно­сти и фактор Моральности-симпатии). Отсюда два' шага до возможного объяснения психологического генеза «невротизирующего» воспитания: нега­тивная оценка родителями своих «сверхактивных» детей ведет к репрессив­ному, запрещающему контролю за поведением и срыву дифференциально-тормозных механизмов саморегуляции (поведение ребенка-невротика оказы­вается либо недифференцированно заторможенным, либо недифференциро­ванно диспозиционально расторможенным).

В другой серии экспериментов, проведенных .под нашим методическим руководством с помощью репертуарного личностного семантического дифференциала были обследованы дети и родители из 61 семьи {Чеснова, 1987). Было показано, что недифференцированность личностно-семанти-ческих факторов Оценка и Сила в сознании родителей приводит к недиф-

ференцированному сцеплению двух компонентов эмоционально-ценност­ного отношения к детям — «симпатии» и «уважения», и точно такое же сцепление наследуется детьми. Наследуется (точнее, усваивается от роди­телей) соотношение PC указанных факторов: формирование когнитивных структур сознания ребенка происходит под воздействием ожиданий, санк­ций и других форм трансляции социального опыта со стороны родителей, руководствующихся своей наивной теорией личности.

Эгоцентрическая трансформация ЛСП (гипотезы 2.7—2.8) возникает не изолированно от воздействия жизненного опыта"(гипотезы 2.1—2.2) и моти­вации (гипотезы 2.3—2.4), но в тесном взаимодействии с этими двумя фак­торами. Многообразные данные, полученные, в частности, па материале внутрисемейного восприятия, постепенно привели нас (примерно к середине 80-х годов) к пониманию того, что, по-видимому, шансы на успешную валидизациго определенных психосемантических индексов возникают толь­ко тогда, когда все перечисленные нами факторы действуют как бы в одном направлении. Но когда их действие оказывается противоположным друг другу, мы не можем зарегистрировать ожидаемых значимых различий.

Согласованные трансформации ПСП и влияние компьютерных игр

Характерный пример согласованной мотивационной, эмпирической и эгоцентрической трансформации дало исследование структур личностного сознания и самосознания у пользователей компьютерных игр, проведенное под нашим руководством Ю. В. Фомичевой {Фомичева и др., 1991; Фоми­чева, 1993). Этот эффект возник благодаря тому, что «образ-Я» в силу повышения самооценки ( и прежде всего самоуважения) у компьютерных «игроков» максимально сближается в ЛСП с эталоном «идеальное Я» по мере накопления опыта компьютерных игр. Управляемая и зависимая от усилий самого играющего среда компьютерных шр провоцирует сдвиг гло­бального локуса контроля в сторону интернализма, внутреннего локуса кон­троля. При этом субъект рассматривает свои успехи и неудачи как в игре, так и вообще в жизни, как следствие собственной деятельности. Сам опыт индивидуалистического преодоления трудностей, который прививается со­временным репертуаром компьютерных игр, аутический характер этой дея­тельности, создает повышенную ценностно-мотивационную ориентацию скорее на «успешное», чем на «морально-одобряемое» социальное поведение.

И объективно (что регистрируется объективными тестами), и субъек­тивно заядлые компьютерные игроки учатся лучше противостоять стрессу открытого конфликтного взаимодействия и, одобряя в себе приобретен­ные черты эмоционально-волевой устойчивости, начинают больше разли­чать людей по параметру интегральной Силы, чем по Моральной оценке: PC фактора Моральности ослабевает, a PC фактора Силы повышается (гипотезы 2.5 и 2.7).

Фактологию, полученную в диссертационном исследовании Ю. В. Фоми­чевой, не следует смешивать с теми нашими работами, в которых мы пыта­лись использовать компьютерные игры в качестве внешнегб лабораторного критерия валидности по отношению к психосемантическим .тестам. В рабо­те Ю. В. Фомичевой речь идет о долговременном влиянии на личность игра­ющего опыта игры в популярные (коммерческие) компьютерные игры.

В диссертационном исследовании М, А. Джерелиевской (Джерелиев-екая, 1995) было показано, что сокращение размерности ЛСП (в виде сцепления факторов В5 при атрибутировании черт фотопортретам) скор-релировано с применением негибких стратегий в компьютерной игре «Ми­мике», имитирующей социальное взаимодействие1. Игроки с низкими по­казателями КС, вместо того чтобы пытаться понять «ключ к игре» (какую физиономию нужно подстроить путнику для того, чтобы понравиться оби­тателю лабиринта), пытались «идти напролом»: применяли удары, двига­лись кратчайшим путем и т. п., т. е. оказывались неспособными на коопе­ративное взаимодействие с игровой моделью социальной среды. Этот экс­перимент следует считать одним из первых, в которых мы применили компьютерные игровые модели в качестве критерия для проверки поведен­ческой валидности психосемантических тестов.

Сцеппение факторов: трудности регистрации

Одно дело — зарегистрировать сам факт сцепления, который выража­ется в сокращении размерности субъективного пространства (как в только что упомянутом эксперименте М. А. Джерелиевской). А другое дело — попробовать извлечь диагностическую информацию на основе содержа­тельного характера того или иного сцепления факторов ЛСП (т. е.'учиты­вать, например, какими именно полюсами сцепились конкретные факторы Большой Пятерки или какие-то другие конкретные факторы).

Здесь нами был собран гораздо менее богатый материал. Дело в том, что корректная регистрация такого сцепления-требует применения весьма громоздкой репертуарной решетки, так чтобы список заданных конструк­тов достаточно репрезентативно представлял все четыре полюса2 двух не­зависимых факторов. При невыполнении этого требования эмпирические

1 Эта игра была специально разработана автором книга для косвенной диагностики личностных черт по применению тех или иных игровых стратегий. На основе серии протоколов «Мимике» компьютер строит предположения о том, какие факторы базового вопросника 16ЛФ могут отклоняться у данного испытуемого от нормы. Этот прогноз оказывается возможным благодаря значимым корреляциям, полученным между 28 опера­циональными показателями игровой стратегии в «Мимиксе» и 32 факторами 16ЛФ-16РФ.

2 Хотя бы четыре полюса, хотя, с точки зрения циркуляторной модели, надо было учитывать еще и двухфакторные сектора.

показатели сцепления оказываются смещенными. При минимальном тре­бовании надежности мы обеспечиваем по 10 пунктов на каждый полюс и уже оказываемся перед необходимостью предъявлять испытуемому список из 40 шкал. При увеличении числа факторов требуемое число пунктов растет почти пропорционально. А шкалировать надо не менее чем 10 стимулов. В большинстве экспериментально-прикладных исследований за­полнение решеток размерностью 60 * 10 и выше оказывается уже слиш­ком трудоемким делом (требует в среднем от 1,5 до 2 часов от одного испытуемого). Например, эксперимент по шкалированию учителями 24 учеников по 60 шкалам был организован только благодаря весьма высокой оплате испытуемых, обеспеченной со стороны американского соавтора исследования ( Digman, Shmelyov, 1996). В результате требование кор­ректного измерения уровня и направленности сцепления факторов ограни­чивает само число факторов до двух.

Сцеппение и ПМШ

Нами был реализован лишь один эксперимент, полностью удовлетво­рявший этой схеме, — проведенный под нашим руководством в дипломной работе В. И. Похилько (Похилько, Шмелев, 1984). В этом эксперименте испытуемые выполняли репертуарный личностный семантический диффе­ренциал (ЛСД) с 14 стимулами и 60 личностными прилагательными, отоб­ранными строго на основе факторного анализа и сбалансированными отно­сительно полюсов двух интегральных факторов Моральная оценка и Сила (на базе работы Шмелев, 1982в). Было выявлено варьирование направлен­ности и интенсивности сцепления этих двух координат в очень широком диапазоне, хотя, несмотря на все наши предосторожности, сцепление типа «Моральный + Слабый — Аморальный + Сильный» возникало в три раза чаще. В дальнейшем оно получило условное название «слабого», или «не­вротического». Устойчивость зафиксированной тенденции проверялась че­рез параллельное проведение на тех же испытуемых и на том же лексичес­ком материале .объективной методики ПМШ — «пространственная мне-мошкала», позволяющей также зафиксировать сцепление с помощью про­порции ошибок в узнавании принадлежности лексических стимулов к край­ним семантическим классам — полюсам квазиреального экспериментально­го пространственного континуума («слева», «справа», «вверху», «внизу»). Значимая корреляция индексов сцепления но ЛСД и ПМШ подтвердила ожидаемую конвергентную валидность двух методик.

Сцеппение и бапп по вопроснику

В выполненной под нашим руководством дипломной работе Е. Л. Мединой (Модина, 1992) была обнаружена значимая связь между сцепле-

нием в ЛСП факторов Дружелюбия и Сознательности (В5.2 и В5.3 по нумерации Большой Пятерки), с одной стороны, и баллом 16ЛФ по фак­тору Q3 «Рациональный самоконтроль», с другой стороны: Знак корреля­ции оказался отрицательным. Это дает основания полагать, что трудности самоконтроля оказываются такими стойкими для некоторых импульсив­ных субъектов именно в силу того, что лица с высоким самоконтролем ими эмоционально отвергаются (как слишком «рациональные» бесчувст­венные, холодные, прагматичные»), и собственная импульсивность тем самым морально оправдывается и консервируется.                        .

По нашим собственным экспериментальным данным (неопубликован­ное исследование), «слабое» (или «невротическое») сцепление факторов Моральности и Силы в ЛСД коррелирует с пониженным самоуважением личности, экстерпальным локусом контроля, повышенной тревожностью и ранимостью, тогда как относительная независимость этих факторов («сильное», или положительное сцепление Силы и Моральности встреча­ется, как уже отмечалось выше, очень редко) может рассматриваться как весьма вероятное свидетельство противоположных, объективных психоло­гических черт субъекта: повышенного самоуважения, интернального локу-са контроля, высокой эмоциональной стабильности и защищенности. Ав­тор известного цикла исследований самосознания личности В. В. Столиц предложил нам интерпретировать «слабое сцепление» как защитную эго­центрическую трансформацию ЛСП, обеспечивающую компенсаторное по­вышение «самосимпатии» при дефиците «самоуважения» {Столик, 1983).

Таким образом, перечисленные в этом параграфе экспериментальные исследования дали достаточно разнообразную картину всевозможных сви­детельств потенциальной валидности психосемантических методик. Заре­гистрированы статистически значимые различия усредненных групповых показателей. Возможность использования психосемаптических методик для исследовательских целей (для исследования общих закономерностей фор­мирования структур сознания) и для диагностики групповых тенденций можно считать неопровержимо доказанной. Как мы указали, в перечис­ленных выше экспериментах использовались самые разнообразные крите­рии валидности:

— независимые объективные физиологические данные (показания ар-териального давления; Кондратьева, Шмелев, 1983);

— данные объективных когнитивных психологических тестов (таких, как ПМШ; Похилько, Шмелев, 1982);

— данные тест-вопросников {Габидулина, 1991);

— данные известных проективных методик (Бабина, Шмелев, 1987);

— данные независимого клинического диагноза (дети с невротически­ми симптомами; Шмелев, Спиваковская, Таги-Заде, 1985);

— данные гол-взаимных оценок включенных наблюдателей {Шмелев, 1979; Шмелев, Болдырева, 1982);

— данные о структуре сознания референтных других, заведомо оказы­вающих формирующее воздействие на испытуемых (супруги и родители; Петрова, 1983; Шмелев, Спиваковская, Таги-Заде, 1985; Чеснова, 1987);

— данные особого экспериментального или жизненного воздействия, формирующего заданные структуры личного опыта (опыт компьютерных игр: Фомичева, 1993; опыт исполнения театральной роли; Собкин, Шме­лев, 1986).

Казалось бы, все прекрасно, и мы в обольщении от полученной ра­дужной общей картины можем просто принять на веру гипотезу о досто­верности применения психосемантических методик для индивидуальной пси­ходиагностики. Но...

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ КРИТИКА СЕМАНТИЧЕСКИХ ТЕСТОВ

Наиболее показательными в отношении возможности применения пси­хосемантических методик для индивидуальной диагностики явились ряд проведенных под нашим руководством или при нашем прямом участии эмпирических исследований, в которых мы пытались напрямую проверять гипотезу о конкурентной валидности (ГКВ)1 этих методик по отношению к традиционным многофакторным личностным вопросникам.

ТПКи 16ПФ:

опосредующая ропь самооценки?

В проведенном под нашим руководством неопубликованном диссерта­ционном эксперименте А. С. Соловейчика 60 испытуемых выполняли по­ел едо в ательно'4 процедуры:

• тест 16ЛФ в компьютеризированном варианте;

• самооценку по контрольному списку прилагательных, включавшему 32 пункта, соответствующих полюсам 15 факторов Кэттэлла (пункт со­держал несколько прилагательных, специально подобранных на основе нашего тезауруса для точного выражения смысле кэттэлловских факто­ров), а также 3 дополнительных «вызванных» личностных конструкта самого испытуемого;

1 Строго говоря, когда нет третьего источника информации корректней говорить не о «конкурентной» а о «конвергентной» валидности.

• методику сокращенной оценки сходства 35 пунктов (для каждого пункта следовало подобрать 3 наиболее сходных и 4 максимально контра­стных);

• особую методику «постдиагностического диалога»: испытуемый оце­нивал по четырехбалльной шкале степень своего согласия с характеристи­кой, приписываемой ему компьютером на основании теста (первый этап-процедура); при этом характеристика формулировалась в той ;ке форме, что и на этапах 2 и 3, и соответствовала диагностическому полюсу значи­мых факторов.

Список названий полюсов 16ЛФ представлен в таблице 30.

Таблица 30


Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!