Промежутки величественного разума

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 34Следующая ⇒

Расторгнуты разного рода обязательствами
Накинута в знак надежды петля
Вычурного отражения
В ликах нового себя
Маршируют новобранцы в небесах
Тяжелым шагом утверждения
Вновь на смертности весах
Чеканят шаг… шаг… шаг…
Маршируют новобранцы в небесах.
А он в Аду бьет в барабан
На искривленных горнах упражняюсь
Разделывая в мясо звуки
Под лязги железных конниц
Но стуки…
Я слышу их из пробитых ребер
Клокотание черных птиц между легкими
Пролетает радостная весть
Исчезает на моих глазах
В вихрях черного дыма
Маршируют новобранцы в небесах.

Дождливое лето мое
Ушло растеклось на три плоскости
На юродивые вариации
О начале Апокалипсиса
Ужасающих прокламаций
Седовласых откровений
Вот и было все и исчезло
В микрокосме бытия
В глобальности опавшего листа
В душе догорает остаточность
Питикантропических мыслей
А я превращаюсь в бронзу…
Смерть договорилась с жизнью.

Без обмана

Разные стальные надежды
Как подаянье безумию
Горсть ржавых монет
Ничто не будет как прежде
Не взлетит крыльями
Беспроигрышного Абсолюта
Разрежет мировые тонкости
Глянет в дверь мясными конвульсиями
Первобытными убийствами
Злосчастными плясками
Старого слепого шамана
Вся чистота Все без обмана
Мачетами игристых слов
Мечетями волчьих обретений
Мечтанием апокрифичных блох
Метаниями туда и сюда
Окончание вечной казни
Сухим и отверженным: да
Эпохи рыбных голов
Власть свиных ушей и змеиных рогов
Как пляски старого шамана
В веретене хаоса
Диктатура нечисти,
Чтож, без обмана.

Ядерный сон

Ядерные взрывы озарения
Сливаются в кристаллов чистоту
В новогоднюю радость опричнины
Карнавальное веселье Пустоты
Винтовочные экстазы Неба
Огненные именины мира
Водящих хоровод чегевар
Гипнотических взглядов
Воплей медных гитар
Детские праздные кладбища
Тротиловые милости к нам
Все да будет
Все да знаем мы,
прилипшим к протезам штанам
Наблюдать с легкостью рая
Именитые трупы псевдосвятых
Пожирает которых стая
Одичавших зверей и больных
В метро где опалены дыры
Где крысы размером с свиней
Чудесные снятся картины
Последних избыточных дней.

Все это было пустое
Все это было ненужное
Все это было погребенное
Все это были слова
Все это был сон...

Смерть ангела Смерти

Архангел Исрафил, великий предержатель Трона Аллаха Пантократора. Одно крыло его находится на Востоке, другое - на Западе. Ступни его - ниже пределов седьмого яруса Земли на пятьсот лет, а семь небес доходят до его колен. Шея согнута под Престолом, а сам Престол покоится на его плечах. Исрафил опирается на левую ногу, а правая нога выставлена вперёд. Хранимая Скрижаль (Лаух аль-Махфуз) покоится у него на лбу. Труба поднесена ко рту, взор его устремлён на Престол и он прислушивается, ожидая, когда ему будет приказано подуть в трубу. Труба - это рог из света, с отверстием равным пространству между небом и землёй... Исрафил уже поднёс трубу ко рту, склонил голову.

От трубного гласа Исрафила содрогнётся мироздание и будут умерщвлены ангелы и люди, всё разрушится, кроме мечетей, и живы будут лишь четыре архангела. Пантократор направит Ангела Смерти умерщвлять Исрафила; третьего после Гавриила и Михаила.

И Архангел Смерти (Азраил) настигнет Исрафила и скажет ему: "О несчастный! Ты даже не знаешь, что тебя ожидает".

Исрафил же ответит: "Хвала Тому, Кто сокрушил смертью род человеческий. Благословен Тот, Кто Один вечен.

И будет он умерщвлён Азраилом. Останутся во всей пустоши лишь Аллах и Архангел Смерти...

И обратится тогда Господь к нему со словами: "О, Ангел Смерти, кто остался?" - хотя Сам знает лучше, что остался лишь Азраил.

Тогда Господь скажет: "Клянусь Моим могуществом и величием, Я заставлю тебя испытать то, что испытали рабы Мои! Ступай в область, что между Раем и Адом, и умри!".

И Азраил ступит туда и издаст страшный крик, способный умертвить всех тварей, если б не были они умерщвлены. И так умрёт сама Смерть.

И тогда опустеют небеса, ангелы и обитатели небесного свода исчезнут. Затем и Земля станет пустынной. Не останутся на ней ни люди, ни джинны, ни птицы, ни насекомые, ни звери, ни скот. Власть будет принадлежать Аллаху Единственному, Всемогущему, Который сотворил день и ночь. Не увидишь ни души, не услышишь ни шороха. Движение остановится, звуки затихнут, обитатели небес и земель исчезнут...

Тишина, тишина...

(Из "Китаб аль-Джаназа" / "Книги Погребения")

Турбоисламизм, или заговор Синего Имама.

Франция как континентальный лидер Европейского Ислама - тема по прежнему привлекательная. Кто помнит, есть такая насквозь христанутая толстуха Чудинова с её никудышной "Мечетью Парижской богоматери". Живописала, как останки некогда христианской Европы загнаны в катакомбы и оттуда мешают мусульманам "возвращать Бога на землю". Недавно Чудинова спелась с одним пучеглазым жидом, израильским документалистом, и, таки, экранизировала свою повесть. Вот уж точно, иудео-христианская мобилизация прёт изо всех щелей.

Есть примеры поталантливее. Возьмите Мишеля Уэльбека, которого сегодня книжные черви почитают за лучшего прозаика Франции. Гонкуровский лауреат, но атеист, мизантроп, полуфашист, педераст, активист движения за отказ от деторождения, алкаш и фенотипический вырожденец. Во что этот букет может вылиться? - Jawohl, в исламофобию. Своим романом "Платформа" и длинным языком педераст Уэльбек задел не только французских мусульман, вынудивших его смыться в Ирландию. Он задел даже меня, и я самолично отправился его "очень сильно наказать", когда он приезжал в Петербург. К сожалению, пидарас был упакован охраной по самые гланды и выловить его одного не удалось даже в гостиничном сортире...

Париж и впрямь вновь заявляет о себе. Ислам становится страшнее, его уже не выстебешь по-уэльбековски. Теперь страху на секулярного европейца нагоняет писатель и специалист по промышленному шпионажу (!) Бернар Бессон. Почитайте его книгу "Тайна Синего Имама", вышедшую в "Иностранной литературе". Если вкратце, то сюжет такой: могущественная исламистская группировка камикадзе, управляемая загадочным французом, принявшим Ислам под позывными Синий Имам, проникла на атомную элеткростанцию и теперь готовит самый жестокий теракт в мировой истории. Назначение большого бадабума - стереть с лица земли Париж, да и вообще открыть Исламу континент как сплошную ядерную пустыню. У французских легавых, знатных ротозеев, осталось всего двое суток...

Обратите внимание на фигуру автора. Бессон профессионально, так сказать, по долгу службы шарит в том, о чём решил предупредить. Если кто помнит, уже состоявшийся классик шпионского романа Томас Клэнси в мохнатом 1986-м опубликовал книгу "Красный шторм поднимается" о том, как радикальные исламисты-азербайджанцы (!) устраивают масштабный нефтяной теракт в Нижневартовске. Как следствие, вся экономика СССР под откос, и совки заваривают Третью мировую войну с НАТО. Клэнси, конечно, поспешил с прогнозами, но героев вывел правильных: исламских промышленных террористов, которым по барабану где взрывать и что взрывать.

Другой мэтр политической беллетристики, автор "Дня Шакала" Фредерик Форсайт в 1994 г. романом "Кулак Аллаха" предугадал последствия вторжения НАТО в Ирак

и подробно расписал, какая заваруха из этого случится. Так уж выходит, что писатели этого направления оказываются чуть ли не оракулами. Это вам не какие-нибудь истерические бабы навроде Чудиновой или перекошенные Силантьевы.

Фантастику "близкого прицела" с исламистским злодейством вы можете встретить и у Кирилла Бенедиктова в его "Пути шута" и у ещё туевой кучи авторов, за которыми даже не поспеваешь уследить. Здесь другая фишка: как правило, нехороший террористический интернационал готовит биологический Армагеддон руками этно-мусульманской (прежде всего, албанской) мафии. Т.о. вскрывается другой кошмар, витающий в воздухе благодаря диаспоре албанцев - мафиозный исламский терроризм.

Что касается происламской или даже исламистской литературы, то она обладает огромным стратегическим преимуществом. Она агрессивна. Нюни Рената Беккина не в счёт. Мы говорим о чём-нибудь типа тетралогии Юрия Никитина "Русские идут" (в России к власти приходит решительный диктатор, исламизирует русских и начинает тотальную зарубу с Западом) или первого романа в жанре industrial jihad - "Исламский прорыв" Дмитрия (Муслима) Ахтямова.

Так вот чрезвычайное отличие исламофобской антиутопии от исламистской в том, что они нас боятся, а мы с гордостью питаем их страхи. Литература - слепок с общественных настроений, обслуживающая власть культурная машина, медиатор, как об этом писал в "Будущем интеллигенции" Шарль Моррас. Моррас был не дурак и, так на минуточку, отец интегрального национализма, интеллектуал и политик. Это он формировал идеологию Вишистского режима и рулил национал-монархистами из "Аксьон Франсэз".

Значит, среднеевропейский человек - или "культурный христианин", или пидор-мизантроп - панически боится Ислама. Значит он слаб и его нужно запинать окончательно. Интеллектуальный исламизм - это продолжатели "сверхчеловеческой и презирающей" линии Селина, Эволы и Ницше, а поэтому стоит задача породить буйство, бешенство исламистской культурной атаки. Европа сама прогибается и сдаётся нам через свои страхи. Оттого теперь категорически важно не прогадать с выбором правильной тактики наступления по культурному флангу.

Лично я считаю, что это должна быть зачистка, культурный холокост и только так, ни градусом ниже. Никаких оправданий и расшаркиваний перед кафирами; ибо если ты оправдываешься - то уже проиграл. Мусульмане должны отвоёвывать культурную гегемонию как победители, как сильные подонки, измывающиеся над слабаками. И ни в коем случае не признавать паритет с врагом или, упаси Боже, не вздумать лить розовую патоку о том, какой-де славный Ислам.

Нет же! Ислам - страшный, чудовищный, он смотрит на тебя, как на говно, и вот он

пришёл отобрать у тебя всё, вытрясти из тебя душу. Ты - враг и ты ничтожество, ты даже не способен быть противником, гумус, дерьмо. Поэтому мы считаем, что культуртреггеры-исламисты должны приоритетно сосредоточиться на жанрах "крутой литературы", а не вести полемику с вырожденцами и пидарасами, которых сметёт сама же история. Мы должны экспериментировать со шпионской прозой, с романом-якудза, с волевыми характерами Джека Лондона, Бёрджеса или Хэмингуэя, с метафизическим романом, с боевиком, "литературой заговора", и, конечно же, антиутопией.

Именно антиутопию, а вовсе не книжки, где тишь да гладь, предстоит поднять на знамёна. Коран приказывает нам внушать ужас в сердца кафиров, а антиутопия предоставляет для этого замечательный инструментарий. Ислам для кафиров не светит ничего иного, кроме антиутопии, тут мы говорим честь по чести. Диктатура, чистки, террор, ликвидация демократии, сворачивание прав человека, военная хунта, гетто для иноверцев, "ядерное средневековье", fall-out, летучие карательные отряды и шариатские суды, военная теократия, казни, джихадисткие ячейки, коллективизм, анархо-преступность, диверсионная война, индустриальный Апокалипсис - все эти образы нам на руку.

Такая литература выведет на сцену животные, варварские инстинкты, и нам пора всерьёз заняться тем, чтобы переиначить под себя образ варвара. Будет дан зелёный свет автарху, сильной личности, имморалисту-фанатику, жестокому и оголтелому, как Риддик, беззаконнику. Никакого общечеловеческого супергероизма, только - узкорелигиозный суперэкстремизм. Ноль толерантности, человеконенавистничество и кровожадность. Исламисты должны стать теми, кто олицетворяет природную экспансионистскую агрессию здорового вида, подавление и жестокость на самых сногсшибательных примерах.

Исламская антиутопия не просто средство интеллектуального запугивания и провокации, но форма агитации для акционирующих субъектов. С большим удовлетворением мы отмечаем, что на Западе любой известный исламофоб или мерзавец, нехило задевший чувства мусульман, вынужден жить в постоянном страхе. Приговорённого С. Рушди охраняет пара бодигардов, самому ему заказан въезд во многие страны и не появиться на улице без сопровождения. Уэльбек скрывается сейчас в Испании, и стоит ему не выйти на связь с журналистами пару дней, как те бьют тревогу: не съела ли нашего талантливого пидараса "Аль-Кайда"? Герту Вилдерсу покамест везёт больше, чем Тео ван Гогу, но и он обречен ссаться от каждого неучтённого шороха.

У нас радикальные субъекты перенимают эту волну и уже успели сакционировать в отношении одиозного попа и богохульствующего поэта. Мы не то, чтобы больно поддерживаем или, наоборот, критикуем методы наших собратьев. Нас это попросту мало волнует, ибо мы озабочены баталиями в культурном пространстве, Kulturkampf'ом. А т.к. в постмодерне нет культуры как чего-то цельного, мы призываем акционировать внутри субкультур, отсеивая вырожденческие и проводя свою селекцию здорового искусства.

Поэтому мы презираем придуманный американскими шиитами таквакор как явление больное, созданное ублюдками и магнетизирующее других ублюдков (панков, еретиков, наркоманов, фрилаверов, лесбиянок). Но мы настаиваем на

"железном стиле" и подминании под себя агрессивных субкультур, в первую очередь, завязанных на RAC и рэпе. Не случайно, что президент Лиги Тоталитарного Искусства - русский суфий и "некрописатель" Игорь Молотов. Он же музыкант ВИА "ГУЛАГ", рестлер и автор множества в высшей степени кровавых, воинственных и апокалиптических стихов. Вот, кто чувствует жесть грядущей эпохи.

Эта жесть, этот драйв открыт для любого отморозка, кто понимает, что Новое Начало возможно только после уничтожения современного мира. Для этого Ислам должен быть тотальным, реактивным, жестоким до озверения, варварским, преступным, свирепым. А также лютым, разрушительным, уничтожающим. И тогда мы навсегда перевернём старую страницу оправданий.

И откроем злую страницу турбоисламизма...

Салман Север

ЮCУФ МАЛИК (DUB DERVISH)

Выбирающимся из Акапулько

Снегом занесло его у чёрта на рогах,
Уставший, кое-как стоит на двух чужих ногах.
Покинув Акапулько, он включает свет в лесу.
Пешком идти нет мочи, так хоть может донесут.

Чёртов поворот супротив Божьего Пути,
Факир бросает камешки - их больше не найти.
"Ты где, о бородач" - воззвала дива в тишине.
А он, на сон грядущий, вслух катался на коне.

17.09.11

Чалма

На грязных ступенях лежала чалма,
Представившись тряпкой простой.
Факирам безвкусной казалась она,
А мне прошептала: "Постой.."

Я был среди тех, кто себя попрекал,
Был грешным султаном певцов.
За это к прощению горько взывал,
Шёл тихо, боясь голосов.

Факиры, бахвалясь, искали пути,
К сокрытым чертогам души.
Я в явном блуждал, будто пёс взаперти,
Я денно и нощно грешил.

От тихого шёпота мудрой чалмы,
Я принял важнейший совет.
Не требуй сокрытого, требуй тюрьмы,
Раз явный не видишь ответ.

Пусть плачут факиры и делают вид,
Что слёзы их - тайны итог.
Уста пусть молчат, а душа говорит,
В чертоге отброшен полог...

Мое дело

Между брошенных глупых фраз,
Между "вспыхнул" и "вдруг погас",
Между хриплым: "скорее, сейчас.."
Я рождаю рассказ. Для нас.

По дорогам, ведущим домой,
По пустыням, забытым водой,
По мостам, что летят над Невой,
Я гуляю. С самим собой.

Потому то и жив - назло,
Потому то мне так повезло.
Потому то и взял ремесло,
Моё дело. Меня. Спасло.

Моё дело - небрежных фраз,
Моё дело - незрячих глаз,
Моё дело - полёт, экстаз,
Моё дело - спасти всех нас.

Смутное время

Наше время - время смуты и чёрных дел. Тех, кто регулярно ходит в мечеть я знаю в лицо.
Горстка людей веры, горстка в кургане всей общины
И даже эта горстка вершащих молитву раскалываются.
В былые времена мусульманин, забывший молитву, был изгоем.
В новые времена мусульманин, совершающий молитву, есть изгой.

Среди прочего - изгой гордится: "Они грешники, а я склонён в земном поклоне!"
Среди прочего - изгой оценивает: "Он слишком много смеётся, вряд ли он читает намаз!"
Громкие заявления в эпоху Лихолетья, за секунду до Судного Дня.
А ведь кроме дел есть еще и намерения.
А кроме внешнего есть еще и внутреннее.

Ты видишь парня, который пыхтит кальяном по вечерам и читает рэп.
Ты порицаешь его. А быть может он держит пост Дауда?
Ты видишь шейха, который никогда не снимает чалмы и знает наизусть Коран.

100

Тиран

Влезая в улей, будь готов к ударам жал,
Гремел доспехами - в итоге убежал.
По рекам и озёрам, дикий крик,
Ещё вчера был нежным юношей старик.
Без тела голова - какой в ней прок?
Нет смысла ждать когда приходит срок.
Под звон будильников уснули поутру,
За это стыдно мне и я это сотру.
Сотру из памяти и выдвинусь вперёд,
В приёмной вепря - вепрь трубку не берёт.
По головам, по судьбам, через стыд,
Приди к победе, о тиран могильных плит!

101

Растерянно глядит и сдерживает плач,
Из рук листы летят, его бессильный стон.
Поэт оплёванный, будто подбитый грач,
Среди презренных и потасканных ворон.

Он вынул душу из себя и всем раздал,
Её разбив на двадцать тысяч огоньков.
Молчали люди, дождик шёл, шумел вокзал,
Бросая камни из под чёрных облаков.

Плебеев гнусных осуждение - в огне,
Пусть знает каждый здесь бедняк или богач,
Насильно не измыслит песен о войне,
Поэт оплеванный, будто подбитый грач.

102

Я очень боюсь, что на ней никогда не женюсь,
Я дико боюсь, что детей никогда не дождусь.
Ужасно смотреть на года, что летят словно дым.
Я страшно боюсь умереть - умереть молодым.

103

Пули

Восходят к пунктам неживые под дождём...
Они идут, хотя сказали: "Подождём
до лучших дней". И до последнего вчера
они стояли. И так было до утра.

Настало утро - утром солнце не взошло.
Вторило грому чьё-то сонное "алло".
Без рассуждений и беспочвенных угроз
запели пули, что не знают горьких слёз.

104

Раббани

посвящается двенадцатилетнему мальчику Раббани,
хафизу Св. Корана и муэдзину таджикского джамаата

* * *
Из глаз как нектар льётся нур,
В душе - сто четырнадцать сур.
Мне слов не найти, о Раббани!
О, юный мой страж о Коране!

Ты мера и радость для нас.
Для нас ты - пример и устаз.
За грязь, что идёт за мной шлейфом,
Стыдясь пред тобой, я зову тебя шейхом...

105

От пятницы до пятницы

От пятницы до пятницы, шагая легкой поступью
по улицам заброшенным измятых городов.
Он был здесь ненадолго, и владея рифмой острою,
внезапно сел в трамвай, достал билет и был таков.

Отсюда странный вывод, что любые океаны,
но не поздно и не рано превращаются в моря.
(имеются ввиду его душевные терзания
и весь осенний бред его, короче говоря)

По сути - метр с кепкой, а глядите - рассуждает,
и внутри себя гордится он. О, Легкость Бытия!
Он утром, днём и вечером на телефон взирает,
но на линии (без провода!) сегодня не она...

106

Бомбежка листьями

Согреюсь хоть чуть-чуть твоими письмами,
ведь у меня здесь дождь. Бомбёжка листьями
грядет. За целый год забыть не смог очей,
А как? Когда среди ночей я не жалел свечей.

Ты знаешь - здорово, но всё-таки пора уже
Взрослеть. Долгов - гора, как в мираже
Живу. И всё труднее петь, писать стихи.
Мне ничего не хочется. Со мной мои грехи.

С тобой - твои, приедешь - позвони,
Да что они! С тобой ли нам бояться болтовни?
Ты не вини меня... Бросает! Резко! - то туда,
а то обратно. Вот итог - пришла к нам в дом беда.

107

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 236; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!