Подготовка текста Ю. А. Грибова и A. B. Пигина, перевод М. Б. Михайловой и В. В. Семакова, комментарии А. В. Пигина 4 страница
Когда же пошли, спросили меня ангелы Господни: “Видела ли мытарство то, что прошли?” Я же ответила: “Да, видела”. Сказали они мне: “Мало душ уходит отсюда без напасти, потому что суетный мир тот — блудолюбивый, прелюбодейный и грешный. Каждую душу это мытарство принимает и, если осквернена она нечистотами блудными, то низлагают и в бездну ее бросают. Там же заключают ее во тьме и сени смертной до страшного пришествия Господа нашего Иисуса Христа. Ты же по благодати дивного старца избежала этого. И похваляются непрестанно: “Мы одни, — говорят, — заполним геенну огненную, потому что души человеческие нечисты и блудолюбивы и повинуются князю тьмы и властителю этого мытарства блудного”. Но ты одолела и это и не увидишь зла, поскольку помиловал тебя Господь ради угодника своего Василия”.
Сице тѣмь исповѣдающимъ, достигохом другаго мытарьства, емуже бѣ имя немилосердие. Ту бо вси немилосердии, и вси скупии, и неблагосердии человѣцы горцѣ от нихь испытоваеми. Егда вся заповѣди Божиа исправиши, и будеши немилосердъ и немилостивъ, и ключить ти ся умрети, вся убо мытарства бес преткновениа преидеши, аще и въ всѣхь вреда не приимеши, то егда к сему достигнетъ, абие того ту удержат горцыи того мытаръства местницы и мытоимцы, и ако немилостива и немилосерда биють и въ мрачнѣмъ затворѣ адовѣ затворяють до общаго всѣхь въскресениа Богу, не милующю ихъ инѣхь ради добродѣтелей. Якоже не вда убогому когда уломка хлѣба, ни мѣдницы брату нищему николиже, занеже не посѣти в болѣзни лежаща и в темницахъ и елико симъ подобнаа занеже не сотвориша, убо имуще скупость, и сребролюбие, и немилосердие, и немилостыню утѣшну показующе. Сия бо ми аггели Господни о томъ мытарствѣ ясно исповѣдаша, якоже рѣхом. И достигохом сего мытарства. Старѣйшина мытоимства того отнюдь тонокъ, и зѣло иссохшь, и вельми грыжавь, якоже страсть немилосердиа и скупость, немилостыня тацѣмь образом и тацѣмь студом себе преображашется пагубный. Ибо немилостивии человѣцы, егда кто от убогих еже что от него испросит, абие грызется по обычяю, яко страсть имѣ, и отметается вопросу. Тацѣмь образомь нечествовашется пагубный онъ и звѣрообразный. Нам же к мытарству дошедшимъ, слуги же его, иже ту бяаху совокуплени, скоро пришедше дѣлъ ихь взыскааху испытоваающе. Ибо множество милостыня сътворивши: егда вдавши ми укрухь убогому, овогда же мѣдницу, или воды чяшу, или вина душа моея ради спасениа просто, яко сила моа можааше. Радость ми тамо въсприимши, веселящися от них, и внутрь врата небеснаа внидох. Ничтоже бо не возможе нас от правых възбранити.
|
|
|
Когда так они говорили, достигли мы другого мытарства, которому название было немилосердие. Там же все немилосердные, и все скупые, и неблагосердные горько от бесов страдали. Когда все заповеди Божий соблюдешь, но будешь немилосерден и немилостив, и случится тебе умереть, все мытарства беспрепятственно пройдешь и нигде тебе вреда не будет, когда же до этого дойдешь, тотчас задержат тебя злые местники и мытоимцы мытарства этого и станут тебя, немилостивого и немилосердного, бить, и в мрачном затворе адовом затворят до общего для всех воскресения пред Богом, не прощая ради иных добродетелей. Здесь мучаются те, кто когда-то не дал убогому куска хлеба или медной монеты брату нищему, или не посетил лежащего в болезни и в темнице заточенного, или подобное этому не сотворил, выказывая скупость, и сребролюбие, и немилосердие, и немилостыню неутешную. Так мне ангелы Господни об этом мытарстве ясно поведали, как я тебе рассказала. И достигли этого мытарства. Старейшина мытарства был весьма худым, и очень иссохшим, и болезненным, поскольку немилосердие, и скупость, и немилостыня в болезнь пагубную преображаются. Ибо немилосердный человек, если убогий какой что-то у него попросит, тотчас начинает браниться, будто болезнь какую имеет в себе, и отказывает в просьбе. Вот так грешил пагубный тот и зверообразный. Когда же мы дошли до мытарства, слуги его, которые здесь были собраны, взыскание учинили, но ничего не нашли. Ибо много милостыни творила: когда давала убогому кусок хлеба, или же медную монету, или чашу воды, или вина просто ради спасения моей души, сколько могла. Радостны стали мы и в веселии во врата небесные вошли. Ничто не смогло нас отвратить от правого пути.
|
|
|
|
|
|
Врата же небеснаа бяахуть яко обличие крустала свѣтло свѣтящася. И окрестъ ихь красно, яко от звѣздъ свѣтлых или иного нѣкоего свѣта, яко обличие злата имущи украшена и лѣпотна. Уноши же у вратъ въ златѣ одежди, молниею препоясани, и нозѣ ихь украшены огнемъ непостоаннымъ свѣтломъ. И тои веселяшеся и приатъ нас, радуася, якоже избѣже от насъ душа бес пакости горкихъ онѣхь мытоимствъ тмы въздухь, боле славляаху Бога. Идущим же нам внутрь небеса вод множество, иже бяаше над твердию, идущи преидохом, ибо бысть яко раступающися и бѣжащи от лиц нашихь напред на страны, и назади же совокупляющеся.
Врата же небесные имели облик хрусталя светло светящегося. И вокруг них красиво, как от звезд светлых или иного какого-то света, и имели они красоту и блеск золота. Юноши же у врат в золотой одежде, молниею препоясаны, и ноги их украшены огнем мерцающим светлым. И были они веселы, и приняли нас, радуясь тому, что избежала моя душа бед горьких тех мытарств в воздушной тьме, и еще больше славили Бога. И вошли мы внутрь обильных небесных вод, которые были над твердью, и перешли их, ибо они расступались и бежали от нас вперед и в стороны, а позади нас смыкались.
|
|
|
Прошедшем же намь тѣхь вод, иже над твердию, приидохомъ кь въздуху нѣкоему страшному и недоумѣнному. И на томь покровь златъ блещащься, страшнаа пространьства ефера оного въ пространствѣ противящеся. Бяахуть бо на томь покровѣ уноша нѣкои лѣпотны, имже не бѣ числа, огнемь облечени, якоже блескь солнечный, идуще на запад. И власи ихь, яко молниа, ноги ихь бѣлы, яко млеко, лица же ихь яко снѣгъ, и паче сторицею свѣта сладчяе зѣло свѣтящеся. И узрѣвше убо мя въ руцѣ носящих мя честныхь аггелъ Господнихъ, идуще спутьшествоваху, осклабляющеся и веселящеся играаху, радующеся о мнѣ, якоже, рече: “Приимшю ю душю въ чяс на спасение въ царство небесное”. И с нами идяху, поюще пѣние сладкое, занеже идяхом поклонитися огнеобразному престолу Божию. Идущим намь, и облакь, не яко облакъ поднебесный, но облакь образомь, яко цвѣтъ рдящься, паче сихь сторицею свѣтлѣе. На единой странѣ взятся облакъ, якоже завѣса нѣкоа бѣла, яко свѣтъ, и та премѣнися. И се подаль дворъ златъ долѣчний ми свѣтяся, многошарный, и в златѣ славѣ различными образы сиающа, и сладко веселиа ныня отшедши от тѣхь. И се въздухь огнеобразенъ, и благоухание Господне мастно и сладко.
Когда мы миновали те воды, бывшие над твердью, пришли к некоему воздуху изумительному и невообразимому. Золотой блестящий покров ограждал пространство этого изумительного воздуха от прочего пространства. Были на том покрове некие бесчисленные юноши прекрасные, облаченные огнем, как закатным блеском солнечным. И волосы их были, как молнии, ноги белы, как молоко, лица — как снег, и светились в стократ ярче света. Увидев меня в руках носящих меня честных ангелов Господних, они пошли рядом, улыбаясь, веселясь и радуясь, потому что, как говорили: “Принята душа ее в срок на спасение в царство небесное”. И шли они с нами и пели сладко, потому что направлялись мы поклониться огнеобразному престолу Божию. Когда шли мы, увидели облако, но не такое, как облако поднебесное, но красного цвета, стократно светлее прочих. С одной стороны поднялось облако, как некая завеса белая, как свет, и все изменилось. И вот засиял многоцветно вдали двор золотой ровный, переливающийся в золотой, славе, и в сладком веселии пошли мы дальше. Воздух здесь был светел, и благоухание Господне благовонно и сладко.
И прешедшимь намъ мало, узрѣхомь, и се на высотѣ въздуха бысть бес числа зѣло престол Божий, престолъ бѣлъ и многоукрашенъ, сиание блистаа паче и просвѣщаа предѣлы и препитаа вся, иже ту стояти достоини. Окрестъ бо престола Божиа златочистыа уноши высочество, яко кипариси, в качьство блистание имуще лѣпотно, облечени в багряницу и въ одежду свѣтлу и страшну, ихже слово человѣчьско изрещи не можетъ. Пришедшимъ убо пред страшный престолъ онъ, идеже бесчисленое высочество, видящимъ намь непостоанную славу, въистинну правду, благость, трисъставно въспѣша пѣние иже со мною идуще к престолу Божию. И иже на престолѣ страшнѣ почивающе от невидимых. Трижды абие поклонихомся Отцу и Сыну и Святому Духу и прославиша Святую Троицу, престоящую выспрь на огнеобразнѣ въздусѣ купно с нами, о спасении моемъ въ славѣ хвалениа. И се глас лѣпотенъ зѣло и крѣпокъ от высоты, рекущь ко мнѣ носящимъ мя: “Ведше ю около, — рекуще, — иже къ всѣмь душамь, на всяком жилищѣ пребывающимъ, святымъ и к преисподним, и потомъ покойте ю, въ нихже заповѣда вамъ угодникъ мой Василие”.
Когда прошли мы немного, увидели в воздухе на высоте необозримый престол Божий, престол белый и многоукрашенный, еще ярче блистающий, освещающий пределы и светом пронизывающий всех, кто там стоять достоин. Вокруг Божьего престола — златочистые юноши, высокие, как кипарисы, блистающие достоинствами, облаченные в багряницу и в одежды светлые и изумительные, которые невозможно описать словами. Когда мы подошли к этому страшному престолу бесконечной высоты и увидели непреходящую славу, истинную правду и благость, шедшие со мной к престолу Божию троекратно песнь воспели. Пребывающие же на престоле страшном были невидимы. И мы тотчас трижды поклонились Отцу и Сыну и Святому Духу и прославили Святую Троицу, предстоящую высоко на огнеобразном воздухе вместе с нами, за спасение мое в славе восхваления. И тут с высоты прозвучал голос прекрасный и сильный, обращенный ко мне и к носящим меня: “Ведите ее вокруг, — сказал, — ко всем душам, пребывающим в разных жилищах, к святым и преисподним, а потом поселите ее там, где заповедал вам угодник мой Василий”.
Отшедшим же намъ оттудѣ, въ жилища святыхъ идяхом. И се бесчислении, имже не бѣ числа зѣло от солнечныхъ лучь, от виса[6] и перфиры сианиа и лучь и от инѣхь многихь ваповъ красных божественых бесплотныхъ, иже просвѣщають просвѣщениемъ и страшнымъ сианием святыхь обители рукою Божиею несказанною. Въ нихъже и ти доидоша на поле едемское въ благодуховную пажить, идѣже истекаше вода умнаа, вода животнаа, въ мѣстѣ покойнѣ, въ мѣстѣх святыхъ почивалныхъ. Си же вся бываахуть яко полаты прекрасны, жилища и храми, онии же десницею Господнею ухитришася. И другъ друга святыхъ зряще, дивяахуся от страшныа красоты не насытящеся. Поприсну бо бяхуть апостоли, присно же пророцы, присно же мученицы, присно же святители, присно же преподобнии и праведнии. Когождо ихъ приготова жилище себѣ, иже суть в долготу и в ширину яко царьстии гради,[7] от нихже она отшла есть и в нихже вселятся. Вси же убо святии, выходящеи от своихь жилищь, духомъ умнымъ целоваахуть мя, веселящеся и радующеся о моем спасении.
Покинув то место, направились мы в жилища святых. Они были бесчисленны, и невозможно было счесть солнечных лучей, и от виссона и порфир лучей и сияния, и иных различных чудных красок, бесплотных и божественных, которые освещают светом и изумительным сиянием жилища святых, по неизреченной воле Божией. Здесь обрели они поле эдемское, благодуховную пажить, откуда истекает вода духовная, вода живая, в местах покойных, в местах святых для отдохновения. Все эти места выглядели как палаты прекрасные, жилища и обители, десницею Господней искусно сотворенные. И, глядя на святых, дивились мы неизреченной красоте, никак не насыщаясь ею. И были здесь отдельно апостолы, отдельно — пророки, отдельно — мученики, отдельно — святители, отдельно — преподобные и праведные. Каждый из них приготовил жилище себе, в длину и ширину подобное стольным городам, из которых они отошли, чтобы в такие же вселиться. Все святые, выходя из своих жилищ, духовным целованием целовали меня, веселясь и радуясь моему спасению.
И доидохом же до ядръ Авраамовѣхъ, и се исполнь славы нестарѣющаяся ядро его. Не телеснаа бо ядра его, но мѣсто отлучено есть. Ядро то дивъно бывааше, исполнена воня духовныа, и вонею цвѣтною и доброуханною, и ароматы духовными и небесными, и пажитьми вышними утѣшена, и възлюблена, и исполнена; ихже благовъздушно видѣние и доброты, аще исповѣдаю ти, земными словесы съвершити не можемъ. Ту бо платы умныа от свѣтлых лучь с особными патриархи духовными хитростьми состроены от Господа Вседержителя, умножениемь лучь и страшными свѣтлостьми измечтана и украшена, добраа лѣпотнаа. Въ нихже младенцы христианстии, елико же ихь есть банею бытийскою, по разрѣшению связаниа плотьскаго окрестъ его славою неизреченною ликующе, реку, окрестъ Авраама, Исаака и Якова.[8] Ибо и ти ту пребываахуть и со обѣманадесяте из нихъже обѣнадесяте племени Израилеви на столѣхь дивъных почивающе. Имже образомъ видиши солнечныа лучя свѣтящася, обиати бо сихь не можеши, тако приравнающихся души святыхь видимыхь убо от тѣхь подобныхь святыхь душь образомь телеснымь измѣнение имущи безвеществены, якоже солнечныа лучя обьяти плотнѣй руцѣ не могуще.
И дошли мы до недр Авраамовых, и были исполнены славы нестареющие недра его. Не телесные это недра, но особое место. Дивно оно, исполнено духовного благовония, и запаха цветочного благоуханного, и ароматами духовными и небесными, и пажитьми вышними услаждено, и возлюблено, и исполнено; их благовоздушный облик и красоту, хотя и рассказываю тебе о них, земными словами передать невозможно. Здесь были и палаты духовные для патриархов, из светлых лучей духовным мастерством Господа Вседержителя созданные, умножением лучей и неизреченными светлостями украшенные и добролепные. В них обитают младенцы христианские, принявшие святое крещение, по разрешении плотских уз они ликуют в неизреченной славе вокруг Авраама, Исаака и Иакова. Ибо и те тут пребывают с двенадцатью из двенадцати колен Израилевых, почивая на дивных престолах. Как видишь сияющие солнечные лучи, но обнять их не можешь, так и видимые души святых подобны их образу телесному, но бесплотны, как и солнечные лучи, не уловимые человеческой рукой.
И тако, о чядо, многаа оставивше, прешедше окрестнаа раа и долнѣйшняа и сокровища адова, иже сокруши тамо Господь Богъ нашь Исус Христос, възвратившем же ся намъ на запад, идѣже горькиа муки и страсть ждуть убогихъ, такових же, якоже азъ, грѣшныи. Сиа вся показаша ми аггели Господни и рекоша ко мнѣ: “Видиши Ли, от великиа бѣды избави тя Господь?” Ибо видѣхомь сокровища темнаа она, въ нихже въ тмахъ и сѣни смертьнѣй всяки душа иже от вѣка заключяются, якоже пѣсок, иже при краи морьстѣм, или паче персти земныхъ. И в забытие иже тамо суть лукавых не могуще свѣта сладкаго видѣти в вѣцѣ ономъ, ини выну въпиють: “Увы мнѣ!” И бес престани въсклицають горцѣ, алчюще разумнѣ и жаждуще питиа спасенаго, и обнажены от всякиа одежда духовныа, и скверными прегрѣшении изьядаеми: “Охъ, ох, увы!” Выну, о чядо, якоже прежде рекохъ, душевное просвѣщение, и не ктому ини плотьски въпиють, и нѣсть помилующаго. Егда когда душа мимоходитъ, тамо свѣтъ суще, аггелы Господни просвѣщають она, въ нихже они мимоидут, показающе душа праведныхъ, иже тамо вся да видѣти иматъ, в каки тмы горки уклонихомся. И на десный путь чистѣ повелѣнием Господнимъ възвратившемся и на уньший живот.
И так, о чадо, преодолев большой путь, пройдя пределы рая, ближние и дальние, и жилища ада, которые сокрушил Господь Бог наш Иисус Христос, возвратились мы на запад, где горькие муки и страдания ждут убогих, таких же, как и я, грешников. Показали мне все это ангелы Господни и сказали мне: “Видишь, от какой великой беды избавил тебя Господь?” Ибо видели мы эти темные сокровенные места, где во тьме и сени смертной разные души от века заключены, как песок на берегу морском или как прах земной. И пребывают в забвении грешники, и не могут они видеть там свет сладкий, иные же вопиют неустанно: “Увы мне!” И беспрестанно восклицают горько, алчущие духовно и жаждущие пития спасения, свободные от всякой одежды духовной и изъедаемые скверными прегрешениями: “Ох, ох, увы!” Всегда, о чадо, как я прежде говорила, жаждут они душевного света, но тщетно взывают, ибо нет прощения. Иногда, когда душа проходит, там появляется свет, ибо ангелы Господни освещают те места, где идут, показывая душам праведных все, что там есть, чтобы видели, от какой горькой тьмы убереглись. И вернулись мы на чистый праведный путь повелением Господним, к благой жизни.
И киимъ образомъ преходит? Сиа вся преходить в четыредесяте дний, отнѣлиже отидох от убогаго моего тѣлеси и к сему покою, въ немже мя видиши сущу, не моего, но преподобнаго отца иже въ святыхь Василиа угодника Божиа, иже еще живет в мирѣ оном, душя гиблющаа зѣло и блудящаа и приведетъ Господеви Богу жертвы духовныа в воню благоуханиа.[9] Ибо ины многи душя быша здѣ со мною, ихже прежде мене восприят от пути безакониа ихъ и очисти ихъ добрѣ и спасе о Господѣ. Ибо вѣдаю здѣ господина Иоанна духа и оспожю Елении,[10] подружие его, иже добрѣ послужистѣ ему в мирѣ ономъ, прочихъ душа суть здѣ, от далнихъ временъ не вѣдомо здѣ. Но обаче прииди въкупѣ со мною, и въ внутреняа внидемъ, да увѣси, въ нихже пребываю. Ибо господинъ нашь избрал ны преподобный отець в чяс сей духомь своимъ здѣ пришед».
Как же долго все это происходит? Это произошло в течение сорока дней с того дня, как отошла я от моего бренного тела к сему покою, в котором видишь меня, не моему, но преподобного отца святого Василия угодника Божия, который еще живет в мире том и приводит к Господу Богу души гибнущие и грешные как благовонное курение в жертву духовную. Ибо здесь было много иных душ со мною, которых прежде меня он отвратил от путей греховных, очистил их совершенно и спас для Господа. Ибо видела здесь души господина Иоанна и госпожи Елены, супруги его, которые хорошо послужили ему в мире том, души других людей из дальних времен, которых я не знаю. Но, однако, пойдем со мной и войдем внутрь, чтобы ты узнал, где я пребываю. Ибо господин наш, избравший нас, преподобный отец, духом своим сейчас сюда пришел».
Нам же пришедшим, и смотряхъ на преподобную. И се вся каплющи божественое масло, и помазана миромъ и нардою[11] истинною многоцѣнною, и чюждахся дивяся. Пред мною идяаше в бѣлу ризу, яко снѣжну, оболчена и сундарь от виса на главѣ носящу. Внидохом бо яко въ дворъ, и помостъ того двора златом и камениемь блещащься и украшенъ, и скверности в немь не бысть отнюдь. Посредѣ же златоявленых камений сади процвѣтше всяцыи красни бывааху насаждени, стоаху, неизреченную имуще радость, имже на ня зрѣти хотяаще весело. Въздвигшем же ся намь на въстокъ двора того, видѣхь платы свѣтлы страшно устроено во множество велики высоты суще. И еще не отшедшимь намъ оттуду, близ же тѣхь полатъ, сирѣчь близ въсход ихъ, стоаше трапеза велика, яко лакоть 30, и тако бѣ от камениа измарагда, лучя въспущающи свѣтлы. Наверхь ей амигдалный сад красен, якоже зѣло цвѣтущь, и покрывааше выше над трапезою до конца, и красоты трапезы тоа творяаше неизреченныа. На трапезѣ же велики мисы лежаща позлащены, яко молниа видѣниемъ, каменообразны измарагды, сардонихи[12] зелении свѣтлии суще, от всякого камениа, исходящаго из раа, зѣло измечтани, приводящеся в высоту. Брашна же посредѣ ихь лежаща, овощи страшено и ушарении украшени, багрянообразны и млечно видѣниемъ, яко стеблие кринное и червленообразно, другое многоизмѣсны и несказаны бывааху. И цвѣти же убо различни лучьшии лежааху на мисахъ, и верху цвѣтъ тѣхь овощи неизреченнии они лежааще неизглаголаннии умомъ человѣчьскимъ. От овоща того свою сласть имущи в себѣ, якоже смѣшающихъ онѣх воню въ единение насыщающихся сласти ихъ ктому не восхотяшется.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 214; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!