Подготовка текста, перевод и комментарии Г. М. Прохорова 11 страница
Наслаждаясь ли в этой жизни сладостью житейской или страдая за добро или из-за злодеяния, достойно ли похвал или обвинений, преступно или блаженно провел время жизни — все это и таковое в зависимости от меры жизни и от вида того, что с ней связано, рассматривается. И когда на суд привлекут, нужно будет судье учитывать и страдание, и проказу, и недуги, и старость, и возраст, и юность, и богатство, и нищету: как кто, в чем-то из этого побывав, — достойно или дурно прошел отведенную ему жизнь, и много ли благ или несчастий получал, и в течение долгого ли времени, или даже и к началу всего этого вовсе не прикоснулся, в несовершенном возрасте с жизнью расставшись. Пустое дело — говорить и думать, что такие помехи смогут воспрепятствовать силе Божией в достижении цели, когда Бог станет к первоначальному устроению возводить, воскрешая естество человека. Ведь его цель состоит в достижении каждым человеком полноты всего нашего бытия: и теми, кто уже тут, в течение этой жизни, от зла очистился, и теми, кто после нее подлежат вечному огню, и теми, кто равным образом добра и зла искуса в нынешней жизни не познали, — (всем предлагается причастие) свойственных ему благ, каковых, как говорит Писание, «ни око не видит, ни слух не воспринимает, ни помыслами достигнуть невозможно». Ведь то добро, что выше ока, и слуха, и помысла, оно будет все превосходящим. И различие в добрых или злых делах нынешней жизни будет лучше видно по тому, как, быстрее или медленнее, воспримут люди ожидаемое блаженство. Ибо мере привившегося каждому порока точно соответствует протяженность лечения. Врачеванием же души будет от зла очищение. А это безболезненно не совершается, как прежде было показано.
|
|
|
Вяще же убо разумѣет спротивление лихо и неистовствоное, въ глубину приникъ апостольскыя премудрости, коринфѣном бо о семь обьявляя таинство, — таяже равно вѣщающимъ и онѣмъ к нему, яже и нынѣ от еже на велѣние въстающих къ възбранению вѣрованнымъ приносятся, — своимъ саномъ благоучения тѣх въздражая дерзость, сице глаголеть: «Речеши же ми убо, како встают мертви? Коим же тѣломъ приходят? Безумне, — рече, — ты еже сѣеши не оживет, аще не умреть. И еже сѣеши — не тѣло сущее сѣеши, но и голо зерно, аще ли случится, пшеницы или етеру прочих. Богъ же даеть ему тѣло, якоже всхотѣ, и коемуждо сѣмени свое тѣло».[49] Сдѣ убо възущати мнѣ мнится неразумѣющих своего естества мѣры и противу своей крѣпости божественую въизъстязающих силу и мнящих толико быти възможно Богу, елико вмѣщает человѣчьское постиженье. А еже выше нас сущее и Божию проходити силу. В᾿просивый бо апостола, како въстают мертви, яко невозможно суще расыпаное телесьныхъ съставъ въедино стекутся паки приити, отрицает. И пакы сему немогущю, иному же тѣлу на сочтание съставом неостанущю, сие рече по лютых от спирающихся сочьтавъ нѣкымъ послѣдованиемь, яже глагола: аще тѣло есть сочтание съставом, сим же нев'зможно есть второе собратися, которое приимут тѣло, встающе? И сие убо мнящися тѣм нѣкоею хитростною премудростью сплетено безумие именова не сматряющим в прочей твари преимущее божественыя силы, оставив высочайшая Божиих чюдес, имиже в недоумѣнье бѣ привести слышащаго, яково, что есть небесно тѣло и откуду, что же ли солнечное сияние и лунное, или же въ звѣздахъ являемо, ефирь, вздухъ, вода, земля. Но от обычных намъ и обещьнѣйшихся обличает съпротивляющихся не смотриливое. Ни земледѣлание ли тя научаеть, рече, якоже суетенъ еси иже противу своей мѣрѣ божественыя силы сматряя преимущее. Откуду сѣменемъ прерастающая телеса? Что же обладает отраслию? Не смерть ли? Аще смерть есть съставлешагося разрѣшения, сѣмя бо не приидет в прозябенье, не раздрѣшився в браздѣ и быв рѣдко и многоразботѣвше, яко примѣситися предлежащей влазѣ мастию, и тако в корень и отрасль, и не в сих пребыти, но преложитися в стебль и сущими посреде колѣнци яко нѣкыми соузы, препоясанъ въ еже мощи носити правѣм образомъ класъ, плодом отягчаем. Кдѣ убо сия на пшеници бѣша преже еже в браздѣ ея раздрушения? Но убо отинуд се есть. Аще бы не бы первѣе оно было, не бы клас былъ. Якоже убо еже о класѣ тѣло от сѣмене прозябает, Божественѣй силѣ от самого оного се любохитрьствующи и ниже всѣми то же есть сѣмени, ниже всячскы другое, сице, рече, таиньство воскресения уже тебѣ от еже в сѣменех чюдотворимых предсказуется, — яко силѣ божествнѣ в преимущи области, не точию оно раздрушившееся пакы отдающи, но тебѣ и другая велика же и добра прилагающи, имиже ти к великолѣпному естьству устраяеться. «Сѣет бо ся, — рече, — во тлю, и встает в нетлѣние; сѣется в бещестии, и встает в славѣ; сѣется в немощи, и встает в силѣ; сѣется тѣло душевно, встает тѣло духовно».[50]
|
|
|
|
|
|
Лучше же уразумеет излишество и неразумие возражений всякий, кто заглянет в глубину апостольской премудрости. Разъясняя коринфянам связанное с этим таинство, — причем те отвечали ему, как и ныне старающиеся опровергнуть этот догмат возражают уверовавшим, — смиряя достоинством своей просвещенности дерзость их невежества, он так говорит: «Скажи мне, как восстанут мертвые? И в каком теле придут? Безрассудный, — говорит, — то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет. И когда ты сеешь, то сеешь не тело будущее, а голое зерно, какое случится, пшеничное или другое какое. Но Бог дает ему тело, какое хочет, и каждому семени свое тело». Мне представляется, что здесь он обуздывает тех, кто не осознает пределов собственной природы и, со своей силой сопоставляя Божественную мощь, полагает, что для Бога возможно только то, что вмещает человеческое постижение. Но это выше нас — превзойти Божью силу. Ведь тот, кто спросил апостола, как восстают мертвые, отрицал как невозможное новое соединение рассыпанных телесных составов. А раз это невозможно, иного же тела для сочетания составов не остается, то и говорит, делая из важнейших возражений своего рода вывод: если тело есть сочетание составов, а во второй раз им собраться невозможно, какое же тело воспримут воскресающие? Именно это, казалось бы, с некоторым философским искусством теми сплетенное, он наименовал безумием их, не предусматривающих превосходства Божественной силы в будущей твари, не говоря уж о невнимании к высочайшим из Божьих чудес, какими можно было бы в недоумение привести слышащего, как, например, то, что представляет собой небесное тело и откуда оно, что такое солнечный свет, или лунный, или у звезд наблюдаемый, эфир, воздух, вода, земля. Но с помощью обычного у нас и для всех хорошо знакомого он обличает слепоту сопротивляющихся. Не научает ли тебя земледелие, говорит он, что безумен ты, по своей мере о превосходстве Божественной силы судящий? Откуда берутся произрастающие из семян тела? Что влечет их прорастание? Не смерть ли их? Если смерть есть распад составленного, то ведь семя не прорастет, если не распадется в борозде, став достаточно рыхлым и многопористым, чтобы, напитавшись окружающей влагой, выпустить корень и росток и на этом не остановиться, но перемениться в стебель, словно некими скрепами препоясанный посредине коленцами, чтобы мог, стоя прямо, держать колос, плодами отягченный. Где было все то, что свойственно пшенице, до разрушения в борозде семени? А ведь оттуда все это. Если бы его сначала не было, и колос бы не появился. И по тому как тело колоса из семени произрастает, поскольку Божественная сила одно в другое искусно преобразует, и он оказывается совершенно не тождественным семени, но и не вовсе чем-то иным, и таинство воскресения растолковывается тебе в его словах по чудесам, происходящим с семенем, — а именно, что Божественная сила в превосходстве своего могущества не только то распавшееся тело снова тебе подаст, но и другое великое и прекрасное приложит, благодаря которому к большему великолепию наше естество снарядится. «Сеется ведь, — говорит он, — в тлении, восстает в нетлении; сеется в бесчестии, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное».
|
|
|
Якоже бо оставлеши в браздѣ пшеница еже в количьствѣ малости и еже в качьствѣ образа своего свойство себе не остави, но, в себѣ пребывая, клас пребывает, премного разньствуя сам себе величьствомь и добротою, и быстротою, и образом, и по тому же образу и человѣчьское естьство оставлеше в смерти вся яже о немь свойства, елика ради страстьнаго устроения притяжа, — бещестие глаголя, тля, немощь, еже по взрастох различье, себѣ не оставляеть, но якоже в класѣ нѣкыи, к нетлѣнию преставляет, в честь, и в славу, и еже во всем свершение, и еже не ктому жизнь самая съсматряти естествеными свойствы, но духовно нѣкое и бестрастное проити устроение. Сие бо есть душевнаго тѣла свойство, еже присно нѣкым течением и движениемь от еже в немже есть изъмѣнитися и прелагати в другое, яже бо нынѣ не въ человѣцѣ точью зримъ добрая, но и в садовох и пасътвах. Ничтоже в тогдашнем житьи останет.
Подобно тому как упавшая в борозду пшеница количественной малости и свойственной ей качественной особенности не сохраняет, но, оставаясь собою, становится колосом, существенно отличаясь от самой себя величиной, красотой, устройством и обликом, и человеческое естество, оставив со смертью все свои свойства, какие оно приобрело, подчинившись страстям, — я имею в виду уничиженность, тленность, слабость, возрастные различия, — собою быть не перестает, но словно некий колос восходит к бессмертию, к чести, к славе, к совершенству во всем и к такому состоянию, при котором жизнь не зависит от физических свойств, но к некоторому духовному и бесстрастному устроению переходит. Ведь это свойство душевного тела — постоянно своего рода течением и движением из того состояния, в каком находится, изменяясь, перелагаться в другое, что мы ныне прекрасно видим не только у людей, но и у растений, и у животных. Ничего подобного в тогдашней жизни не останется.
Мнить же ми ся и всѣми съглаголовати апостольское слово нашему непщевании о вскресении, и се показует еже и наше уставление обдержит, глаголя ничтоже ино быти вскресение...
Представляется мне, что апостольское слово во всем соответствует нашему мнению о воскресении и показывает как раз то, что и наше определение содержит, говоря, что воскресение — это не что иное, (как восстановление природы в прежнем виде).
Понеже убо в первѣм бытии мирстѣм — сия от Писаниа навыкохом, — яко «прозябе земля былье травное»,[51] якоже слово рече, таже от проращения сѣмя бысть, емуже на землю низъпадшю, то же пакы видѣ иже исперва прозябшаго, встече, рече божественый апостолъ и о вскресении бывати. Не точью же сему от него научаемся на великолѣпное преставлятися человѣчьству, но яко уповаемое ничтоже ино есть, развѣ еже в первых бяше. Понеже бо исперва не клас от сѣмене, но от класа сѣмя, по сих же се от сѣмене прозябает, якоже и приточное послѣдование явѣ показует, нужа убо всему еже вскресения ради възрастающему нам блаженьству к сущей исперва въсходити благодати. Клас бо суще исперва образом нѣкымъ, понеже зноем злобным исхохом; въсприемши же землѣ смертью разрѣшихся, пакы в весну вскресения клас пожатное се зерно телесное велик же и часть и правъ и на небесную высоту протяжен, вмѣсто стеблия и осилья нетлѣнием и прочими от боголѣпных позваний украшен. «Подобает бо, — рече, — мертвеному сему облещися в бесмертьство и тлѣнному сему облещися в нетлѣние».[52] Нетлѣние же, и слава, и честь, и сила естьства ради быти исповѣдается. Якоже первѣе въ еже по образу бѣша и пакы уповаема суть.
Поскольку же в первоначальном бытии мира — о чем мы из Писания узнали — сначала, как сказано, «произвела земля растение травяное», а потом из ростка появилось семя и оно, упав на землю, выпустило из себя росток того же изначально созданного вида, апостол и говорит, что то же будет при воскресении. И не только тому мы от него научаемся, что к большему великолепию человечество переменится, но и что ожидается не что иное, как то, что было прежде. Раз не колос поначалу появился от семени, но семя от колоса, а после этого снова он произрастает из семени, согласно ясной последовательности событий в этой притче, непременно должно все по воскресении расцветающее для нас блаженство восходить к первоначальной благодати. Ведь мы, колосом своего рода сначала явившись, зноем зла были иссушены; земля же, воспринявшая нас, по причине смерти разрушившихся, в весну воскресения вновь нас явит, возведя колосом, — нагое это зерно телесное — великим и развесистым, прямым и к небесной выси вытянутым колосом, вместо стебля и остий украшенным нетлением и остальными из богоподобных признаков. «Ибо надлежит, — говорит, — смертному сему облечься в бессмертие, и тленному сему облечься в нетление». Нетление же, и слава, и честь, и сила признаются свойствами (божественной) природы. Что первоначально было по образу Божию, то и вновь ожидается.
Первый бо клас — первый человѣкъ Адам; понеже злобным входом естьства на множьство раздѣлися, якоже бывает плодъ в класѣ. Сице и кождо насъ, облажшеся класнаго оного вида и земли примѣсившеся, пакы въскресение на первобытную доброту възрастающе, и вмѣсто единого перваго класа безъчистъни от нивь бывающи.
Первый колос — первый человек, Адам; из-за проникновения в него зла его природа разделилась на множество, как это бывает с плодом в колосе. Подобно этому каждый из нас, будучи лишен, как колос, своего вида и с землей смешавшись, вновь по воскресении возрастет в первоначальной красоте, вместо одного колоса бесчисленные нивы образуя.
А еже по добродьтели житье в сѣм к злобѣ различье имать, яко ови и здѣ в житьи добродѣтелью себе въздѣлавше, абие в нивѣ клас възрастают. А иже злобою изможданна и вѣтротлѣнна бысть в житьи сем яже въ душевнѣмь сѣмени сила, якоже глаголемая бесплодная, иже таковых художнии глаголють бывают, сице и сии, аще прорастуть вскресением, многою наглость от Судия приимуть, яко не могуще въстещи въ класа видъ и быти оно, еже бѣхом преже еже в землю низъпадения. Служение же настоящаго житом плевелом же и тернию есть сбирание совзрастъшими сѣмены. Всяцѣй питающий корень силѣ к лучшему притекши, ихже ради ненапитано же и несвершено плодом присное же пребысть сѣмя, с прирастъшим прозябением подавлено. Елма убо здѣ елико лестно же и чюжее истачается от питомаго въ ищезновение приидеть, божественому и невещественому огню, яже чрес естьства поядшу, тогда въ благопищно естьство и плодъ обратится, ради таковаго прилежанья же и тщания общи видъ, иже изначала нам от Бога въсприложены, всприимше. Блажени же, имже абие свершеная доброта класовная совосияет спрозябающими въскресения ради.
А добродетельная жизнь в том с порочной различье имеет, что те, кто в здешней жизни добродетелью себя возделали, сразу на ниве колосьями произрастут. А у кого по причине порока пропала всхожесть и сила душевного семени оказалась за время этой жизни поврежденной ветром, как у так называемых керасвол, которые, как говорят знающие люди, бывают бесплодными, — те хотя и прорастут при воскресении, но большую суровость со стороны Судии встретят за то, что не смогут подняться в виде колоса и стать тем, чем мы были прежде, чем пали в землю. Служение же пекущегося о жите состоит в том, чтобы выбрать плевелы и терния, выросшие вместе с семенами. Ибо если вся питающая корень сила утечет к инородному, чахлым и недозрелым останется благородное семя, будучи привнесенными ростками подавлено. Когда же все, что здесь есть инородного и чуждого, будет вырвано хозяином и истребится, пожженное божественным невещественным огнем как враждебное природе, тогда хорошо разовьется природа и станет способной к плодоношению, восприняв, по причине такого прилежания и ухода, общий вид, изначально нам Богом приданный. Блаженны те из произращенных воскресением, кому сразу совершенная красота колосьев воссияет.
Сия же глаголемъ не яко телесному нѣкоторому различью, во иже по добродѣтели или злобѣ поживших на вскресение явитися хотящю, яковаго убо несвершена тѣлом непщевати, ового же мнѣти свершено имѣти. Но якоже в житьи ужникы же и свободны имут убо обои приближена телеса, много же посредѣ обоих есть в сладости же и печали различье, сице мню приимати благых же и злых, въ еже по сих времени въмѣняти, различье. Свершение бо иже от сѣтвы възрастающимъ сѣменем въ нетлѣньи же, и славѣ, и чести, и силѣ бывати, апостоломъ глаголет. Таковых же умление не телесно нѣкое прозябшаго назнаменует скрушенье, но коемуждо же въ благых разумѣваемых лишение же и чюжденье. Елма убо едино нѣкое потребно есть быти о насъ всяко еже по спротивлению разумѣваемых — или благыхъ, или злыхъ, явѣ яко, яко еже въ блазѣх глаголати не быти, указание бывает въ злых всяко быти. Но убо о злобѣ ни честь, ни слава, ни нетлѣние. Нужа же вся о нихже не суть сия, сим яже от съпротивных бываемая и разумѣваемая приходити не невѣровати — немощь, безчестье, тля и елика таковаго рода суть... страсти всячскы тѣм размѣшшася и совзрастоша и едино къ оной бывающа. Таковымъ убо с подобным прилежанием изчищеным же здѣ и без вѣсти бывшим, котороеждо от еже с лучьшему разумѣваемых вмѣсто ихъ внидеть — нетлѣние, животъ честь, благодать, слава, сила и аще что ино таково самому же Богу видѣтися непщюемъ и образу его, еже есть человѣчьское естьство.
Мы говорим это не оттого, что по воскресении обнаружится какое-то телесное различие у тех, кто, следуя добродетели, и у тех, кто, следуя пороку, пожил, так что у одного, скажем, тело окажется несовершенным, а у другого совершенным. Но как при жизни узники и свободные имеют схожие тела, но громадное между ними различие в радости и в печали, так, думаю, надо понимать и различие в благах и бедствиях, которое будет после этого времени. Ведь совершенство посеянных и взошедших семян состоит в том, чтобы родиться в нетлении, славе, чести и силе, как говорит апостол. Умаление таковых означает не какое-либо телесное сокрушение проросшего, но лишение и отчуждение от всего того, что мы считаем благом. Поскольку же лишь одному чему-то надлежит быть у нас из считающегося противоположным — либо хорошему, либо плохому, ясно, что если о ком-то нельзя сказать, что он окажется в хорошем, отсюда следует, что он окажется в плохом. А плохому не свойственны ни честь, ни слава, ни нетление. И по необходимости к тем, кому не будет свойственно таковое, придет, вне сомнений, то, что является и представляется противоположным, — немощь, бесчестие, тленность и тому подобное, (о чем говорится в предыдущих словах: потому что окажутся трудноустранимыми из души происходящие из порочности) страсти, всю ее захватившие, со всею нею сросшиеся и чем-то единым с ней ставшие. Но когда таковые с подобающим прилежанием будут вычищены из нее и забыты, вместо этого придет к ним все то, что почитается наилучшим, — нетление, жизнь, честь, радость, слава, сила и все прочее тому подобное, что мы считаем свойственным Богу и его образу, каковым является человеческая природа.
Плоть: Се впрошение слыша, вкупѣ же и сказание о велѣни въскресения, господыне, премудрыхъ мужий святыхъ онѣхъ. Прочее, рци мнящая ти ся о реченыхъ.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 152; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!