Роль звучащего слова в греческой культуре



Корнилова Е. Н. Риторика – искусство убеждать. Своеобразие публицистики античной эпохи. М.: Изд-во УРАО, 1998. — 208 с.

Аннотация: Риторика, ораторское искусство, красноречие — термины, восходящие к греч. ρητωρ, включавшее в себя не только понятия оратор, говорящий в народном собрании, политический деятель, но и учитель, наставник, ритор.
История античной Греции и Рима охватывает огромный период в развитии европейской цивилизации с XII в. до н.э. по IV в. н.э., и не случайно такое несложное на первый взгляд понятие, как риторика, в различные века меняет свое значение. Принципы и приемы риторического учения, в течение многих веков составлявшие основу системы образования, сегодня тем более важны для изучения студентами-журналистами, что роль устного слова, красноречия безмерно возросла в электронных средствах массовой информации. Поэтому проследить эволюцию понятия и связанных с ним достижений в области распространения информации и пропаганды идеологии является задачей данного учебного пособия.

 

 

С О Д Е Р Ж А Н И Е
   
  Предпосылки формирования красноречия в Древней Греции
  Принцип состязательности
  Софистика
  Софистика и скептицизм
  Предшественники красноречия
  Роль звучащего слова в греческой культуре
  Демократия и риторика
  Классическая риторика V-IV вв. до н.э.
  Выдающиеся политические ораторы
  Первые учителя красноречия
  Горгий и горгианские фигуры
  Практика судебного красноречия
  Лисий (ок. 459 — 380 гг. до н.э.)
  Исократ (436 — 338 гг. до н.э.)
  Демосфен (384 —322 гг. до н.э.)
  Сократ (470 — 399 гг. до н.э.) и Платон (427 — 347 гг. до н.э.)
  Риторическое учение Аристотеля (384 — 322 гг. до н.э.)
  Риторика в эпоху Эллинизма
  Красноречие в эллинистической Греции
  Красноречие республиканского Рима
  Цицерон (106 — 43 гг. до н.э.)
  Цезарь и аттицизм
  Рождение газеты
  Красноречие императорского Рима (I— начало II вв. н.э.)
  Эллинское возрождение и "вторая софистика"
  Риторика и раннее христианство
  Заключение
  Библиография

 

 

Предпосылки формирования красноречия в Древней Греции


Принцип состязательности
Софистика
Софистика и скептицизм
Предшественники красноречия
Роль звучащего слова в греческой культуре
Демократия и риторика

Искусство красноречия как особый вид творческой деятельности было порождением исключительно греческой культуры и того миро­воззрения, которое стало одной из основ европейской цивилизации. Литература Древнего Востока по отношению к риторике находилась скорее под влиянием греков. В Ветхом Завете мы встречаем немало примеров риторики пророков, но древние греки с библейскими тек­стами познакомились значительно позднее, примерно к III в. до н.э., а античное красноречие насчитывает к этому времени более чем двухвековую историю. Почему именно Древняя Греция породила тот особый вид художественной деятельности, который сегодня мо­жет быть признан началом искусства убеждать — истоком публи­цистики и журналистики в целом?

 

Принцип состязательности

 

Открытие фундаментального принципа греческой культуры — принципа состязательности — в классической филологии принято связывать с именем учителя Фридриха Ницше, знаменитого базельского профессора Якоба Буркгардта1. Буркгардт неопровержимо доказал, что греческий ментали­тет обладал удивительным свойством Der agonale Mensch (Чело­века агонистического), выделявшим грека из окружавших его древних народов. Агонистика (от греч. 'αγων — состязания или иг­ры, борьба, бой, судебный процесс) — неудержимое стремление к любым состязаниям во всех сферах общественной жизни и отличи­тельная черта греческого быта — восходит к древнейшим мифоло­гическим представлениям этого народа. Напомню истории несколь­ких мифологических героев, например Арахны и Марсия, дерзнув­ших вступить в состязание с самими богами и жестоко наказанных за желание превзойти в искусности Афину и Аполлона. Гордое стремление человека доказать свое превосходство не с помощью дубины и меча, а с помощью интеллекта, образованности, трени­ровки — качеств, скорее приобретенных в результате самосовер­шенствования, чем дарованных от природы, — значительно продви­нуло вперед греческую цивилизацию. По словам профессора Петер­бургского университета Ф.Ф. Зелинского, "все, что только можно было, пронизывает дух агонистики: все полно состязания, от самого низменного и шутливого состязания в скорости выпивания кружки до самого серьезного и возвышенного состязания в красоте создан­ных поэм и рожденных детей"2. В самых высоких патетических вы­ражениях говорит Аристотель о присущем грекам чувстве соревно­вания: "...соревнование <как ревностное желание сравняться> есть нечто хорошее и бывает у людей хороших... Склонными же к со­ревнованию <dzelos> будут необходимо люди, считающие себя дос­тойными тех благ, которых они не имеют, ибо никто не желает то­го, что кажется невозможным. Поэтому-то такими [то есть склон­ными к соревнованию] бывают люди молодые и люди, обладающие величием души, а также люди, владеющие такими благами, которые достойны мужей, пользующихся уважением; к числу этих благ при­надлежит богатство, обилие друзей, власть и другие тому подобные блага... Если чувство соревнования проявляется по отношению к благам, пользующимся уважением, то сюда необходимо нужно от­носить добродетели и все то, с помощью чего можно приносить пользу и оказывать благодеяния другим людям..." (Arist., Rhet., 1388 а—b). He случайно именно в Элладе родились исполненные духом соревновательности и привычные для европейца обычаи — Олимпийские игры, драматические состязания, публичные диспуты мудрецов и философов.

Прежде всего, Древняя Греция была единственной древней ци­вилизацией, летоисчисление которой велось не от мифической даты рождения Божества (ср. в христианстве — от рождения Иисуса или в исламе — от даты переселения Мухаммеда в Медину), а от Олимпийских игр — придуманных греками состязаний, проводив­шихся, по мнению ученых, с 776 г. до н.э. О знаменитом морском сражении при острове Саламин в 480 г. до н.э. древний грек сказал бы, что это было в первый год 75-й Олимпиады. Первоначально Олим­пийские игры — религиозное действо в честь Зевса Олимпийского — имели теснейшую связь с культом умерших (ср. рассказ о состяза­ниях колесниц, борцов, бегунов, кулачных бойцов и т.д. на могиле Патрокла в "Илиаде" Гомера. — Ноm., II., XXIII, 257—879). Позд­нее они превратились в уникальное событие в культурной и поли­тической жизни Греции, поскольку в Олимпии собирались самые значительные силы греческого общества: в разное время читал здесь свои исторические труды Геродот, вел философские беседы Сократ, выступали Платон и Демосфен3. На время игр по всей Гре­ции устанавливался священный мир, который охранял гостей и уча­стников состязаний от нападений во время празднества. Олимпий­ские игры давали великолепную возможность ученым и людям ис­кусства познакомить со своими творениями тысячи людей. Спор­тивная программа включала атлетические (бег, пятиборье, борьба, кулачный бой, многоборье) и конные соревнования (колесничный бег и скачки), состязания вестников и трубачей. Победитель в ка­честве награды получал простой оливковый венок, но слава его, его семьи и даже его полиса среди греков были безмерны. Имя его уве­ковечивалось, скульпторы ваяли статуи, поэты слагали стихи и пес­ни. Состязавшиеся здесь же певцы и музыканты награждались лав­ровыми венками.

Помимо Олимпийских существовало немало других состязаний — Пифийские игры в честь Аполлона, наградой на которых служил лавровый венок, Истмийские игры (праздновались на Коринфском перешейке каждые два года), Немейские игры (устраивались раз в три года в Немейской долине, в Пелопоннесе). Это подтверждает стремление грека утвердить свое первенство путем соревнования и заслужить славу, дарованную божеством, ибо грек верил, что судь­ба непременно на стороне победителя.

Во-вторых, в классической Греции состязательный принцип так­же лег в основу устройства драматических представлений. Сохра­нившиеся дидаскалии (διδασκαλιαι — официальные записи итогов драматических состязаний) называли имена победителя и других поэтов, имя победителя-актера и свод победителей на музыкальных состязаниях праздника Дионисий. Среди трагических поэтов первыми чаще всего встречаются имена Эсхила и Софокла; их младший совре­менник Еврипид удостоился первого места всего лишь трижды.

Отметим, что и само драматическое действо в жанровой основе строилось на том же принципе агонистики, ведь агон — централь­ная часть классической греческой трагедии (например, в "Антигоне" Софокла спор Креонта с Антигоной)4 и комедии5. Одновременно великий Сократ — не только зритель, но и герой нескольких драма­тических действ — пришел к мысли о том, что истина — продукт диалогического мышления; она не существует сама по себе, а рож­дается в споре между людьми.

Наконец, сократовская система философии настаивала на нали­чии абсолютной истины, которая возникает из столкновения карди­нально противоположных мнений и лежит где-то посредине. Та же агонистика живет в сократовском диалоге и его позднейшем жанро­вом преображении — диатрибе. Сократовская школа, вплоть до Платона и Аристотеля, стояла у истоков "греческого рационализ­ма", по определению С.С. Аверинцева, "первого европейского ра­ционализма"6. Но сократовский и платоновский рационализм был теснейшим образом (по антитезе и аналогии) связан с идеями со­фистов — создателей и учителей риторики, людей, сформировав­ших культуру красноречия и весь стиль политической и правовой жизни демократических Афин.


1 Идеи Буркгардта о специфике мышления древних эллинов, о фундаментальной категории греческой культуры, коей является принцип состязательности, стали об­щим местом в работах зарубежных и дореволюционных русских специалистов в об­ласти античной истории и классической литературы. В позднейшей отечественной классической истории и филологии о нем несколько позабыли.
2 Зелинский Ф.Ф. История античной культуры. СПб, 1995. С. 188.
3 Соколов Г.И. Олимпия. М... 1981. С. 8.
4 Софокл. Антигона. II, 441—525.
5 Аристофан. Всадники. Агон. I—II; Облака, IV, 889—948.
6 Аверинцев С.С. Античная риторика и судьбы античного рационализма // Античная поэтика. М., 1991. С.9.

 

 

Софистика

 

Понятие "софист" (от греч. σοφισται — учитель мудрости) первоначально означало "способный стать мастером" или просто "мастер"1. Пиндар относит его к поэтам, т.е. мастерам по­эзии2, Геродот — к Солону и Пифагору как к мастерам, опытным в делах человеческих и божеских3. К середине V в. до н.э. софистом стали называть учителя, дающего платные уроки. Софистика — ду­ховно-воспитательное и философское учение в Греции V и IV вв. до н.э. — базировалась на субъективизме и отрицании объективной истины. Разочаровавшись в истинности естественнонаучных теорий, поскольку экспериментальная база естественных наук была еще не­достаточной, софисты обратились к изучению более доступного объекта — человека и его мыслительного процесса. Не случайно именно в рамках софистики возникает знаменитое изречение Протагора: "Человек — мера всех вещей: существующих — что они существуют, несуществующих — что они не существуют". Скептицизм софистов носил просветительский характер и был на­правлен на разрушение мифологического сознания как, например, сочинение Протагора из Абдеры "О богах". Из анализа обществен­ных отношений софисты заключили, что права, обычаи, законы подвержены изменениям. Эти творения человека отражают интере­сы различных общественных групп, в то время как природа следует неизменным законам. Данный постулат лежит в основе естествен­ного права и руссоизма.

Заинтересовавшись "человеческим", софисты впервые системати­зировали понятия лингвистики, логики, риторики, этики и, наконец, теории государственного устройства. Обратившись к теории речи, Протагор заговорил о грамотном и нормативном выражении мысли, откуда явились правила грамматики и орфоэпии4. Он открыл части речи, упорядочил родовые окончания греческих имен и ввел деле­ние глаголов на четыре наклонения. Продик составил длинный спи­сок синонимов, а Горгий Леонтийский предложил способы украше­ния речи, заимствованные из поэзии. Гиппий из Элиды, Продик Кеосский занялись теорией убеждения, то есть психологией и воспри­ятием. Формализуя таким путем язык, софисты впервые устанавли­вали для словесного искусства формальные критерии: ορφοτησ — правильность на грамматическом уровне и καιποσ — своевремен­ность на стилистическом. При пытливом характере греков вообще и софистов в особенности не мог не возникнуть вопрос о самом про­исхождении языка, точнее о том, произошел ли он природным пу­тем (physa) или путем особого рода договора (thesei). Впрочем, ближе к непосредственной цели софистики был вопрос о связной речи, поэтому риторика равным образом ведет свое происхождение от них и непосредственно от Горгия.

Софистическое обучение было первым опытом "высшего образо­вания", то есть формированием личности с помощью рационалисти­ческого знания: взамен родовой элитарности софистика предполага­ла и создала другую — элитарность образованности и знания.

Как убедительно показал М.Л. Гаспаров, "софистика в целом была духовным детищем демократии. Демократическим было, пре­жде всего, само предложение научить любого желающего всем дос­тупным знаниям и этим сделать его совершенным человеком — предложение, которым больше всего привлекали к себе внимание софисты. Демократический образ мыслей лежал и в основе тех представлений о знании, с которыми выступали софисты: в основе учения об относительности истины. Как в свободном государстве всякий человек имеет право судить о государственных делах и тре­бовать, чтобы с ним считались, так и о любом предмете всякий человек вправе иметь свое мнение, и оно имеет столько же прав на существование, как и любое другое. Объективной истины нет — есть только субъективное суждение о ней: человек есть мера всех вещей. Поэтому нельзя говорить, что одно мнение истиннее друго­го: можно лишь говорить, что одно мнение убедительнее другого. Научить убедительности, научить "делать слабое мнение сильным" — так представляли свою главную задачу софисты-преподаватели. Для этого в их распоряжении были два средства: диалектика, искусство рассуждать, и риторика, искусство говорить; первая обращалась к разуму слушателей, вторая — к чувству. Тот, кто умело владеет обоими искусствами, может переубедить любого противника и до­биться торжества своего мнения, а в этом и заключается цель иде­ального "общественного человека", участвующего в государствен­ных делах. Отсюда понятно то внимание, с каким софисты занима­лись теорией красноречия"5.


1 Миллер Т. А. К истории литературной критики классической Греции V—IV в. до н.э. // Древнегреческая литературная критика. М., 1975. С. 27.
2 Пиндар. Истмийские оды. V, 36.
3 Геродот. История. 1, 29; IV, 95.
4 Аристотель, к примеру, сообщает, что "роды имен... разделил Протагор: мужской, женский, средний" (Arist., Rhetor., 1407a).
5 Гаспаров М.Л. Цицерон и античная риторика // Цицерон Марк Туллий. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1994. С. 9—10.

 

 

Софистика и скептицизм

 

Наиболее известным постулатом софистики стала формула Протагора: "о любом предмете мож­но высказать два суждения, противоположных друг другу" (N 11, Diels, 80(74), 136 а).

Мировоззренческой основой софистики послужили, по меньшей мере, три известные философские школы эллинского мира: элеаты, пифагорейцы и последователи Геродота Эфесского.

Элеаты — последователи учения критика традиционной религии Ксенофана Колофорнского, ставившие мнение (δοξα) на место науч­ного знания о мире. Отсюда один из основных релятивистских по­стулатов софистики — многообразие возможных точек зрения на одну и ту же проблему, скептическое отрицание существования всеобщей и объективной истины и стремление утвердить правоту собственной позиции с помощью гимнастики ума, ловко построен­ной системы доказательств. В отрицании истинности знания, в рав­нодушном обещании слабому аргументу дать с помощью техники перевес над сильным, "отражается крушение старых норм этики и относительность новой этики, открывающая широкое поле для красноречия"1.

Прямой реакцией на беспринципность софистики становится учение Сократа и его последователей, опиравшихся на тезис о до­бывании истины в процессе диалога. Однако сократовская метода, враждебная софистике в основном своем постулате, дает толчок разви­тию диалогического мышления, а следовательно, развивает умение вести полемику, способствует дальнейшему развитию красноречия.

Пифагорейцы, связанные с учением Пифагора о гармонии не­бесных сфер, изучали воздействие звука (в основном музыкального) на человеческую душу. Позднее в качестве приема психического воздействия стал рассматриваться сам язык. Стиль речи, музыкаль­ность, периодичность, ритмичность, различные стилистические ук­рашения были признаны одним из важнейших способов убеждения (ср. Горгий).

Диалектика — учение Гераклита Эфесского (конец VI — на­чало V в. до н.э.) об изменчивости мира вообще (центральный афо­ризм panta rhei все течет). Отсутствие статических состояний, изменчивость сама по себе как смысл объяснения Гераклитом мира натолкнула софистов на краеугольный тезис их учения, гласящий, что о каждой вещи можно судить двояко, причем с взаимоисклю­чающих позиций. Релятивистские тенденции и скептицизм софистов явились следствием переноса окуляра диалектики Гераклита с при­роды на общество и человека в качестве предметов более доступ­ных, понятных, близких. Сократ использовал гераклитову диалекти­ку как основу в искусстве спора. Его метода требовала отличать ут­верждения доказательные от совершенно недоказательных. Со вре­менем из этого искусства родилась логика, оформленная Аристоте­лем в систему.

Помимо этого, как указывает Г. Властос, объяснение Гераклитом появления государства и его структур как способа установления всеобщей справедливости вдохновило Солона на проведение ре­форм, а в период расцвета Афин легло в основу их государственно­го строя2. В дальнейшем мысль Гераклита о справедливости была оформлена в Афинах в двух терминах: 'ισονομια — равенство в по­литических правах и 'ισηγορια — свобода слова, право апелляции к народному собранию, возможность в открытой публичной дискуссии высказать собственное мнение.

Уже после реформ Солона 'ισηγορια стала пониматься как сино­ним термина δημοκρατια, то есть власть народа3.

Очевидно, что все эти философские, политические и эстетиче­ские достижения могли развиться только в комплексе и поддерживая друг друга в условиях необыкновенной духовной атмосферы де­мократических Афин V в. до н.э.


1 Меликова-Толстая С. Античные теории художественной речи // Антич­ные теории языка и стиля / Под общ. ред. О.М. Фрейденберг. М.;Л., 1936. С. 147.
2 Vlastos Gr. Equality and Justice in Early Greek Cosmologies. — Studies in Presocratic Philosophy. L, 1970. P. 71—72.
3 См.: Lewis J.D. Isegoria at Athenes: When did it Begin? — Historia, 1971, V. 20; Woodhead A.G. ISTORIA and the Council of 500. — Historia, 1967, V. 16.

 

 

Предшественники красноречия

 

Не следует, однако, полагать, что первые риторы начинали на пустом месте. К их ус­лугам существовала древнейшая изустная тради­ция эпической и лирической поэзии, в собственных целях и жанро­вой специфике создававшая образцы ораторского искусства. Боль­шинство исследователей указывают на речи царей на собраниях воинов в "Илиаде" Гомера, как на ранние фиксированные проявле­ния публичной речи1. Вот как звучат они в сцене распри Агамемно­на с Ахиллесом в I песне "Илиады":


Царь, облеченный бесстыдством, коварный душою мздолюбец!
Кто из ахеян захочет твои повеления слушать?
Кто иль поход совершит, иль с враждебными храбро сразится?
Я за тебя ли пришел, чтоб троян, укротителей коней
Здесь воевать? Предо мною ни в чем не виновны трояне:
Муж их ни коней моих, ни тельцов никогда не похитил;
В счастливой Фтии моей, многолюдной, плодами обильной,
Нив никогда не топтал; беспредельные нас разделяют
Горы, покрытые лесом, и шумные волны морские.
Нет, за тебя мы пришли, веселим мы тебя, на троянах
Чести ища Менелаю, тебе, человек псообразный!
Ты же, бесстыдный, считаешь ничем то и все презираешь,
Ты угрожаешь и мне, что мою ты награду похитишь,
Подвигов тягостных мзду, драгоценнейший дар мне ахеян?..

(Ил., I, 149-162. Пер. Н. Гнедича)

Задетый за живое Ахилл защищает перед собранием ахейских воинов свое право на рабыню, доставшуюся ему в результате разде­ла воинской добычи. Звучат гневные риторические вопросы, вос­клицания, обличающие бесстыдство и мстительность "царя царей". Очевидно наставник Ахилла Феникс обучал его как будущего царя красноречию, о чем он сам упоминает в обращении к оскорбленно­му герою:


Μυθωντε’ ρητηε ευεναι πρηκτηρτε ‘εργων.
Был бы в речах ты вития и делатель дел знаменитый

(Ил., II., IX., 443. Пер. Н. Гнедича)

А вот иной пример речи уже не обличительной, а защититель­ной, взывающей не к справедливости, но к милосердию:


Я же несчастнейший смертный, сынов взрастил браноносных
В Трое святой, и из них ни единого мне не досталось!
Я пятьдесят их имел при нашествии рати ахейской...
....Многим Арей-истребитель сломил им несчастным колена.
Сын оставался один, защищал он и град наш, и граждан;
Ты умертвил и его, за отчизну сражавшегося храбро Гектора!
Я для него прихожу к кораблям мирмидонским;
Выкупить тело его приношу драгоценный я выкуп.
Храбрый! почти ты богов! над моим злополучием сжалься,
Вспомни Пелея-отца: несравненно я жальче Пелея!
Я испытую, чего на земле не испытывал смертный:
Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!

(Ил., XXIV, 493-516. Пер. Н. Гнедича)

Эти жалобные стенания старца Приама трогали сердца людей разных поколений и не могли не быть замеченными риторами, стремившимися прежде всего к эмоциональному воздействию на слушателя. Поскольку повествование Гомера основывалось на ре­альных жизненных ситуациях, в его поэмах не сложно было обна­ружить великолепные описания случаев, становившихся в V в. до н.э. предметом судебного разбирательства. Убийство женою мужа с помощью любовника — сюжет достаточно распространенный в ат­тическом судопроизводстве — описан Гомером на материале Аргосского цикла мифов. Вот какой рассказ из уст тени Агамемнона слышит Одиссей, посетивший мрачное царство Аида:


Видеть, конечно, немало убийств уж тебе приходилось —
И в одиночку погибших, и в общей сумятице боя.
Но несказанной печалью ты был бы охвачен, увидев,
Как меж кратеров с вином и столов, переполненных пищей,
Все на полу мы валялись, дымившемся нашею кровью.
Самым же странным, что слышать пришлось мне, был голос Кассандры,
Дочери славной Приама. На мне Клитемнестра-злодейка
Деву убила. Напрасно слабевшей рукою пытался
Меч я схватить, умирая — рука моя наземь упала.
Та же, бесстыжая, прочь отошла, не осмелившись даже
Глаз и рта мне закрыть, уходящему в царство Аида.
Нет ничего на земле ужаснее, нет и бесстыдней
Женщины, в сердце своем на такое решившейся дело!
Что за дело она неподобное сделать решилась,
Мужу законному смерть приготовив коварно!

(Одисс., XI, 416—430. Пер. В. Вересаева)

Впоследствии подобные описания станут основной частью судеб­ной речи — повествованием о случившемся. В течение многих сто­летий Гомер оставался незыблемым авторитетом античного мира, но примеры красноречия подавал и Гесиод — мастер меткого афоризма и краткой формулы:


Слава худая мгновенно приходит, поднять ее людям
Очень легко, но нести тяжеленько и бросить непросто.

(Гесиод. Труды и дни, 761—762. Пер. В. Вересаева)

1 Козаржевский А.Ч. Античное ораторское искусство: Пособие по спецкурсу. М., 1980. С. 8—9; Ученова В.В. У истоков публицистики. М„ 1989. С. 6—8.

 

 

Роль звучащего слова в греческой культуре

 

В VII в. до н.э. с уходом в прошлое эпохи царей и усилением коллективистских тенденций в греческом полисе всё большее значение приобретает звучащее слово ('ισηγορια — живое слово как фактор функционирования государственной системы), обращенное к коллективу с призывом к действию. Таким коллективом чаще всего является строй воинов, которых необходимо вдохновить для битвы. Из потребностей жизни возникают еще очень близкие к эпической поэзии по размеру и лексике эмбатерии — строевые песни, призы­вающие к стойкости и доблести:


Требует слава и честь, чтобы каждый за родину бился,
Бился с врагом за детей, за молодую жену.
Смерть ведь придет тогда, когда мойры прийти ей назначат.
Пусть же, поднявши копье, каждый на битву спешит,
Крепким щитом прикрывая свое многомощное сердце
В час, когда волей судьбы дело до боя дойдет.

(Калин. Пер. Г. Церетели)

Самый прославленный автор эмбатериев в Греции, конечно, Тиртей. Его стихи полны глубокого патриотизма, духа единения и гра­жданственности, присущих политическому и торжественному крас­норечию классической эпохи:


Общее благо согражданам всем и отчизне любимой
Муж приносит, когда между передних бойцов,
Крепости полный, стоит, забывая о бегстве постыдном,
Жизнь и стойкий свой дух битве вверяя в борьбе,
Бодрость соседа в строю возбуждая отважною речью,
Вот какой муж на войне доблестью славен всегда.

(Тиртей. Пер. В. Латышева)

Не случайно как раз с именем Тиртея связана легенда, придаю­щая некий мистический смысл звучащему слову. Как рассказывает Павсаний, хромой школьный учитель из Афин, Тиртей был послан в Спарту по совету Оракула. Спартанцы несли тяжелые потери во второй Мессенской войне и обратились к афинянам с просьбой о помощи. Вид хромого учителя, с трудом сошедшего с колесницы, привел спартанское войско в уныние. Однако Тиртей так воспламенил дух спартанцев своими песнями, что они наголову разбили врагов1.

Это предание, вероятно впоследствии сложенное в Афинах, по­скольку из анализа текста и других данных можно предположить, что по происхождению Тиртей скорее был спартанец, тем не менее является наглядным примером поклонения эллинов звучащему сло­ву. В их трактовке истории слово действительно "брало города" и освобождало острова.

Сходная легенда известна нам и из рассказа Плутарха о жизни величайшего реформатора Греции Солона2. Прежде чем стать ар­хонтом в Аттике, Солон подвигнул сограждан на освобождение ост­рова Саламин. Этот остров контролировал вход в афинскую гавань Пирей, но был захвачен соседней Мегарой, что приносило неисчис­лимые беды живущим морской торговлей афинянам. Совершив не­сколько неудачных воинских операций и отчаявшись вернуть себе власть над Саламином, афиняне постановили запретить под страхом смертной казни само упоминание о ненавистном острове. Тогда же молодой Солон сложил "очень изящную", по словам Плутарха, эле­гию в 100 стихов о Саламине и, притворившись умалишенным, в рубище нищего прочел ее на площади при большом стечении наро­да. Афиняне устыдились своего малодушия и назначили Солона предводителем юных воинов. Вскоре под его руководством Саламин был отбит, а впоследствии и выигран в суде процесс с Мегарой на право владения островом.

Поэтическое слово, обращенное к народу, становится главным политическим оружием Солона-реформатора, человека, заложивше­го основы демократии и оставившего значительный след в литера­туре:


Законной властью облеченный, что сулил, —
...Я начертал; всем равный дал и скорый суд.
Когда б другой, корыстный, злонамеренный,
Моим рожном вооружился, стада б он
Не уберег и не упас. Когда бы сам
Противников я слушал всех и слушал все,
Что мне кричали эти и кричали те,
Осиротел бы город, много пало бы
В усобице сограждан.

(Солон. Пер. Вяч. Иванова)

Меткий, сочный, образный язык поэтов и философов составлял основу эрудиции древнего грека, поскольку научные знания о при­роде были еще очень приблизительными. Отсюда огромная любовь к цитированию в позднейшей риторике; отсюда же стремление за­фиксировать крылатые фразы на века — высечь на камне и устано­вить скрижали в наиболее людных местах. Постепенно греки начи­нают сооружать алтари не только богам и героям, но и простым смертным, которые погибли, защищая отечество. В парадной речи Перикла на могиле павших афинян в первый год Пелопоннесской войны о таких людях сказано: "...отдавая жизнь за родину, они об­рели себе непреходящую славу и самую почетную гробницу не только здесь, мне думается, где они погребены, но повсюду, где есть повод вечно прославлять их хвалебным словом или славными подвигами. Ведь гробница доблестных — вся земля"3. Последняя реплика, по словам комментаторов, принадлежала самому Периклу, а не историку, передавшему нам эту речь. Обелиски, памятные надписи, эпитафии на могилах воинов, поэтов и философов, выпол­нявшие в античности функции пропаганды самых различных идей, сохраняют для потомков значение исторического источника.

И все же главную роль в античной культуре играет изустное слово. "Слово — властитель великий, а телом малый и незаметный; творит оно божественные деяния, ибо способно бывает и страх пре­сечь, и горе унять, и радость вселить, и жалость умножить..." — утверждает в одной из немногих сохранившихся речей родоначаль­ник аттического красноречия Горгий4.

Из свидетельств некоторых античных авторов можно заключить, что античный грек вовсе не знал чтения "про себя". К примеру, александрийский поэт III в. до н.э. Каллимах рассказывает историю двух влюбленных — Акконтия и Кидиппы. Встретив красивую де­вушку и полюбив ее, Акконтий замыслил хитрость — в храме он подбросил ей яблоко с надписью: "Клянусь, я выйду замуж только за Акконтия". Находясь перед жертвенником богини, девушка чита­ет надпись и фактически произносит клятву. Когда родители пыта­ются выдать Кидиппу замуж за другого, она тяжело заболевает. Так ловкий влюбленный добивается своего... Обратим внимание на ма­лозначительную на первый взгляд деталь: Кидиппа читает надпись... вслух! Даже в поздние века античности "Amores" Овидия и сатиры Сенеки были рассчитаны не на чтение глазами, а на декламацию — произнесение вслух. Культура Греции и Рима до конца античного мира была культурой устного, а не письменного слова. Отсюда ста­новится понятным, какое значение для развития художественного стиля античной литературы имело красноречие —"жанр, в котором звучащее слово царило полновластнее всего"5.


1 Павсаний. Описание Эллады. СПб, 1996. IV, 15, 6; 18, 1. 12
2 Плутарх. Солон, 8—10.
3 Фукидид. История, И, 43, 2—3.
4 Горгий. Елена, 8.
5 Гаспаров М.Л. Цицерон и античная риторика. С. 7.

 

 

Демократия и риторика

 

Классическая афинская демократия формировалась в конце VI—начале V в. до н.э. усилиями прославленных реформаторов родоплеменной общины Солона, Клисфена, Эфиальта. Создание неизвестного доселе государственно­го устройства было делом нескольких поколений и проходило на фоне напряженной социальной борьбы.

Главным демократическим достижением Афин и древние, и ны­нешние историки продолжают считать правовое устройство государства. К началу VI в. до н.э. жители Аттики, как и прочие греки, страдали от произвола евпатридов (знати), превыше всего ценив­ших благородство происхождения и уровень благосостояния. Родо­вая аристократия имела свой совет — Ареопаг, который решал все вопросы — от государственных до уголовных. Постановления Арео­пага принимались согласно устно передаваемой традиции, вне писа­ных законов. Большой победой афинского демоса стала запись за­конов, произведенная архонтом-фесмофетом Драконтом. Аристо­крат Драконт сделал вынужденную уступку требованиям народа, прослышавшего о справедливости, царящей в Локриде — области в Центральной Греции, где некий Зелевк записал законы и стал тво­рить суд в соответствии с записью как над аристократами, так и над "подлым народом". Примеру Зелевка последовали Харонд из Катаны, Фидон из Аргоса и Драконт, чьи законы, впрочем, вошли в поговорку как символ жестокости (драконтовы меры). Среформой Драконта жалобы Гесиода на "царей-дароядцев" прекратились.

Главный оборонительный рубеж аристократии был сломлен, и настало время Солона — отца-основателя афинской демократии. Именно при Солоне в Афинах был создан суд присяжных, или гелиэя (от греч. ηλιαια — солнечное место собраний), — демократи­ческий верховный суд, судьей в котором мог быть любой гражданин Аттики вне имущественного ценза, достигший тридцати лет. Смотря по важности дела, судейские заседатели избирались жребием по 201, 401 и 501, а в особо важных уголовных процессах — 1001, 1501 или 2001 судье. В исключительных случаях (остракизм) судебную палату образовывали 6000 гелиастов. Численность каждой коллегии исключала возможность подкупа суда. Перед обсуждением дела гелиасты приводились к присяге (клятва обязывала к справедливости и соблюдению закона). Однако Солонов суд не имел современных институтов прокуратуры, следствия и защиты. Обычно обвинителем выступал сам потерпевший, в рассказе которого излагались мате­риалы дела (т.е. выполнялись функции следствия). В случае смерти потерпевшего или иной причины, делавшей невозможным его вы­ступление в суде, по законам Солона мог выступить "всякий же­лающий", то есть родственник, друг или просто гражданин, ратую­щий за справедливость. Позднее эта мудрая идея, базировавшаяся на идеале гражданственности и благозакония (ευνομια), выродилась в форму доносительства и вымогательства (сикофантия времен Пе­лопоннесской войны — от греч. συκοφ’αντιησ, значение слова "темно"). Функции защиты выполнял сам обвиняемый, и только позднее — наемный оратор. Понятно, что решение суда присяжных во многом зависело от впечатления, которое производил на собрание тот или иной из тяжущихся. Убедительность и логичность речи, естественность и благородство поведения, умение разжалобить судей имели немаловажное значение. Отсюда возникло стремление блестяще го­ворить, умение держать себя на публике и представляющиеся нам наивными театральные приемы, позволяющие демонстрировать ра­ны, полученные при защите отечества, или многочисленных ижди­венцев, призывающих сжалиться над судьбой кормильца.

После заслушивания сторон путем тайного голосования без де­батов выносился приговор. Законы Солона навсегда определили правовой быт Афин. В обывательском сознании древних Афины на­вечно стали "городом адвокатов", а его граждане — "вечными сутя­гами". 600 лет спустя, во II в. н.э. Лукиан продолжал шутить: "Вся­кий раз, вглядываясь в Гетику, я замечал сражающихся гетов, когда же оборачивался на скифов, то видел их кочующими с кибитками. Слегка переведя взгляд в сторону, я мог наблюдать обрабатываю­щих землю египтян; финикийцы путешествовали, киликийцы со­вершали разбойничьи набеги, лаконяне сами себя бичевали, афиня­не судились"1. Несмотря на шутки, уже современникам Солона ста­ло ясно, что демократический строй немыслим без существования развитой юридической системы — одного из важнейших гарантов прав гражданина, чего совсем не требуется в обществах авторитар­ного типа. Демократия открыла, что суд является наиболее цивили­зованным способом решения конфликтов между гражданами, и по­тому именно из Афин пришли к нам первые образцы судебного красноречия.

Однако афинский суд допускал разбирательства по непредусмот­ренным законами преступлениям, как было в случае суда над Со­кратом (399 г. до н.э.), когда смертельный приговор вынесли по об­винению в инакомыслии. Афинская демократия "драконтовыми ме­рами" защищала свою государственность, всячески устраняя разру­шителей полисной идеологии. Еще в начале V в. до н.э. при Клисфене был введен остракизм (от греч. οστρακον — черепок) — ре­шение о насильственном изгнании под угрозой смертной казни. Раз в год народное собрание выносило решение: следует ли организовы­вать остракизм. Остракизму обыкновенно подвергались люди неря­довые: выдающиеся политические и государственные деятели. Под­вергнуться остракизму надо было еще заслужить. Так, афиняне подвергли остракизму реформатора Солона и изгнали его из Аттики на 10 лет. В случае принятия решения об остракизме в суде орга­низовывалось голосование с помощью черепков, на которых каждый судья писал имя политического деятеля, опасного для демократии (потенциального претендента на тиранию). Изгнание считалось ре­шенным, если против обвиняемого подавалось не менее 6000 голо­сов. Афинский суд трижды подвергал вождя афинской демократии Перикла остракизму, но ни разу количество черепков с его именем не достигало 6000. Остракизм был формой высылки без лишения гражданских прав и конфискации имущества, но для глубоко пат­риотически чувствующих греков, стремившихся "видеть хоть дым от родных берегов, вдалеке восходящий" (Нот., Od., I, 58), это была страшная казнь. Аристид вне Афин утратил прозвище честнейшего, Алкивиад лишился вошедшей в пословицу храбрости, Сократ пред­почел выпить чашу с цикутой...

С середины V в. до н.э. 6000 гелиастов стали получать за свою деятельность содержание в размере двух, позднее трех оболов (прожиточный минимум на день). Последовательный защитник де­мократии Перикл ввел эту меру, дабы позволить самым бедным вы­полнять свои гражданские обязанности без вреда благосостоянию и здоровью.

Другим достижением демократически мыслящего Солона стала реформа экклесии ('εκκλησια — букв. с греч. собрание вызван­ных, так как о дне его созыва заблаговременно возвещали глаша­таи, разосланные по стране) — вече, которое существовало еще при басилеях-царях как пережиток родо-племенной организации. Солон лишил Ареопаг — мощнейший рычаг аристократии в государстве — основных политических функций и передал их экклесии, оставив за прежним судом лишь решение дел о святотатстве. Теперь именно вече принимало решения о войне и мире, об отношениях с другими государствами, о праве высылки, выбирало должностных лиц и осуществляло контроль за их обязанностями. В 509 г. до н.э. Клисфен продолжил демократические реформы Солона, по-новому орга­низовав гражданское население Афин. В результате "смешения граждан между собой" и разрушения родовых связей аристократия навсегда утратила власть, а Аттика стала делиться на 10 админист­ративных фил.

В экклесии все свободные и полноправные граждане имели пра­во голоса. Глашатайская формула: "Кто из граждан старше 40 лет имеет сказать нечто полезное для народа?"— явилась полнейшим выражением плебисцитарной демократии (в отличие от парламент­ской, где право голоса имеет только выборный представитель, а не каждый гражданин). В последние годы существования афинской демократии Демосфен упрекал афинян за неразумное использование свободы слова, предоставляемой не только гражданам: "Свободу ре­чи во всех других случаях вы считаете настолько общим достояни­ем всех живущих в государстве, что распространили ее и на иностранцев, и на рабов, и часто у нас можно видеть рабов, которые с большей свободой высказывают то, что им хочется, чем граждане в некоторых других государствах" (Demosth., IX, 3). Теперь магистра­ты (должностные лица) добивались назначения народным собрани­ем и отчитывались перед ним в своей деятельности с помощью ре­чей. Поскольку в экклесии могло одновременно присутствовать до 3000 граждан, принимавших решения, роль политического оратора непомерно возросла.

Наконец, совет, или буле (βΟυλη), тоже был создан Солоном, изъявшим право на подготовку дел для слушания их в народном со­брании у Ареопага и передавшем это право специальному совету. При Солоне в совет избирались 400 граждан (по 100 от каждой фи­лы). Клисфен увеличил его до 500 (по 50 от каждой филы), и под этим названием совет вошел в историю. Совет пятисот стал выс­шим административным органом демократических Афин, в котором все решения принимались коллегиально и умение убедить в своей правоте стало главным оружием политика. Десятая дежурная часть Совета пятисот называлась пританией и по очереди выполняла го­сударственные функции в течение 1/10 части года (35—36 дней). Члены Совета пятисот — пританы — избирались на один год по жре­бию из числа наиболее достойных кандидатов, избранных на собраниях по филам (подкуп исключен — рука Провидения дает власть). Аристо­кратическая коллегия архонтов отошла на задний план.

В результате демократических реформ, проводимых в Афинах в конце VI—начале V в. до н.э. ораторское слово превратилось в необходимое звено государственной системы. Несомненно, сама структура афинской рабовладельческой демократии способствовала развитию ораторского искусства: дебаты в народном собрании, Со­вете пятисот, в суде присяжных, необходимость отстаивать свои взгляды и убеждать в своей правоте слушателей вознесли на неви­данную доселе высоту роль звучащего слова. Не случайно богиней-покровительницей ораторов была избрана Пейто (πειθω — убеж­дать, уговаривать), харита убеждения.

"В этой обстановке подъема и расцвета политического красноре­чия складывалось представление демократической Греции об идеале человека. Это был образ "общественного человека" ('ανηρπολιτικος), человека, способного держать в своих руках управление государст­вом; и понятно, что искусство владеть речью было непременной и важнейшей чертой этого образа," — пишет М.Л. Гаспаров в преди­словии к книге Цицерона "Три трактата об ораторском искусстве"2.


1 Лукиан. Икароменипп, или Заоблачный полет // Лукиан. Избранное. М., 1962. С. 197.
2 Гаспаров М.Л. Цицерон и античная риторика. С. 9.

 


Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 388; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!