Модальная интенсивность. Чудо и воздержание 29 страница



Mетаболa сходна с тем, что Делез и Гваттари понимают под «ризомой», особой «аморфной формой», в которой все направления обратимы. Ризома (корневище, грибница) так относится к модели дерева, как метабола относится к метафоре. «В отличие от деревьев или их корней, ризома связывает любую точку с любой другой… В отличие от структуры, которая задается рядом точек и позиций, с бинарными отношениями между точками и однозначными отношениями между позициями (ср. с метафорой, где значимо противопоставление буквального и переносного значений. – М. Э. ), ризома состоит только из линий… множественность претерпевает метаморфозу, меняет свою природу… Ризома – это нецентрированная, неиерархическая, необозначающая система… определяемая только циркуляцией состояний…» [254]

Используя эту терминологию, можно определить метаболу как троп-ризому , составляющие которой не подчиняются древообразной иерархии буквального и переносного значений, но свободно циркулируют и взаимно обратимы.

 

*Лирическое «оно», Метареализм , Протеизм, Теоморфизм, Трансформация

Парадоксы.  С. 166–169.

Постмодерн. С. 177–184.

Поэзия. С. 163–174.

Future. Р. 43–47.

 

 

МЕТАРЕАЛИ ЗМ

 

МЕТАРЕАЛИ ЗМ (metarealism). Художественно-интеллектуальное течение 1970–1990-х годов в России, представленное поэзией и эссеистикой Виктора Кривулина, Елены Шварц, Ольги Седаковой, Алексея Парщикова, Ивана Жданова, Ильи Кутика, Владимира Аристова и др., а также изобразительным искусством Евгения Дыбского, Игоря Ганиковского и др. В философском плане метареализм – это мета-физический реализм , то есть реализм, выходящий за пределы физической реальности. В стилевом плане – это мета-форический реализм , переходящий от условного подобия вещей к их взаимопричастности, то есть от метафоры – к *метаболе .

То, что в искусстве обычно называют «реализмом», – это реализм всего лишь одной из реальностей, социально-эмпирической. Метареализм – реализм многих реальностей, связанных непрерывностью образных превращений. Есть реальность, открытая зрению муравья, и реальность, открытая блужданию электрона, и реальность, свернутая в математическую формулу, и реальность, про которую сказано – «и горний ангелов полет». Образ-метабола – способ взаимосвязи всех этих реальностей, утверждение их растущего единства.

Метареальный образ не просто отражает одну из этих реальностей (жизнеподобный реализм), не просто сравнивает, уподобляет (метафоризм), не просто отсылает от одной к другой посредством намеков, иносказаний (символизм), но раскрывает их подлинную сопричастность, взаимопревращение – достоверность и неминуемость чуда. «Я знаю кое-что о чудесах: они как часовые на часах» (О. Седакова). Чудеса блюдут законы иной реальности внутри этой, образ становится цепью метаморфоз, охватывающих Реальность как целое, в ее снах и пробуждениях, в ее тайном и явном. Приставка «мета» прибавляет к «реализму» то, что сам он вычитает из всеобъемлющей Реальности.

При этом образы устремляются к пределу культурной всеотзывчивости, архетипической и кенотипической (*кенотип ) многозначности, укореняются в глубинах языковой памяти. Образная база метареализма – история мировой культуры, в ее энциклопедических сжатиях и извлечениях. Метареальный образ – это маленькая словарная статья, микроэнциклопедия культуры , спрессованной всеми своими жанрами и уровнями, переводящей себя с языка на язык. Отсюда отсутствие явно выраженного лирического героя, который заменяется суммой видений, геометрическим местом точек зрения, равноудаленных от «я» или расширяющих его до «сверх-я», до лирического «Оно».

Метареализм не следует возводить к символизму с его двоемирием, разделявшим реальность на низшую и высшую. Метабола отличается от символа тем, что предполагает взаимопроникновение реальностей, а не отсылку от одной, служебной, к другой, подлинной. Привилегии уничтожены. В метареальном искусстве каждое явление воспринимается как цель в себе , а не средство для постижения или отображения чего-то другого. Нравственный императив, обращенный И. Кантом к человеку, распространяется метареализмом на весь мир явлений.

В отличие от сюрреализма, метареализм обращается не к подсознанию, а к сверхсознанию. «С сюрреалистическими образами дело обстоит так же, как с образами, навеянными опиумом…» (А. Бретон, «Манифест сюрреализма»). Сюрреалисты отталкивались от чрезмерно трезвой и сухой буржуазной действительности. Метареализм, отталкиваясь от социально-политического утопизма советского общества, зовет к пробуждению, к выходу из гипнотического опьянения одной, «этой» реальностью, к многомерному восприятию мира.

Особенности метареализма часто характеризуются по контрасту с другим художественно-интеллектуальным течением этой эпохи – * концептуализмом . Концептуализм – это поэтика голых понятий, самодовлеющих знаков, отвлеченных от реальности, которую они призваны обозначать. Метареализм, напротив, – это поэтика многомерной реальности во всей широте ее возможностей и превращений. Внутри одной культурной ситуации концептуализм и метареализм выполняют две необходимые и взаимно дополнительные задачи: отслаивают от слов привычные, ложные, устоявшиеся значения – и придают словам новую многозначность и полносмысленность.

Полемика между метареализмом и концептуализмом по своей логической сути воспроизводит давний спор в средневековой философии между реализмом и номинализмом , умеренная разновидность которого так и называлась – «концептуализм». Обладают ли общие идеи (например, «любовь», «благо», «красота») полнотой реальности или они ограничены лишь сферой слов (номинаций) и понятий (концептов)? В метареализме выявляются творческие потенции реальности, способной к слиянию с идеей, в концептуализме – ущербность идей, схематизированных вплоть до отслоения от реальности. Современная культура была бы неполна, если бы из нее было вытеснено одно из начал: синтетически-мифологическое, метареальное, или аналитически-рефлексивное, концептуальное.

 

*Комос, Концептуализм, Космопоэзис , Лирическое «оно», Метабола , Многомирие, Технопоэйя, Универсика

Поколение, нашедшее себя: О молодой поэзии начала 80-х годов // Вопросы литературы. 1986. № 5. С. 40–72.

Тезисы о метареализме и концептуализме; Что такое метареализм? // Литературные манифесты от символизма до наших дней / Сост. и предисл. С. Б. Джимбинова. М.: Согласие – ХХI век, 2000. С. 514–527.

Парадоксы. С. 139–176.

Постмодерн. С. 127–195.

Поэзия.  С. 126–210, 232–246.

Future.  Р. 37–48, 76–78.

 

 

НАДТЕ КСТ

 

НАДТЕ КСТ  (suprаtext). Текст обобщенного порядка по отношению к данному; реляционный термин, который соотносит данный авторский текст или его фрагменты с *мегатекстами более высоких уровней. Надтекст – это совокупность знаковых множеств, объединенных наличием у них общего элемента  (таковым может служить словосочетание, метафора, имя автора, место написания и т. д.). Например, многие мотивы в поэзии Андрея Белого могут быть поняты только в надтексте русского символизма  или в надтексте антропософского движения . Если «контекст» – это окружение данного текста на том же системном уровне, то надтекст –  это единица более высокого системного плана , например символизм по отношению к поэзии А. Белого; русская литература Серебряного века или европейский символизм – по отношению к русскому символизму и т. п. У каждого произведения, а также отдельного образа, мотива, словосочетания может быть множество надтекстов. Надтекст – совокупность текстов, в которую данный текст вписывается одним из своих сегментов, длина которого может быть задана различно: от одного слова до группы предложений или сколь угодно длинного набора ключевых мотивов.

Например, надтекстами стихотворения Пушкина «К***» («Я помню чудное мгновенье…») являются:

 

1) все тексты, в которых встречаются отдельные строки или значимые сегменты данного стихотворения, такие как «Я помню чудное мгновенье», «В глуши, во мраке заточенья», «И жизнь, и слезы, и любовь»;

2) все тексты, в которых встречаются имена Анна Керн и Александр Пушкин;

3) все тексты, написанные по-русски в 1825 году (дата как надтекстовая единица, признак надтекстовой общности);

4) все тексты, написанные Пушкиным в Михайловском (место написания как надтекстовая единица);

5) все тексты, в которых говорится о любви;

6) все тексты, в которых говорится о памяти, воспоминании и т. д.

 

Читая стихотворение «К***», мы можем проследить употребление каждого его слова в других текстах Пушкина и у других авторов его времени или последующих эпох; можем искать надтексты таких выражений, как «чудное мгновенье» или «гений чистой красоты»; иначе говоря, воспринимать это стихотворение в составе разных мегатекстов. Один и тот же текст может иметь практически бесконечное множество надтекстов, в зависимости от того, какой его сегмент (сечение) рассматривается как образующий признак данной надтекстовой общности.

 

*Гуманетика, Мегатекст , Ретекстуализация, Синтекст, Сквозное чтение , Текстоид, Текстоника, Унитекст

Творчество.  С. 310–318.

Humanities. Р. 69–78.

 

 

НО ВАЯ СЕНТИМЕНТА ЛЬНОСТЬ

 

НО ВАЯ СЕНТИМЕНТА ЛЬНОСТЬ (new sentimentality). Направление в современной литературе (с 1970-х годов), обусловленное развитием и преодолением постмодернизма; представлено Венедиктом Ерофеевым, Д. Приговым, Л. Рубинштейном, Т. Кибировым, Е. Гришковцом… Это сентиментальность после смерти сентиментальности, прошедшая через все круги карнавала, иронии и черного юмора, чтобы осознать собственную банальность – и принять ее как неизбежность, как источник нового лиризма.

В конце 1980-х годов Д. A. Пригов, лидер московского *концептуализма , провозгласил поворот к «новой искренности»: от жестких концептуальных схем, пародирующих модели советской идеологии, – к лирическому освоению этих мертвых слоев бытия и сознания. Это новая искренность, поскольку она уже предполагает мертвой традиционную искренность, когда поэт вдохновенно отождествлялся со своим героем, – и вместе с тем преодолевает ту подчеркнутую отчужденность, безличность, цитатность, которая свойственна концептуализму. Новая искренность – это постцитатное творчество, когда из взаимоотношения авторского голоса и цитируемого материала рождается «мерцающая эстетика». Неосентиментальная эстетика определяется не искренностью автора и не цитатностью стиля, но именно взаимодействием того и другого, так что и вполне искреннее высказывание воспринимается как тонкая цитатная подделка, а расхожая цитата звучит как пронзительное лирическое признание.

Место новой сентиментальности определяется между двумя литературными течениями конца ХХ века: *метареализмом , чересчур «возвышенным», отстраненным, презирающим современность, – и *концептуализмом , нарочито «сниженным», подвергающим насмешке все ходульные идеалы и языковые модели. По словам С. Гандлевского, «Обретаясь между двух полярных стилей, он (критический сентиментализм) заимствует по мере надобности у своих решительных соседей, переиначивая крайности на свой лад: сбивая спеси праведной поэзии, окорачивая шабаш поэзии иронической. Этот способ поэтического мировосприятия драматичнее двух других, потому что эстетика его мало регламентирована, опереться не на что, кроме как на чувство, ум, вкус» [255].

Показательно, что итоговая книга Т. Кибирова называлась «Сантименты» (1994), и в ней огромная роль принадлежала таким сентиментальным, «душещипательным» жанрам, как идиллия, элегия, послания. В «Послании к Л. С. Рубинштейну» Кибиров обращает к нему такие строки: «Лев Семеныч! Будь мужчиной – / не отлынивай от слез! <…> / Осененные листвою, / небольшие мы с тобой. / Но спасемся мы с тобою / Красотою, Красотой! / Добротой и Правдой, Лева, / Гефсиманскою слезой, / влагой свадебной багровой, / превращенною водой!» Казалось бы, концептуализм совершенно исключает возможность всерьез, в первичном смысле, употреблять такие слова, как «душа», «слеза», «ангел», «красота», «добро», «правда», «царствие Божие». Здесь же, на самом взлете концептуализма и уже на выходе из него, вдруг заново пишутся эти слова, причем некоторые с большой буквы. Они уже «знают» о своей пошлости, захватанности, и вместе с тем предлагают себя как первые попавшиеся и последние оставшиеся  слова, которые нечем заменить. Цитатность этих слов настолько самоочевидна, что уже не сводима к иронии, но предполагает их дальнейшее лирическое освоение. Для концептуализма шаблонность, цитатность – то, что требуется доказать; для постконцептуализма – начальная аксиома, на которой строятся все последующие лирические гипотезы. Если концептуализм демонстрировал заштампованность самых важных, ходовых, возвышенных слов, то новая сентиментальность позволяет употреблять самые штампованные слова в их прямом, но уже двоящемся смысле, как отжившие – и оживающие .

 

*Концептуализм , Прагмо-арт, Противоирония, Раскавычение

Постмодерн.  С. 437–447.

Поэзия. С. 248–259.

 

 

НУЛЕВО Й СТИЛЬ

 

НУЛЕВО Й СТИЛЬ (zero style). Литературный стиль, снимающий разницу между нормой и отступлением от нее. Упраздняется разница между хорошим и плохим, закономерным и случайным. Нулевой стиль не прибегает сознательно к ошибкам, безвкусию, китчу, косноязычию, аграмматическим конструкциям, языковым аномалиям, поскольку все эти приметы нарочито «дурного» стиля – как у футуристов, обэриутов или концептуалистов – структурно противостоят  норме. Нулевой стиль – это намеренно энтропийное  письмо, в котором норма и аномалия не различены и эстетически все позволено. 0-стиль производит эффект крайней пестроты и вместе с тем монотонности. Это ризоматическое письмо, в котором одновременно важны все смыслы и нет деления на центральное и периферийное. Тяготение к нулевому стилю характерно для некоторых литературных направлений конца ХХ – начала ХХI века, таких как *арьергард и *континуализм .

 

*Арьергард , Континуализм

 

 

ПЕРИТЕ КСТ

 

ПЕРИТЕ КСТ  (peritext; от греч. приставки peri-, вокруг; ср. периметр, периферия ). Перечень электронных страниц, подобранных к соответствующему слову или словосочетанию; список *синтекстов , который выдается поисковой системой (Гуглом, Яндексом).

Например, если мы введем в Гугл слово «поэзия», то поиск принесет нам, на шестой странице результатов, следующую выборку сайтов:

 

1. Р. Якобсон. Поэзия грамматики и грамматика поэзии.

2. Поэзия и проза Древнего Востока. Ознакомление с литераторами Древнего Востока не только дает нам возможность пережить радость встречи с «началом начал»…

3. Поэзия – Космическое Полиискусство Третьего… Поэзия – это первичный Язык, в Обители Божьей все звучит на Языке Поэзии, на Языке Самой Любви…

4. Сэт-лист праздничного концерта «Поэзиябита»: 1. N’Pans. Александр Пушкин – «Евгений Онегин» (попурри)…

5. Китайская Танская поэзия. Стихи Китайских поэтов периода династии Тан, древнекитайская музыка и живопись на шелке и бумаге в высоком разрешении. Бесплатно…

6. Стихи и поэзия. Зона умолчания. Есть такие слова и темы, которые специалисты охотно уступают дилетантам…

7. Живая поэзия для iPhone, iPod touch и iPad в App Store…

 

Этот список и есть перитекст – новая и все более важная текстовая реальность, с которой мы сталкиваемся почти столь же часто, как и с традиционным «связным» текстом. По сути, перитекст – это оглавление *мегатекста , схема его содержания, его визитная карточка, перечень текстов для данного слова или выражения. Оглавление содержит имена авторов, адреса и отсылки к тем сайтам, где данное слово/выражение употребляется.

Например, *мегатекст «лишнего человека» в русской литературе образуется совокупностью сайтов (порядка полумиллиона), где это словосочетание встречается в Рунете. Перечень всех этих сайтов (как правило, начиная с Википедии и других словарей и энциклопедий) и составляет перитекст. Чтобы удобнее было с ним работать, приходится его сократить, ограничивать словами-спецификаторами, например «лишний человек, Пушкин» или только «Евгений Онегин», «Дневник лишнего человека» Тургенева и т. д.

Перитекст предоставляет читающему и пишущему множественные выходы во вселенную сетевых текстов, возможность рассматривать их как строки единого *мегатекста . Отсюда следует, что сам сетевой поиск становится методом *сквозного чтения .

 

*Мегатекст, Надтекст , Ретекстуализация, Синтекст, Сквозное чтение , Текстоид, Текстоника, Унитекст

Творчество.  С. 310–318.

Humanities. Р. 69–78.

 

 

ПЛАСТИ ЧНОСТЬ ТЕ КСТА

 

ПЛАСТИ ЧНОСТЬ ТЕ КСТА  (plasticity of text). Пространственные, осязательные, психомоторные свойства текста, которые формируют его чувственное восприятие у читателя. Один текст влечет за собой читателя, не позволяет оторваться, а другой, даже глубокий и содержательный, – отталкивает, вызывает почти физическую неприязнь. Движение мысли родственно движению вообще, то есть нуждается в направленности, последовательности. Текст – это смысловой ландшафт. Корни слов, этимоны, первообразы должны соединяться в некий пластический жест, очерчивать траекторию смысла. Чтение – это продвижение по тексту, который, следовательно, должен задавать направление и открывать перспективу.

Г. В. Ф. Гегель настаивал на том, что философское понятие по мере развития освобождается от всего чувственного и осязаемого. «Для того чтобы представление по крайней мере понимало, в чем дело, следует отбросить мнение, будто истина есть нечто осязаемое» [256]. Но вопреки содержанию гегелевского суждения, отрицающего осязаемость истины, само оно строится из вполне осязаемых представлений, лепит некий пространственный образ бытия (что легко усмотреть и в немецком оригинале, и в русском переводе). «Пред-ставление» – то, что поставлено перед чем-то. «По крайней мере» – на краю, на пределе чего-то. «Понимало» – вбирало в себя. «Следует» – след, оставляемый чем-то, следующий после чего-то. «Отбросить» – здесь осязаемость пространственного жеста говорит сама за себя… Гегелевская фраза очерчивает четкую фигуру в пространстве – и только поэтому мы способны ее ясно воспринять. Философия есть искусство умозрения : ум имеет собственный зрительный навык.

Пластичность мысли – не только ее зрительные и осязательные, но и силовые и двигательные свойства. Кинестезия  (от греч. kinesis, движение, и esthesia, чувство, восприятие) – чувство, производимое напряжением и растяжением мышц. Когда мы воспринимаем в тексте его кинестетические свойства, он представляется нам упругим или вялым, гибким или жестким, собранным или разболтанным, плавным или порывистым. По свидетельству Альберта Эйнштейна, даже в наиболее строгом, научном мышлении его связь с языком опосредуется визуальными и двигательными элементами: «Слова языка, в той форме, в которой они пишутся или произносятся, не играют, мне кажется, никакой роли в механизме моего мышления. Психические сущности, которые, по-видимому, служат элементами мысли… существуют для меня в визуальной, а некоторые в двигательной форме…» [257] Мышление – это визуальная и мускульная работа с элементами бытия, отвлеченными от вещественности и тем не менее сохраняющими пластичность, то есть расположенными в пространстве и передвигающимися по таким траекториям, которые определяются в терминах «ближе», «дальше», «выше», «глубже» и т. д.


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 170; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!