Синтагматические средства словесной изобразительности
В отличие от парадигматических, устанавливающих связь между означающим и означаемым, синтагматические средства словесной изобразительности состоят в использовании формальных и (или) позиционных характеристик двух и более означающих для установления отношений между их означаемыми. Простейший и всем хорошо известный синтагматический прием изобразительности — это повтор.
Самая общая функция повтора, как в обиходной, так и в художественной речи, состоит в подчеркивании значения повторяющихся элементов. Вспомним в этой связи начало рассказа «В полях», где в первых десяти строках 7 раз повторяется словосочетание les deux + существительное: les deux chaumières, les deux aînés, les deux cadets, les deux mères, les deux pères, les deux paysans, les deux portes voisines; к ним примыкает les huit noms. Художественный смысл этого повтора ясен: подчеркнуть одинаковость двух семей.
Повтор — полный или частичный — вообще играет чрезвычайно важную роль среди средств словесной изобразительности, поскольку он лежит в основе и иных, более сложных явлений, которые будут названы ниже.
Одним из таких явлений, основанных на повторе, является рифма. Суть ее заключается в том, что между определенными словами, периодически появляющимися в тексте, устанавливаются отношения частичной фонетической и позиционной эквивалентности (ведь рифмующиеся слова занимают одинаковые позиции в стихотворной строке). Вследствие этого поэтический текст получает дополнительные «скрепы», обеспечивающие особое его внутреннее единство или, по выражению Б.А. Ларина, «тесноту словесного ряда», а сами эти слова как семантические единицы, независимо от наличия или отсутствия синтаксических связей между ними, вступают в отношения со-противопоставления. «Рифма обязательно влечет за собой семантическое сближение рифмующихся единиц» 52.
|
|
|
В прозе из этой группы средств языковой изобразительности наибольшее значение имеет синтаксический параллелизм — также вид повтора. Проиллюстрировать это явление можно опять-таки началом новеллы «В полях»: предложения, содержащие упомянутый выше повтор (les deux + существительное), подобны друг другу и в синтаксическом плане, поскольку в подавляющем большинстве из них повторяющаяся группа выступает в качестве подлежащего и занимает при этом начальное положение. Такой вид повтора называется, как известно, анафорой. Синтаксический параллелизм нередко связан также с антитезой. Этот прием настолько хорошо известен и настолько прозрачен по смыслу, что приводить примеры нет надобности.
Рассмотрим теперь более сложный случай синтаксического параллелизма. Мы представим его примером из миниатюры Ж. Ренара «Лошадь»:
|
|
|
C'est surtout quand il me promène en voiture que je l'admire. Je le fouette et il accélère son allure. Je l'arrête et il m'arrête. Je tire la guide à gauche et il oblique à gauche, au lieu d'aller à droite et de me jeter dans le fossé avec des coups de sabots quelque part.
Вторая, третья и начало четвертой фразы построены по одной схеме: каждая состоит из двух предложений; в первом субъектом выступает Je повествователя, а во втором il, обозначающее лошадь; в первом предикатом является действие, умеющее целью вызвать некое действие со стороны лошади, а во втором — то самое действие, которое и требовалось «каузировать». Таким образом, тут имеет место не просто синтаксический, а синтаксико-семантический параллелизм, поддержанный лексическими повторами. Смысл такого построения опять-таки ясен: оно подчеркивает функциональное единство этих трех фраз, которые совместно не просто выражают, а изображают неукоснительное послушание лошади и в то же время удивление хозяина перед этим послушанием. Но параллелизм осложняется синтаксическим контрастом: второе предложение последней фразы вдруг сворачивает с наезженного пути, ломает ритм: ... au lieu d'aller à droite et de me jeter dans le fossé avec des coups de sabots quelque part. Эта часть предложения становится тем самым не только конвенциональным, но и иконическим знаком, образом воображаемого действия лошади, которое нарушило бы гармонию безоговорочного подчинения.
|
|
|
Прежде чем закончить этот параграф, приведем еще один пример. Это фраза из знаменитой сцены смерти Эммы Бовари:
Le curé s'essuya les doigts, jeta dans le feu les brins de coton trempés d'huile, et revint s'asseoir près de la moribonde pour lui dire qu'elle devait à présent joindre ses souffrances à celles de Jésus-Christ et s'abandonner à la miséricorde divine.
Здесь параллелизм менее явный, чем в предыдущих примерах, но бесспорный. Фраза описывает последовательность действий священника. Эта последовательность выражена серией синтаксически однородных «блоков» — сказуемых, подчиненных одному подлежащему, с зависящими от них элементами. Таким образом, то, что священник говорит Эмме, синтаксически как бы приравнивается к тому, что он делает перед этим. Эта синтаксическая эквивалентность, усиленная определенным ритмическим сходством между первой и второй половиной фразы, подчеркивает семантический контраст между ними — между конкретным, подчеркнуто бытовым характером действий священника, описываемых в начале фразы, и абстрактным, мистическим и высокоторжественным характером тех действий (если их так можно назвать), к которым он призывает Эмму. И одновременно синтаксическая эквивалентность имплицирует, что для священника все это вещи одного порядка, привычные профессиональные жесты: вытереть пальцы, выбросить ватку, которой он совершал помазание, и призвать умирающего положиться на милосердие божие.
Этот скрытый сарказм в описании обряда подчеркивается еще и тем, что слова священника переданы примерно так же, как слова прокурора в «Постороннем» Камю (см. § 103): в форме косвенной речи, но с сохранением лексики первоначального высказывания, что, как мы видели, создает отчуждающий эффект.
Дата добавления: 2022-07-16; просмотров: 27; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!