Надо ли стремиться к максимальной точности в передаче чужого слова?



Можно ли считать, что чем меньше условность сказа, тем лучше? Думается, что нет. Во-первых, как уже говорилось, нельзя оценивать ту или иную литературную технику вообще, безотносительно к тому, зачем и как она применяется, а также — что очень важно — в отрыве от историко-литературного контекста. Художественный эффект — это всегда отношение: отношение употребленного слова, образа, композиционного приема и т.п. как к своему контексту и фабульному референту, так и к общепринятым нормам. Во втором примере из Мопассана паузы и повторы, которые вообще свойственны спонтанной речи, воспринимаются как знаки особого психического состояния героини не сами по себе, а на фоне ее же речи в предыдущей части рассказа, где этих явлений нет или почти нет — рассказывая о начале своего похождения, она говорит «правильно», — а также на фоне общей стилистической нормы, которой подчиняется в эту эпоху повествование от лица персонажа. Иначе говоря, значимость этих особенностей ее речи в кульминационный момент рассказа обусловлена не только и не столько их собственным коннотативным значением, сколько противопоставленностью содержащего их куска контексту: с одной стороны, мы фиксируем изменения в стиле ее речи, а с другой — догадываемся, какие чувства она может испытывать, и ассоциируем одно с другим, тем более что эти свойства спонтанной речи действительно усиливаются и становятся более заметными в ситуации внутреннего конфликта.

Таким образом, в данном отрезке данного текста «фотографичность» воспроизведения речи художественно оправдана — это стилистическая деталь, которая наглядно демонстрирует состояние героини. А теперь представим себе, что передача постоянных свойств спонтанного говорения стала нормой в литературе и что в предыдущей части новеллы точно воспроизведены все паузы колебания и прочие шероховатости, присущие почти любому неподготовленному устному рассказу; ясно, что приведенный нами отрывок немедленно потерял бы свою психологическую значимость, растворившись в контексте, получилось бы, что и в этот особо щекотливый момент она говорит, как говорила раньше.

Обобщим сказанное. В сфере воспроизведения чужого слова, и в частности в сказе, чрезмерное сближение с «натурой» — реальной, живой речью — лишает художника свободы маневра, т.е. возможности отбирать типичное, наиболее важное, оставляя в стороне несущественное. Добиваться фотографической точности при воспроизведении речи — это, во-первых, накладно и ненужно, как накладно и ненужно тащить на сцену настоящие деревья, чтобы изобразить лес; это, во-вторых, вредно, если добиваться точности ради точности, а не для достижения тех или иных художественных эффектов. Но последнее возможно лишь при условии, что у художника остается свобода выбора. Условность — не неизбежное зло, а непреложный закон искусства и непременное условие его существования. При передаче речи ее, теоретически рассуждая, можно было бы и избежать, но здесь бы и пришел конец искусству речевого портрета.

Стилизация как основная форма повествования от подставного автора

Основные стилистические закономерности и тенденции, характеризующие сказ как форму повествования от лица персонажа (тип II.2), действуют и в повествовании, приписываемом подставному автору (тип II.1). Повествование такого типа, стилистически ориентированное на определенные литературные образцы, именуется в литературоведческом обиходе стилизацией. Следует различать два значения этого термина: широкое и узкое. Стилизация в широком смысле слова — это «намеренная и явная имитация того или иного стиля ... полное или частичное воспроизведение его важнейших особенностей» 43. Из этого определения следует, что стилизация в широком смысле термина включает в себя и сказ, и диалог, и несобственно-прямую речь постольку, поскольку эти формы воспроизводят, хотя бы частично, стиль чужого слова.

Однако термин «стилизация» чаще употребляется в более узком смысле — для обозначения особого типа повествования, ориентированного на определенный литературный стиль.

Как и сказ, стилизация предполагает художественное истолкование чужого стиля и стоящего за ним иного мировоззрения, иной культуры; вследствие этого воспроизводимый стиль, как правило, подвергается определенной деформации в соответствии с авторской трактовкой оригинала. Стилизация бывает как «серьезной», «однонаправленной», по выражению М.М. Бахтина, так и более или менее иронической, пародийной. Примером пародийной стилизации могут служить романтические стихи, которые Ленский пишет в ночь перед дуэлью, или новеллы Анатоля Франса, стилизованные под жития христианских святых.

Наиболее известные образцы стилизации в русской и французской литературе XIX в. уже были названы в § 80. Здесь мы рассмотрим один характерный пример стилизованного текста — небольшой отрывок из повести Флобера «Легенда о святом Юлиане Странноприимце».

«Святой Юлиан» стилизован под средневековую житийную литературу. Но стилизация очень тонка и характеризуется прежде всего отрицательным признаком: полным отсутствием слов и оборотов, которые могли бы показаться слишком новыми. У Флобера нет откровенных, вопиющих архаизмов, таких, понимание которых было бы затруднено; однако очень много слов и оборотов обладает иногда почти неуловимым, иногда более сильным ароматом старины. Легкий налет архаизма и стилизации лежит на всем тексте, и нелегко выделить в языке элементы, которые его создают, тем более что созданию средневекового колорита во многом способствуют и нестилистические, чисто композиционные средства. Вот один из наиболее отчетливо стилизованных кусков:

D'autres fois, une troupe de pèlerins frappaient à la porte. Leurs habits mouillés fumaient devant l'âtre; et quand ils étaient repus, ils racontaient leurs voyages: les erreurs des nefs sur la mer écumeuse, les marches à pied dans les sables brûlants, la férocité des païens, les cavernes de la Syrie, la Crèche et le Sépulcre. Puis ils donnaient au jeune seigneur des coquilles de leurs manteaux.

Безусловный архаизм здесь только один: nefs, в современном языке navires — корабли; nef в современном языке употребляется в другом значении: неф, часть церкви. Слегка архаично в тексте слово âtre — очаг. В новом языке здесь было бы foyer, cheminée или просто feu. Repu и erreurs формально не архаизмы, но здесь они употреблены в старых, неупотребительных теперь значениях: repu, repaître говорится обычно только о животных или же, наоборот, в переносном значении в высоком стиле, например: poète repu de chimères или scélérat repu du sang de ses victimes; erreurs в прямом значении, как скитания, блуждания, для современного языка тоже не характерно. Созданию и уточнению средневековой и религиозной окраски содействуют слова Crèche и Sépulcre с определенным артиклем и без всяких определений: и так должно быть ясно всякому доброму католику, что это 1а Crèche et le Sépulcre de notre Seigneur Jésus-Christ. Последняя фраза характерна не языком, а, скорее, композиционной неожиданностью и каким-то простодушием перехода от Долей и Гроба господня к ракушкам, которые паломники дарили Юлиану; а он в этой фразе назван так, как его, по-видимому, называли слуги в замке и паломники: jeune seigneur.

Таким образом, и в сфере стилизации, являющейся основной формой повествования типа II. 1, ведущим принципом выступает принцип условного изображения чужого стиля. Попытки полного воспроизведения языка эпохи и стиля определенной литературной традиции встречаются в литературе, но они, как правило, малоудачны. Чужое слово, включаясь в художественный текст, становится предметом искусства и, как всякий предмет искусства, не копируется, а условно изображается.


Дата добавления: 2022-07-16; просмотров: 36; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!