Способ видения и изображения персонажей



В эпической прозе в каждый данный момент повествования действующее лицо, о котором идет речь, можно «подать» либо извне, фиксируя лишь то, что доступно прямому наблюдению, то, что мог бы увидеть или услышать сторонний наблюдатель, либо изнутри, непосредственно показывая или разъясняя, что думает и чувствует персонаж, т.е. раскрывая тем или иным способом содержание его сознания 17. В масштабе целого текста каждый персонаж, теоретически рассуждая, может быть изображен либо только извне, либо только изнутри, либо извне и изнутри, с преобладанием того или другого способа видения — больше извне, чем изнутри, или, наоборот, больше изнутри, чем извне. То, как изображаются персонажи данного произведения, откуда смотрит на них повествователь, мы и называем способом видения и изображения персонажей или позицией повествователя по отношению к персонажам. Эта позиция характеризуется, с одной стороны, открытостью или закрытостью содержания сознания персонажей повествователю (и, следовательно, читателю), а с другой стороны — возможностью изображения персонажей извне.

Способ видения персонажей повествователем довольно четко соотносится с позицией повествователя по отношению к фабульному пространству в целом, но не определяется им полностью.

Рассмотрим сначала повествователя, находящегося внутри фабульного пространства (типа II.2 и I.2). В принципе, по сравнению со всеведущим повествователем типа I.1, он существенно ограничен в способе видения и изображения персонажей (не исключая самого себя). Во-первых, как уже говорилось в § 79 (и как неоднократно отмечалось в специальной литературе 18), ему в полной мере открыто только одно сознание — его собственное, а о содержании других сознаний он может судить только косвенно, причем ссылаясь каждый раз на источники. В самом деле, если повествователь-персонаж такой же человек, как и все остальные персонажи, он имеет право знать о том, что подумал или почувствовал любой другой герой, лишь в случае, если тот сам ему об этом рассказал, или со слов какого-то третьего персонажа, перед которым тот «раскрыл душу», или если он подслушал чужой доверительный разговор, прочитал чужое письмо и т.п.

Во-вторых же, возможности повествователя-персонажа ограничен ны тем, что единственное действующее лицо, сознание которого ему вполне открыто, а именно самого себя, он не имеет права изобразить извне. Точнее, автор, оставаясь в рамках правдоподобия, не может заставить повествователя-персонажа описывать себя извне. Из этого следует, например, что в романе, написанном в форме дневника, повествователь не может описать собственную внешность (а ведь еще сравнительно недавно считалось, что портрет героя совершенно необходим). Повествователь-персонаж не может сказать или написать «Мое лицо исказилось гримасой», говоря о себе, внешнее проявление душевного состояния можно дать лишь косвенно, через внутреннее ощущение (например, «Я почувствовал, что краснею») или через реакцию другого персонажа («Должно быть, я сказал это очень громко, потому что все лица оборотились ко мне»).

Однако в реальной литературной практике указанные ограничения иногда частично преодолеваются (с большей или меньшей долей условности). Так, например, неоднократно отмечалось, что повествователи-персонажи у Достоевского нередко знают больше, чем могли и должны были бы знать (так обстоит дело, в частности, в «Бесах»). В принципе ограничение на знание повествователем мыслей и чувств других персонажей является тем менее категорическим, чем дальше от центра фабульного пространства он стоит. Иначе говоря, чем меньше он сам является действующим лицом, тем больше ему позволено знать о других персонажах и о содержании их сознания. Максимальной свободой, доступной в рамках повествования, которое ведется от лица повествователя, стоящего внутри фабульного пространства, пользуется повествователь-литератор, не скрывающий литературность порождаемого им текста. Такой повествователь сближается по своему статусу с повествователем, занимающим позицию I.1: по сравнению с другими персонажами, он уже существо несколько иного, высшего порядка.

В «чистом» повествовании типа I.1 все указанные ограничения снимаются: всеведущий повествователь, стоящий вне фабульного пространства и как бы над ним, имеет (или присваивает себе) право знать, что думает или чувствует любой из персонажей. Имеет, но не обязательно использует его. И если использует, то по-разному. Именно поэтому здесь обнаруживается наибольшее разнообразие повествовательных точек зрения. Несколько схематизируя, можно выделить три основных способа видения и показа действующих лиц 19:

1. Все персонажи показаны извне — их сознание непосредственно не раскрывается.

2. Все сколько-нибудь значительные персонажи показаны то изнутри, то извне; во всяком случае, никто из них не застрахован от вторжения в его сознание.

3. Повествование последовательно раскрывает содержание сознания одного, главного героя (или, попеременно, небольшой группы центральных персонажей), причем точка зрения героя в значительной степени определяет повествование в целом.

Рассмотрим последовательно все три случая.


Дата добавления: 2022-07-16; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!