РЕВОЛЮЦИОННАЯ ГРОЗА НАД РОССИЕЙ 4 страница

¹Группа «Освобождение труда». М. -Л., 1925. Сб. 3. С. 314-315.

²Среди них были будущая первая жена Плеханова Наталья Смирнова и ее друг, студент Гриценко, которого вскоре арестовали.

³См.: Аксельрод П. Б. Из пережитого и передуманного. Берлин, 1923. С. 156-157.

Очевидно, эти слова нового знакомого запали в душу Плеханова, который и сам все чаще задумывался над тем, как помочь народу. Реформаторская политика Александра II все больше заходила в тупик. Безжалостное подавление польского восстания 1863 г., ссылка Н. Г. Чернышевского, нежелание правительства пойти навстречу студентам, требовавшим узаконить их корпоративные права, цензурные ограничения в отношении либерально-демократической печати — все это говорило о том, что рассчитывать в ближайшее время на продолжение реформ не приходится. Ни конституции, ни парламента Россия от Александра II так и не получила. А после неудачного покушения Дмитрия Каракозова на царя (1866 г.) тенденция к усилению реакции стала совершенно очевидной. Возникал некий порочный круг: Александр II жаловался на неблагодарность народа и на срывающих реформы революционеров, а те мстили ему за нерешительность и половинчатость, усиление полицейских репрессий, за то разочарование, которое они испытали после отмены крепостного права и последовавших за этим событий.

Петербургское студенчество в те годы буквально бурлило. Весной 1873 г. началось «хождение в народ» — массовый поход радикально настроенной молодежи в деревню, достигший наибольшего размаха в следующем, 1874 г. Импульс этому достаточно широкому по тем временам движению (за участие в нем было арестовано свыше 4 тыс. чел. ) дали идеи наиболее популярных тогда в России революционеров-демократов — Петра Лавровича Лаврова и Михаила Александровича Бакунина, ставших основоположниками двух самостоятельных направлений революционной социалистической мысли — лавризма и бакунизма.

Лавров призывал демократическую интеллигенцию отдать свой вековой долг народу, на средства которого она получила образование и доступ к высшим достижениям человеческой культуры. Эта идея была изложена им еще в самом конце 60-х годов в получивших большую известность «Исторических письмах», мимо которых не мог пройти ни один мало-мальски прогрессивно настроенный человек той эпохи. Пассивность народных масс остро ставила вопрос о том, что России обязательно нужны герои, способные пробудить общество от спячки и поднять на борьбу с самодержавием своим личным примером, а может быть, и ценой собственной жизни. «Нужны, — писал Лавров, — энергичные, фанатические люди, рискующие всем и готовые жертвовать всем. Нужны мученики, легенда которых переросла бы далеко их истинное достоинство, их действительную заслугу... Они станут недосягаемым, невозможным идеалом перед толпою. Но зато их легенда воодушевит тысячи тою энергиею, которая нужна для борьбы. Число гибнущих тут не важно» ¹. Сплотить, организовать и политически просветить всех

¹ Лавров П. Л. Исторические письма. СПб., 1906. С. 140-141.

недовольных существующим порядком, по мнению Лаврова, должна была достаточно массовая революционная партия, ядром которой могла бы стать радикальная интеллигенция.

Бакунин видел смысл предстоящей социальной революции в разрушении любых форм государства и замене последнего союзом свободных общин, построенных на принципах равенства и братства. В отличие от Лаврова, подчеркивавшего необходимость длительной и терпеливой пропагандистской работы революционеров, Бакунин был убежден, что народ сам знает, в чем он нуждается, потенциально всегда готов к бунту и ждет от революционной интеллигенции лишь сигнала к началу борьбы. Схема будущей крестьянской революции выглядела у Бакунина предельно просто: стоит только наладить живую бунтовскую связь между разъединенными пока крестьянскими общинами и слить разрозненные мужицкие восстания в общую народную революцию, как идея анархического, безгосударственного социализма будет воплощена в жизнь ¹. Особое значение при этом Бакунин придавал организации молодых людей, всецело посвятивших жизнь делу революции.

Развивая идеи Герцена, Лавров и Бакунин внушали молодежи мысль о том, что сохранение крестьянской общины поможет России избежать пролетаризации, безработицы, нищеты и позволит сразу шагнуть к социализму, минуя капитализм. И хотя жизнь довольно скоро обнаружила всю хрупкость и утопичность подобных надежд, идея бескорыстного служения интеллигенции народу надолго пленила воображение самой лучшей, нравственно чистой части российского студенчества.

Можно предположить, что, если бы Плеханов поступил в Горный институт на пару лет раньше, он уже в 1874 г. ушел бы в деревню. Ведь позже Георгий Валентинович писал о своих студенческих годах: «Как и все студенты-революционеры того времени, я, конечно, был большим народолюбцем и собирался идти в «народ», понятие о котором было у меня, однако, — опять-таки как и у всех студентов-революционеров того времени, — очень смутным и неопределенным. Любя «народ», я знал его очень мало, а лучше сказать, не знал совсем, хотя и вырос в деревне» ². Характерно, что даже во второй половине 70-х годов, когда «хождение в народ» захлебнулось и народники столкнулись с апатией, темнотой и непониманием социалистических идеалов со стороны крестьян, Плеханов тем не менее рвался в деревню и дважды пытался осуществить эту свою мечту на практике. Однако судьбе угодно было распорядиться иначе: он подошел к роковой черте, отделяющей верноподданного от революционера, тогда, когда пик «хождения в народ»

¹См.: Революционное народничество семидесятых годов XIX века. М., 1964. Т. 1. С. 38-55.

²Плеханов Г. В. Соч. Т. III. С. 128.

уже миновал и наступило время более спокойно подумать о тактике движения, его задачах и наиболее эффективных методах достижения поставленной цели.

Стоит сказать и о том, что Лавров и Бакунин были далеко не единственными властителями дум студенческой молодежи 70-х годов прошлого века. Если А. И. Герцен уже казался тогда многим человеком вчерашнего дня, то обаяние идей Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева было в то время еще очень велико. Все громче звучал в публицистике и голос Н. К. Михайловского, который, хотя и с большими колебаниями, постепенно склонялся к мысли о возможности достижения народнических идеалов мирным, просветительским путем. С резкой критикой Бакунина и Лаврова выступил П. Н. Ткачев, предлагавший форсировать революцию путем организации заговора с целью захвата государственной власти небольшой группой смелых и инициативных подпольщиков.

Вряд ли нужно говорить здесь подробно об идеях Сергея Нечаева, поддерживавшего тесную связь с находившимся в эмиграции Бакуниным, хотя последний и не разделял многие его взгляды. Отметим лишь, что, несмотря на явный авантюризм и глубокую аморальность, Нечаев тоже находил в России последователей и нечаевщина не может быть автоматически исключена из идеологической панорамы 70-х годов. При этом следует подчеркнуть, что в России не было тогда чисто бакунистских, чисто лавристских или чисто ткачевских организаций, а преобладали те или иные комбинации из идей указанных выше мыслителей, что можно проследить и на примере Плеханова, который готов был и «бунтовать» народ в духе Бакунина, и заниматься пропагандой и просветительством среди рабочих в духе Лаврова.

Наконец, нельзя не сказать и о проникновении в нашу страну идей марксизма. Еще в 40-х годах XIX в. В. Г. Белинский, А. И. Герцен и члены кружка М. В. Петрашевского познакомились с некоторыми работами Маркса и Энгельса. Тогда же в Париже состоялось личное знакомство Маркса с Бакуниным и русскими публицистами Павлом Анненковым и Николаем Сазоновым. В России появились единичные экземпляры работ К. Маркса «Нищета философии» и «К критике политической экономии», «Положение рабочего класса в Англии» Ф. Энгельса, русский перевод устава Международного товарищества рабочих — I Интернационала. В 1870 г. группа эмигрантов из России основала в Женеве русскую секцию Интернационала и попросила Маркса представлять ее в Генеральном совете этой международной организации. В Швейцарии были изданы переводы на русский язык «Манифеста Коммунистической партии» и «Гражданской войны во Франции». Наконец, в 1872 г. в самой России был опубликован на русском языке в переводе Н. Ф. Даниельсона первый том «Капитала», изучавшийся в ряде народнических кружков.

В определенной мере марксистские идеи оказали влияние и на формирование философско-исторических взглядов Бакунина и Ткачева, которые заявляли о своей приверженности историческому материализму, но трактовали его очень узко — в основном как «экономический материализм». С огромным уважением относился к Марксу и Энгельсу и П. Л. Лавров, который читал многие их труды, переписывался и даже лично общался с ними, хотя безоговорочным сторонником марксизма так и не стал, искренне пытаясь соединить его с народнической доктриной.

Маркс и Энгельс поддерживали связи не только с рядом русских революционеров, но и с такими выдающимися русскими учеными, как социолог М. М. Ковалевский, историк Н. И. Кареев, экономисты Н. И. Зибер и Н. А. Каблуков. Зибер, например, был последователем марксовой теории стоимости и капитала и достаточно корректно излагал основные положения экономического и философского учения Маркса. Он защищал «Капитал» от нападок со стороны русской консервативной прессы и некоторых либеральных публицистов, пропагандировал в России марксистскую диалектику.

Характерно, что уже в 70-е годы представители нарождающегося российского либерализма использовали вывод Маркса о закономерности победы капиталистического способа производства над феодальным для обоснования экономических притязаний молодой русской буржуазии, тогда как народники, наоборот, использовали ссылки на Маркса для доказательства возможности некапиталистического пути развития России. По словам известного русского революционера Г. А. Лопатина, в России нередко делали «смесь» из идей Прудона, Маркса и Дюринга ¹. Народнический публицист П. П. Червинский, выступавший в 70-х годах на страницах петербургской газеты «Неделя», откровенно признавался, например, что в своих теоретических построениях опирался на «экономическое учение немецкого еврея» (т. е. Маркса) и, в частности, на его тезис об экономических причинах смены общественных формаций. Однако Червинский был убежден, что у России всегда был и будет впредь свой, особый путь и поэтому пора прекратить смотреть на русскую жизнь «сквозь европейские очки», поскольку Россия, отставая от Запада по степени прогресса, превосходила его благодаря сохранению общины по типу социального развития ².

Таким образом, перед молодым Плехановым, который стал проявлять самый живой интерес к вопросам общественной жизни, философии, социологии, истории, открылся достаточно широкий выбор. Он мог читать работы Белинского, Герцена, Добролюбова, Чернышевского, Писарева, Лаврова, Михайловского. Среди эконо-

¹См.: К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М, 1967. С. 346.

²См.: Балуев Б. П. Либеральное народничество на рубеже XIX —XX веков. М, 1995. С. 27.

мистов его внимание не могли не привлечь А. Смит, Д. С. Милль (с комментариями Н. Г. Чернышевского), книги В. В. Берви-Флеровского «Положение рабочего класса в России» и «Азбука социальных наук», статьи Н. И. Зибера. Читал, наверное, студент Плеханов и модного в то время философа-позитивиста О. Конта. Конечно, нам трудно сегодня с полной достоверностью очертить круг плехановского чтения студенческой поры. В какой-то степени это помогают сделать воспоминания Л. Г. Дейча ¹, хотя и здесь возможны отдельные временные смещения и недостаточно точные, приблизительные сведения. Ясно одно: читал Плеханов в то время много и целена-правлено, хотя его, несомненно, сдерживало еще незнание немецкого и английского языков (французским он владел достаточно свободно), а также отсутствие многих книг в Публичной библиотеке или те ограничения, которые и в то время существовали в пользовании сочинениями «предосудительного содержания». Несмотря на то, что по темпераменту и складу характера Плеханова идеи Бакунина были ему в середине 70-х годов гораздо ближе, чем лавризм, можно с полным основанием сказать, что готовился он к будущей революционной деятельности на редкость основательно, намного обогнав в этом отношении тех своих товарищей-студентов, которые тоже стали революционерами.

Трудно переоценить и ту роль, которую сыграли в повороте Плеханова к революции его первые контакты с наиболее развитыми и политизированными петербургскими рабочими, заставившие юного студента совершенно иными глазами посмотреть на класс пролетариев. Где-то в конце 1875 г. Георгий познакомился с рабочим-металлистом С. Митрофановым, который произвел на него поистине неизгладимое впечатление. Митрофанов был на 18 лет старше Плеханова. Сын крепостного крестьянина, он с 14 лет работал на столичных заводах, был начитан, держался очень независимо, отличался критическим образом мыслей. Митрофанов знал сочинения Чернышевского, Бакунина, Лаврова и даже считал редактировавшиеся последним журнал и газету «Вперед» недостаточно революционными. Митрофанов участвовал в разных рабочих кружках, увлекался идеей создания пролетарских производственных ассоциаций и организовал в 1872 г. слесарную артель, ставшую одновременно нелегальной общеобразовательной школой, занятия в которой вели знакомые студенты. Характерно, однако, что сам Митрофанов относился к основной массе рабочих достаточно скептически, считая настоящим народом только крестьянство с его прочными моральными устоями.

Когда в начале 1876 г. понадобилась квартира для рабочей сходки, революционеры обратились к Плеханову, и он, не раздумывая, согласился. Вечером в его комнате собрались 5 — 6 революцио-

¹ См.: Дейч Л. Г. Г. В. Плеханов. С. 25, 36.

неров-интеллигентов и несколько рабочих. Хозяина поразило тогда, как жадно тянутся рабочие к знаниям. Запомнились горячие слова рабочего Патронного завода Волкова: «Каждого из вас, интеллигентов, в пяти школах учили, в семи водах мыли, а ведь иной рабочий не знает, как отворяется дверь школы! Вам не нужно больше учиться: вы и так много знаете, а рабочим без этого нельзя!». После жарких споров сошлись на том, что нужно вести и пропаганду, чтобы постепенно расширять кругозор рабочих и поднимать их культурный уровень, и агитацию, обращаясь к пролетарским массам в связи с их тяжелым экономическим положением и политическим бесправием. Разошлись далеко за полночь, как старые, добрые знакомые ¹. Позже, в начале 90-х годов, Плеханов подробно описал все это в своих воспоминаниях «Русский рабочий в революционном движении», поныне сохраняющих значение как ценнейший исторический источник и своеобразная автобиография молодого студента-семидесятника, идущего в революцию.

От новых знакомых Георгия веяло душевным здоровьем, бодростью, бесстрашием. С ними можно было говорить так же просто, как со своим братом-студентом, а на тех, кто уже успел отсидеть в тюрьме, Плеханов даже смотрел снизу вверх. Поражало и многообразие их интересов: рабочий Городничий, например, трудившийся на Патронном заводе по 10—11 часов в сутки, интересовался политэкономией и химией, теорией Дарвина и социальными вопросами. Видя неподдельный интерес Георгия к «рабочему делу», бакунисты-бунтари приняли его в свои ряды, а занятия с рабочими стали отныне его революционной обязанностью. В марте 1876 г. Плеханов получил и первое боевое крещение: он был задержан, обыскан и допрошен в полиции, но за отсутствием каких бы то ни было улик отпущен на свободу.

Отношение народников к нарождавшемуся в России пролетариату и к так наз. «рабочему вопросу» было довольно своеобразным. Вот что писал об этом позже сам Плеханов: «Проникнутые народническими предрассудками, все мы видели тогда в торжестве капитализма и в развитии пролетариата величайшее зло для России. Благодаря этому, наше отношение к рабочим всегда было двойственным и совершенно непоследовательным. С одной стороны, в своих программах мы не отводили пролетариату никакой самостоятельной политической роли и возлагали свои упования исключительно на крестьянские бунты; а с другой стороны — мы все-таки считали нужным «заниматься с рабочими» и не могли отказаться от этого дела уже по одному тому, что оно, при несравненно меньшей затрате сил, оказывалось несравненно более плодотворным, чем наши излюбленные «поселения в народе». Но, идя к рабочим не то чтобы против воли, а, так сказать, против теории, мы, разумеется,

¹ См. Плеханов Г. В. Соч. Т. III. С. 130-131.

не могли хорошо выяснить им то, что Лассаль называл идеей рабочего сословия. Мы проповедовали им не социализм и даже не либерализм, а именно тот переделанный на русский лад бакунизм, который учил рабочих презирать «буржуазные» политические права и «буржуазную» политическую свободу и ставил перед ними, в виде соблазнительного идеала, допотопные крестьянские учреждения. Слушая нас, рабочий мог проникнуться ненавистью к правительству и «бунтарским» духом, мог научиться сочувствовать «серому» мужику и желать ему всего лучшего, но ни в каком случае не мог он понять, в чем заключается его собственная задача, социально-политическая задача пролетария. До этого ему приходилось додумываться собственным умом... » ¹.

Вспоминая о пропаганде народников в рабочих кружках, Плеханов особенно выделял занятия, которые вел Иван Фесенко. Это была по-своему замечательная личность: сын дьякона, он кончил духовную семинарию, потом Нежинский лицей, а в конце 1860-х годов перешел на юридический факультет Петербургского университета, но в 1873 г. бросил учебу и вместе с Д. Лизогубом уехал за границу. Через год Фесенко вернулся на родину и занялся пропагандой сначала среди сектантов, а потом среди рабочих. Он был знаком с Н. И. Зибером и идеями К. Маркса. Под его руководством в рабочих кружках Петербурга шло изучение первого тома «Капитала». Слушателем И. Ф. Фесенко был и Плеханов.

Но беседы эти продолжались лишь несколько месяцев. С отъездом Фесенко из Петербурга политэкономия была заброшена, и на первый план вышла историческая тематика (история крестьянства, бунты Разина, Булавина и Пугачева, деятельность I Интернационала). При этом в интерпретации народников-бакунистов Маркс и Энгельс оказывались злостными реакционерами, а Бакунин — героем ².

Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 52; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!