С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 45 страница
Две девочки, Лизанька и Таненька Ёргольские, после смерти своей матери и вторичной женитьбы отца оказались сиротами и были взяты на воспитание двумя родственницами, Т.С. Скуратовой (родной сестрой отца) и бабушкой Толстого П.Н. Толстой. «Свернули билетики <с именами девочек. - Л.Д.>, положили под образа, помолившись, вынули, и Лизанька досталась Татьяне Семёновне, а чёрненькая <т.е. Таненька. - Л.Д.> - бабушке». Таня воспитывалась наравне с дочерьми Пелагеи Николаевны, в семье подрастал сын Николай, Nicolas, ровесник Тани, ставший её единственной и самой глубокой любовью на всю жизнь. Она была очень привлекательна с «своей чёрной курчавой, огромной косой и агатово-чёрными глазами и оживлённым, энергическим выражением».
Кроме внешней привлекательности у неё был энергичный, самоотверженный, решительный и твёрдый характер, она была умна, у неё было почти всё, чтобы прожить счастливую, полную жизнь. «Должно быть, она любила отца, и отец любил её, но она не пошла за него в молодости для того, чтобы он мог жениться на богатой моей матери, впоследствии же она не пошла за него потому, что не хотела портить своих чистых, поэтических отношений с ним и с нами. В её бумагах, в бисерном портфельчике, лежит следующая, написанная в 1836 году, 6 лет после смерти моей матери, записка: “16 августа 1836. Николай сделал мне сегодня странное предложение – выйти за него замуж, заменить мать его детям и никогда их не покидать. В первом предложении я отказала, второе я обещалась исполнять, пока я буду жива” <оригинал на фр. яз. - Л.Д.>». Обещание своё Ёргольская исполнила. По дальности родства она не мота быть официальной опекуншей малолетних Толстых (ими были, поочередно, родные тётки — Александра Остен-Сакен и Пелагея Юшкова), но заботиться о детях и любить их ей запретить никто бы не смог. Она любила всех племянников и племянницу (которая была ещё и её крёстной дочерью), но особенно выделяла Льва, отождествляя его с отцом и даже часто называя его именем отца - Nicolas. «...Это мне было особенно приятно, потому что показывало, что представление о мне и отце соединялось в её любви к обоим».
|
|
|
Некоторые черты внешности, характера, судьбы Ёргольской отразились в «Войне и мире» в облике Сони, живущей в семье Ростовых, но этот художественный образ вышел много беднее своего реального прототипа.
204
Ёргольская жила то в Ясной Поляне, то в имении своей сестры Покровском. Когда Толстой уже взрослым поселился в Ясной Поляне, он предложил тётеньке совсем переехать на жительство к нему. В своём дневнике 24 марта 1850 г. Ёргольская записала: «Я была так счастлива почувствовать себя им любимой, что в этот момент я забыла жестокое страдание, угнетающее моё сердце... Видеть, что существует душа столь любящая, было для меня счастьем. Днём и ночью я призываю на него благословение неба» (Гусев. Материалы. С. 268). Жизнь в Ясной, рядом с любимым и любящим племянником, была для Ёргольской спасением от одиночества. Ещё раньше она записала в дневнике: «Одиночество ужасно! Из всех страданий это самое тяжёлое. Что делать с сердцем, если некого любить? Что делать с жизнью, если некому её отдать?» (Ясная Поляна. 1997. № 1. С. 233).
|
|
|
Ёргольская с особенной проницательностью любящего человека угадывала в Толстом такие качества, о которых другие не подозревали, называя своего любимца «un homme à epreuve» <человек, испытывающий себя. – фр.> (59: 93), именно она советовала ему «писать романы». Когда вышло в свет первое его сочинение, повесть «Детство», она написала племяннику: «... без пристрастия и без лести скажу тебе, что надо обладать настоящим и совершенно особенным талантом, чтобы придать интерес сюжету столь мало интересному, как детство, и ты, мой дорогой, ты владеешь этим талантом. <...> Продолжай заниматься литературой; вот тебе открытый путь к славе...» (59: 210).
|
|
|
Писатель – существо одинокое, и от Ёргольской Толстой научился «прелести одинокой, неторопливой жизни», когда долгие осенние и зимние вечера он проводил в её комнате за разговорами и чтением. «И эти вечера остались для меня чудесным воспоминанием, - писал он... - Этим вечерам я обязан лучшими своими мыслями, лучшими движениями души».
Она прожила в доме Толстых почти всю свою жизнь, имела на Толстого огромное моральное влияние, и он любил тётеньку Туанетт, даже раскаивался в некоторых своих поступках по отношению к ней. Она очень любила сладости — винные ягоды, пряники, финики, всегда держала их у себя, стараясь угостить ими прежде всего самого Толстого. «Не могу забыть и без жестокого укора совести вспомнить, как я несколько раз отказывал ей в деньгах на эти лакомства и как она, грустно вздыхая, умолкала». Какие же у неё были радости и развлечения? Никаких. Только бы все кругом неё были веселы и счастливы. Вечерами, сидя у себя в комнате на жёстком красного дерева синем диване, на котором и спала, она раскладывала пасьянс «семилетний» или «бессмертный», или играла с племянником в карточную игру «безик». Она любила эту тишину и покой Ясной Поляны, которую называла «моё эльдорадо». Здесь ничто не нарушало течения её жизни.
|
|
|
От Ёргольской Толстой впервые узнал изречение, ставшее для него любимым до конца дней: «Делай что должно, и пусть будет что будет». Это изречение как итог событий последних своих дней записал Толстой на последней странице дневника за четыре дня до своей кончины.
Ёргольская скончалась 20 июня 1874 г. в Ясной Поляне, перед смертью попросив перевести её в другую комнату, чтобы эта, «хорошая комната», не связывалась потом у Толстых с печальными воспоминаниями. Когда несли гроб с её телом через деревню, рядом с которой она прожила 50 лет, из каждого двора выходили крестьяне, подходили и давали деньги, прося священника отслужить литию по покойной в память многих её добрых дел. Она похоронена рядом с фамильным склепом Толстых, где покоится прах Nicolas, её давно умершего любимого человека.
Л.С. Дробат
205
Ж
ЖАРОВЫ
Иван Ефимович (1896—между 1919 — 1921) — яснополянский крестьянин из беднейшей семьи. Девяти лет остался сиротой. В 1907—1908 гг. учился в школе Толстого. В письме дочери Александре 4 апреля 1907 г. Толстой сообщал: «Сейчас кончил урок с старшими (многие перестали ходить), но пришёл новенький, очень умный мальчик Жаров. Худой, жёлтый, в каком-то собранном из разноцветного и разноростного старья одеянии, не могущем иметь названия, и в ботинках, подошва одной из которых при мне оторвалась (мы шли от Тани, где обедали), и он голой пяткой ступал по снегу. А у него зубы болят и распухла щека» (77: 72). В тот же день Д.П. Маковицкий записал: «Л.Н.: Какой маленький Жаров жалкий, в тряпье, заплатах, тут отвалилась у него подошва. Надо попросить старушек, нет ли у них старых башмаков, купить у них. Впрочем, ему шьют сапоги.
Я отозвался, что он просил у меня на сапоги и я отказал ему, дурно сделал. Л.H. спросил, та ли эта Жарова, которой он помогает?
Я: Да, у неё пятеро детей.
Л.Н.: Ведь только подумать, что каждого надо накормить, одеть, каждому обувь, шубёнку» (ЯПЗ. 2. С. 407).
Ваня Жаров был очень привязан к Толстому; после его смерти часто бывал у могилы; записал воспоминания о Толстом и рассказы матери о его помощи семье.
Наталья Никифоровна (1887 – после 1924 г.) – яснополянская крестьянка, жена Е.И. Жарова, мать Ивана Жарова. Пятая в семье дочка Маша родилась за 4 дня до смерти отца. За больным и роженицей ухаживали Толстые. Толстой косил и пахал для семьи, выполнял многие другие работы. Земли у Жаровых был всего один надел – нужда ужасающая. Толстой предложил Наталье сдать детей в приют, но она отказалась. И тогда он назначил пенсию семье. Старожилы Ясной Поляны до сих пор помнят, как Наталья поступила со своими детьми, как помогали ей Толстые: присылали муку, детям ситец на рубахи и конфеты по праздникам. В 1907 г. Толстой написал прошение тульскому губернатору об освобождении Жаровой от уплаты долгов свёкра (12 руб.). Толстой часто хлопотал о семье и небезуспешно.
Н.И. Шинкарюк
ЖДАНОВ (имя и даты жизни неизвестны) — солдат, служивший вместе с Толстым в 4-й батарейной батарее 20-й полевой артиллерийской бригады на Кавказе. 6 января 1854 г. Толстой записал в дневнике, что «болтал с Чекатовским о солдатиках». Чекатовский – офицер, а «солдатики» — это солдаты батареи, среди которых и Жданов; о нём здесь же, в дневнике, отмечено: «Солдат Жданов даёт бедным рекрутам деньги и рубашки <далее зачёркнуто: «из одного человеколюбия». – Н.Б.>. Теперешний фейерверкер Рубин, бывший рекрутом и получивший от него помощь и наставления, сказал ему: “Когда же я вам отдам, дядинька” - “Что ж, коли не умру, отдашь, а умру, всё равно останется”, — отвечал он ему». Обращение «солдатиков» к Жданову — «дядинька» — осо-
206
бенно понравилось: Толстой его даже подчеркнул в своём дневнике. Позднее это обращение прозвучит в рассказе «Рубка леса», где под своей фамилией Жданов выведен одним из главных персонажей, и в заглавии незавершённого рассказа о тяжёлой судьбе рекрута «Дяденька Жданов и кавалер Чернов», одним из главных героев которого должен был стать тот же «солдатик» Жданов.
Н.И. Бурнашёва
ЖЕЛТОВ Фёдор Алексеевич (1859 - ?) — крестьянин села Богородского Нижегородской губ.; сектант-молоканин, последователь Толстого в религиозных вопросах, в борьбе с пьянством. Его корреспондент и адресат. Автор рассказов и повестей из жизни крестьян и рабочих.
Толстой был знаком с Желтовым с 1887 г.; они переписывались и обсуждали при встречах вопросы литературы, борьбы с пьянством, воспитания детей, отношения к людям, сути брака, непротивления злу насилием, понятия веры и любви. Толстой давал отзывы на статьи Желтова «Деревенский праздник», «Трясина», «На Волге, или Злом горю не поможешь» и др.; помогал писательскими советами, хотя считал, что у автора «таланта художественного нет» (86; 68), но «это молодой человек, очень умный и религиозный» (86: 138). Статью Желтова «Перестанем пить вино и угощать им» Толстой одобрил, но цензура её не пропустила. Толстой огорчился, считая статью очень нужной. Писателю полюбились и такие статьи, как «Разумное служение», «Два пути» и др.
Желтов сотрудничал в издательстве «Посредник».
Н.И. Шинкарюк
ЖИДКОВЫ
Алексей Алексеевич (1886-1965) — яснополянский крестьянин; из многодетной семьи. Стал рано работать; был сильным и находчивым человеком, скор и горяч на всякую работу: стоговал сено, присматривал за сторожкой в Чепыже. Семья была большая, а земли мало. Алексей не раз обращался к Толстому с просьбой помочь получить землю.
Особенно ярко проявился характер Жидкова в мае 1905 г., когда он принимал участие в спасении Фоканова Семёна Владимировича, засыпанного в песочной яме. Толстой наблюдал это и восторгался смелостью и находчивостью Жидкова. По этому поводу он записал в дневнике: «Говорят о нечестности крестьян, о лживости, воровстве. <...> Как мы не знаем жизнь трудового народа! Не знаем всех тех жертв жизнями, которые они несут ради своего труда. Всё это я думал, глядя на то, как откапывали засыпанного Семёна Владимирова. Самопожертвование, радость самопожертвования — видна в Алексее Жидкове, Герасиме <Фоканове>. Удивительно. Надо бы выяснить это людям» (55: 142-143). Толстой ещё не раз вспоминал впоследствии, как много Жидков знал по жизни, как много умел делать точно и безошибочно.
Алексей Анисимович (1860-1916) — яснополянский крестьянин. В семье 13 детей. Алексей много и тяжело болел. Толстой с дочерью Машей помогали его семье постоянно. Однажды Толстой пришёл навестить больного Алексея, а ребёнок очень плакал. Мать — в поле. Толстой сначала качал малыша, а потом пошёл в поле и заменил мать на работе. По свидетельству яснополянцев, семья редкий год обходилась без помощи Толстых. Толстой часто с Алексеем советовался.
Анисим Григорьевич (1823-1878) — из потомственных яснополянских крестьян; староста в селе после 1861 г. Прототип многих героев произведений Толстого. Его именем названы персонажи в рассказах «Поликушка», «Тихон и Маланья». В романе «Декабристы» Анисим Бровкин - это Анисим Жидков и его семья. Реальная жизнь Анисима вполне отразилась в жизни героев Толстого. Он был дважды женат, имел 13 детей, бедняцкое хозяйство.
Дмитрий Анисимович (1854—1931) — яснополянский крестьянин. Ученик школы Толстого 60-х гг. Писателю пришлось улаживать отношения в семье Дмитрия, когда тот в молодости буянил, приревновал жену и поджёг дом её матери. Толстой отправил Дмитрия в Самарское имение на два года. Жидков перебушевал и вернулся в Ясную Поляну другим человеком. В последующие годы Толстой следил за семьёй Жидкова.
Мария Власиевна (1835-1891) — яснополянская крестьянка, вторая жена Анисима Жидкова. Родила 9-х детей. Поделиться горем, рассказать о нужде шла к Толстому. В записной книжке 30 апреля 1879 г. он отметил: «Жидкова прибежала, испуганная, босая, избу не велят на старом месте ставить и нового не указывают». В письме к С.А. Толстой в мае 1886 г. сказано: «Нынче Жидкова пришла и говорила, что сын её поехал пахать не евши» (83: 571). Жидкова более 13 лет вдовствовала и вела хозяйство одна. Толстой постоянно помогал семье после смерти Анисима.
Н.И. Шинкарюк
207
ЖИРКЕВИЧ Александр Владимирович (1857—1927) — литератор, военный юрист, коллекционер, общественный деятель Северо-Западного края. Трижды встречался с Толстым в Ясной Поляне (в 1890, 1892 и 1903 гг.). Толстовская тема впервые появилась в дневнике Жиркевича в восторженной записи 20 февраля 1887 г. о драме «Власть тьмы», с которой он тогда познакомился. Эта тема в дневнике будет звучать на протяжении всей его жизни. Жиркевича волновало всё, что он слышал о Толстом, что читал в газетах, всё то, что рассказывали о нём А.М. Жемчужников, И.Е. Репин, Я.П. Полонский, B.Л. Величко, с которыми он был знаком.
В 1887 г. Толстой опубликовал «Листки» с призывом вступать в общество «Согласие против пьянства». Жиркевич, тогда ещё студент Петербургской военно-юридической академии и начинающий поэт, 23 декабря откликнулся письмом, в котором, выражая согласие с основной идеей, высказал ряд замечаний и предложений. 28 декабря Толстой ответил обширным письмом, разъясняя свою позицию. 1 января 1888 г. Жиркевич, продолжая отстаивать свой взгляд, писал Толстому: «Вопрос, предложенный мною Вам в первом письме, Вы разрешили не вполне для меня ясно. Я спрашивал Вас о том, что осуществима ли у нас, в России, при систематическом спаивании народа казной, при его экономическом застое, наконец, при апатии нашего общества ко всему, что требует дела, жертв и труда, — осуществима ли попытка учредить “согласие” на одной нравственной идее?!» (ОР ГМТ). Идея общества не была реализована.
Следующее письмо Жиркевич послал Толстому в мае 1890 г. и к нему приложил только что изданную им поэму «Картинки детства» (псевдоним А. Нивин; СПб.). Автор спрашивал мнение Толстого о его книге. В ответном письме 30 июня Толстой советовал оставить ему «литературные занятия, в особенности в такой неестественной форме, как стихотворная». Трогательными и благодарными словами 14 июля откликнулся Жиркевич на суровую отповедь Толстого: «Спешу успокоить Вас насчёт впечатления, которое произвело Ваше искреннее, честное письмо на моё авторское самолюбие... Отчего вы думаете, что я мог даже озлобиться на Вас за правду, обидеться за неё?! Нет! Если в первую минуту мне стало горько, то только потому, что я ожидал, что книга моя доставит Вам удовольствие, но после, перечитывая Ваши откровенные строки, и эта горечь исчезла, уступив место благодарности за правду» (ОР ГМТ). «Очень рад был получить ваше письмо, Александр Владимирович, — отвечал Толстой 28 июля начинающему поэту, видимо, испытывая некоторую неловкость за резкие слова, - и очень благодарен за ту доброту, с которой вы приняли моё резкое суждение. Страстное влечение ваше к литературе говорит в пользу того, что я ошибся, что очень вероятно и чего очень желаю. Повторяю только то, что пишите только в том случае, если потребность высказаться будет неотступно преследовать вас».
Впервые Жиркевич на один день приехал в Ясную Поляну 19 декабря 1890 г. Встреча с Толстым потрясла его. Дневник сохранил взволнованное состояние молодого офицера. Сам текст записей идёт не в хронологическом порядке, а так, как подсказывала память.
Во второй раз он провёл у Толстых четыре дня (12-16 сентября 1892 г.) и имел возможность ближе познакомиться с семейным укладом. Последний раз Жиркевич был в гостях у Толстого 6 и 7 ноября 1903 г. «Сам Лев Николаевич, — писал он в дневнике, — погружён теперь в статью о Шекспире, в личную переписку, в дела добра, в борьбу с неправдою. Его глаза сверкают, как у молодого, движения его быстры <...>. И вдруг улыбка: лицо озарилось внутренним светом, стало удивительно добрым, сияющим <...>. Удивительное лицо! Особенно, когда он внимательно слушает вас и словно ныряет в вашу душу, ощупывая её своими пронизывающими, медвежьими глазками». Жиркевич и многие другие отмечали редкую искренность и правдивость Толстого: «От него, конечно, можно скрыть свои мысли, но соврать ему вслух нельзя. Он тебе ничего, быть может, и не скажет, но так вонзится в тебя медвежьими, точно из норок из-под мохнатых бровей глядящими глазками, так двинет нервно плечом, так молчаливо, как бы с презрением отойдёт в сторону или отвернётся, что тебе ясно станет, что ты пойман великим ловцом душ человеческих на фальши и неискренности. Начинаешь оправдываться... А это ещё хуже» (ОР ГМТ).
Лит.: Жиркевич А.В. Встречи с Толстым. - Тула, 2009.
Н.Г. Жиркевич-Подлесских
ЖУКОВСКИЙ Василий Андреевич (1783-1852) – поэт, академик (1841) Петербургской академии наук. Начал как сентименталист, стал одним из создателей русского романтизма. Поэзия Жуковского насыщена меланхолическими мечтаниями, романтически переосмысленными образами народной фантастики (баллады «Люд –
208
мила», «Светлана»). Перевёл «Одиссею» Гомера, произведения Ф. Шиллера, Дж. Байрона.
С творчеством Жуковского Толстой был хорошо знаком, читал его стихотворения, баллады, переводы, публицистические эссе, с интересом изучал биографию поэта, предполагал использовать некоторые факты его жизни в неосуществлённом романе о В.А. Перовском и декабристах. В яснополянской библиотеке имеется около двадцати томов прижизненных и посмертных изданий сочинений поэта, включая монографии крупнейшего филолога А.Н. Веселовского. Сочинения Жуковского читают и герои Толстого: в повести «Юность» это Николенька Иртеньев и его новые знакомые студенты.
Лучшее создание Жуковского — стихотворение «Певец во стане русских воинов» — своим патриотическим духом, глубиной, искренностью и непосредственностью тронуло душу Толстого-воина. Это стихотворение можно считать одним из источников «Войны и мира». Думая о Тарутинской баталии, Толстой писал, что для него было бы счастье «описать Тарутинское сражение в духе “Певца во стане русских воинов”. Как легко было бы такое описание и как успокоительно действовало бы оно на душу». Но ему Тарутинское сражение виделось «совсем в другом свете». Ему хорошо было известно, что на войне «все люди – люди, а не герои» и что ничего нет выше правды, какой бы она ни была. Размышления Толстого о «Певце во стане русских воинов» в окончательный текст «Войны и мира» не вошли.
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 161; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!