С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 44 страница



Елпатьевский опубликовал ряд воспо­минаний о Толстом: в «Русском богатстве» (1910. № 11; 1912. № 11); Литературные воспоминания (Близкие тени. Ч. II). М., 1916. С. 25-49 и др.

А. С. Мелкова

ЕРМОЛОВ Алексей Петрович (1772 — 1861) – генерал от инфантерии (1818), вид­ный военный и гос. деятель. Участвовал в Русско-турецкой войне 1787-1791 гг. и получил свой первый военный орден из рук А.В. Суворова. Принимал участие в Польской кампании 1794 г. и Персидском походе 1796 г. При императоре Павле по подозрению в заговоре был арестован, заключён в Петропавловскую крепость, уво­лен со службы; позднее сослан в Кострому. При Александре I помилован, возвращён на военную службу. Участвовал в войнах с Наполеоном в 1805 и 1806-1807 гг. В боях под Гейсельбергом и Фридландом командовал артиллерией левого фланга. Действия Ермолова были высоко оцене­ны М.И. Кутузовым, П.И. Багратионом, Н.Н. Раевским и др. С этого времени имя Ермолова сделалось широко известно в во­енных кругах.

С начала Отечественной войны 1812 го­да Ермолов был назначен начальником Главного штаба 1-й Западной армии. Он был ближайшим помощником М.Б. Барклая де Толли, но отношения у них не сложились: Ермолов осуждал Барклая за тактику от­ступления, считая её причиной недостаток патриотизма, вызванного немецким проис­хождением полководца. В то время широко была известна шутка Ермолова, который, якобы, прошением просил произвести и его в немцы, потому, дескать, что немцам только и доверяют (эта острота упомянута Толстым в «Войне и мире»).

Ермолов придавал большое значение развёртыванию партизанской войны, при­нимал деятельное участие в разработке стратегических и тактических планов во­енных операций армии под Смоленском, при Бородине и др. В Бородинском сра­жении фактически выполнял обязанности начальника штаба Кутузова. При получе­нии известия о ранении князя Багратиона был направлен Кутузовым на левый фланг. Удачно возглавил атаку на Курганную вы­соту и отбил её у противника. На совете в Филях Ермолов выступил за сражение под Москвой.

Отличился в Тарутинском сражении. В сражении при Малоярославце руководил штыковой атакой, в результате которой про­тивник был выбит из города. Участвовал в сражениях под Вязьмой, Красным и др. Во время Заграничных походов 1813—1814 гг. командовал артиллерией всей действую­щей армии. Закончил войну под Парижем, командуя российской и. прусской пешей гвардией. Имел Георгиевские ордена и две золотые шпаги «За храбрость».

В 1815 г. Ермолов намечался на пост военного министра, но этому помешал граф А.А. Аракчеев. В 1816 г. его назна­чили командиром Отдельного Грузинского (с 1820 г. — Кавказского) корпуса и управ­ляющим гражданской частью в Грузии, Астраханской и Кавказской губ. и чрезвы­чайным послом в Персии. Проведя пере­говоры с персидским правительством и проявив себя талантливым дипломатом, Ермолов сумел сохранить земли, отошед­шие к России по Гюлистанскому миру 1813 г. В ходе Кавказской войны он ставил первоочередной целью обеспечение безо­пасности закавказских территорий и вклю­чение в состав Российской империи Чеч­ни, Горного Дагестана и Северо-Западного Кавказа.

Покорение Чечни и Горного Дагестана проводилось суровыми военно-колониальными методами. Непокорные селения сжи­гались, сады вырубались, скот угонялся,

 

 

200

 

покорённые народы приводились к присяге на верность российскому императору, об­лагались данью, у них брались заложники (выработанные Ермоловым приёмы по­давления и устрашения горцев с успехом применялись потом и его преемниками на Кавказе). Ермолов создал укреплённую Кавказскую линию как опору для плано­мерного наступления на территории гор­ских народов. В 1818 г. была заложена кре­пость Грозная (ныне город Грозный), затем цепь других крепостей по рекам Сунже, Тереку, Кубани, где были поселены казаки и расквартированы регулярные войска.

Во время крупного восстания в 1818 г. на Кавказе Ермолов предпринял карательные действия и разгромил восставших. В 1819 — 1820 гг. он подавил выступления местной знати в Имеретии, Гурии, Мингрелии; в 1825 г. сурово подавил попытку поднять восстание в Чечне и Кабарде. Одновременно была прекращена межнациональная рознь, сопровождавшаяся разбойными набегами, прекращена торговля людьми. Обладая по сути неограниченной властью, Ермолов получил прозвище «проконсул Кавказа». В то же время он уделял большое внимание созданию местного законодательства, под­держивал местную промышленность и раз­работку полезных ископаемых, занимался строительством путей сообщения, привле­кал на новые земли немецких колонистов. При нём был построен военный госпиталь в Тифлисе и положено начало кавказским курортам: построены или благоустрое­ны курорты в Ессентуках, Пятигорске, Железноводске, Кисловодске. Авторитет Ермолова на Кавказе был очень высок, в то же время местные народы боялись и нена­видели генерала.

Ермолов отличался независимостью и либеральными воззрениями (великий князь Константин Павлович называл его «острым до дерзости»); пользовался исключитель­ной популярностью в армии. Будущие декабристы, служившие на Кавказе под командованием Ермолова, намечали его в состав Временного революционного прав­ления. Известный историк В.А. Фёдоров пишет: «Человек сильной воли и незави­симых взглядов, не признававший никаких авторитетов, преданный патриот, горячо любивший Россию и всё русское, нахо­дившийся в оппозиции к аракчеевскому режиму, Ермолов импонировал декабри­стам. С некоторыми из них он был связан узами личной дружбы и несомненно знал о существовании тайных декабристских обществ. Не случайно декабристы в своих планах рассчитывали на Ермолова как на авторитетного члена будущего Временного революционного правительства» (Записки А.П. Ермолова. 1798-1826. М., 1991. С. 3). В близком окружении Ермолова в разные годы были А.С. Грибоедов, поэт Д.В. Давыдов, генерал Н.Н. Муравьёв (бу­дущий Муравьёв-Карский) и др.

В царствование Николая I отношение к Ермолову было насторожённым. Он по­степенно оттеснялся от активных дел, и в 1827 г. его отправили в отставку. С 1831 г. он жил на покое в Москве, где был очень по­пулярен. Во время Крымской войны 1853- 1856 гг. его избрали начальником опол­чения в семи губ. (в т.ч. в Петербургской, Московской, Смоленской, Калужской и др.), но принял он эту должность только в Москве.

В 1850-х гг. Ермолов встречался с ам­нистированными декабристами М.А. Фон­визиным и князем С.Г. Волконским. Когда в 1860 г. в Москву был привезён сдавшийся русскому командованию Шамиль, «первый его визит был к Ермолову, к которому он относился с большим уважением» (Записки А.П. Ермолова. С. 21).

Ермолов – автор «Записок», охватываю­щих 1798—1826 гг., подробно описываю­щих военные сражения и выдержавших несколько изданий. Искажённый вариант «Записок...» был издан за рубежом в 1863— 1864 гг., русское исправленное издание вы­шло в 18о5-1868 гг. (переизданы в 1991 г.).

Негодование Толстого на бесчеловечное подавление российскими властями кавказ­ских народов, с которым он столкнулся во время своей службы, было им распростра­нено и на фигуру Ермолова. Позднее в чер­новиках повести «Хаджи-Мурат» Толстой так характеризовал его и его правление: «один из самых жестоких и бессовестных людей своего времени, считавшийся очень мудрым государственным человеком <...>. Жестокость свою он доводил до невероят­ных пределов». «...Мало того, что счита­лись полезными и законными всякого рода злодейства, столь же полезными и законны­ми считались всякого рода коварства, под­лости, шпионства, умышленное поселение раздора между людьми» (35: 437). В ином, более уважительном, контексте Ермолов упоминался Толстым в рассказе «Рубка леса», повести «Казаки», в дневнике и за­писных книжках.

Кавказские дела бросали в глазах Толстого тень и на предшествующую дея­тельность Ермолова. Безусловно осуж­дая «проконсула Кавказа», Толстой пред­взято относился к нему и как участнику Наполеоновских войн. Это сказалось в изображении Ермолова в романе «Война и мир», начиная с ранних вариантов книги,

 

 

201

 

где Толстой относил его к числу «так на­зываемых героев 12-го года» (15: 79), изо­бражал позёром и интриганом (Ермолов нравился только такому же бессовестному карьеристу, как Борис, а Волконскому – бу­дущему князю Андрею – он откровенно не­приятен).

Хорошо знакомый с «Записками» Ер­молова, Толстой, к примеру, так интер­претировал следующий рассказанный Ермоловым эпизод: «Не раз случалось мне видеть, как бросаются подчинённые за иду­щим вперёд начальником: так пошли и за мною войска, видя, что я приказываю са­мим их полковым командирам. Сверх того я имел в руке пук георгиевских лент со знаками отличия военного ордена, бросал вперёд по нескольку из них, и множество стремились за ними. Являлись примеры изумительной неустрашимости» (Записки А.П. Ермолова. С. 192). У Толстого: «Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастию возможно было сделать этот под­виг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане, не соображая того, что та­кой поступок не мог, во-первых, <быть> никем замечен, а, во-вторых, породил бы только насмешки, ежели бы был совершён и замечен» (14: 211).

В окончательном тексте романа общая характеристика Ермолова изменений не претерпела. Толстой следовал реальной канве событий, но о действительных за­слугах генерала упоминал глухо. В сцене Бородинского сражения говорится об от­правке Ермолова на флеши, но без подроб­ностей. Ермолов фигурировал как участник совета в Филях, не поддержавший Кутузова в его идее сдать Москву без боя, а далее как человек, который подвёл Кутузова под Тарутином. Он начал «возвышаться», ре­шителен, остроумен и бессердечен и фактически исполнял в романе роль одного из антагонистов Кутузова.

В.М. Бокова

 

  ЕРШОВ Андрей Иванович (1834 — 1907) — севастопольский сослуживец Тол­стого. В 1858 г. вышел в отставку; жил в Петербурге; в том же году была издана книга его воспоминаний о севастопольской кампании. В 1860-е гг. участвовал в похо­дах Д. Гарибальди на Рим. По возвращении в Россию занялся литературным трудом.

31 октября 1857 г. в «Библиотеке для чтения» Толстой читал журнальную публи­кацию «Севастопольских воспоминаний артиллерийского офицера» Е.Р. Ш-ова (так подписал автор свои мемуары) — в днев­нике запись: «Прочёл <...> Севастополь Ершова — хорошо». Более чем через 30 лет, 12 января 1889 г., Ершов приехал к Толстому в московский дом в Хамовниках и просил написать предисловие к готовя­щемуся у А.С. Суворина новому изданию его воспоминаний. На следующий день предисловие было написано, но Толстому оно не понравилось: «Писал очень усер­дно. Но слабо», — заметил он в дневнике, а 16 января решил написанное бросить. В начале февраля ещё раз начал писать, но «не пошло» (дневник 7 февраля). В эти дни Толстой обдумывал предисловие и 10 фев­раля «написал предисловие начерно». Во второй половине февраля и в начале марта снова и снова писатель возвращался к тек­сту предисловия, которое «разрасталось»; 10 марта в дневнике об этой работе впер­вые удовлетворённая запись: «порядочно». Через три дня в хамовническом доме был А.С. Суворин; ему Толстой прочёл толь­ко что написанное «Предисловие к книге А.И. Ершова...» и снова нашёл, что оно «совсем не хорошо». В те дни, зимой 1889 г., это сочинение так и не было закон­чено, и книга Ершова вышла в 1891 г. без предисловия Толстого. Впервые оно появи­лось в печати только в 1902 г. в издании «Свободного слова» в Англии - брошюра, изданная В.Г. Чертковым: Л.H. Толстой. «Против войны». В 1906 г. предисловие Толстого к книге Ершова «Севастополь­ские воспоминания артиллерийского офи­цера» было напечатано «Посредником» в брошюре «О войне» (в конце января 1909 г. эта брошюра была конфискована властями).

Книга Ершова всколыхнула в памяти Толстого его собственные воспоминания о войне. «Я переживал с автором пережи­тое и мною 34 года тому назад», - писал он в предисловии и пояснял, что «пере­житое это было и то, что описывает ав­тор, — ужасы войны», и «то, чего почти не описывает автор, то душевное состояние», которое пережил он, когда совсем юным, почти мальчиком (Ершову было тогда 20 лет), оказался в осаждённом Севасто­поле. Переживания Толстого так свежи, так непосредственны и глубоки, что ка­жется, будто только вчера сам писатель ещё был в Севастополе и только что рас­сказал о своём Володе Козельцове в тре­тьем севастопольском рассказе. И совсем не случайно это предисловие к воспоми­наниям Ершова очень близко по своей сути к мыслям рассказа «Севастополь в августе 1855 года», а «душевное состоя­ние» юного рассказчика, переданное Тол­стым, абсолютно перекликается с внут­

 

 

202

 

ренними ощущениями 17-летнего Володи Козельцова. «Только вчера, кажется, это было, когда он обновил офицерский мундирчик <...>. Вчера только генерал, началь­ник, говорил с ним серьёзно, как с равным, и ему так несомненно представлялась бле­стящая военная карьера. Вчера, кажется, только няня удивлялась на него, и мать уми­лялась и плакала от радости, целуя и лаская его, и ему было и хорошо, и стыдно...» «И вот он в Севастополе. И вдруг он видит, что что-то не то, что что-то делается не то, со­всем не то». Он, «которого так любит мать, от которого не она одна, но и все так мно­го ожидали хорошего», должен по приказу начальника идти «туда, где убивают и ка­лечат людей. Начальник не отрицает того, что он — тот самый юноша, которого все любят и которого нельзя не любить, жизнь которого для него важнее всего на свете, он не отрицает этого, но спокойно говорит: “Идите, и пусть вас убьют”. Сердце сжи­мается от двойного страха, страха смерти и страха стыда, и, делая вид, что ему со­вершенно всё равно, идти ли на смерть или оставаться, он собирается, притворя­ясь, что ему интересно то, зачем он идёт, и его вещи, и постель. Он идёт в то место, где убивают», надеясь, что это кого-то дру­гого убьют, но только не его. Он старается не думать. «Но нельзя не думать». «Как же это? Зачем это?» - один за другим встают вопросы. «’’Да, я, именно я никому здесь не нужен. А если я не нужен, так зачем я здесь?” Нет ответа. “Так зачем же, зачем же я здесь?” — вскрикивает мальчик сам с со­бою, и ему хочется плакать. И нет ответа, кроме болезненного замирания сердца». Эта «страшная нравственная пытка» про­должалась семь месяцев. И юноша осозна­ёт, что в этом его участии в «общем деле» не было никакого подвига, что «погубили десятки тысяч людей», что Севастополь «отдан и флот потоплен», «и Россия умень­шилась», а он просто «был пушечным мя­сом». Как «что-то постыдное» вспоминает юноша эту войну, а вокруг слышит, что это «было великое историческое событие, что это была неслыханная в мире защита» и что он сам и такие, как он, — «герои из ге­роев». «И вот сначала с удивлением, потом с любопытством мальчик прислушивается и теряет силу сказать правду - не может сказать против товарищей, выдать их; но всё-таки ему хочется сказать хоть часть правды, и он составляет описание того, что он пережил <...>. Он описывает своё положение на войне, вокруг него убивают, он убивает людей, ему страшно, гадко и жалко. <.. .> Вы чувствуете, читая, что во­просы жизни и смерти людей для него не­соизмеримы с вопросами политическими. <...> Чувствуется, что автор знает, что есть закон Божий: люби ближнего и потому не убий, - который не может быть отменён ни­какими человеческими ухищрениями. И в этом достоинство книги. Жалко только, что это только чувствуется, а не сказано прямо и ясно». И далее Толстой, рассуждая, «что производит страдания и смерти войн» и что нужно делать, чтобы «уничтожить эти при­чины», приходил к выводу, что «страшны не страдания и смерть, а то, что позволяет лю­дям производить их», что «не страдания, и увечья, и смерть телесную надо уменьшать, а увечья и смерть духовную. Не Красный крест нужен, а простой крест Христов для уничтожения лжи и обмана».

 

Н.И. Бурнашёва

 

ЕРШОВЫ

Семён Яковлевич (1852-1917) - яс­нополянский крестьянин. Его приглашал Толстой на совет о том, как лучше истра­тить гонорар за роман «Воскресение» на помощь крестьянам. В 1872 г. Толстой кре­стил его сына Льва. Жена Ершова - Ольга Родионовна из Егоровых - была одной из лучших учениц в школе Толстого 60-х гг.; дружила с детьми Толстых. За малый рост её называли Мышкой. Толстой подарил ей Евангелие. В рассказе «Три дня в деревне. Подати» в числе просителей у писателя была и Ольга Ершова, старушка, у кото­рой тоже за недоимки описали тёлку. За несколько дней до ухода из Ясной Поляны Толстой побывал у О.Р. Ершовой.

Яков Иванович (1829-1868) - из по­томственных яснополянских крестьян (в прошлом близких родственников Базыкиных; часто именующихся их фами­лией). В «Дневнике помещика» 5 июня 1856 г. Толстой отметил, что на сходке крестьян при обсуждении вопроса о земле выступил против выкупа земли в течение 25 лет «Яков, белобрысый бойкий мужик, сказал, что никто не доживёт до этого срока. <.. .> Сначала напали бедняки, и из первых Яков, на то, что оброчным нечего ходить, ежели не все» (5: 253). В воспоминаниях О.Р. Ершовой, снохи Якова Ивановича, го­ворится, что их фамилия произошла от их предка-спорщика, задиристого на сходках. Его назвали «ершом». Так фамилия и поя­вилась. Дети и внуки Ершова в документах именуются то Ершовыми, то Базыкиными.

 

Н.И. Шинкарюк

ЕЩЕНКО Емельян Максимович (1845 или 1848-?) - крестьянин Острогож­ского уезда Воронежской губ. Коррес­пондент, адресат и посетитель Толстого.

 

 

203

 

Очень интересовался религиозными вопро­сами; состоял в секте хлыстов. Познако­мившись со взглядами Толстого, вышел из секты. Толстой переписывался с Ещенко в 1888-1894 гг. и признавал его письма важ­ными: в них обсуждались вопросы любви и брака, деторождения, непротивления злу насилием, о вреде курения и др. Толстой в 1889 г. писал ему: «Очень радуюсь, доро­гой брат Емельян Максимович, тому, что мы, никогда не видя друг друга, живём од­ною жизнью, одного желаем – пришествия Царствия Божьего на земле так же, как и на небеси...» (64: 349).

В феврале 1894 г. Ещенко приехал в Ясную Поляну. Толстой много с ним бесе­довал и записал в дневнике: «Этот очень понравился всем нам. А мне был особен­но интересен тем, что уяснил мне смысл сектантства» (52: 111). В апреле 1894 г. Толстой, будучи в Воронежской губ. у Черткова, посетил Ещенко и писал о нём: «Емельян человек очень умный и искрен­но верующий» (67: 100).

 

Н.И. Шинкарюк

 

ЁРГÓЛЬСКАЯ Татьяна Александ­ровна (1792-1874) – троюродная тёт­ка Толстого. Он сам определил её роль в своей жизни: «третье и самое важное лицо в смысле влияния на мою жизнь» (Воспоминания. Гл. VI). Третье, после матери и отца, которые умерли, когда Лёвочка был совсем маленьким. Татьяна Александровна была с ним всегда: в са­мые ранние детские годы, и в молодо­сти, когда он часто и откровенно писал ей обо всех событиях своей жизни, и в зрелые годы, когда подрастали его соб­ственные дети, которые, как и он, очень любили «тётеньку». Её нельзя было не любить. В «Воспоминаниях» Толстой пи­сал о ней: «...ещё в детстве она научила меня духовному наслаждению любви. Она не словами учила меня этому, а всем сво­им существом заражала меня любовью». «Вся жизнь её была любовь». Став взрос­лым, он понял, что источником этого чув­ства была любовь Ёргольской к одному человеку – его отцу. «Только уже исходя из этого центра, любовь её разливалась и на всех людей». В молодости ему даже приходила мысль написать книгу «Жизнь Татьяны Александровны». Такая «книга» существует: это воспоминания писателя и переписка с «тётенькой Туанетт», так на­зывали её в семье Толстых, ставшей для Ёргольской родной семьёй. Они были в дальнем родстве, отец Ёргольской – дво­юродный брат Пелагеи Николаевны Тол­стой (Горчаковой), бабушки писателя.


Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 161; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!