Так, очевидно, решили те, НАВЕРХУ, КОТОРЫЕ УЖЕ СНЯЛИ КИНО НА ЗЕМЛЕ И КРУТЯТ ЕГО ИЗ БУДУЩЕГО. 17 страница

Периодические встряски в жизни полезны. Вредна постоянная вибрация.
Ничто так не укорачивает жизнь, как продолжительные удовольствия.
Сила мужчин – в удовлетворении женских слабостей.
У каждой прелести – свой возраст.
Счастье – это либо неискушённость во многом, либо искушённость во всём.
Прекрасные незнакомки особенно хороши тем, что ещё не знают нас.
Молодость приходит и уходит, а красивые девушки -  остаются...

Мы опять в уютной Стеллочкиной машинке. Едем. Моя рука почти между фантастических ног... Но способен ли я еще на один нормальный половой трах? – Знаешь, на чужой территории... я могу стать робким. Скромным, стеснительным...
– От имени родной партии, правительства и всего советского народа торжественно заверяю вас, что приложу все свои силы, чтобы на моей территории вы чувствовали себя как дома. С женой. Ой, нет-нет, как с любовницей! Клянусь быть: обаятельной, обольстительной, восхитительной, женственной, желанной, э-э... потакающей, сексапильной, доступной и... и... сногсшибательной! Устраивает?
– О-о! Единогласно! Одобрямс! Только сногсшибательной не надо. Сногсшибательной пусть будет водка. Куда-то ты не туда едешь? Говорила, что в двадцатом доме живешь?
– Жила. А потом папочка купил мне квартирку. Поменял на вездеход японский. «Патрол», знаешь? Он сейчас миллионов пять стоит. В позапрошлом году.
– У-у, хороший у тебя папочка.
– Был хороший. Капитан дальнего плавания. Вот эту тачку он мне тоже подарил. Сейчас живет с моей подругой. Бывшей. Двадцатилетней. Купил еще и себе квартиру. За две машины выменял, и живет там с Людкой. Вот такие дела.
– Да уж. У него что, автомобильный парк?
– Вот именно. Он при мне только пятнадцать штук привез. И сейчас возит. Они же, бэушные, в Японии почти бесплатно. Пока. Но уже начинают дорожать... Мы почти сейчас не встречаемся.
– А мать?
– Что мать. Сидит одна в трехкомнатной квартире, клянет папашу. И меня заодно. Стареет. Отец ко мне очень хорошо относился. В прошлом году дал триста тысяч. Я успела купить долларов – по дешевке тогда еще.
– Деловая ты женщина.
– Я не хочу здесь жить. Хочу выбраться из дерьма, посмотреть мир.
– Э-э, а что ж мне тогда говорить. Вы всего сразу хотите.
– Я не представляю, как вы, ваше поколение, могли т а к жить?
– Да вот так. Ты видела сейчас. Макароны и рыбные консервы по углам. И эти две комнатушки в квартире с подселением. С ублюдками. Две комнаты на одного – это роскошь в СССР. Сколько миллионов по диким общагам...
– Саша, убери, пожалуйста, руку?
– Прошу прощения, обольстительная...
– Да нет же... От тебя идет такое электричество... Слишком хорошо... Боюсь потерять реакцию на дороге. Сейчас, вот на эту горочку взлетим! Никого нет? Никого. Сто пятьдесят лошадей у нее.
– Бензина съедает, наверное, прорву?
– Нет, она же дизельная, я сейчас вообще на керосине еду, хи-хи, он дешевый.
– Ровно двадцать лет назад я гонял здесь на советском мотоцикле «ИЖ-ПЛАНЕТА». Одноцилиндровый, шестнадцать лошадей, жуткий дефицит, мечта миллионов. И пустые дороги...
– Саша... А тебе не кажется эта наша жизнь... какой-то странной... Вот ты двадцать лет назад гонял здесь же, на этом самом месте на допотопном мотоцикле и тебе тогда уже было двадцать три... А я еще не родилась... И всего того уже почти не осталось, и ты сейчас как бы в другом мире, с другим поколением. Как будто всё вокруг искусственно... И ты сам. И едешь на машине времени? Я смотрю на своих родителей, как они меняются... И всё вокруг них...
– Еще как кажется! Это ощущение – есть старость и подготовка к смерти. Наверное, всё это будет усиливаться дальше. Но пока я стараюсь думать об этом только тогда, когда сижу за письменным столом и пишу что-то на темы вечности. Так ты в этих шикарных кооперативных домах на Харьковской?
– Ну да. Четвёртый этаж, двухкомнатная, новой планировки.
– Знаю-знаю, бывал. Огромная прихожая, такая же кухня, лоджия на две комнаты. Прекрасная квартира. Тебе мало этого в двадцать лет? Чего же тебе не хватает?
– Хм. Вот представь – ты опубликовался в одном журнале. А тебе хочется и в другом, более престижном. И в третьем. И книгу... Да ты же сам писал в детективе, как там: «всю жизнь на заводе, за колючей проволокой, за сто двадцать рэ. И ждать пенсию – в сто двадцать…»
– Ну-у, писал... Я много чего писал. Но... цель любыми средствами? У меня недавно прошел жизненный очередной цикл – переоценки ценностей. И я накатал около тысячи афоризмов, эдаких мировых человеческих истин. Вот одна из них:
З а в с ё х о р о ш е е н а д о п л а т и т ь, з а н е х о р о ш е е – п е р е п л а ч и в а т ь.

Понимаешь?
– Еще как понимаю. За эти поганые доллары я и переплачиваю. Чтоб потом... Впрочем, и про «потом» ты написал, я сейчас зачитывала – во что бабы разгульные превращаются. Но я – не такая.

«Эх, рассказать бы тебе – мягко, вежливо – что кроме денег и вещей, кроме этой видимой внешней жизни, есть другая, скрытая, гораздо более интересная и настоящая – духовная жизнь. За избитым штампом «духовная жизнь» – миры, фантастические, но реальные для тех, кто в них умеет входить. Не всегда в них можно попасть, и всего-то на несколько секунд или минут, но там, именно там, где нет денег, вещей, карьер, где нет животного, только там – человеческое, или – б о ж е с т в е н н о е...»

– Н и ч т о в ч е л о в е ч е с к о й в с е л е н н о й н е с т о и т т а к д о р о г о и н е п р о д а ё т с я т а к д ё ш е в о, к а к м о л о д о с т ь.

Хотел сказать одно, а произнес другое. Да и не сказал бы. Бесполезно. Невозможно. Духовность – она изотерическая, она приходит в определенном возрасте откуда-то сверху, из космоса собственного мозга. Её постигают только через л и ч н ы й опыт.
Жутко вспомнить себя в её годы! Обидно. Как пуст я был! Вот так же, как она сейчас. Конечно, духовность – не оправдание нищеты...
Стелла затормозила, посмотрела на меня. – Вот это ты точно, молодость... Никогда не повторится... И так дешево...
Она расстегнула сумочку, достала ... револьвер. Взвела курок.
– Газовый. На всякий случай. Тут охраняет... банда. Одна банда от других. Я им плачу пятьдесят в сутки, вот и охраняют. Ты постой здесь у входа. Я сейчас загоню. Дай мне свою куртку, а то слишком соблазнительно в этом платье...
– Может, мне с тобой?
– Нет, наоборот. Сейчас, постой полминутки.

«Самостоятельное поколение» – разглядываю я двух вылезших из будки молодых сторожей в ярких спортивных костюмах.
От стоянки до ее дома, метров сто, мы идем чинно, под ручку. Ртутные фонари исправно освещают марсианский ландшафт: полнейшая безживность, бетонные кубы инкубаторов с редкими голубыми квадратами. Совсем рядом –свист. Мразь выползла из щелей. Ночное мышление.
У Стеллы в правой руке газовый револьвер, у меня на левой – дюралевый кастет. Марсианский ландшафт: Россия, 1990 год, начало массовой преступности. Развал. Распад – под руководством дурака, моего дяди Миши.
Впрочем, в с ё п р о и с х о д и т т а к, к а к п р о и с х о д и т. Будущее у ж е существует и всё запланированно. И Россия сейчас – пробирка, где вызревает штамм мирового терроризма...
Рядом, в поразительно-неприятной близости, хлопнул пистолетный выстрел, оттолкнувшись эхом от бетонных стен длиннющих двенадцатиэтажек. Стелла ускоряет шаги, увлекая меня за собой. Мы уже подошли к ее подъезду, когда вновь, возле стоянки, хлопнуло еще два выстрела и сразу – несколько криков, за чертой нормального – как по децибелам, так и по психическому накалу... И тут же два мощных японских авто, ревя в ночи, всё от той же самой стоянки, выскочили на дорогу, на середину, и понеслись, тоже ненормально и бешенно – одна за другой.
Стелла, прищурившись, смотрит на гонки. – Нет, слава богу, не мою...
– Ты думаешь, угоняют? – спрашиваю я, успевая промыслить и ощутить жуткость уголовного сюрреализма, ничтожность человеческой жизни – ведь сейчас кто-то кого-то догонит и убьёт, успевая связать момент с уголовностью всей неудавшейся разваливающейся страны.
– Конечно. Бандиты... – Она быстро набирает код, мощная дверь открывается, мы заходим в подъезд, Стелла торопливо захлопывает дверь.
В подъезде – чистота, покрашено, побелено, никаких запашливых мусоропроводных нюансиков. Респектабельно, кооперативно. И более-менее безопасно.
«Эх, писатель! Никогда-то ты не будешь жить в подобном доме! Не заработал за двадцать пять лет рабочего стажа и пятнадцать – писательского. «В трудах праведных не наживешь палат каменных». Народная мудрость. Только в России могла такая родиться».
Лифт уже отключен. Поднимаемся на четвертый пешком. Стелла останавливается перед массивной металлической дверью. – Бронированная, двойная. Обещали – «калашников» не пробьёт. Пятнадцать кусков содрали в прошлом году, – хвастает она.

И золотой ключик входит в замок, и раздается вдруг мелодия из волшебной шкатулки: трень-трень-трень.
– Тащи на себя, – просит хозяйка, и я тащу. За первой дверью другая, тоже металлическая. И еще один, нет, два ключика «золотых» и музыка – сороковая симфония Моцарта, и вторая дверь, автоматически, на пружине, открывается.

Ах, дверь в стене! За каждой дверью в стене должен бы быть сказочный театр папы Карло. Почему бы одну единственную-разъединственную коротенькую жизнинку не обставить красотой и комфортом, чистотой и уютом, оригинальным шармом и чем-то таким же единственным и неповторимым, как сама жизнь?!

Но открываются наши стандартные картонные пыльные двери, а за ними – не сказочный Пиноккио, а наш дебильно-придурочный Буратино, за ними – изработавшийся полуидиот папа Карло, за ними – алкаш-дебошир Карабас-Барабас, за ними – наша антиголубоглазка Мальвина или как её там, по подъездам с десяти лет шарахающаяся по ночам со взрослыми мальчиками-пальчиками...
За ними, за нашими дерьмовыми стандартными картонными дверьми, наша дерьмовая картонная жизнь – стандарт убогости, нищеты, в р е м е н н о с т и, мимолетности и эфемерности нашего пребывания з д е с ь.
Эфемерные трехрублевые синтетические паласики, эфемерная, ничтожная – из опилок, мебелишка... И это всё, на что мы имеем право и возможности – за всю-то жизнинку! Разъединственную! И даже наши самые «уважаемые», самые богатые – работнички советской торговли, жили, несчастные, по тем же нищинским правилам. Смелости и фантазии хватало разве что на ящик для глаз – телевизор японский, да ящик для живота – холодильник двухкамерный. Да обои моющиеся – предел мечты советских граждан! То ли мастера совсем уж перевелись на Руси – некому заказать н е ч т о. То ли вся фантазия и энергия уходила у подпольных богатых на то, как наворовать деньги...

Пройдет несколько мгновений в энерго-вечности, не успеет обсохнуть паста шарикового карандаша, которым я написал сей абзац, как вдруг кусочек времени-пространства перевернётся стеклышками в калейдоскопе иллюзии-бытия и узор изменится!
Граждане! Будьте бдительны! Сильно бойтесь собственных мечтаний! Они очень сбываются! Но в совершенно дурацко-извращенном виде!
Мысль – материальна. Сначала мы думаем, мечтаем, планируем – и создаём энергетическое поле, н о о с ф е р у или хрен знает что. Но это самое «хрен знает что» в конце концов превращает теорию в практику: энергия мысли переливается в материю видимую.
Ах, вы так размечтались о собственных домиках-коттеджиках-дворцах?! Получите и распишитесь! Правда, будет несколько побочных эффектов – а как же, без этого нельзя, любая энергетическая метаморфоза требует какого-нибудь инструментария.

Да, развалилось государство, исчезла какая-никакая власть, население – дикое, малокультурное, осталось наедине с собой. Без работы, без денег, без продуктов. И – массовое сумасшедствие. Сотни тысяч трупов. Необъявленная гражданская война – исподтишка. Трупная вонь: в подъездах, в подвалах, в канализационных колодцах.
Еще несколько мгновений, и кастрированная империя – СССР, ее жалкие, но всё еще гигантские останки – Россия, вдруг покрываются кирпичными строениями в стиле «а ля новый русский вор». Смесь средневекового замка с облегченным древнеримским палаццо.
Ну, и конечно же, бесчисленные кирпичные многоэтажные «элитные» воровские домишки: с консьержками, вооруженной охраной и квартирами крепостями с пуленепробиваемыми дверьми, стеклами и саунами-ассейнами...
Так вы фантазировали о собственном домике или приличной квартирке?
Пожалуйста. Любуйтесь сколько угодно. Издалека. А то, что эти домики построены бандитами на крови убитых ими м и л л и о н о в людей и на украденные у вас же деньги – это неважно, это побочный эффект воплощения энергии мысли в энергию украденной материи...

И с т и н а п о з н ё т с я в с р а в н е н и и с д р у г о й и с т и н о й.

Мы поможем в написании ваших работ!