Так, очевидно, решили те, НАВЕРХУ, КОТОРЫЕ УЖЕ СНЯЛИ КИНО НА ЗЕМЛЕ И КРУТЯТ ЕГО ИЗ БУДУЩЕГО. 14 страница
Пока я не смог переломить естественные дурацкие границы хода человеческого времени и подавить волю этой девочки с идеальным кукольным, пусть и с некоторым сексуальным опытом, лицом уже не ребенка, но еще не совсем полноценной, не рожавшей женщины. Она берет верх надо мной, не совершая никаких усилий. Потому что лицо каждого – фотография на пропуске в определенный возрастной мир. Соответствуешь – проходи в нашу вселенную, мы будем взаимодействовать с тобой на полном серьёзе. Не соответствуешь – иди ищи своих! А с тобой мы можем чуть-чуть пообщаться, шутя, сквозь зубки...
О моем истинном возрасте, она, конечно, не догадывается, но интуиция...
Когда-то, когда он был такой же молодой и даже позднее, далеко за тридцать, он, вот также, как Стелла сейчас, гипнотизировал женщин без малейших усилий. Он п р о с т о смотрел на них, п р о с т о разговаривал, п р о с т о улыбался. И они, часто в первый вечер знакомства, предлагали ему, наивные, кто что мог: руку и сердце, машину, дачу и полное родительское содержание, или единственное достояние – юное тело.
В школе, в выпускном, к нему приставала учительница, а два класса, десятый и одиннадцатый, прекрасный пол, разумеется, заключили пари: он будет гулять с девочкой только из их класса. Но в школе он был еще стеснительный лопух. Тогда еще не изобрели видеомагнитофон, а по телевизору демонстрировались два советских телеканала...
Платонически-неопределенная влюблённость в одноклассницу, из тех любовей-болезней: со стихами, мыслями, новыми мироощущениями, с неслучайными прикосновениями к ней, с тяжелой пульсирующей головой и напряженным членом, когда он смотрел на нее, на ее открытые специально для него ноги – она сидела впереди, с истекающей половой истомой, когда она, хотевшая его не меньше, обхватывала его вытянутую под партой ногу – ботинок, своими ногами, и прижимала и гладила...
А ночью – приятнейшие непонятные поллюции, а утром – мокрые скользкие трусы. Э-э, если бы он умел использовать тогда свое лицо!
|
|
|
Лицо. Или морда. Или харя. Лицо состоит из... Из чего? Из щёк. Из подбородка. Из носа, лба, губ. Из бровей, переносицы, ресниц. Ещё: виски? разнообразные волосики или их отсутствие. Еще: гладкая кожа, прекрасная, ласковая, бархатная, идеальная, нежная... или: угри, одряблости, морщины, родинки, бородавки, складки, борозды, опухоли, шрамы...
А глаза?! глазки! глазёнки! глазоньки! Блюдца. Тарелки. Зыркалы. Моргала. Карие. Чёрные. Как бирюза. Синие как небо. Как море, как васильки! Большие. Круглые. Квадратные. Удлиненные. Запавшие. Раскосые. Выпученные. Развеселые. Прищуренные. Зажмуренные. Косые. Пьяные. Трезвые. Опухшие. Одуревшие. Маленькие свинные. Зеленые кошачьи. Красные собачьи. Бешенные. Сонные. Бездонные. Колючие. Гипнотические. Злые. Добрые. Сексуальные. Масляные. Подленькие. Серые стальные. В крапинку. Сияющие...
|
|
|
А нос?! Носик! Носярник! Носюгальник! Нюхало! Сопливчик, шнобель, рубильник... Острый, ехидный, прямой, римский, сизый, красный, прыщавый, фиолетовый, облупленный, утиный, орлиный, крючком, горбатый, курносый, вздернутый, картошкой, унылый, вислый, толстый, тонкий, плоский, и ...
А лоб?! Лобик?! Скошенный, узкий, широкий, белый, морщинистый, высокий, гениальный, медный...
А реснички?! А бровки? А губки, зубки, язычок, ротик? А щечки, щёчки-то! Бодрые, бритые-небритые, гладкие, упругие, пухлые, мягкие, тугие, розовые, румяные, обвислые, наливные как яблочки, надутые как у бурундучка...
Лица бывают разные – прекрасные и безобразные. И в промежутке.
Лицо может быть красивым. Красивым по частям или в целом. Красивым-интеллектуальным. И красивым-безмозглым. Красивым-подвижным-открытым-артистичным. Красивым-маскообразным-самозамкнутым-нарцистичным. Красивое лицо – такое, на которое хочется смотреть еще и еще.
Ч е л о в е к к р а с и в, к о г д а п о м н и т об э т о м.
Лицо может быть: весёлым, великолепным, вульгарным, воображаемым, восковым, вредным, великим, важным, властным, великодушным, величественным, высохшим, верным, вот таким...
Грустным, грозным, гениальным, глумливым, гадостным, гадливым, глупым, горестным, грешным, геройским, главным...
Постным, потным, поганым, пожилым, похожим и непохожим, плаксивым, пьяным, простым, пакостным, похотливым, пухлым, парализованным, придурочным, приукрашенным, плоским, правдивым, преневозможным.
Заспанным, затасканным, затрапезным, замученным, злым, злобным, злющим, знакомым и незнакомым, задумчивым, загорелым, затравленным, заинтересованным, здешним...
Озабоченным, озадаченным, одураченным, охваченным, отстраненным, одухотворенным, отъевшимся, отрешенным, отжившим, отстрадавшим, околпаченным, обезумевшим, опьяненным...
Тупым, толстым, таким, тяжелым, третьим, тонким, трогательным, тронутым, тошнотворным, тревожным, трагическим, тусклым, тягостным, тоскливым, талантливым, тихим, топорным, тяпнувшим, транссексуальным...
Равнодушным, ревнивым, разбойным, раскованным, рыжим...
Жестоким, жестким, жуликоватым, жующим, жирным, желтым, жалостливым и безжалостным, жадным, жлобным...
Надменным, неласковым, ненавистным, неординарным, необыкновенным, необычным, невзрачным, неприкаянным, надоевшим, нездешним, нажравшимся...
Странным, сумасшедшим, смелым, свекольным, сонным, скотским, садистским, сволочным, сморщенным, старческим, самонадеянным, соленым, сладким, сияющим, солидным, светлым, смирным, смиренным, смущенным, смуглым, совращенным, следующим...
Кретинистым, дебильным, добродушным, добропорядочным, довольным, ласковым, ленивым, любимым и нелюбимым, участливым и безучастным, хитрым, хорошим, хреновым, худым, мечтательным, широким, узким, белым, холодным, красным, черным, желтым, артистическим, аппатичным, конопатым, малиновым, умудренным, узнаваемым, абвгдж, првлхтсё, ь, ъ, §, +, –, 1,=, %, _, :, «, ;, ; …
Се человек.
|
|
|
|
|
|
В с а м о м к о н ц е: Страшные. Зеленые. Синие. Обезображенные. Жуткие.
Бывают в жизни лица подставные и фиктивные. Гражданские. Частные. Государственные. Инкогнито. Неприкосновенные. Сопровождающие. От лица и по поручению которого. Уклоняющиеся от ответственности и алиментов. Подозреваемые. Преследуемые законом.
Есть лица непривлекательные, некрасивые, неприятные, хищные, отвратительные, уродливые, безобразные.
Лица испитые, извращенные, нахальные, наглые, уголовные переходят в: рожи кривые, морды, которые кирпича просят, хари поганые.
Е с л и ч е л о в е к к а ж е т с я п л о х и м, т о н а с а м о м д е л е о н е щ е х у ж е.
Лица. Личики. Личонки. Лиценята. Мордочки. Мордашки. Мордуленции. Морды. Рожицы. Рожи. Харьки. Хари. И дальше, и везде, и привсегда.
Ой, сколько нас лиц, рож, морд и харь! Черепа, черепушки, черепки! Объёмные химические изображения на странном экране – Земля...
Кино идет. Идет кино. Давно идет. Идет давно. Нас кто-то крутит. Наш бесконечный сериал. Что дальше будет? Счастье – если сам себя сыграл. Кино идет. Идет кино. Какой конец? Не всё ль равно? О чем сегодня лишь мечтаем, мы в фильмах будущих талантливо сыграем.
Кино идет. Идет давно. Крути механик свое кино...
Лицо? Зеркало души? Лицевая, внешняя часть мозга. Датчики компьютера: слух, обоняние, вкус, зрение. Глаза – объективы мозга.
Если наблюдать толпу со стороны – кучка переминающихся на двух ногах-органах существ с одинаковыми небольшими плоскими пятачками-лицами. Для инопланетян с другой формой жизни наши лица одинаковы и безмолвны. Что мы узнаем по лицу муравья или пчелы?
Но мы, вдоволь понаошибавшись, обманувшись, разочаровавшись в определенных лицах или, наоборот, в некоторых необманувшись, утвердившись, уверившись, – к скольки-то годам научаемся читать по лицам. Плохо или лучше. Более или менее.
И пытаемся управлять собственным лицом, скрывать его, маскировать, вуалировать, играть им.
Е с л и в ж и з н и м ы н е а р т и с т ы, з н а ч и т, в с е в о к р у г п ы т а ю т с я с т а т ь н а ш и м и р е ж и с с ё р а м и.
В живой натуральной жизни мы в конце концов научаемся читать по лицам. Но еще раньше – мы постигаем индивидуальное излучение лица-мозга, которое кто-то назвал музыкой лица.
Действительно, не по носам же мы отличаем друг друга! Их слишком много похожих, как и остальных наших органов-датчиков. Особенно похожи лица-типажи. Оттого ли, что их жизненные судьбы совпадают и их лица стали похожими, или оттого сложились именно так их жизни-судьбы, что у них вот такие о п р е д е л е н н ы е лица?
Лица садистов-убийц очень похожи. Как и всяческие личины мошенников, прохиндеев и жуликов. Как схожи лица у карьеристов. Политиков. Подонков. Бабников. Весельчаков. Развратных женщин и затасканных проституток. Но у каждого, самого наитипичнейшего, есть своя «музыка» лица. Или – скрежет железа по стеклу...
В жизни они, эти «музыки», хорошо видны. Излучение мозга. По нему и ориентируемся.
Но попробуй, перенеси излучение на бумагу! Сотвори-ка из описаний носика, глазок, бровок индивидуальную симфонию выражения – общего или мгновенного! Бесполезно. Невозможно.
Не потому ли мы так любим, уважаем и обожаем великих артистов – за их поразительное умение перевоплощаться в различные типажи, быть такими, какими они желают – хотя бы на сцене или экране?
И не потому ли так часто достигают жизненных успехов граждане, у которых немного ума и таланта, но много божьего артистического дара?
Глазки, носик, ротик. Огуречик. Вот и вышел человечек...
Л и ц о – з е р к а л о д у ш и, в к о т о р о м о т р а ж а е т с я ж е л у д о к.
– Заинтригова-ал...
И ухнула в полсекунды вселенная человеческого лица! Что осталось от моего прежнего лица? Лишь отражение былого. А что останется?... Но мне давным-давно надоело мое медленно изменяющееся лицо. Мне нужно поделиться с кем-то своим лицом. Когда-то лицо было для меня главным. Сейчас – главное само излучение мозга, а лицо – лишь средство для вступления в КОНТАКТ с другим излучением...
Когда-то, когда женщины на всем скаку останавливались и с изумлением смотрели на мое лицо, как я сейчас смотрю на лицо этой девочки-шлюхи – еще достаточно невинной на вид, я неоднократно задумывался – что в нем, в моем лице, такого притягательного? Молодость, энергия, здоровье, потенциальный слой предстоящих лет?
Но здоровья не было никогда. Женившись в первый раз в двадцать лет, по глупости и неопытности я надорвал и без того слабое от природы сердце. В двадцать четыре, когда сердце отказало и случилось что-то вроде инфаркта, и всё-то на ногах, без малейшего лечения – советская медицина самая бесплатная в мире, с чем пришел, с тем и ушел! лицо мое наоборот расцвело как никогда, и женщины цеплялись ко мне, как репейник к собаке, а мне приходилось отказываться от них.
Какие там женщины – я ходить в то время мог с трудом! Но еще необходимо было и работать – в самом низу, в самой грязи... Однажды, после того, как я потерял сознание и упал на улице, я пришел в поликлинику, к терапевту – кардиологов в то время в советских поликлиниках не существовало, впрочем, как и сейчас.
В кабинете была молоденькая врач, ровесница. Красивенькая-красивенькая. Мы сидели и любовались друг другом. Возьми и начни я ее целовать, и она тут же, в кабинете, отдалась бы мне. Но я сидел и жаловался, говорил, что вот, на днях сделал кардиограмму и нормальная кардиограмма, а вчера потерял сознание на улице и было очень плохо, не помогал и валидол.
Но она мне не верила, она верила моей ослепительной внешности, она верила своим играющим юным гормонам, она дала мне свой домашний телефон, она хотела меня прямо сейчас, но я знал, что сердце мое в данный момент так слабо и плохо, что лопнет, если я возьму ее только за грудь...
Но бывало, что я проигрывал соревнование с другими парнями. Когда с работы насильно посылали на сельскохозяйственные работы в деревни, то там, в скоплении городских дев и юношей, как правило побеждало не лицо, а мощность рук, ширина плеч, наглость, разбойность, уголовность. Там моментально просыпались древние животные инстинкты, и начинал действовать закон тайги и джунглей, тем более, что местное молодое население, без каких-то там метафор и аллегорий, в буквальном смысле являло из себя дикарей.
Утрачивало свою магическую притягательность лицо и тогда, когда я накачивал здоровье и пытался компенсировать и наверстать в короткие сроки долгие месяцы прострации и болезней: пил, таскался за бабами... Бывали, бывали такие периоды в жизни, и неоднократно.
Но чем здоровее я себя чувствовал, чем больше обращал внимания на противоположный пол, тем более этот самый пол шарахался от меня в те периоды. Потому что лицо мое становилось обыкновенным, высвечивая излучение пошлости и безмыслия.
В чем же загадка любого лица?
Может быть в том, что точка настоящего – совсем не венец всего Прошлого, которое позади каждого сиюсекундного мгновения. Настоящее – это точка, где встречаются потоки в р е м е н и: из Прошлого и Будущего. Так же, как в вещих снах нам дано уходить в Будущее, так и из точки настоящего можно смотреть назад и вперед.
Да и существует ли оно, это самое в р е м я, заключенное несовершенным трехмерным человеческим мозгом в будильники и календари? Или есть лишь одна видоизменяющаяся материя, одно непостижимое нами мгновение?
Как память старого человека может вдруг стать совсем молодой, когда он вспомнит один из мигов, из тех, из которых состоит наша вторая, п а м я т л и в а я жизнь. Он оживит глаза матери или любимой, он заново сотворит цвета и запахи одной секунды, он ощутит себя в том мире и пространстве, которое давным-давно изменилось или исчезло, если верить придуманному людьми времени, и которое всё-таки г д е - т о существует!
Лицо человека – это и есть точка нашего Настоящего, фокус пересечения человеческого Прошлого и Будущего.
Может быть, те умные и красивые книги, которые я написал, и отражались на моем лице когда-то, е щ ё ненаписанные тогда, но уже из Будущего притягивавшие к себе чужие взгляды?
А сейчас, не имея денег, мне приходится использовать остатки своего лица, излучение мозга и гипнопотенциал, чтобы высветить молодую глупую темноту в голове этой девочки и утащить к себе на ночь. Мне необходимо – как воздух! в д о х н о в е н и е, мне нужно подзарядиться молодой энергией! Мне нужно успеть дописать этот роман – наверное, всё, что мне остаётся в этой жизни...
Но хорошо ли брать бесплатно у гетеры? Ведь денег нет и дома...
– Заинтригова-ал... Насилуешь себя? Это – онанизм? Ты сдаешь сперму? Граммами? Милиграммами?
– Нет, я ее вообще не выпускаю из себя, она бьёт мне в голову, и я пишу книги.
– Книги? Что, серьёзно?
– Да.
– Наверное, какие-нибудь научные? Математические?
– Разве я похож на т а к о г о?
– А какие же?
– Ну, книги бывают разные... Фантастические, реалистические, юмористические, детективные...
– Какие же пишешь ты?
– А вот всё, что перечислил.
– Разве так бывает? Чтоб один писал в таких разных... как это называется... жанрах?
– Очень редко, но бывает.
– А я почему-то представляла себе писателей ... таких стареньких, седеньких, лысеньких, ха-ха.
– А советские писатели в большинстве такие и есть. Средний возраст их Членария – семьдесят лет.
– Что ты написал? Скажи, может я что-то читала.
– Вряд ли. Тиражи моих книг небольшие, от пятнадцати до пятидесяти тысяч. Для нашей страны это... Они не дают мне бумаги.
– Они? ...
– Власти.
– Сволочи.
– Точно.
– Ну а все-таки. Ты не назвал ни одной книги.
– Ну, книгу юмора-афоризмов, например. «Сизифов труд» называется.
– Н-нет, не слышала.
– А такое выражение: «Чего нельзя сделать за деньги – можно сделать за большие деньги», – слышала?
– Конечно. Там еще продолжение есть: «А чего нельзя сделать за большие деньги – можно сделать за очень большие деньги». Но это же народная пословица?
– Нет, я написал это десять лет назад. В «Крокодиле» публиковалось, в «Собеседнике», потом использовалось на центральном телевидении и «Мосфильме». После чего и стала фраза народной...
– Да? Здорово. А... покрупнее произведения есть?
– Сколько угодно. Вот, недавно книга прозы вышла. «Арабское танго» – повести, рассказы. Книга фантастики – «Переход»...
Я перечисляю свои литературные достижения, наблюдая выражение ее глаз. Нет, почти не действует. Так, легкий, небольшой интерес. Подумаешь, писатель! Она-то хорошо знает всему цену. Слышала, конечно, что в Стране Дураков и писатели шарлатаны и продажные дураки, а сейчас еще – и с пустыми карманами. Вот здесь, у каждого «кожаного» спекулянта или бандита в кармане за один день больше, чем у него, писателя, за все его книги, над которыми он корпел годы...
Действительно, меня не публиковали и не собирались публиковать, мои произведения считались ярыми антисоветскими и запрещались КГБ. Хотя, конечно, не было в них ничего антисоветского, никакой пропаганды и обобщений. Я в то время и не умел обобщать на политическом уровне, не знал многого и не понимал. Я лишь писал со своего дна, с позиции рядового пролетария, рядового жителя этой страны. Писал о простой жизни, пытался найти в ней смысл.
И эта обыкновенная правда, которую знали все, к которой привыкли и не замечали, на бумаге вдруг будила читателя – рядового и не рядового. И ежедневно заглушаемые жуть, тоска безысходности, дорога в никуда, эти вечные ожидания лучших, но так никогда не сбывающихся перемен – из поколения в поколение, бесправность, нищета – всё это на бумаге приобретало действительно значимость пропаганды. А я-то, наивный, писал совсем с другой целью: для собственной души, для искусства, для людей.
И эти некоторые люди замыслили меня убить в психушке...
Если бы я умел в то время отключать внутреннего цензора! Ведь все мы, интеллектуалы от искусства, в этой стране кроме внешнего «железного занавеса» были заключены и во внутренний: каждый пишущий знал – это нельзя, и это, и это – бесполезно, бессмысленно, никогда не опубликовать! А вот об этом: о Боге, о космосе, загадках Вселенной – и задумываться, и заикаться нельзя!!! Гэбэшная психиатрия даже термин особый сочинила: задумывается о «сверхценных идеях». В психушку его! На уколы! Сделать дураком или убить! А то еще додумается до чего-нибудь...
Да, если бы не внутренний цензор! Даже не в том – что нельзя писать, но и в том – как! Если бы не цензор! Вот тогда бы я написал настоящую советскую жизнь рядового гражданина! Унизительную, скотскую, концлагерную, бессмысленную, пропитанную взятками и лживой пропагандой!
Но увы, программа, заложенная в мозг с детства, заставляла не видеть видимое, сглаживать и украшать безобразное. Но и в таком виде моя проза считалась жутко антисоветской, непубликуемой, «оставляющей мрачное ощущение» – как мне отвечали нанятые Системой проститутки-«рецензенты»...
Просачивались в большую печать и на Всесоюзное радио лишь отдельные юморески и афоризмы. И то, большинство афоризмов, опубликованных шестимиллионными тиражами в «Крокодиле», шли без моей фамилии – под видом иностранного юмора...
Действительно, разве может существовать в стране «развитого социализма» выражение: Чего нельзя сделать за деньги – можно сделать за большие деньги?
Но всё происходит так, как происходит, и если что-то появляется в этом мире, то только тогда, когда в этом возникает острейшая необходимость. Так случилось и с моей фразой: воры-торгаши, подпольные цеховики, секретари обкомов-крайкомов со своими главарями из политбюро – давным-давно жили на большие деньги, украденные у народа, одновременно – для всех остальных нищих – пропагандируя «равенство и братство»...
Но спасибо «перестройке» и дяде Мише... В прошлом году, наконец, опубликовали все мои книги. Правда, заплатили по старым, доинфляционным расценкам – все гонорары – на две пары обуви средней паршивости. Побочный перестроечный эффект...
А через несколько дней рухнет гигантская страна, СССР, и превратится в гигантский уголовный притон – постперестроечный эффект. Из дерьма не смогла получиться конфетка...
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 104; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!