Человеку, мстить за причиненную боль. Гибель волчат в результате 12 страница

Это произведение очень реалистично. И автор старается быть ре­алистичным до конца. Мне бы очень хотелось увидеть счастливый конец, где Оля с Игорем встретились бы, но автор решает по-друго­му.

В тот момент, когда Игорь, как никогда, близок к своей цели, он узнает, что Оля умерла.

Это место нельзя читать без слез, кажется, что все вокруг ру­шится, но автор помогает своему герою пережить это потрясение и вернуться к жизни, к новой жизни.

Это произведение знакомит нас с настоящей, чистой любовью, которая не угасла со временем, учит нас ценить настоящую друж­бу. И в этом полностью заслуга автора.

РЕЦЕНЗИЯ НА ПОВЕСТЬ В. Л. КОНДРАТЬЕВА «САШКА»

Автор этой повести — бывший фронтовик. Он открывает нам правду о войне, пропахшей потом и кровью.

Действие повести разворачивается подо Ржевом в 1941 году. Мы первый раз застаем Сашку, когда ночью он задумал достать вален­ки для ротного.

Война есть война, и несет она только смерть. И такая война с первых страниц повести: «Деревни, которые они брали, стояли,

393

будто мертвые. Только летели оттуда стаи противно воющих мин, шелестящих снарядов. Из живого видели они лишь танки...» Чита­ешь и видишь танки — махины, которые прут на маленьких лю­дей, а им негде спрятаться на белом от снега поле. О многом гово­рит заведенный на передовой порядок: «Ранило: отдай автомат оставшемуся, а сам бери трехлинейку». И это не ирония автора. Из воспоминаний маршала Жукова мы узнаем, что в период наступле­ния подо Ржевом устанавливалась норма расхода боеприпасов — один-два выстрела в сутки на орудие в связи с тем, что были огром­ные потери и войска переутомлены и ослаблены.

Сашка жалел, что не знал немецкого. Он спросил бы у плен­ного, как у них с кормежкой, и сколько сигарет в день получа­ют, и почему перебоев с минами нет. Про свое житье-бытье Саш­ка, разумеется, рассказывать бы не стал, хвалиться нечем. И с едой было туго, и с боеприпасами. Не было сил хоронить ребят. Даже себе, живым, не было сил вырыть окоп. Ни окопов, ни зем­лянок не было у первой роты, они ютились в шалашах. Только у ротного был маленький блиндажик. Не было сил, не было надеж­ды, что завтра сюда не придет враг. Все подчеркивало ненадеж­ность положения. За два месяца из каждых десяти солдат погиб­ли девять.

Сашка вызывает симпатию, уважение к себе своей добротой, участливостью, гуманностью. Война не обезличила, не обесцветила Сашкин характер. Он любознателен и пытлив. На все события име­ет свою точку зрения.

Писатель показывает, что душа мирного человека, став душой солдата, не потеряла ничего от коренных устоев человеческой нрав­ственности, И не случайно высшей точкой, кульминацией повести, стала сцена, когда даже под угрозой угодить под трибунал Сашка не хочет выполнить приказ комбата — расстрелять пленного не­мца. Пожалуй, само это столкновение Сашки с комбатом продикто­вано в значительной мере не реальностью боев подо Ржевом, а на­шими сегодняшними переживаниями. Но тем-то и оказалась инте­ресной повесть, что она обостренно представила то духовное здоро­вье, которое не позволяет убить безоружного или нарушить слово, данное в листовке от имени народа.

Сашке не по себе от почти неограниченной власти над другим человеком, он понял, какой страшной может стать эта власть над жизнью и смертью. В Сашке есть огромное чувство ответственно­сти за все. Даже за то, за что отвечать он не мог. Ему стыдно пе­ред немцем за никудышную оборону, за ребят, которых не похо­ронили. Он старался вести пленного так, чтобы тот не видел на­ших убитых и не захороненных еще бойцов, а когда все-таки на­тыкались они на них, стыдно было Сашке, словно он в чем-то ви­новат.

Встретил Сашка на фронте и свою первую любовь — Зину. Ио, увидев ее с другим, уходит, не причиняя Зине боли лишними раз­говорами. Он бы по-другому не мог.

История Сашки — это история человека, оказавшегося в самое трудное время в самом трудном месте на самой трудной должнос­ти — солдатской.

394

Книга В. Кондратьева «Сашка» — правдивая, душевная, психо­логически точная. Она помогает читателю заглянуть в себя. Читая «Сашку»_; по-другому представляешь себе войну. Правда о ней не забывается.

РЕЦЕНЗИЯ НА ПОВЕСТЬ С. А. АЛЕКСЕЕВИЧ «У ВОЙНЫ НЕ ЖЕНСКОЕ ЛИЦО*

Я ушла из детства в грязную теплушку. В эшелон пехоты, в санитарный взвод... Я пришла из школы в блиндажи сырые, От Прекрасной Дамы в «мать» и *перемать». Потому что имя ближе, чем Россия, Не смогла сыскать...

Ю. Друнина

Особой главой нашей отечественной литературы является проза о событиях военного времени. Эта тема породила огромное количе­ство выдающихся произведений, в которых описывается жизнь и борьба русского народа в годы Великой Отечественной войны с не­мецкими захватчиками. Но так уж случилось, что все наши пред­ставления о войне связаны с образом мужчины-солдата. Это и по­нятно: воевали-то в основном представители сильного пола — муж­чины. И почему-то обычно забывают сказать о женщинах, о том, что и они тоже многое сделали для победы. В годы Великой Отече­ственной войны женщины не только спасали и перевязывали ране­ных, но и стреляли из «снайперки», подрывали мосты, ходили в разведку, летали на самолетах. Вот об этих женщинах-солдатах и идет речь в повести Светланы Алексиевич «У войны не женское ли­цо». Именно об этой книге мне бы хотелось вам рассказать. Здесь собраны воспоминания многих женщин-фронтовиков, в которых они повествуют о своей судьбе, о том, как сложилась их жизнь в те страшные годы, и обо всем, что они видели там, на фронте. Но это произведение не о прославленных снайперах, летчицах, танкистах, а об «обыкновенных военных девушках», как они сами себя назы­вают. Собранные вместе, рассказы этих женщин рисуют облик вой­ны, у которой совсем не женское лицо.

«Все, что мы знаем о женщине, лучше всего вмещается в слово «милосердие». Есть и другие слова — сестра, жена, друг и самое высокое — мать... Женщина дает жизнь, женщина оберегает жизнь. Женщина и жизнь — синонимы» — так начинается книга С. Алексиевич. Да, в нашем представлении женщина — это неж­ное, хрупкое, безобидное существо, которое само нуждается в за­щите. Но в те ужасные военные годы женщине пришлось стать сол­датом, идти защищать Родину, чтобы сберечь жизнь будущим по­колениям.

Когда я прочитала эту книгу, то меня очень поразило, что такое огромное число женщин воевало в годы Великой Отечественной войны. Хотя здесь нет, наверное, ничего необычного. Всякий раз, когда угроза нависала над Родиной, женщина вставала на ее защи­ту. Если вспомнить нашу историю, то можно найти множество при­меров, подтверждающих эту истину. Во все времена русская жен-

395

щина не только провожала на битву мужа, сына, брата, горевала, ждала их, но в трудное время сама становилась рядом с ними. Еще Ярославна поднималась на крепостную стену и лила расплавлен­ную смолу на головы врагов, помогая мужчинам защищать город. И в годы Великой Отечественной войны женщина стреляла, убивая врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее дом, ее де­тей, родственников и близких. Вот отрывок из рассказа Клавдии Григорьевны Крохиной, старшего сержанта, снайпера. «Мы залег­ли, и я наблюдаю. И вот я вижу: один немец приподнялся. Я щелк­нула, и он упал. И вот, знаете, меня всю затрясло, меня колотило всю». И не единственная она была такая. Не женское это дело — убивать. Все они не могли понять: как это можно убить человека? Это же человек, хоть он враг, но человек. Но этот вопрос постепен­но исчезал из их сознания, а его заменяла ненависть к фашистам за то, что они делали с народом. Ведь они беспощадно убивали и детей и взрослых, сжигали людей живьем, травили их газом. Я и раньше много слышала о зверствах фашистов, но то, что я прочита­ла в этой книге, произвело на меня огромное впечатление. Вот только единственный пример, хотя в этом произведении их сотни. «Подъехали машины-душегубки. Туда загнали всех больных и по­везли. Ослабленных больных, которые не могли передвигаться, снесли и сложили в бане. Закрыли двери, всунули в окно трубу от машины и всех их отравили. Потом, прямо как дрова, эти трупы бросили в машину».

И как мог кто-нибудь в то время думать о себе, о своей жизни, когда враг ходил по родной земле и так жестоко истреблял людей. Эти «обыкновенные девушки» и не задумывались над этим, хотя многим из них было по шестнадцать-семнадцать лет, как и моим ровесницам сегодня. Они были простыми школьницами и студент­ками, которые, конечно, мечтали о будущем. Но в один день мир для них разделился на прошлое — то, что было еще вчера: послед­ний школьный звонок, выпускной бал, первая любовь; и войну, ко­торая разрушила все их мечты. Вот как началась война для медсе­стры Лилии Михайловны Будко: «Первый день войны... Мы на танцах вечером. Нам по шестнадцать лет. Мы ходили компанией, проводим вместе одного, потом другого... И вот уже через два дня этих ребят, курсантов танкового училища, которые нас провожали с танцев, привозили калеками, в бинтах. Это был ужас... И я ска­зала маме, что пойду на фронт*.

А Вера Даниловцева мечтала стать актрисой, готовилась в теат­ральный институт, но началась война, и она ушла на фронт, где стала снайпером, кавалером двух орденов Славы. И таких историй об искалеченных жизнях множество. У каждой из этих женщин была своя дорога на фронт, но их объединяло одно — желание спа­сти Родину, защитить ее от немецких оккупантов и отомстить за смерть близких. «У нас у всех было одно желание: только в военко­мат и только проситься на фронт», — вспоминает минчанка Татья­на Ефимовна Семенова.

Конечно, война — это не женское дело, но эти «обыкновенные девушки» были нужны на фронте. Они были готовы к подвигу, но не знали девчонки, что такое — армия и что такое — война. Прой-

396

дя шестимесячные, а то иногда и трехмесячные курсы, они уже имели удостоверения медсестер, зачислялись саперами, летчицами. У них уже были военные билеты, но солдатами они еще не были. И о войне, и о фронте у них были только книжные, часто совершенно романтические представления. Поэтому трудно им было на фронте, особенно в первые дни, недели, месяцы. Тяжело было привыкнуть к постоянным бомбежкам, выстрелам, убитым и раненым. «Я до сих пор помню своего первого раненого. Лицо помню... У него был открытый перелом средней трети бедра. Представляете, торчит кость, осколочное ранение, все вывернуто. Я знала теоретически, что делать, но, когда я... это увидела, мне стало плохо», — вспоми­нает Софья Константиновна Дубнякова, санинструктор, старший сержант. Выдержать на фронте надо было не кому-нибудь, а дев­чонке, которую до войны мать еще баловала, оберегала, считая ре­бенком. Светлана Катыхина рассказала, как перед самой войной мать не отпускала ее без провожатого к бабушке, мол, еще малень­кая, а через два месяца эта «маленькая» ушла на фронт, стала сан­инструктором.

Да, не сразу и не легко давалась им солдатская наука. Потребо­валось обуть кирзачи, одеть шинели, привыкнуть к форме, научи­ться ползать по-пластунски, копать окопы. Но они со всем справи­лись, девушки стали отличными солдатами. Они проявили себя в этой войне как отважные и выносливые воины. И я думаю, что только благодаря их поддержке, их храбрости и смелости мы смог­ли победить в этой войне. Девчонки прошли через все трудности и испытания, чтобы спасти свою Родину и защитить жизнь будущего поколения.

Завтра я проснусь и надо мной будет сиять солнце. Я буду уве­рена, что оно будет светить и на следующий день, и через месяц, и через год. И именно для того, чтобы мы жили беззаботно и счаст­ливо, чтобы это «завтра» для меня состоялось, те девушки — мои ровесницы — пятьдесят лет назад шли в бой.

РЕЦЕНЗИЯ НА РОМАН В. С. ГРОССМАНА «ЖИЗНЬ И СУДЬБА» (/ вариант)

Основной круг философской проблематики эпопеи В. Гроссмана «Жизнь и судьба» — жизнь и судьба, свобода и насилие, законы войны и жизни народа. Писатель видит в войне не столкновение армий, а столкновение миров, столкновение различных взглядов на жизнь, на судьбу отдельного человека и народа. Война выявила ко­ренные проблемы современнорти, вскрыла основные противоречия эпохи.

В романе две основные темы — жизнь и судьба.

«Жизнь» — это свобода, неповторимость, индивидуальность; «судьба» — необходимость», давление государства, несвобода. Ко­миссар Крымов говорит: «Как странно идти по прямому, стрелой выстреленному коридору. А жизнь такая путаная тропка, овраги, болотца, ручейки, степная пыль, несжатый хлеб, продираешься, обходишь, а судьба прямая, струночкой идешь, коридоры, коридо­ры, коридоры, в коридорах двери».

397

Судьба основных действующих лиц трагическая или драматиче­ская. Б героизме Гроссман видит проявление свободы. Капитан Греков, защитник Сталинграда, командир бесшабашного гарнизона «дома шесть дробь один*, выражает не только сознание «правого дела борьбы с фашизмом», отношение к войне как к трудной рабо­те, самоотверженность и здравый смысл, но и непокорство натуры, дерзость, независимость поступков и мыслей. «Все в нем — и взгляд, и быстрые движения, и широкие ноздри приплюснутого но­са — было дерзким, сама дерзость». Греков — выразитель не толь­ко народного, национального, но и всечеловеческого, свободолюби­вого духа (недаром его фамилия Греков).

Главный конфликт романа — конфликт народа и государства, свободы и насилия. «Сталинградское торжество определило исход войны, но молчаливый спор между победившим народом и побе­дившим государством продолжался. От этого спора зависела судьба человека, его свобода». Этот конфликт прорывается наружу в раз­мышлениях героев о коллективизации, о судьбе «спецпереселен­цев», в картинах колымского лагеря, в раздумьях автора и героев о тридцать седьмом годе и его последствиях.

Колымский лагерь и ход войны связаны между собой. Гроссман убежден, что «часть правды — это не правда». Арестованный Кры-мов ловит себя на мысли, что ненавидит пытающего его особиста больше, чем немца, потому что узнает в нем самого себя.

Гроссман изображает народные страдания: это и изображение лагерей, арестов и репрессий, и их разлагающего влияния на души людей и нравственность народа. Храбрецы превращаются в трусов, добрые люди — в жестоких, стойкие — в малодушных. Людей раз­рушает двойное сознание, неверие друг в друга. Причины данных явлений — сталинское самовластие и всеобщий страх. Сознанием и поведением людей со времен революции управляют идеологические схемы, приучившие нас считать, что цель выше морали, дело выше человека, идея выше жизни. Насколько опасна такая перестановка ценностей, видно из эпизодов, когда Новиков на восемь минут за­держал наступление, то есть, рискуя головой, идет на невыполне­ние сталинского приказа ради того, чтобы сберечь людей. А для Гетманова «необходимость жертвовать людьми ради дела всегда ка­залась естественной, неоспоримой не только во время войны».

Отношение к судьбе, к необходимости, к вопросу о вине и ответ­ственности личности перед лицом обстоятельств жизни у героев ро­мана разное.

Штурмбанфюрер Кальтлуфт, палач у печей, убивший пятьсот девяносто тысяч людей, пытается оправдать это приказом свыше, своей подневольностью, властью фюрера, судьбой: «судьба толкала его на путь палача». Но автор утверждает: «Судьба ведет человека, но человек идет потому, что хочет, и он волен не хотеть».

Смысл параллелей Сталин — Гитлер, фашистский лагерь — ко­лымский лагерь в том, чтобы заострить проблему вины и ответст­венности личности в самом широком, философском плане. Когда в обществе творится зло, в той или иной степени в нем виноваты все. Пройдя через трагические испытания XX века — вторую мировую войну, гитлеризм и сталинизм, — человечество начинает осозна-

398

вать тот факт, что покорность, зависимость человека от обстоя­тельств, рабство оказались сильны. И в то же время в образах геро­ев Отечественной войны Гроссман видит свободолюбие и совестли­вость. Что превысит в человеке и человечестве? Финал романа от­крыт.

РЕЦЕНЗИЯ НА РОМАН В. С. ГРОССМАНА «ЖИЗНЬ И СУДЬБА» (II вариант)

Природное стремление челове­ка к свободе неистребимо, его можно подавить, но нельзя унич-тожить. Человек добровольно не откажется от свободы.

В. Гроссман

«Рукописи не горят...» Сколько раз уже цитировали эту фразу Воланда, но хочется повторить ее вновь. Наше время — время от­крытий, возвращенных мастеров, ждавших своего часа, наконец увидевших свет. Роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба», написан­ный тридцать пять лет назад, пришел к читателю лишь в 1988 году и потряс литературный мир своей современностью, великой силой своего правдивого слова о войне, о жизни, о судьбе. Он отразил свое время. Лишь теперь, в девяностые, возможно стало говорить и пи­сать о том, о чем размышляет автор романа. И поэтому это произве­дение принадлежит сегодняшнему дню, оно злободневно и сейчас.

Читая «Жизнь и судьбу», не можешь не поразиться масштабно­сти романа, глубине выводов, сделанных автором. Кажется, что философские идеи сплетаются, образуя причудливую, но гармонич­ную ткань. Порой увидеть, понять эти идеи сложно. Где главное, какая основная мысль пронизывает повествование? Что есть жизнь, что есть судьба? «Жизнь такая путаная, ...тропки, овраги, болотца, ручейки... А судьба прямая-прямая, струночкой идешь... Жизнь — это свобода», — размышляет автор. Судьба же — несво­бода, рабство, недаром обреченные на смерть в газовых камерах люди чувствуют, как «силится в них чувство судьбы». Судьба не подчиняется воле человека.

Основная тема произведения Гроссмана — свобода. Понятие «свобода», «воля» знакомо и дикому зверю. Но то свобода или несво­бода физическая. С появлением человеческого разума смысл этих понятий изменился, стал глубже. Существует свобода моральная, нравственная, свобода мысли, непорабощенность души. Так что же важнее — сохранить свободу тела или разума? Почему именно эта философская проблема волновала автора? Очевидно, это было предо­пределено той эпохой, в которой он жил. Два государства встали над миром в то время, сошлись в борьбе, и от исхода этой битвы зависела судьба человечества. Обе державы, по словам одного из персонажей романа, — государства партийные. «Сила партийного руководителя не требовала таланта ученого, дарования писателя. Она оказывалась над талантом, над дарованием». Под термином «воля партии» под­разумевалась воля одного человека, которого сейчас мы называем диктатором. Оба государства были сходны между собой тем, что

399

граждане их, лишенные официального права мыслить, чувствовать,

вести себя в соответствии со своей индивидуальностью, постоянно ощущали довлеющую над ними силу страха. Так или иначе, госу­дарственные здания, больше похожие на тюрьмы, были возведены и казались несокрушимыми. Человеку в них отводилась незначитель­ная роль; куда выше, чем он, стояли государство и выразитель его воли, непогрешимый и могучий. «Фашизм и человек не могут сосу­ществовать. На одном полюсе — государство, на другом — потреб­ность человека». Не случайно Гроссман, сравнивая два лагеря, срав­нивает тоталитарные государства — Германию и Советский Союз тридцатых—сороковых годов. Люди сидят там за одни и те же «пре­ступления»: неосторожное слово, плохую работу. Это «преступники, не совершившие преступлений». Разница лишь в том, что немецкий лагерь дан глазами русских военнопленных, знающих, за что они сидят, и готовых к борьбе. Люди же, находящиеся в сибирских лаге­рях, считают свою судьбу ошибкой, пишут письма в Москву. Деся­тиклассница Надя Штрум поймет, что тот, к кому обращены ее пи-сьма, по сути, и есть виновник происходящего. Но письма продол­жают идти... Сибирский лагерь, пожалуй, страшнее германского. «Попасть к своим в лагерь, свой к своим. Вот где беда!» — говорит Ершов, один из героев романа. К страшному выводу приводит нас Гроссман: тоталитарное государство напоминает огромный лагерь, где заключенные являются и жертвами, и палачами. Недаром в ла­герь желал бы превратить всю страну «философ» Казенеленбоген, в прошлом работник органов безопасности, ныне попавший в камеру на Лубянке, но продолжающий заявлять, что «в слиянии, в уничто­жении противоположности между лагерями и запроволочной жизнью и есть... торжество великих принципов». И вот два таких государства вступают в войну друг против друга, исход которой ре­шался в городе на Волге в сорок втором году. Один народ, одурма­ненный речами своего вождя, наступал, мечтая о мировом господст­ве; другой, отступая, не нуждался в призывах — он копил силы, го­товясь отдать миллионы жизней, но победить захватчика, защитить Родину, Что происходит с душами тех, кто теснит армию противни­ка, и что происходит в сердцах теснимых? Для того чтобы повернуть врага вспять, мало довлеющей над народом власти, необходима сво­бода, и в это тяжелое время она пришла. Никогда раньше люди не вели таких смелых, правдивых, свободных разговоров, как в дни бо­ев под Сталинградом. Дыхание свободы ощущают люди в Казани, в Москве, но сильнее всего она в «мировом городе», символом которо­го станет дом «шесть дробь один», где говорят о тридцать седьмом годе и коллективизации. Борясь за независимость Родины, люди, подобные Ершову и Грекову, борются и за свободу личности в своей стране. Греков скажет комиссару Крымову: «Свободы хочу, за нее и воюю». В дни поражений, когда вольная сила поднималась с самого дна людских душ, Сталин чувствует, что... побеждали на полях сра­жений не только сегодняшние его враги. Следом за танками Гитлера в пыли, дыму шли все те же, кого он, казалось, навек усмирил, успо­коил. «Не только история судит побежденных». Сам Сталин пони­мает, что если он будет побежден, то ему не простится то, что он сде­лал со своим народом. В душах людей постепенно поднимается чув-

---

Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 135; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!