Англичане и американцы в событиях 1802 г.: реальность и вымысел
Говоря об уничтожении индейцами-тлинкитами русского поселения на о. Ситка в июне 1802 г., ряд авторов упоминает о той роковой роли, которую сыграли в этих событиях некие английские или американские матросы. Степень их участия в нападении варьируется от простой поддержки замысла тлинкитов и подстрекательства к нему до прямого участия в атаке и даже руководства ею. Иногда (особенно в художественных произведениях) они предстают настоящими диверсантами, которых засылают на Ситку иностранные торговцы – конкуренты РАК. Оставив в стороне вопросы, связанные с причинами и обстоятельствами нападения, рассмотрим единственную проблему: какова же была истинная роль и степень участия "иностранцев" в трагических событиях июня 1802 года?
Вначале – краткая сводка сообщений источников по данной теме.
И. А. Кусков (1802 г.) упоминает, что в июне 1802 г. на Ситке находились некие "англичане", оставшиеся там "с одного американского судна, бывшего под крепостью по весне до 7 человек." [220] Его показания, наряду с показаниями А. Плотникова и Е. Лебедевой [221], позволяют уточнить местонахождение 5 из этих "англичан". Трое в составе артели А. Батурина отправились к "дальнему Сиучьему камню", где заготавливал мясо Василий Кочесов; один ушёл с партией И. Урбанова, а ещё один в момент нападения оказался в осаждённой казарме. Гибель от рук тлинкитов всех пятерых представляется несомненной. О каком-либо участии "англичан" в штурме не упоминают ни Кусков, ни Плотников, ни Лебедева. Однако, помимо этого И. А. Кусков сообщает о подстрекательских речах американского торговца, зимовавшего в 1801-1802 гг. "на хуцновском жиле", где совет индейских вождей обсуждал план войны против русских. [222]
|
|
|
Капитан Генри Барбер (1804 г.) заявляет, что 31 июня (!) 1802 г. он принял на борт трёх американцев , которые назвались дезертирами с бостонского судна "Дженни". 6 июля он принял на своё судно ещё трёх американцев, причём тогда же он взял заложниками тлинкитских вождей, организовавших нападение на Михайловскую крепость. Эти моряки сообщили Барберу, что индейцы заставили их участвовать " в том кровавом проишествии". [223]
Американец Уильям Стёрджис сообщает о 7 дезертирах с "Дженни", служившим в РАК, которым индейцы предложили участвовать в нападении на русскую крепость. Когда же они отказались, тлинкиты взяли их под стражу и не выпускали до тех пор, пока крепость не была уничтожена. [224]
Директора РАК сообщали А. А. Баранову в своём письме от 29 апреля 1805 г., что они "узнали по некоторым известиям, что прямая причина разорения крепости и гибели людей была недоброжелательное подстрекание к диким того английского судна, которое было в то время там, и на котором пленные доставлены к Вам…" [225] Имелся в виду, конечно же, Генри Барбер.
|
|
|
Те же директора РАК в 1808 г. уверяли русского генерального консула в Филадельфии А. Я. Дашкова в том, что "Бостонского морехода Кроера бежавший там с корабля по разным неудовольствиям экипаж при нападении в 1801 году (!) на Ситху помогал диким в варварстве," [226] а в особой записке "О подрыве, делаемой компании бостонцами" (21 апреля (3 мая) 1808 г.) они же утверждали: "Тамошний главный правитель Баранов, по некоторым от самих диких объяснениям о сём случае, уверяет, что причиной сего несчастья и пособием в оном были бостонских судов шкипера Крокер и Конингам с их экипажами", которые снабдили индейцев оружием и захватили собранную в крепости пушнину. [227]
Ю. Ф. Лисянский, побывавший на Ситке в 1804-1805 гг., получил "обстоятельное известие" о гибели крепости со слов некоего промышленного, "который тогда был взят в плен, а после нашёл случай спастись." По этим сведениям среди примерно 600 индейских воинов "находились три матроса из Американских Соединённых Штатов. Оставив свои суда, они сперва поступили на службу в Компанию, а потом перешли к нашим неприятелям. Эти вероломные бросали зажжённые смоляные пыжи на кровлю верхнего строения, зная, что там хранилися порох и сера." [228] Порох в крепости действительно хранился на втором этаже казармы, который и был подожжён индейцами почти в самом начале их нападения.
|
|
|
К. Т. Хлебников повторяет сообщение И. А. Кускова и утверждает, что "озлобление сих диких народов есть произведение просвещённой зависти", [229] но при этом не говорит о прямом участии "иностранцев" в военных действиях. Помимо того, он сообщает, что "до прихода Баранова в Ситху" с одного американского корабля было высажено на берег "по неудовольствиям от капитана" 11 человек. Из них трое поступили на службу РАК, а "прочие остались у колош". [230]
Приказчик РАК на судне "Надежда" Ф. И. Шемелин в своих записках о кругосветном плавании упоминает, что в 1799 г. "два судна вместе были в Якутатском заливе и в Ситхе; капитаны оных Кронер и Брикс; с одного из них бежало матросов 11 человек и с оного ж в 1802 г. 6 человек"; под 1802 г. упоминается "судно Юникорн , капитан Барбер; он доставил наших людей, которых освободил из неволи от американцов; за то взял выкупу товарами на 10 000 рублей и потом с г. Барановым торговался"; там же говорится, что в 1801 г. "судно Глобус , капитан Кюннен-Жеин, зимовало под хуцновским жилом." [231]
|
|
|
Известные индейские предания не упоминают каких-либо белых союзников в войне против русских.
Американские источники частично подтверждают и существенно дополняют русские данные. [232] Кроккер , капитан судна "Хэнкок" компании "Дорр и сыновья" (Бостон), прибыл на Ситку в мае 1799 г. В результате вспыхнувшего на борту судна мятежа 13 матросов по их собственному требованию были высажены на берег, но спустя несколько дней четверо из них раскаялись и им было позволено вернуться на корабль. Когда судно стало уходить из Ситкинской бухты, ещё двое мятежников, похитив у индейцев каноэ, попытались вернуться на его борт. Им отказали, но они упорно следовали за судном на протяжении нескольких миль. За беглецами погнались индейцы и, в конце концов, капитан принял их обратно. После завершения торгового сезона "Хэнкок" отбыл в Кантон, а затем, 9 июля 1800 г., вернулся в Бостон. Вторично Кроккер посещает Северо-Западное побережье в 1802 г., как капитан судна "Дженни" той же компании "Дорр и сыновья".
Уильям Каннингем был помощником капитана на судне "Глобус", принадлежавшем Перкинсу, Лэмбу и Компании, которое имело груз товаров на сумму в 29 253 $. В октябре 1801 г. индейцы-Хайда убивают у Скидегата капитана Бернарда Мэджи и Каннингем занимает на "Глобусе" его место. Он зимует в Хуцнуву – и в эту зиму там собирается великий совет тлинкитских вождей, решивший начать войну с русскими. В июне 1802 г. "Глобус" находится в Ситкинском заливе вместе с кораблями Барбера и Эббетса и именно на его борту заседает "Военный совет" из числа старших офицеров этих судов. По окончании сезона торговли "Глобус" прибывает 3 ноября 1802 г. в Кантон, а оттуда возвращается в Бостон.
Судно "Тревога" (Alert) под командованием Джона Эббетса, бывшего ранее на нём помощником капитана, совершало в то время своё третье плавание (первые в 1798 и в 1800 гг.). Оно принадлежало семейству Лэмбов и вышло из Бостона 8 июля 1801 г. с грузом товаров на 28 001 62 $. По окончании сезона торговли прибыло через Гавайи в Кантон 8 декабря 1802 г., откуда после продажи пушнины вновь вернулось на Северо-Западное побережье.
Генри Барбер традиционно пользуется самой дурной репутацией. Но даже Н. П. Резанов, называвший его не иначе, как "разбойником" и обвинявший в пиратских намерениях по отношению к русскому поселению на Кадьяке, [233] относительно лета 1802 г. ставит ему в вину лишь то, что он "влез нагло" в Павловскую Гавань и потребовал выкупа за доставленных им с Ситки пленников. Ричард Пирс полагает, что "утверждения о враждебности Барбера по отношению к РАК кажутся неосновательными или преувеличенными". [234] А. В. Гринёв, серьёзно исследовавший этот вопрос, также придерживается мнения, что "нет никаких доказательств и фактов, указывающих на причастность Барбера к разорению русской крепости." [235] Однако путаница, сбивчивое изложение фактов и ряд намеренных умолчаний в собственных показаниях британского капитана наводит на подозрение, что совесть его отнюдь не была кристально чистой.
Рассмотрим теперь степень достоверности приведённых выше сведений. Показания Кускова, Плотникова и Лебедевой несомненно заслуживают доверия относительно указанного в них местонахождения 5 "англичан" в момент нападения. Однако вряд ли даже очевидцы гибели крепости могли бы различить 2-3 белых в толпе индейских воинов. Стёрджис получил свои сведения из вторых, а то и третьих рук и до него версия дезертиров дошла в облагороженном и приукрашенном виде: они уже не участвуют в нападении (пусть даже и невольно, как то было заявлено Барберу), но всего лишь содержатся индейцами под стражей, чтобы не могли предупредить русских. Директора РАК, судя по всему, не всегда ясно представляли себе детали происходивших в Америке событий (это и 1801 год, как дата гибели Михайловской крепости, и, в другом месте, Якутская бухта вместо Якутатской ). Однако, они весьма умело использовали эти события в своих интересах, ловко применяясь к изгибам тогдашней внешней политики России. Ю. Ф. Лисянский в своей книге лишь добросовестно передал то, что слышал от служащих РАК на Ситке. То же относится и к Ф. И. Шемелину. К. Т. Хлебников пользовался теми же источниками, однако, будучи более знаком с предметом, делал несколько иные выводы. По сути дела в распоряжении историков имеются только одни, освещающие этот вопрос сведения, полученные из первых рук, но и этот свидетель является слишком заинтересованным лицом, чтобы полагаться на его объективность. Это капитан Генри Барбер.
Первое, что бросается в глаза при сравнении журнала Барбера с показаниями другого очевидца и непосредственного участника событий, Абросима Плотникова, так это разнобой в датах. Оставив в стороне упоминаемое им фантастическое "31 июня", можно установить, что разнобой этот прекращается с приходом на Ситку кораблей Эббетса и Каннингема. Барбер перестаёт лгать, поскольку теперь появляется опасность быть уличённым своими же коллегами, которые позднее вынуждают его признаться и в том, о чём он пытался умолчать при публикации своего журнала (повешение тлинкитского вождя). Однако ложь в бортовом журнале ещё не доказывает причастности Барбера к уничтожению Михайловской крепости. Будучи личностью действительно довольно тёмной и одиозной, Барбер владел в тот период судном, имевшим два названия и два порта приписки: в британские порты Сидней (Австралия) и Лондон он прибывал на "Единороге" (Unicorn, порт приписки Лондон), а на Гавайях и в Китае он действовал на приписанном к Макао "Бодром" (Cheerful). [236] На Ситке же он появился на судне с названием, которое использовалось им для визитов в "цивилизованные" порты колоний и в метрополию – "Единорог". Если бы Барбер занимался здесь своими махинациями, то скорее всего избрал бы вывеску "Бодрого". Вероятнее предположить, что на Северо-Западном побережье Барбер занимался вполне обычным и распространённым там бизнесом – торговлей оружием. Для этого ему не приходилось скрываться под видом купца из Макао. Однако в данном случае бизнес этот имел неожиданные для Барбера последствия – истребляя Михайловскую крепость, тлинкиты, похоже, воспользовались и полученным от него товаром. Из-за этого британец, действовавший здесь вполне официально, оказался в весьма двусмысленном положении. Ему грозила репутация подстрекателя к убийству. Впоследствии ему пришлось оправдываться и за меньший грех – казнь индейского заложника (о чём он тоже вначале старался умолчать). Гораздо дороже пришлось бы ему заплатить даже за столь косвенное пособничество в убийстве "белых людей" (пусть даже и русских), как продажа оружия туземцам накануне резни. В пользу этого предположения говорит и то, что на борту "Единорога" действительно имелось "лишнее" оружие: доставив пленников на Кадьяк и получив выкуп, Барбер тут же продал русским "несколько орудий, до пятидесяти отличных ружей и большое количество снарядов." [237] Вероятно, это было то, что осталось у англичанина после торговли с индейцами (недаром он, возмущаясь прижимистостью Баранова, заявлял, что потерпел убыток от прекращения своих торговых операций). Именно по этой причине Барбер и "путал следы", тасуя события и даты, чтобы добиться наиболее выгодного для себя расклада.
Чтобы окончательно разобраться в труднообъяснимой "враждебности" Барбера к РАК, рассмотрим обвинения его в зловещих замыслах против компании, каковые он якобы вынашивал в 1802 г. и в 1806 г. Утверждения о их существовании основываются на сообщении Н. П. Резанова. В ноябре 1805 г. он писал директорам РАК, что по возвращении с Кадьяка на Гавайские острова Барбер узнал "о объявленной тогда Англии войне и рвал с досады волосы, что, видя слабость компании, не произвёл он того грабежа, к которому, признавался он, что неоднократно и без того покушался… к счастию однакож компании поссорился он с Людерсом товарищем судна его, и известие о мире между тем подоспело." [238] В феврале 1806 г. Н. П. Резанов вновь сообщает о том, как после гибели Якутатской крепости "разбойник Барбер опять был на Кадьяке, но, нашед там суда "Елисавету" и "Александра", вышел, объявя, что хотелось ему видеться с Барановым и что идёт в Ново-Архангельск, однакож сюда не пожаловал." [239] Однако, следует отметить, что ещё в Павловской Гавани, когда Барбер доставил туда спасённых им пленников, им было заявлено Баранову, "что, хотя он и принадлежит к нации, воюющей с Россиею, но сострадая к человечеству выкупил бедных людей" , [240] – то есть, он считал, что Англия всё ещё (со времён заключения Павлом I союза с Бонапартом) воюет с Россией, а значит не мог узнать об этом на Гавайях. Там ему могли скорее сообщить о примирении великих держав. Кроме того, известные сведения о реальных действиях Барбера в тот период не подтверждают его воинственных намерений. В декабре 1802 г. его видели на о. Оаху, где он вёл переговоры с верховным гавайским королём Камеамеа I; 29 мая 1803 г. он уже публикует в Сиднее (Австралия) отрывок из своего бортового журнала, после чего отбывает в Лондон, чтобы к октябрю 1804 г. вновь вернуться в Сидней. Если он и вынашивал злодейские планы осенью 1805 г. (единственным свидетельством в пользу того служит его несостоявшаяся встреча с А. А. Барановым), то они необъяснимо испарились к 1807 г., когда он продал РАК свой бриг “Мирт” со всем грузом и вооружением. Осведомлённость Н. П. Резанова относительно этих планов выглядит довольно странно – вряд ли Барбер столь широко афишировал свои столь неприглядные замыслы. Кроме того, среди старших офицеров "Единорога" не значится никакого Людерса, который, согласно Резанову, был даже компаньоном Барбера ("товарищем судна его"). [241] Объяснить же смысл и назначение страшных рассказов о "чёрном пирате Барбере" можно, если учесть некоторые черты характера самого Н. П. Резанова, а также цели, какими он руководствовался при написании своих отчётов Главному Правлению РАК. В этих обширных посланиях он, помимо всего прочего, излагал и "причины, по которым должно весь край сей и как можно скорее гарнизоном обеспечить ", [242] – то есть, он, как и прочие видные деятели компании, стремился добиться усиления государственного присутствия в её владениях, а в первую очередь – присылки туда войск. Оправдать такой шаг могла только серьёзная военная угроза русским владениям. Опасность же со стороны "диких" не производила должного впечатления на петербургских чиновников. Совсем иное дело – противник европейский, представляющий собой первую морскую державу мира. Стоит при этом вспомнить и характеристику Резанова, данную ему желчным, но наблюдательным капитаном В. М. Головниным: "Сей г. Резанов… был человек скорый, горячий, затейливый писака, говорун, имевший голову более способную созидать воздушные замки, чем обдумывать и исполнять основательные предначертания." [243] О том, что ради достижения желаемых целей Н. П. Резанов был способен весьма вольно обращаться с известными ему фактами свидетельствует он сам, похваляясь в письме к Н. П. Румянцеву тем, как ловко он обошёл губернатора испанской Калифорнии.
Губернатор жаловался ему на своеволие американских торговцев, один из которых, О'Кейн, вёл на его территории промысел каланов. Зная, что О'Кейн действовал по прямому контракту с РАК, Резанов, тем не менее, воспользовался случаем, чтобы лишний раз помянуть недобрым словом морских торговцев вообще, а всё того же Барбера в частности. По его версии, изложенной доверчивому испанцу, О'Кейн силой захватил партию кадьякцев в 40 человек, увёз их неизвестно куда, а на следующий год "такого же разбора молодец капитан Барбер привёз нам из них 20 человек на Кадьяк говоря, что выкупил он их из плена на Шарлотских островах и не отдавал их иначе, как за 10 000 рублей… Но куда других девал Океин мы и теперь неизвестны. Возвращённые показали, что были они в разных местах на разных судах, но у кого имянно и где приставали того по невежеству их не могли мы добиться у них." [244] Таким образом, хитроумный дипломат смешал воедино события 1802 г. и плавание О'Кейна, отрёкся от факта сотрудничества с американцем и сочинил целую пиратскую историю и всё это ради одной цели – продемонстрировать зловредность конкурентов. Кроме того, у правления РАК были и иные причины преувеличивать исходящую от Барбера угрозу, о чём будет сказано далее.
Что касается иностранных моряков, находившихся тогда на Ситке, то они, несомненно, принадлежали к команде "Хэнкока". После ухода Кроккера, на берегу осталось 7 его матросов. Пятеро поступили на службу РАК и погибли во время общей резни. Двое же, вероятно, предпочли остаться среди индейцев. Именно они взошли на борт судна Барбера: его путаный рассказ о 6 американцах явно не заслуживает доверия. Похоже, они действительно участвовали в разгроме Михайловской крепости, однако нет оснований приписывать им некую ведущую роль. Для поджога деревянной казармы не требовались особые европейские военные знания, к тому же, согласно индейским преданиям, поджог этот осуществили две старухи-тлинкитки. [245] Вряд ли два белых дезертира могли существенно увеличить боевую мощь почти полуторатысячного отряда хорошо вооружённых воинов, врасплох обрушившихся на горстку защитников казармы. Попав же на борт "Единорога", они объяснили Барберу, что плавали на судне Кроккера. Зная, что в этом сезоне Кроккер командует "Дженни", Барбер и записал в дневнике, что матросы дезертировали с этого судна – вряд ли его в тот момент занимал вопрос о названии судна Кроккера в сезоне 1799 г. Стёрджис, сообщая о беглецах с "Дженни", лишь передавал циркулировавшие среди морских торговцев слухи. Он знал, что на Ситке оставалось 7 дезертиров, но не знал о гибели пяти из них. Кроме того и Барбер в опубликованных заметках сообщил всем о 6 пришедших к нему американцах.
Реальным же подстрекателем индейцев следует считать не англичанина Барбера, а американца Каннингема, на что впервые внимание было обращено А. В. Гринёвым. Он, в отличие от Барбера, Эббетса и матросов с "Хэнкока", оказался на Ситке явно не случайно. Перезимовав в Хуцнуву, он, несомненно, был посвящён в замыслы тлинкитов, а то и участвовал в их разработке. В Ситкинской бухте он, неожиданно для себя, встречает ещё двух торговцев, но быстро занимает среди них господствующее положение – именно "Глобус" становится своеобразным "штабом" трёх капитанов. Прибыв сюда уже после захвата Барбером вождей-заложников, Каннингем не может изменить хода событий, но ловко подстраивается под них (кстати, не случайно вожди столь доверчиво поднялись на борт "Единорога" – вероятно, после знакомства с Каннингемом они считали морских торговцев своими союзниками, что распространялось даже на Барбера, с которым у них уже имелся печальный опыт общения). [246] Получил, несомненно, Каннингем и свою долю из захваченных тлинкитами запасов компанейской пушнины. Нереально, чтобы всю добычу мог захватить только Барбер – один из троих, да и сами директора компании со слов Баранова сообщают о присвоении мехов всеми тремя капитанами. [247] Барбер и Эббетс оба в 1802 г. посещали Кадьяк, где оружия и товаров было "от них куплено на сумму более 70 000 рублей." [248] Каннингем на Кадьяк не пошёл. Он вообще не имел дел с русскими и это вряд ли случайно – слухи о его истинной роли, хотя смутные и неясные, всё же доходили до руководителей РАК, как говорят о том свидетельства Кускова, Шемелина и Баранова. Однако в тот момент директорам РАК было выгоднее заострить внимание на иной фигуре – на Генри Барбере. И дело тут не только в досаде на его выходку в Павловской Гавани и потерянные 10 000 рублей.
То, что виновниками Ситкинской катастрофы будут объявлены иностранцы было предопределено изначально. Но причины того, что главным виновником был тогда признан англичанин Барбер кроются, вероятно, в той неопределённости, в какой пребывала в те годы российская внешняя политика. Разорванные при Павле I отношения с Англией были восстановлены, но до союза с ней дело ещё не дошло. В Петербурге шла борьба между сторонниками и противниками такого сближения. Директора РАК, для которых англичане были опасными конкурентами, имели поддержку в лице столь влиятельного сановника, как министр коммерции (а затем и министр иностранных дел и канцлер) Н. П. Румянцев, который являлся сторонником союза с наполеоновской Францией. [249] "Дело Барбера", поданное как открыто враждебный акт Великобритании, было поистине даром небес для столичных франкофилов. Новый ход ему был дан весной 1805 г. (похоже, что и узнали о нём в Петербурге немногим ранее, учитывая тогдашние средства связи). В это время, после разрыва дипломатических отношений с Францией (сентябрь 1804 г.), решался вопрос о вступлении России в Третью Коалицию. Вот тогда, похоже, и сложилась версия о решающей роли англичан в Ситкинской резне. Директора РАК (М. М. Булдаков, Е. И. Деларов, И. Г. Шелихов) сообщили об этом А. А. Баранову в особом письме от 29 апреля 1805 г. В нём они заявляли, что Баранов не сумел выявить "прямых причин" гибели Михайловской крепости, в то время, как сами директора (в Петербурге!) "по некоторым известиям" узнали, что "прямая причина разорения крепости и гибели людей была недоброжелательное подстрекание к диким того английского судна… на котором пленные доставлены к Вам с выкупом от Вас за 10 000 руб., что тем вероятнее, что английская нация в то время состояла в некотором разрыве с Россиею." [250] От Баранова недвусмысленно требовалось подтверждение этой версии: "поколику дело сие суть довольной важности, то точное и полное о помянутом сожаления достойном происшествии сведение… благоволите доставить в сие правление в особливом Вашем донесении." [251] Директоров не смущали и неувязки с фактами: состояние войны между Россией и Англией прекратилось весной 1801 г. после смерти Павла I (хотя, конечно, на Аляске этого могли и не знать, как действительно и не знал этого Барбер в июне 1802 г.).
К 1808 г. политическая ситуация меняется. Согласно условиям Тильзитского мира, Россия присоединяется к континентальной блокаде Англии. Однако невольный союз с Францией непрочен, условия блокады соблюдаются лишь формально, растёт уверенность в неизбежности новой войны с Наполеоном, в которой Англия неизбежно должна оказаться союзником. Да и Правлению РАК гораздо более опасным конкурентом кажутся теперь не британцы, а американские торговцы – куда более многочисленные, активные и не стеснённые в своих предприятиях условиями военного времени (большая часть британских моряков с торговых судов подлежала на время войны вербовке в Королевский Флот). Именно американцы господствуют теперь в морской пушной торговле на Северо-Западном побережье. Если в период 1785-1795 гг. на 35 действовавших здесь британских судов приходилось 15 американских, то в следующее десятилетие ситуация резко изменяется и число американских кораблей возрастает до 68 против всего 9 английских. А после 1801 г., как отмечает Ф. Хоуэй, "Юнион Джек " полностью исчезает из торговли". В период 1805-1814 гг. на Северо-Западном побережье действовали всего 3 английских корабля, один из которых фактически находился в собственности американского предпринимателя Джона Джейкоба Астора. [252] В результате Правление РАК проводит ряд демаршей, в ходе которых неожиданно всплывают имена подлинных "героев" Ситкинской резни. 21 апреля (3 мая) 1808 г. составляется специальная записка "О подрыве, делаемом компании бостонцами". В ней, опираясь на сообщения А. А. Баранова, получавшего сведения от индейцев, виновниками резни называются американцы Кроккер (ведь с его судна дезертировали матросы, которым так удобно приписать руководство "дикарями") и Каннингем – подстрекатель и соучастник. [253] 17 (29) мая 1808 г. министр иностранных дел Н. П. Румянцев передаёт генеральному консулу США в Петербурге Л. Гаррису официальную ноту, в которой уведомляет, "что суда США, вместо того, чтобы торговать с русскими владениями в Америке, приходят туда для тайной торговли с туземцами, снабжая их в обмен на шкурки выдры огнестрельным оружием и порохом… которые в их руках стали наносить большой вред подданным Е. И. В-а. При помощи этого оружия был разрушен один русский форт и убито много людей… чтобы избежать пагубных последствий подпольной торговли с туземцами, Е. И. В-во хотел бы, чтобы меновая торговля осуществлялась исключительно на Кадьяке и производилась через агентов компании." [254] И, наконец, 20 августа (1 сентября) 1808 г. Главное Правление РАК направляет письмо генеральному консулу России в Филадельфии А. Я. Дашкову, где, помимо общего возмущения "бостонскими торгашами", сообщается, что "Бостонского морехода Кроера [Кроккера] бежавший там с корабля его по разным неудовольствиям экипаж при нападении в 1801 году на Ситху помогал диким в варварстве." [255] "Чёрный корсар Барбер" был прочно забыт [256] и забвение это продолжалось до тех пор, пока за события 1802 г. не взялись историки, не причастные к политической конъюнктуре описываемого ими времени (в первую очередь П. А. Тихменев), извлёкшие из-под спуда давние домыслы, которые за истёкшее время приобрели солидную наружность исторических свидетельств.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!