Метод и процедура исследования
Как уже говорилось, исследование было основано на глубинных интервью, которые проводились в течение зимы 1993–1994 гг. в Москве. Респондентами были внуки жертв репрессий конца 30‑х гг. По крайней мере один представитель первого поколения семьи каждого опрашиваемого (дедушка или бабушка по материнской или отцовской линии) был жертвой репрессии.
В исследовании не было контрольной группы, главные сравнения делались внутри выборки испытуемых на базе различий реакций разных семей на репрессию.
Ответы респондентов основывались на их собственной памяти, впечатлениях, знаниях и переживаниях относительно событий жизни своей, своих родителей и родителей этих родителей. Первичные данные копировались и обрабатывались независимо в Москве и Вашингтоне.
2.1. Методика
Для проведения интервью авторами был создан опросник из 58 вопросов с закрытыми и открытыми ответами. Вопросы предполагали получение двух видов информации: объективной – такой, как даты, состояние здоровья, образование, профессия и т. д., и субъективной, например удовлетворенность жизнью, профессией, отношение к будущему, взаимоотношения в семье и т. д.
Все вопросы относились к четырем основным категориям: 1) основная демографическая информация; 2) успешность функционирования респондента, его родителей, дедушек и бабушек; 3) отношение к режиму (лояльность/ протест); 4) степень отрыва, или потери/сохранения связи респондента с предшествующими поколениями.
|
|
|
Многие вопросы относились сразу к нескольким категориям, соответственно ответы заносились в каждую из них. Вопросы с открытыми ответами адресовались к тем же областям жизни, однако оставляли опрашиваемым большую свободу в выражении своих мыслей и отношений.
Время интервью не ограничивалось.
Приводим перечень основных вопросов по каждой из указанных категорий. Демографическая информация о респонденте: 4) уровень образования; 5) профессия; 6) общее здоровье; 8) хронические физические симптомы; 9) хронические психологические симптомы; 10) число беременностей (для мужчин – у жены); 11) число родов; 12) число детей, умерших в детстве; 13) порядок собственного рождения в семье; 14) число перемен места жительства в детстве; 15) число перемен места жительства после 18 лет; 16) жил(а) ли с бабушкой/дедушкой; 17) если да, то в течение скольких лет; 18) число женитьб/замужеств; 19) число разводов; 21) сколько раз оставался вдовцом/вдовой; 25) кто из членов семьи был репрессирован, что с ними случилось, вернулись ли они, если да, то через сколько лет; 43) был ли членом КПСС; 44) если да, то находился ли на партийной работе; 48) численность семьи в настоящее время (сколько человек живут вместе).
|
|
|
Вопросы на успешность функционирования были составлены на основании теории М. Боуэна и одобрены специалистами, хорошо знакомыми с этой теорией. Они включали следующие номера в опроснике: 4); 5); 6); 8); 9); 18); 19) (см. выше); 23а) уровень жизни; 29) и 30) реакции супругов и детей жертв на репрессию; 49) функционирование в настоящее время, в том числе финансовая стабильность, обеспеченность едой, жильем, одеждой, состояние здоровья, отношение к образованию, удовлетворенность профессией, общая удовлетворенность жизнью; 56) отношение к социально‑экономическим и политическим изменениям в России (участие в голосовании, демонстрациях и митингах, чтение газет, личные международные связи, путешествия за границу, членство в новой политической партии, социальные инициативы, организация бизнеса либо пассивность, активное противостояние изменениям).
Вопросы на отношение к режиму (лояльность/протест) респондента и его семьи были следующими: 23) имела ли семья в течение советского периода (в каждом из поколений) какие‑либо привилегии; 33) какие истории или легенды передавались в семье о репрессированном члене; 43) членство в КПСС (в каждом поколении); 44) руководящая работа в партии (в каждом поколении); 46) делал ли кто‑то из членов семьи в послевоенный период и позже что‑либо, за что государство могло его преследовать; 47) если да, то каковы были мотивы этих действий.
|
|
|
Степень отрыва от предшествующих поколений (ОТ) определялась с помощью вопросов на знание различных обстоятельств жизни соответствующих членов семьи. Это были уже упоминавшиеся вопросы относительно дат рождения и смерти, образования, профессии, здоровья, числа браков и разводов, числа детей и т. д. Хотя главным предметом интереса была степень отрыва внуков от репрессированных членов семьи, указанная информация собиралась по отношению ко всем дедушкам, бабушкам и родителям. Осведомленность респондентов кодировалась по трехбалльной системе. В случае уверенного знания ставился 1 балл, в случае неуверенного или неполного – 2 балла, в случае ответа «не знаю» – 3 балла. По теории М. Боуэна передача информации в поколениях – верный показатель вертикальных связей в семье.
Дополнительными вопросами на ОТ были: 1–7) длительность жизни с бабушкой (дедушкой) в детстве; 21) знание о жизни прабабушек и прадедушек (ответами могли быть: «много», «мало», «ничего»); 27) в каком возрасте опрашиваемый узнал о бывшей репрессии (предполагалось, что чем позже, тем больше отрыв); 28) от кого он узнал (если непосредственно от жертвы, то отрыв был меньше, если не от члена семьи – то больше); 29) и 30) как жили оставшиеся взрослые и дети (родители опрашиваемых) после репрессии (включая взаимодействие с другими членами семьи, развод с арестованным и т. п.); 3132) в какой форме и какая память о репрессированном хранилась в семье; 33) какие истории и мифы о нем складывались и передавались в семье; 35) упоминался ли он в качестве положительного или отрицательного примера для внуков; 36) были ли у него какие‑нибудь специальные таланты и склонности, которые продолжаются во внуках; 37) есть ли лично у внука фотографии, письма, памятные вещи репрессированного; 38) был ли кто‑нибудь в семье назван его именем; 39) похож ли кто‑нибудь из внуков на него; 48) живет ли сейчас опрашиваемый с кем‑нибудь из родителей или бабушкой (дедушкой).
|
|
|
Наконец, еще одну группу составили вопросы о членах семьи, погибших в Великой Отечественной войне, и памяти о них (вопросы 41–42), а также открытые вопросы. Последние были следующими: 22) подробности знания о семейных корнях; 26) знает ли опрашиваемый что‑либо о причинах и обстоятельствах ареста; 57) думает ли респондент, что есть какая‑либо связь между пережитой семьей репрессией конца 30‑х гг. и тем, как сложилась его собственная жизнь; 58) были ли у опрашиваемого попытки активно собирать информацию о репрессированном члене семьи.
Вопрос 57 обеспечивал возможность сопоставления объективной информации об искомой связи с субъективным мнением опрашиваемого. Вопрос 58 пополнял наши сведения об отрыве. Данные по открытым вопросам кодировались и использовались при оценке параметров функционирования, отрыва и отношения к режиму.
2.2. Процедура исследования
2.2.1. Интервьюеры и их подготовка
Интервью проводили пять специально отобранных и подготовленных интервьюеров: четверо из них были студенты и выпускники Московского университета, пятый – один из соавторов исследования, профессор Ю.Б. Гиппенрейтер.
Интервьюеры прошли подготовку под руководством К. Бейкер и Ю.Б. Гиппенрейтер. В подготовку входили детальное ознакомление с опросником и смыслом каждого вопроса; рассказ о теориях М. Боуэна, объяснение связи исследования с положениями этих теорий; ознакомление с техникой проведения интервью и кодирования. До основных встреч каждый интервьюер провел пробное интервью.
2.2.2. Отбор испытуемых
Поиск внуков жертв репрессий 30‑х гг. был организован с помощью и при содействии общества «Мемориал»[50]. Мы получили возможность связаться сначала с членами «Московского объединения жертв незаконных репрессий и членов их семей» при «Мемориале» – детьми репрессированных, т. е. родителями наших потенциальных респондентов, и через них – с их детьми, внуками репрессированных.
На выборку испытуемых было наложено несколько ограничений.
Пол. Предполагалось включить в исследуемую группу примерно равное количество мужчин и женщин для возможного сравнения результатов по параметру пола. Всего в группе из 50 испытуемых оказалось 26 женщин и 24 мужчины.
Возраст. По этому параметру отбирались испытуемые в возрасте от 35 до 45 лет, т. е. родившиеся между 1948 и 1958 гг. Выбранный диапазон означал средний возраст, в котором люди с большой вероятностью образуют собственные семьи и имеют детей. Кроме того, указанный возраст был естественным для внуков лиц, подвергшихся репрессиям в конце 30‑х гг. (т. е. примерно за 55 лет до момента исследования) и в ту пору также находившихся в среднем возрасте. Возрастной состав наших испытуемых оказался следующим: 54 % родились до 1953 г. (середина нашего диапазона и одновременно год смерти Сталина) и 46 % – после.
Место жительства. Все испытуемые были москвичами, что значительно облегчало встречи и проведение интервью.
Образование. Было решено выбирать лиц с высшим образованием. При этом главным соображением была возможность получать от испытуемых более полные и детальные ответы об опыте семьи и собственных переживаниях. Хотя фиксация указанного параметра ограничивала возможность обобщения результатов исследования, преимущества ее, на наш взгляд, превосходили этот недостаток.
2.2.3. Проведение интервью
Сотрудник «Мемориала» звонил родителям предполагаемых испытуемых, объяснял замысел исследования и просил помочь связаться с их детьми (договориться о согласии, дать телефон и т. д.). В случае положительного ответа назначенный интервьюер звонил испытуемому непосредственно, описывал характер и цели исследования, озвучивая текст вводного обращения, составленный авторами. В этом тексте, помимо всего прочего, говорилось, что будет обеспечена анонимность результатов беседы и что работа респондента будет оплачена за счет гранта. Затем назначалось место и время интервью. Интервью могло проводиться в одном из трех мест: на квартире испытуемого, на его работе, на квартире интервьюера; выбирал сам испытуемый. Средняя длительность интервью оказалась равной 1 ч 20 мин с колебаниями от 50 мин до 4 часов.
Во многих случаях, когда интервью проводилось дома у испытуемого, его родители выражали стремление находиться тут же и, как оказалось, не могли удержаться, чтобы не вмешиваться в ответы испытуемых. Поэтому ради чистоты результатов приходилось от них изолироваться на время интервью. Вместе с тем вовлечение родителей было бы крайне полезно для будущего развития данного исследования.
В конце каждой беседы интервьюеры отвечали на любые вопросы испытуемого. Последний получал также гонорар в размере рублевого эквивалента 15 долларов. Трое испытуемых отказались от денег, прося передать их в фонд «Мемориала» или нуждающимся семьям.
Стоит заметить, как чувствовали и вели себя опрашиваемые во время беседы.
Некоторые из них держались несколько формально и отстраненно, другие нервничали, проявляя признаки осторожности и тревоги по поводу «правильности» своих ответов. Большинство испытуемых волновались: одни непрерывно курили, у других появлялись красные пятна на лице и шее, иногда слезы на глазах. Многие просили сообщить о результатах исследования по его завершении.
Сразу после беседы интервьюер кодировал ответы испытуемого. Авторы с помощью контент‑анализа кодировали открытые ответы.
Результаты и их обработка
Простые частоты дают представление о некоторых аспектах жизни наших респондентов.
Положение в родительской семье. Типичный для России размер и образ жизни семей выразился в следующих данных: 56 % опрошенных были единственным ребенком в семье, 34 % – старшим, 10 % – младшим, и ни один из них не был средним. 82 % респондентов жили в детстве с бабушкой или дедушкой, и 83 % из них – в течение более трех лет.
Семейное положение. 88 % опрошенных были женаты (замужем), из них 68 % – только один раз. 28 % женились (выходили замуж) два и более раза. Никто не был вдовцом (вдовой). У 70 % есть дети, из них 60 % имеют только одного ребенка. 40 % живут вместе с матерью (и/или отцом). 28 % обладают достаточным оптимизмом, чтобы в современных условиях недавно (в течение последних двух лет) завести ребенка или планировать иметь его в ближайшем будущем.
Членство в партии. 16 % респондентов состояли членами КПСС, из них 1 человек – освобожденный комсомольский работник!
Репрессии. Среди репрессированных членов первого поколения больше всего в семьях респондентов оказалось отцов матерей, т. е. дедушек по линии матери. Из общего их числа 50 человек было арестовано 43, т. е. 86 %. Треть бабушек по линии матери (34 %) были также репрессированы. Жертв по линии отца было соответственно: дедушек – 20 % и бабушек – 8 % (см. рисунок 1). На том же рисунке 1 видно, что сравнительно немногие члены второго поколения, т. е. дети репрессированных и будущие родители наших респондентов, подверглись репрессиям (4 % отцов и 14 % матерей). Многие из них были еще слишком малы (их средний возраст к моменту ареста родителей составлял 10 лет), в то же время старшие дети отправлялись в ссылку вместе с матерью. В одной трети семей число репрессированных было больше одного, из них в двух семьях оказались репрессированы четыре члена семьи (дед и бабушка по материнской линии, мать и отец), в шести семьях – по три человека, в 10 семьях – по два человека.
Рис. 1. Репрессированные члены семьи
В приведенных данных на рисунке 1 обращает на себя внимание преобладание числа репрессированных в обоих поколениях по линии матери. Это объясняется скорее всего членским составом «Объединения жертв незаконных репрессий и членов их семей» при обществе «Мемориал», через которое производился отбор наших семей: в нем преобладают дочери репрессированных. Последнее можно объяснить действием нескольких факторов. Продолжительность жизни мужчин меньше (так, 30 % отцов наших респондентов уже скончались, в то время как все матери были живы), кроме того, мужчины, как известно, на пять лет позже выходят на пенсию, т. е. больше и дольше заняты работой, но и будучи на пенсии, реже обращаются за помощью в «Мемориал».
Возможно и еще одно, дополнительное объяснение. Очень вероятно, что сыновьям репрессированных труднее было выживать и «прописываться» в обществе: получать профессию, заводить семью, обеспечивать высшее образование детям (а именно такими были наши респонденты). У дочерей жертв при всей тяжести общей судьбы была одна «отдушина»: они выходили замуж и могли изменить фамилию, что уменьшало опасность дальнейших преследований.
Подробности о репрессиях и событиях вокруг них. Из ответов и свободных рассказов испытуемых можно было узнать немало конкретных сведений. Они во многом совпадали с хорошо известными описаниями очевидцев и самих жертв в мемуарной и художественной литературе.
Среди репрессированных дедов наших респондентов были партийные работники, военные командиры (иногда перешедшие из царской армии в Красную Армию), директора заводов и строек, хозяйственники, железнодорожные служащие, инженеры, авиаконструкторы, работники НКВД, наркомы и заместители наркомов, священники, ученые, учителя, работники Коминтерна, лица, имевшие родственников за границей: в Прибалтике, Польше, Германии, Австрии. Средний возраст мужчин к моменту ареста в наших семьях составил 44 года. 60 % репрессированных мужчин и 30 % репрессированных женщин первого поколения были членами коммунистической партии.
Большинство пострадавших женщин были женами репрессированных, их забирали вслед за мужьями, часто через два‑три дня. Аресты происходили по ночам, сопровождались обысками в присутствии испуганных детей. Уводимые заверяли близких, что скоро вернутся, так как это «нелепая ошибка». В некоторых семьях, однако, ареста ждали (нервничали, не спали по ночам), так как к тому времени всех соседей в доме или сослуживцев на работе уже «взяли». Иногда, спустя много времени, родственники узнавали, что арест произошел по доносу, и узнавали даже имя доносчика. В двух случаях это был сосед, который хотел получить освободившуюся квартиру. В одном случае высокий чин НКВД, «убрав» из квартиры семью, вселился в нее сам.
Из общего числа арестованных мужчин первого поколения (по обеим линиям) 72 % никогда не вернулись к своим семьям, причем большинство из них были почти сразу расстреляны, а остальные умерли в лагерях и ссылках. Семья обычно ничего не знала или знала очень мало о судьбе арестованного мужа и отца. Та информация, которая сообщалась, как правило, была ложной. Большинству семей сообщался приговор: «10 лет без права переписки». Многие годы спустя близкие узнали, что эта формулировка означала расстрел. Из выживших мужчин немногие смогли вернуться в семью: имелся запрет на проживание в Москве, за многие годы менялась семейная ситуация и т. п.
Из арестованных бабушек наших респондентов ни одна не была расстреляна, из них в лагерях и ссылках погибло 18 %. На рисунке 2 показано количество живущих представителей первого поколения по годам (или, что то же, по историческим периодам страны). Из графиков видно, в какие годы они рождались, достигали зрелости, подвергались репрессиям, умирали. Верхняя кривая показывает относительно естественную динамику жизни первого поколения, т. е. нерепрессированных дедушек и бабушек, наших респондентов. Небольшой спад кривой приходится на 1941 г.: в этом году четверо мужчин первого поколения из семей испытуемых были убиты на фронтах ВОВ[51]. Вторая кривая отражает динамику числа репрессированных членов первого поколения. Наконец, третья (нижняя) кривая выделяет из этого числа долю женщин (бабушек респондентов).
Рис. 2. Динамика числа живущих представителей первого поколения по годам
Резкий спад второй кривой в районе 1937 г. отражает массовые расстрелы репрессированных мужчин. Из обеих нижних кривых видно, что до амнистии 1956 г. дожили в основном женщины. Иными словами, именно бабушки – и те, которые вернулись из лагерей и ссылок, и те, которые, потеряв в конце 30‑х гг. мужей, продолжали спасать и воспитывать своих детей в тяжелые годы войны, послевоенной разрухи и возобновившихся репрессий. А затем они встречались с рождающимися внуками (нашими респондентами) и передавали им живую память о семье и ее испытаниях.
Жизнь семей после репрессии. Это был период детства и взросления родителей испытуемых, и последние сообщали о нем еще больше подробностей.
В тех семьях, где в первом поколении были арестованы оба родителя, воспитание детей брали на себя родственники: бабушка (для наших испытуемых – прабабушка), тетя, другие близкие. Осиротевшим детям грозили тяжелые условия детдома вместе с обезличиванием (потерей фамилии и шанса когда‑либо найти близких).
Если мать не забирали, то ее и детей, как правило, выселяли из квартиры в комнату или коммуналку, выгоняли с работы, лишая заработка. Материальный уровень семьи резко падал (рисунок 3)[52].
Рис. 3. Уровень жизни нерепрессированных и репрессированных семей первого поколения по годам
После ареста друзья, сослуживцы и даже родственники прекращали всякое общение с семьей – из страха быть тоже арестованными. По свидетельству одного из наших опрошенных – внука летчика и видного авиационного деятеля – единственным человеком, который не отказался ходить в дом его бабушки, был Валерий Чкалов.
Члены семьи арестованного получали ярлыки ЧСИР (члены семьи изменника родины), «дети ВН» (врагов народа). Детей не принимали в институты, выгоняли из комсомола. Некоторые сыновья, чтобы смыть с себя «позор» или доказать свою лояльность, шли добровольцами на фронт.
Двое наших испытуемых родились от неоформленных браков: их отцы отказались заключить брак с дочерьми репрессированных, чтобы не испортить свою анкету и карьеру. Были и противоположные случаи: муж, инвалид войны, член КПСС, разделил с женой высылку из Москвы, потерю квартиры и работы по профессии в 1949 г. (по «делу врачей»: мать и сестра жены – врачи, отец репрессирован в 1937 г.). Семья вернулась в Москву, в коммунальную квартиру, только в 1956 г. Отец другого респондента, командир ракетной батареи, женился на дочери репрессированного и привез жену в часть (в 1953 г.). «Особисты» страшно растерялись и не знали, как реагировать…
У большинства родителей респондентов детство проходило в обстановке тревоги и страха. Взрослые старались не говорить об аресте и категорически запрещали детям обсуждать случившееся за пределами дома.
Атмосфера тайны и страха была перенесена ими в собственные семьи. По свидетельству многих испытуемых, им в детстве говорили про репрессированных бабушку или дедушку, что те просто «умерли», что дедушка «погиб на войне» и т. п. Большинство внуков узнали правду только подростками, часто много лет спустя после амнистии. В ряде случаев открытия этих тайн произошли много позже, когда внукам было более 30 и даже 40 лет.
Если некоторые внуки остро возмущались долгим сокрытием от них правды, то другие, видимо, привыкали быть безразличными к истории семьи. Так, одна испытуемая не только ничего не знала о репрессированном деде, но даже не заглянула в справку об амнистии, которую получила ее мать. По словам другой испытуемой, «копать корни было не принято, вдруг докопаешься до чего‑нибудь не того…»
Конечно, так было не во всех семьях. От других испытуемых мы получали ответы: «Знал о бабушке всегда», «В семье был культ деда» и т. п. В некоторых квартирах на стене или в шкафу можно было видеть фотографии жертв 37 г., внуки бережно хранили мемуары, заботились об их издании.
Из приведенных описаний видно, что мы столкнулись с широким разнообразием и разбросом данных по многим существенным параметрам. В этих условиях для выяснения главных тенденций и проверки гипотез была использована специальная статистическая обработка результатов.
Статистическая обработка и ее результаты. С точки зрения обсуждаемой гипотезы главными переменными, которые следовало количественно оценить в отношении наших респондентов, были: 1) отрыв; 2) успешность функционирования. В качестве дополнительной переменной мы выделили 3) степень лояльности/нелояльности (критика, протесты) семьи по отношению к режиму, который подверг репрессии их близких.
Результаты обработки для переменной «функционирование» (Ф) представлены на рисунке 4, где приведена дендрограмма, которая получена как результат кластерного анализа на основе интеркорреляции отдельных переменных; каждой переменной соответствует горизонтальная линия. Вертикальные линии на дендрограмме выражают связь (корреляцию) между переменными или их группами: чем ближе линия к левому краю, тем сильнее корреляция.
Дендрограмма показывает разделение всех показателей Ф на две группы. В результате процедуры факторного анализа по каждой группе был выделен главный фактор. Один из них был назван, исходя из состава переменных первой группы, базисным функционированием (БФ), а другой – социальным функционированием (СФ).
Применительно к показателю «отрыв» (ОТ) все переменные также четко разделились на две основные группы (результат, довольно неожиданный для авторов). В одну группу вошли показатели ОТ по линии матери (сведения о родителях матери и о ней самой), осведомленность испытуемого о репрессии (когда это случилось, как, из‑за чего…) и память о репрессированном в семье. Во вторую группу объединились показатели ОТ по линии отца и сведения о поколениях прародителей.
Рис. 4. Иерархический кластерный анализ переменных функционирования у испытуемых и их семей (III и IV поколения)
Указанные группы были затем подвергнуты процедуре факторного анализа. В результате для каждой группы был выбран главный фактор, который естественно было назвать: «ОТ по линии матери и ОТ по линии отца». Таким образом, все множество переменных ОТ оказалось представленным для каждого испытуемого двумя числами – значениями указанных факторов.
В таблице 1 даны оценки значимости различий по параметрам репрессированные/нерепрессированные и по линиям отца/матери. Из значений таблицы видно, что по линии отца средний показатель ОТ значимо превосходит тот же показатель по линии матери, в то же время различия по подгруппам репрессированные/нерепрессированные оказались незначимыми.
Точно таким же образом, что и переменные ОТ и Ф, были обработаны показатели лояльности к режиму. Здесь также выделились две группы: в первую вошли показатели, отражающие вступление/невступление в КПСС, партийную работу, привилегии – все это для испытуемого и обоих его родителей (чем меньше активности, участия в партийной работе, меньше привилегий, тем выше показатель), во вторую – показатели, отражающие действия протеста (в том числе скрытые) испытуемого и его родителей, а также мотивы этих действий.
Таблица 1
Проверка значимости различий для переменных отрыва
Величина показателей действий протеста и их мотивов была тем больше, чем суровее могло быть наказание и чем сильнее мотив протеста[53]. В результате факторного анализа для обеих групп было получено по одному главному фактору: Фактор первой группы был назван «(пассивный протест» (ПП) (имеется в виду отказ от вступления в партию и/или активной работы в ней); фактор второй группы – «активный протест» (АП).
В таблицах 2 и 3 приведены данные по числу членов КПСС и лиц, не лояльных к режиму, среди испытуемых и их родителей, отдельно для мужчин и женщин (в %).
Обращают на себя внимание две тенденции: усиление протеста (в обеих формах: пассивной и активной) у III поколения по сравнению со II, а также заметно меньшее участие в КПСС женщин обоих поколений по сравнению с мужчинами и большая активная нелояльность женщин II поколения, т. е. матерей наших испытуемых по сравнению с их мужьями.
Таблица 2
Количество не членов КПСС в семьях II и III поколений («пассивный протест»)
Таблица 3
Количество нелояльных к бывшему коммунистическому режиму членов семей II и III поколений («активный протест»)
Таблица 4
Распределение испытуемых по типам ответов на открытый 57‑й вопрос: «Думаете ли Вы, что имеется какая‑то связь между пережитым Вашей семьей в период репрессий конца 30‑х гг. и тем, как проходила Ваша жизнь?» (в %)
Анализ ответов на открытый 57‑й вопрос о возможной связи жизни наших испытуемых с репрессией в семье состоял в выделении главных тем, или категорий, которые затрагивали испытуемые, говоря об этой связи. Такими категориями оказались положительноевлияние на личность, наследование нравственных и идеальных ценностей, чувство поддержки семейных корней, критическое отношение к тоталитарному режиму, психологические проблемы (тревога, страх, недоверие), материальный урон, задержка с продвижением по службе.
Показатели, соответствующие выделенным категориям, были подвергнуты такой же статистической обработке, что и показатели ОТ и Ф, т. е. к ним был применен кластерный и факторный анализ. В результате переменные разделились на две группы. В первую вошли категории положительное влияние на личность, критика тоталитаризма, чувство семейных корней, наследование моральных и идеальных ценностей. Во второй группе оказались психологические проблемы (тревога, страх, недоверие), задержка с продвижением по службе, материальный ущерб. Наконец, третью группу составили ответы «нет связи».
Соответствующие факторы, которые представляют каждую из описанных групп переменных, были названы так: «отрицательное влияние», «положительное влияние» и «нет влияния». При этом оказалось, что некоторые испытуемые представляют «чистые» случаи. В их ответах присутствуют переменные либо только из «отрицательной» группы, либо только из «положительной».
В таблице 4 показано распределение испытуемых по упомянутым группам.
Для иллюстрации приводим выдержки из ответов испытуемых каждой из упомянутых групп.
Отрицательное влияние
Исп. 402 (репрессирован отец матери: тюрьма – лагерь – ссылка. Вернулся через 16 лет, умер от рака в 1974 г. Отец не женился на матери, так как ее отец считался «врагом народа»): «Связь, конечно, есть. Уже взрослыми оканчивали институты (она и мать в 30–40 лет). Нарушилось образование, нарушились социальные условия. Если бы дед не был посажен, то я больше бы продвинулся».
Исп. 408: «Да, конечно. Если бы, например, дед был жив, то занимал бы высокий пост. Мать училась на все пятерки, но в юридический не приняли. На мою жизнь неприятности – как снежный ком».
Исп. 501 (болен алкоголизмом, три развода, живет один, был освобожденным работником ВЛКСМ, членом КПСС): «Все было бы по‑другому. Повлияло на мою политическую активность. Я не мог многое себе позволить, зная, что дед – «враг народа», хотя и реабилитированный. Тогда к этому все равно плохо относились. Репрессия мешала продвинуться по службе. В семье была скрытность и замкнутость. Страх, что кто‑то что‑то ляпнет и будет плохо».
Исп. 405: «Проявилось в чертах характера: не могу проявлять инициативу для себя. Боязнь, страх отношений на официальном уровне. Когда началась перестройка, то думала, всех активных все равно посадят, подстрелят».
Исп. 207: «Какая‑то тревожность. В этой стране все может с тобой случиться. Генетическая память советского народа и еврейского народа».
Исп. 304: «В семье остался страх, а также невозможность узнать что‑либо о родственниках. Это откладывает большой отпечаток на нервную систему – все замкнутые, с тяжелым характером. Мама относится болезненно к этой теме».
Положительное влияние
Исп. 208 (репрессирован отец матери. Осталась жена с тремя дочерьми. В эвакуации помогали родственники. Жил с бабушкой, женой репрессированного, в течение 18 лет): «Думаю, что да, связь есть. Если бы не было определенных трудностей, я не был бы так защищен от разврата привилегий, которые были у папы, и он – то же самое. Эта тяжелая жизнь, лишения настроили человека на то, чтобы разумно воспринимать привилегии, они повлияли и на отношение к жизни, к окружающей обстановке. В электричестве может быть влияние по проводам и по воздуху. У нас – по воздуху».
Исп. 303 (репрессирован отец матери, 15 лет тюрьмы, потом жил с семьей): «Дедушка – это все. Любовь к природе, России, стараемся сохранить семейные корни. Вера вытекает из страдания. Система ценностей в семье незыблема, больше духовных, чем материальных. Не было злобы. Важна страна, а не система». (Есть мемуары дедушки. Испытуемая ищет, где бы их опубликовать).
Исп. 204 (репрессированы отец матери – он расстрелян – и мать матери: тюрьма – лагерь – ссылка): «Да, в плане не материальном, а в духовном. Наложило отпечаток на понимание ценности своей жизни, жизни близких, смысла жизни. Когда я или кто‑то другой вставали перед нравственным выбором, то мысль о бабушке и ее жизни помогала принимать нравственное решение, которое становилось простым и естественным. Было понимание того, что при других возможных решениях, более меркантильных, потери были бы несоизмеримы с тем, что теряли люди там, в ссылке, зато ссыльные сохраняли свое достоинство. Впечатление такое, что выбор «духовное – прагматичное» в воспитании детей усугубляется. Эти корни должны быть очень мощными, чтобы человек, не задумываясь, воспитывал детей в духе русской интеллигенции. Многие люди вообще не знают, что такое духовная радость, человек, который знает ее, уже понимает, насколько все остальное ничего не стоит».
Смешанное влияние
Исп. 203 (репрессирован дед по матери – он расстрелян. Матери было 19 лет, когда ее отправили в ссылку. Там она познакомилась с отцом, испытуемая родилась тоже в ссылке, болела, так как жили в тяжелых условиях): «Вокруг жили очень хорошие люди, очень помогали друг другу. О репрессии узнала от родителей, в ссылке не скрывали. И в тюремной камере человек свободен духом. Человек, который прошел ту школу, уже не цепляется за вещи. Но лень и страхи помешали построить жизнь, как хотелось. По духу очень близок дед: щедрый, внимательный, широкий, бессребреник».
Исп. 509 (репрессирован отец матери – расстрелян. Жена, оставшись с двумя детьми, пошла хлопотать к Сталину, была арестована: лагерь, ссылка): «У мамы была психологическая травма. Когда арестовали бабушку, маме было 12 лет, она взяла младшего брата пяти лет и пошла к дяде и тете. Они потом числились их родителями, истинное положение вещей скрывалось. У мамы были нервные срывы, это случается и у меня, в критических ситуациях теряю над собой контроль. Рос с бабушкой после ее возвращения из ссылки, всю жизнь восхищался ею. Ненавижу КПСС. Вместе с мамой распространял “Хронику текущих событий”, помогал семьям арестованных».
Нет связи
Исп. 409 (репрессирован дед по матери; год его рождения, образование, профессия испытуемому неизвестны. Как это было – не знает, собирать сведения «даже не думал». Не читал, не узнавал, не расспрашивал мать): «Никакой связи абсолютно, не считая мелочей. Никто не мешал стать спортсменом, дошел до мастера спорта, никто препятствий не чинил, никто не мешал мне осуществлять свои планы».
Ответы на открытый 58‑й вопрос относительно попыток собирать информацию о репрессированном члене семьи кодировались по 5‑балльной системе с учетом форм и интенсивности поиска: от расспросов родителей (1 балл) до изысканий в архивах КГБ (5 баллов). Ответы «не было попыток» получали 0 баллов.
Таблица 5
Значимые корреляции шести основных факторов и факторов, извлеченных из ответов на 57‑й и 58‑й вопросы
Примечания: БФ – базисное функционирование, СФ – социальное функционирование; ОТ (м) – отрыв по линии матери; ОТ (о) – отрыв по линии отца; АП – активный протест; ПП – пассивный протест; Нет вл. – нет влияния; Пол. вл. – положительное влияние; Отр. вл. – отрицательное влияние; П. инф. – поиск информации (о репрессированном).
Корреляции факторов. Это был конечный шаг в статистической обработке данных.
В таблице 5 дана квадратная матрица корреляций шести основных факторов (характеризующих отрыв, функционирование и протест), а также факторов, полученных при анализе открытых вопросов 57 и 58. В клетках матрицы приведены только значимые корреляции (р<0,05), за исключением двух случаев р<0,07, что также близко к значимой корреляции.
Из таблицы видно, что существует сильная отрицательная корреляция между отрывом по обеим линиям и базисным функционированием: чем больше отрыв, тем хуже базисное функционирование. Однако для социального функционирования (см. входящие в него переменные на рисунке 4) корреляции с фактором отрыва не было обнаружено. В то же время социальное функционирование оказалось положительно коррелирующим с фактором положительного влияния репрессии и с фактором поиска информации о репрессированном члене семьи. Из прочих результатов, приведенных в таблице 5, обращает на себя внимание близкая к достоверной (р<0,07) положительная корреляция между социальным функционированием и активным протестом. В то же время оказалось, что фактор пассивного протеста не коррелирует ни с одним другим фактором.
Обсуждение результатов
Из результатов исследования обсудим те, которые представляются нам наиболее важными.
Первый результат состоит в получении достоверной отрицательной корреляции между факторами ОТ и БФ.
Напомним, что в БФ вошли в основном показатели здоровья и семейного статуса (женитьба, разводы и т. д.). Таким образом, в отношении этих показателей полученные данные подтвердили теорию М. Боуэна об отрицательном влиянии потери вертикальных семейных связей на жизнь последующих поколений. Вместе с тем корреляции между факторами ОТ и СФ обнаружено не было. Означает ли это неподтверждение теории М. Боуэна в какой‑то ее части? На наш взгляд, нет, не означает. Однако для понимания этого нужно обратиться к следующим результатам.
Один из них – обнаруженная прямая связь между СФ и положительным (по признанию самих испытуемых) влиянием репрессии на их жизнь. Как сама по себе «положительность» влияния (кажущаяся на первый взгляд парадоксальной), так и ее связь с СФ становятся понятными при обращении к отчетам испытуемых (см. выше примеры ответов на вопрос 57), а также к корреляциям между факторами СФ и АП, СФ и «сбором информации» в таблице 5. Из этих данных становится ясно, каким образом и за счет каких ресурсов обсуждаемые семьи смогли пережить трагедию, выжить в условиях последующих испытаний и передать третьему поколению силы для эффективного функционирования. Это ресурсы нравственных и идеальных ценностей, мужества и стойкости в критических ситуациях, активного протеста против социального зла. Со стороны же третьего поколения это способность воспринять именно такие послания от старших близких и активное стремление к поддержанию духовной связи с ними.
Таким образом, этот результат можно рассматривать как вполне согласующийся с теорией М. Боуэна.
Следующий результат состоит в отсутствии различий степени отрыва внуков от репрессированных и нерепрессированных линий семьи. Этот результат оказался вполне неожиданным и вместе с тем кажется нам замечательным.
Предпринимая исследование, мы думали, что именно на материале репрессий можно будет получить широкий диапазон отрыва от исчезнувших членов семьи. Действительность оказалась иной: память о пострадавших поддерживалась в семьях, несмотря на все препятствия и опасности, исходящие от государственной системы. Традиции российских семей и людей держаться вместе в периоды горя и испытаний и хранить память о мучениках оказались сильнее разрушающих тенденций системы.
Следующий результат, который мы хотим выделить, – особая роль женщин в хранении и передаче памяти семьи. Она выразилась в целом ряде фактов.
Это, во‑первых, достоверно меньшая степень отрыва по линии матери по сравнению с линией отца; во‑вторых, более активное участие дочерей репрессированных по сравнению с их сыновьями в обществе «Мемориал» (что выразилось и в отмеченном преобладании испытуемых из семей с репрессией по материнской линии); в‑третьих, более частое упоминание внуками бабушек и матерей как источников и передатчиков традиций семьи: опыта выживания, образцов характера, мужества, заботы. Мы никоим образом не хотим сказать, что вклад мужчин – дедов, отцов, мужей и сыновей – в лучшие семейные и национальные традиции был меньше. Напротив, в отчетах испытуемых было немало упоминаний о дедах и отцах как о сильных личностях и примерах для подражания. Мы лишь подчеркиваем тот факт, что передатчиками памяти об этих людях были женщины.
Объективные причины этого обстоятельства ясны, хорошо известны и подтверждены нашими данными: мужчин убивали чаще, чем женщин, а те из них, кто оставался в живых, хуже выживали и умирали раньше. Кроме того, по сложившимся культурно‑социальным традициям, женщины ближе к детям, а бабушки в России часто воспитывают внуков (что подтвердилось статистикой и в исследованных семьях). Это последнее обстоятельство отличает жизнь российских семей – от той же жизни в современных западных обществах. Отделение новой молодой семьи от родительской, по общему признанию, необходимо для ее становления. Однако у этой медали есть и обратная, негативная сторона: лишение тесного участия бабушек в воспитании внуков. Ослабление контактов между первым и третьим поколениями затрудняет, а иногда и даже прерывает передачу культурного, психологического, нравственного опыта семьи последующим поколениям. А такой опыт, как показывает история семей, переживших репрессию, порой оказывается для новых поколений ничем не заменимым даром.
Следующая группа результатов связана со степенью лояльности семей и ее отдельных членов по отношению к режиму, ответственному за репрессии.
Во многих семьях это был сложный и болезненный вопрос. Из литературных публикаций мы знаем, что сами жертвы «прозревали» относительно реального смысла происходящих репрессий (политический переворот, преступления против собственного народа) довольно быстро. Иное дело – члены их семей, остававшиеся «на свободе». Обманутые пропагандой, под давлением идеологии и потребности выжить, они продолжали верить политическому режиму и оправдывать его деяния.
В семьях репрессированных конфликт между «верой» и «прозреванием» проходил остро, иногда в головах и душах ее членов, иногда между представителями разных поколений. Вступление в ряды КПСС было достаточно сильным средством для поколения детей репрессированных благополучно выживать, обеспечивать семью и даже иметь некоторые привилегии. Напротив, выражение недовольства, несогласия, тем более протеста было чревато повторением репрессии.
Из этих фактов кажется наиболее примечательным отсутствие каких‑либо корреляций между лояльностью и даже пассивным протестом (невступлением в партию) и успешностью функционирования (равно базисного и социального) в поколении внуков (таблица 5).
Иными словами, если во втором поколении члены семьи за счет партийной принадлежности и прочих выражений лояльности и получали локальные преимущества (материальные блага, лучшие должности), то в следующем поколении эти преимущества исчезали. В действительности происходило обратное: более успешно функционирующими оказались внуки, которые заняли позицию активного протеста (та же таблица). В ряде случаев они присоединялись к такой же позиции своих родителей, продолжая ее, в других же – вступали в конфликт с партийными установками родителей. В отчетах этой последней группы испытуемых удавалось обнаруживать замечательную тенденцию: воссоединение с ценностями и идеалами репрессированного первого поколения.
Наконец, последний факт, который свидетельствует о здоровой (как доказало наше исследование) тенденции третьего поколения двигаться в направлении успешного функционирования, – заметное сокращение числа бывших членов КПСС и увеличение протестующих его представителей по сравнению с поколением родителей (таблицы 2 и 3).
Заключение
Исследование семей, переживших трагедию сталинских репрессий конца 30‑х гг., показало значение сохранения и передачи памяти семьи для нормального функционирования ее членов в третьем поколении. Ослабление или отторжение этой памяти оказалось, по нашим данным, связано с более низкими показателями базисных аспектов жизни в поколении внуков. В этом результате нашла подтверждение теория М. Боуэна об отрицательном влиянии на жизнь поколений прерывания вертикальных связей в семье. Одновременно было обнаружено, что передача через межпоколенные связи опыта семьи была особенно плодотворной, когда до внуков доходили личностные образцы, нравственные ценности, накопленные в поколениях дедов и переданные через родителей, а то и непосредственно. Такой семейный капитал становился, по мнению самих опрошенных, основой их существования и одновременно ориентиром жизни в кризисной ситуации сегодняшней России.
Обсуждение полученных результатов может быть перенесено на макросоциальный уровень. Сокрытие злодеяний и позорного прошлого пагубно влияет на жизнь общества. Напротив, открытие секретов и тайн, их осмысление и извлечение из них уроков может оказать целебное действие на общество в поисках путей его эффективного функционирования. Наконец, восстановление замечательных национальных традиций, культурного и духовного богатства России – это, по‑видимому, тот необходимый шаг, без которого немыслимо для нас и последующих поколений обрести почву под ногами и небо над головой.
По крайней мере, этому учит опыт семей, переживших репрессию.
Литература
Адамова‑Слиозберг О.Л. Путь. М., 1993.
Бейкер К. Теория семейных систем М.Боуэна // Вопросы психологии. 1991. № 6. С. 155–164.
Волков О.В. Погружение во тьму. М., 1989.
Гинзбург E.C. Крутой маршрут. М., 1991.
Доднесь тяготеет / Под ред. С.С. Виленского. М., 1989.
Разгон Л.Е. Непридуманное. М., 1989.
Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. М., 1991.
Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1992.
Beschloss M., Talbott S. (1993). At the highest level. Boston.
Bettelheim B. (1989). On Jews and the camps // Freud’s Vienna and other essays. N.Y.
Bowen M. (1978). Family therapy In clinical practice. N.Y.
ChukovskayaL. (1994). The Akhmatova journals. V.I. 1938‑41. N.Y.
ConquestR. (1986). The harvest of sorrow. N.Y.
ConquestR (1990). The great terror: A reassessment. N.Y.
DanielsR.V. (1985). Russia: The roots of confrontation. Cambrige, Mass.
Forche C (ed.) (1993). Against forgetting: Twentieth‑century poetry of witness. N.Y.
Fossum M.A., MasonM.I. (1989). Facing shame: Families in recovery. N.Y.
Grossman V. (1972). Forever flowing. N.Y.
Hochild A. (1994). The unqued ghost. N.Y.
Illick S.D. (1993). The process between generations: Emotional cut off and degree of unresolved emotional attachment in human and animal behavior. Unpublished monograph delivered at Mid‑West Symposium, Chicago 111.
Kerr M.E., Bowen M. (1988). Family evaluation: An approach based on Bowen theory. N.Y.
Malia M. (1994). The Soviet tragedy: A history of socialism in Russia, 1917–1991. N.Y.
Mandelshtam N. (1970). Hope against hope. N.Y.
Mandelshtam N. (1972). Hope abandoned. N.Y.
MelitoR (1985). Adaptation in family systems: A developmental perspective // Family Process. V. 24, March.
Nerlin F. (1986). Family reconstruction. N.Y., London.
PaulN.L, GrosserG.H. Operational mourning and its role in conjoint family therapy // Community Mental Health J.V.I. № 4.
Posner G.L. (1992). Hitler’s children. N.Y.
RemnickD. (1993). Lenin’s tomb: The last days of Soviet empire. N.Y.
Satir V. (1983). Conjoint family therapy. Palo Alto, CA.
Satir V. (1988). The new peoplemaking. Mountain View, CA.
Shechter J.L, Luchkov V.V. (eds. and translators) (1993). Khrushchev remembers: The glasnost tapes. Boston.
Sedney M.A., Baker I.E., GrossE. (1994). The story of a death: Therapeutic consideration with bereaved families // J. of Marital and Family Therapy. July. 1997/
Sichrovsky P. (1989). Born guilty: Children of Nazi families. N.Y.
Shalamov V. (1983). Kolyma tales. N.Y.
Terz A. (1960). The trial begins. N.Y.
Terz A. (1989). Goodnight! N.Y.
Собственная семья терапевта
Дата добавления: 2018-10-25; просмотров: 252; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!