СТРАТОСФЕРНЫЕ И МЕЗОСФЕРНЫЕ ОБЛАКА

Перламутровые облака

 

Если среди десяти основных родов облаков самые прекрасные — перистые, то редко встречающиеся перламутровые облака — самые прекрасные среди облаков вообще. Наделенные восхитительными пастельными оттенками розового, голубого и желтого цветов, они отличаются от остальных облаков особой красочностью, а также тем, что образуются на недоступной их собратьям высоте. Перламутровые облака, глядящие на мир с высоты 10–20 миль[116], даже не принадлежат к тому слою атмосферы, в котором обретаются облака обычные: в тех частях света, где можно увидеть перламутровые облака, прочие облака образуются не выше чем в 5–6[117] милях над землей.

Перламутровые облака встречаются лишь в областях севернее 50° северной широты и южнее 50° южной широты (при этом более характерны они для юга, но более красочны почему-то на севере).

Эти облака, состоящие из мельчайших кристаллов льда (около 0,002 мм в диаметре) и образующиеся при температуре около -85 °C, становятся заметны в сумерках, в рассветные и закатные часы. Небо в это время темное, и все более низкие облака пребывают в тени, а перламутровые, освещенные висящим над горизонтом солнцем, приглушенно переливаются всеми цветами радуги.

Происхождение этих оттенков не отличается от иризации, или иридесценции, наблюдающейся, когда солнце светит сквозь кромку облаков нижнего яруса. Ледяные кристаллы, из которых состоит перламутровое облако, создают определенную картину интерференции проходящих сквозь них лучей солнечного света. Результат обычно достигается за счет того, что кристаллы крайне малы и однородны по размеру, а облачный слой тонок. Именно так и обстоят дела с этим типом облаков, а потому их цвета производят столь сильное впечатление.

Подобно самым высоким чечевицеобразным облакам, появляющимся над горными хребтами, перламутровые облака относятся к волнистым. Они образуются в стратосфере — слое атмосферы, который находится прямо над тропосферой. Не самое характерное место для облаков. Температурная инверсия в тропопаузе, как правило, препятствует подъему теплого влажного воздуха, которого так много внизу, в тропосфере.

Влага, входящая в состав перламутровых облаков, пробивается через этот барьер благодаря тому, что, как и при образовании чечевицеобразных облаков, ее подталкивают вверх волны, формирующиеся с подветренной стороны гор. В большинстве случаев эти волны создают только лишь тропосферные облака, вроде высоко-кучевых чечевицеобразных или перисто-кучевых чечевицеобразных, однако, если атмосфера особенно устойчива, колебания передаются вверх через всю тропосферу. В отдельных случаях они настолько сильны, что прорываются через тропопаузу, неся влагу в стратосферу.

Увы, самые красивые среди облаков одновременно наиболее разрушительны для окружающей среды. Считается, что перламутровые облака ускоряют истончение озонового слоя. На самом деле это не их вина: с озоном реагируют и тем самым уничтожают его хлорфторуглеродные газы из наших аэрозольных баллончиков и холодильных камер. Однако ледяные кристаллы этих высоких облаков выступают в роли катализаторов, ускоряющих химическую реакцию.

В последнее время перламутровые облака чаще встречаются в северных широтах. Однако вопрос, почему это так, до сих пор остается без ответа.

 

 

Серебристые облака

 

Пусть перламутровые облака образуются высоко, но только серебристые облака — воистину стратосферные. Впрочем, постойте, это мы взяли слишком низко: серебристые облака формируются в верхней части мезосферы, атмосферном слое над стратосферой, на высоте от 30 до 50 миль[118] над землей. Это самый холодный слой атмосферы Земли, на краю космоса, где температура достигает -125 °C. Образующиеся на такой высоте и состоящие из ледяных кристаллов размером не больше 0,001 мм в диаметре, серебристые облака отличаются от всех остальных тем, что солнце освещает их глубокой ночью.

 

 

_{Серебристые облака образуются на высоте от 30 до 50 миль и светятся по ночам.}

Они не столь разноцветны, как перламутровые облака. Скорее для них характерны белесо-голубые тона. Сами же облака до того тонки, что увидеть их можно только на фоне темного ночного неба, когда солнце уже село, но все еще освещает верхние пределы атмосферы. В течение наиболее длительного времени эти условия соблюдаются севернее 50° северной и южнее 50° южной широты, в середине лета, где-то в течение месяца.

Поскольку серебристые облака так далеки от нас, их образование до сих пор остается тайной. А если подумать, то даже очень большой тайной: ученые теряются в догадках, как и почему облака образуются настолько высоко. Аэрозонды до них не долетают (их предел — 20–25 миль), а самая низкая орбита американских космических кораблей проходит выше, на высоте около 100 миль над землей. Помимо того что в слое атмосферы, где образуются эти облака, крайне холодно, там еще и невероятно сухо: согласно данным НАСА, в миллионы раз суше, чем воздух над пустыней Сахара.

Впервые таинственные серебристые облака были описаны после извержения вулкана Кракатау в Индонезии в 1883 г. В нижние слои атмосферы попало столько вулканического пепла, что закаты стали поистине феерическими, а наблюдение за небом превратилось во всеобщую манию. Пепел распространился вокруг всего земного шара, и ученые, наблюдая за его продвижением, смогли лучше разобраться в струйных течениях в атмосфере. Замеченные в то же время серебристые облака считались не более чем следствием попадания пепла в верхние слои атмосферы. Однако даже после того как пепел со временем рассеялся, облака продолжали появляться. Некоторые ученые выдвигали предположение, что вулканический пепел каким-то образом проник в мезосферу, где его частицы сыграли роль семян, вокруг которых намерзали кристаллы льда.

Сейчас, когда извержение Кракатау ушло в историю, мы можем только строить догадки о том, что выступает в качестве ядер замерзания для нынешних серебристых облаков. Непонятно, поднимаются ли туда частицы из нижних слоев тропосферы — или, напротив, во внешнюю атмосферу прорывается метеоритная пыль, которая и берет на себя эту функцию. Несомненно лишь то, что серебристые облака не только продолжают появляться, но за последние сто лет стали встречаться все чаще, причем область их распространения расширяется.

Это навело ученых на мысль, что серебристые облака наблюдаются чаще в связи с глобальным потеплением. Сейчас общеизвестно, что повышенная концентрация создающих парниковый эффект газов в нижних и средних слоях атмосферы (ниже уровня серебристых облаков) ведет к повышению приземной температуры, препятствуя рассеянию земного излучения. Оборотная сторона этой медали, менее известная широкой публике, состоит в том, что на вышележащие слои атмосферы парниковые газы действуют охлаждающе.

Однако глобальное потепление, происходящее отнюдь не вследствие возросшего выброса парниковых газов, едва ли могло совпасть с охлаждением внешней атмосферы. Не исключено, что люди стали видеть серебристые облака чаще только лишь потому, что слышали о них. Однако вполне вероятно, что они наглядно напоминают нам и о том, в какой мере происходящее ныне потепление климата Земли обязано именно нашей деятельности.

 

Глава 12

КОНДЕНСАЦИОННЫЕ СЛЕДЫ

 

Полосы конденсации, образующиеся вслед за высотными летательными аппаратами

Судя по всему, среди пещерных людей тоже были любители облаков.

Мне приятно думать о том, что около пятидесяти тысяч лет назад эксцентричный, но просвещенный неандерталец одним прекрасным утром вышел из пещеры, поднял глаза к небу и буркнул своей жене что-то вроде: «Дорогая, иди скорей сюда, а то пропустишь чудесное слоистообразное высоко-кучевое облако с просветами!» Конечно же, заманчиво полагать, что пещерные люди, глядя на небо, видели там те же самые облака, что и мы. Заманчиво, но неверно.

Дело в том, что в семействе облаков произошло прибавление. Причем произошло оно столь недавно, что двести лет назад, когда Люк Говард впервые дал облакам названия, его еще не было.

Незадолго до Первой мировой войны перед глазами жителей Земли впервые предстали «конденсационные следы» (их называют еще «инверсионными следами») — ровно прочерченные в небе рукотворные облака, образующиеся за хвостом летательного аппарата. Так и появился у облачного семейства незаконнорожденный ребенок — хотя, пожалуй, это звучит слишком уж уничижительно. Давайте-ка лучше скажем просто, что он был зачат не совсем так, как его старшие сводные братья и сестры.

Кто-то, возможно, удивится, узнав, что конденсационные следы относятся в первую очередь именно к облакам. Но единственное различие между ними и остальными облаками состоит в том, что конденсационное следы — продукты человеческой деятельности: они образуются из водяного пара в выхлопах самолета, представляющих собой побочный продукт работы двигателя. По сравнению с природной хаотической формой облаков естественного происхождения, эти яркие и четкие метки прогресса рассекают небо, словно прямые линии на картине модерниста. Для них характерна абстрактная простота полотен Мондриана. Я, конечно же, имею в виду его зрелые работы, такие как «Вертикальная композиция с синим и белым», а вовсе не ранние небрежные мазки, как на картине «Красное облако». (Увы, мы лишены возможности наглядно их сравнить, поскольку мне не дали разрешения воспроизвести их в черно-белом варианте, так что придется читателю отыскать их самому.)

Конденсационные следы образуются примерно так же, как в морозный день наше дыхание превращается в облачка пара. Если большинство облаков появляется в результате того, что влажный воздух остывает, поднимаясь вверх, то горячие газы в самолетных выхлопах охлаждаются, смешиваясь с крайне холодным воздухом на высоте крейсерского полета, составляющей обычно от 28 000 до 40 000 футов[119]. Температура там колеблется в интервале от -30 °C до -60 °C. Горячие влажные газы самолетных выхлопов, смешиваясь со столь холодным воздухом, остывают очень быстро, вследствие чего часть влаги превращается в капли воды, которые тотчас же замерзают, и вслед за самолетом по ширине размаха крыльев образуется полоса из кристаллов льда.

 

 

_{Если конденсационные следы не исчезают, они могут размываться ветрами в верхней части тропосферы.}

Однако самолет оставляет конденсационные следы не всегда, даже на высоте крейсерского полета. Порой можно увидеть высоко в небе самолет без всякого тянущегося за ним облака. Бывает, что облачный след появляется, однако в нескольких сотнях футов позади самолета исчезает вновь. Наконец, иногда конденсационные следы остаются в синем небе часами, расчерчивая его вдоль и поперек линиями, строгость которых постепенно нарушают сильные ветры.

Внешний вид этих линий и длительность их пребывания в небе зависят от атмосферных условий на высоте крейсерского полета. Если воздух там достаточно теплый и сухой, кристаллы льда, едва образовавшись, испаряются[120]. Если же наверху сыро и холодно, то воздух вполне пригоден для образования конденсационных следов, и кристаллы льда не только беспрепятственно формируются, но и собирают из окружающего воздушного пространства дополнительную влагу, за счет чего увеличиваются в размерах, распространяясь по ветру.

В разных местах воздух может в значительной степени различаться по влажности и температуре, поэтому иногда, когда самолет переходит из одной области в другую, конденсационные следы выглядят как рваные линии. В этом случае, наблюдая за ними, можно делать выводы о температуре и влажности в верхней части тропосферы и, соответственно, строить прогнозы погоды.

Если за высоко летящим самолетом не образуется конденсационный след или же если он образуется ненадолго, в умеренных широтах это свидетельствует о том, что воздух в верхней части тропосферы сух и/или опускается вниз, а значит, погода ухудшаться не будет. Если лее конденсационные следы образуются и распространяются по небу, отсюда следует, что воздух наверху влажен и поднимается вверх, что обычно бывает при приближении теплого фронта. В таком случае устойчивые конденсационные следы еще до появления и распространения перистых облаков предостерегают, что теплый фронт уже недалеко, и через день-другой следует ожидать осадков

***

В выхлопах самолета содержится не только водяной пар. Помимо него, там есть и углекислый газ, и оксиды серы и азота, и углеводород, и угарный газ, и несгоревшее топливо, и мельчайшие частицы угля и металла. Эти частицы играют важную роль в образовании конденсационных следов, выступая в качестве ядер, вокруг которых водяной пар превращается в капли и кристаллы.

Воздух на высоте крейсерского полета обычно насыщен влагой настолько, что в любой момент там могут начать образовываться капли и кристаллы льда. Дело за малым: не хватает ядер, нужных для того, чтобы этот процесс начался. В этом случае добавление небольшого количества влаги и твердых частиц может привести к цепной реакции. Самолеты со своими выхлопами выполняют функцию «засева облаков», добавляя к наличествующему в воздухе водяному пару ингредиенты, необходимые для того, чтобы стали появляться видимые глазу облака.

 

 

_{Конденсационные следы — самые изящные и самые неприятные среди членов облачного семейства.}

В редких случаях можно наблюдать своего рода «негатив» конденсационного следа. Он образуется, когда выхлопы как будто прорезают коридор ясного неба в слое присутствующих в небе облаков верхнего яруса — перисто-слоистых или перисто-кучевых. Вместо облака вслед за самолетом образуется четко очерченная брешь. Так бывает, когда самолет летит через облако или непосредственно над ним. Появление «коридора» может оказаться следствием одного из трех процессов.

Тепло от выхлопов может нагреть облачный слой, в результате чего часть составляющих его водяных капель испаряется. Турбулентность в кильватере самолета приводит к примешиванию более сухого окружающего воздуха в слой облаков, что дает такой же результат. Наконец, вбрасывание выхлопов может привести к «засеву» облачного слоя: твердые частицы провоцируют замерзание капель, из которых состоит облако, они увеличиваются в размерах, начинают падать и в какой-то момент испаряются, проходя через слой теплого воздуха.

Посредством конденсационных следов мы неумышленно влияем на облачный пейзаж. Однако «засев облаков» осуществляется человеком отнюдь не по недосмотру. В течение последних шестидесяти лет ученые провели множество экспериментов по введению искусственных ядер в облака для того, чтобы повлиять на их поведение. Технологии «засева облаков» были разработаны в попытке увеличить количество осадков в пораженных засухой областях, смягчить разрушительные последствия гроз с градом, рассеять туман в аэропортах и даже укротить ураганы.

***

Любой из этих поводов вполне достаточен для того, чтобы вмешаться в жизнь облаков. Однако засев облаков применялся и в куда более сомнительных целях.

Этот метод был создан в 1940-е гг. в научно-исследовательской лаборатории компании «Дженерал Электрик» в городе Скенектади, штат Нью-Йорк, США. Придумали его двое ученых: Ирвинг Лэнгмюр и Винсент Шефер. Ленгмюр, руководитель лаборатории, был признанной величиной в химии: в 1932 г. он даже получил Нобелевскую премию. Шефер, двадцатью пятью годами моложе, был его научным сотрудником.

В годы Второй мировой войны лаборатория заключила контракт на проведение военных исследований для Правительства США. Ленгмюр и Шефер создали ряд устройств — например, генератор дыма — для маскировки военных операций от врага. Помимо этого, они пытались решить проблему нарастания льда на крыльях самолетов, что представляет для авиации изрядную опасность: лед, намерзающий на крыльях, когда самолет летит через переохлажденные участки облака, где температура ниже нуля, разрушительным образом влияет на аэродинамику летательного аппарата, меняя форму крыльев и приводя тем самым в некоторых случаях к фатальной потере подъемной силы.

Однако вскоре объектом их внимания стала проблема не уменьшения льдообразования, а его стимуляции. Изучая нарастание льда на крыльях самолетов, ученые установили, что образование кристаллов в облаке — один из основных процессов, вследствие которых переохлажденные капли воды достигают размеров, приводящих к их выпадению в виде осадков. Исследователям пришло в голову, что если они смогут способствовать замерзанию капель в облаке, вероятность дождя повысится.

Однако ни у Ленгмюра, ни у Шефера не было специальной метеорологической подготовки. Впервые они столкнулись с переохлажденными каплями воды на вершине горы Вашингтон в Ныо-Хэмгпиире при температуре ниже нуля. Поскольку оба увлекались горным туризмом, во время войны им часто доводилось бывать в тамошней метеорологической обсерватории. Стоя в облаках на вершине, возвышающейся на 1919 м над уровнем моря, они с удивлением обнаружили, что даже при температуре ниже 0 °C облака состоят из жидких водяных капель. Эти капли замерзали только в случае контакта с твердыми объектами, образуя на камнях, деревьях и стенах зданий изморозь наподобие мгновенно возникающего инея. Капли пребывали в переохлажденном состоянии: они остывали до такой степени, что образование кристаллов льда могло начаться в любой момент, но для этого требовался пусковой стимул.

Озадачившись странным поведением переохлажденных капель в облаке, Ленгмюр и Шефер установили у себя в лаборатории холодильник с открытым верхом и приступили к изучению искусственных облаков. Дыша в холодильник, температура воздуха в котором была -20 °C, они наблюдали, как выдыхаемый ими пар конденсируется в облака, капли в которых находятся в переохлажденном состоянии. Ученые пришли к выводу, что, если им удастся найти ядра, которые заставили бы эти взвешенные в воздухе капли превратиться в кристаллы льда, впоследствии можно будет вводить подобные ядра в настоящие облака, чтобы из них выпадали осадки в виде дождя или снега.

***

Хотя двое ученых были далеки от построения теории засева облаков, их весьма заинтересовала практическая задача поиска таких частиц, которые могли бы выступить в качестве ядер замерзания. Чтобы заставить капли замерзать, Ленгмюр и Шефер пытались вводить в холодильную камеру самые разные добавки, среди которых были сажа, вулканический пепел, сера, силикаты и измельченный графит. Все это были вещества, и без того присутствующие в атмосфере, поэтому, как рассудили ученые, хотя бы некоторые из них могли играть роль ядер замерзания для капель, составляющих облака, в естественной среде. Однако ни одна из этих добавок не изменила поведения переохлажденных капель в выдыхаемых ими облачках пара. Ленгмюр и Шефер стали задумываться не только о том, удастся ли им стимулировать льдообразование, но и о том, хватит ли им дыхания.

Однако как-то раз, когда Ленгмюра не было в лаборатории, Шефер совершил прорыв. Он решил еще снизить температуру воздуха в холодильной камере и добавил туда сухого льда (твердого углекислого газа, температура которого составляет около -78 °C). Стоило ему положить кусок сухого льда в камеру, и выдыхаемые им облачка пара замерцали и заискрились. Они тут же превратились в кристаллы, приняв характерную для обычных снежинок форму дендритов, и стали падать на пол. А когда температура в камере упала значительно ниже -20 °C, Шеферу удалось добиться замерзания переохлажденных капель без всяких ядер.

Вскоре двое ученых установили, что критическая температура, при которой переохлажденные капли начинают превращаться в кристаллы льда без ядер замерзания, составляет -40 °C. Им пришло в голову, что, вводя гранулы сухого льда в облако, можно будет охладить составляющие его капли до такой степени, что начнут образовываться снежинки, которые станут выпадать на землю в качестве осадков. Поиск ядер замерзания отодвинулся на задний план. Ленгмюру и Шеферу не терпелось увидеть, что получится, если добавить сухой лед в настоящее облако.

***

13 ноября 1946 г. Шефер поднялся в самолете над грядой переохлажденных слоистых облаков в районе Питтсфилда, штат Массачусетс, и распылил три фунта[121] тщательно измолотого сухого льда. Через пять минут в той части облака, над которой были разбросаны частицы сухого льда, стали образовываться снежинки. Пролетев около тысячи метров и достигнув теплых слоев воздуха, они испарялись. В облаке — там, где раньше были замерзшие и упавшие вниз переохлажденные капли, — образовалась дыра. Чтобы доказать, что дыра не могла появиться сама по себе, были проведены новые испытания, во время которых для зрителей из гряды переохлажденных слоистых облаков был вырезан с помощью сухого льда логотип «Дженерал Электрик».

Эти ранние испытания вызвали всплеск общественного интереса. Казалось, что вот-вот удастся изменить поведение облаков. Ленгмюр открыто выражал свой энтузиазм. Он выступал перед прессой, превознося перспективы сделанного открытия: еще немного, и они научатся вызывать дожди и бороться с засухой. А если удастся интенсифицировать замерзание капель в грозовых облаках, можно будет изменить их динамические свойства и тем самым ослабить град, что позволит сохранить драгоценный урожай. Ленгмюр предложил использовать новый метод даже для того, чтобы уводить смерчи и ураганы от населенных пунктов.

Метеорологической общественности обещания Ленг-мюра казались довольно безосновательными. Памятуя о том, насколько широкая публика склонна подвергать насмешкам усилия специалистов в решении сложнейшей задачи предсказания погоды, метеорологи боялись, что заявления человека со стороны нанесут урон их и без того сомнительной репутации. Вскоре в научной прессе между Ленгмюром и метеорологами разгорелась ожесточенная полемика. Метеорологи утверждали, что даже если и можно повлиять на поведение облаков с использованием сухого льда, это никоим образом не будет экономически выгодно: засев облаков в промышленных масштабах настолько дорог, что расходы на него всегда будут больше, чем возможные выгоды.

 

 

_{СЛЕВА НАПРАВО: Ирвинг Ленгмюр, Бернард Воннегут и Винсент Шефер, «отцы» засева облаков, перед холодильной камерой в научно-исследовательской лаборатории «Дженерал Электрик».}

Однако Ленгмюр и Шефер не теряли оптимизма. Они предприняли в своих исследованиях новый шаг, для чего привлекли к работе еще одного ученого — Бернарда Воннегута, который незадолго до этого пришел в лабораторию «Дженерал Электрик».

Воннегут был убежден, что можно найти такое химическое вещество, которое сможет выступить в качестве ядра замерзания и привести к образованию кристаллов льда при температуре выше критических -40 °C, Он выделил вещества, кристаллическая структура которых сходна со структурой льда, полагая, что вода с большей вероятностью будет замерзать именно на таких соединениях.

Воспользовавшись данными рентгеноструктурной кристаллографии, он установил, что необходимыми свойствами обладает йодистое серебро. И в самом деле, когда он вдунул суспензию кристаллов йодида серебра в переохлажденное облако в холодильной камере, результат превзошел все ожидания. Замерзание наступило мгновенно. Облако превратилось в кристаллы льда и выпало в виде снега на дно камеры. Ядра замерзания для переохлажденных капель получались из кристаллов йодистого серебра даже при -4 °C. С этого момента засевом облаков стали интересоваться не только в «Дженерал Электрик», а в 1947 г. финансирование исследований засева облаков взяло на себя Правительство США. Еще некоторое время эксперименты в рамках этого проекта, который получил название «Циррус», проводились в «Дженерал Электрик», а в 1950-х гг. были продолжены в Научно-исследовательском центре воорулсения ВМС, расположенном в Чайна-Лейк в штате Калифорния.

Постойте-ка: в Центре вооружения ВМС?

***

История вновь и вновь говорит нам о том, что погода значительно больше влияет на исход сражений, нежели численность войск. Возьмем, к примеру, персидские войны

V в. до н. э. Когда царь Дарий решил укрепить Персидскую империю за счет Греции, его войско было несравненно сильнее греческого. Тем не менее, погода неизменно ему препятствовала. Так, однажды внезапное нападение персов на греков было сорвано из-за сильнейшей грозы, которая уничтожила чуть ли не целую эскадру персидских кораблей.

Накануне битвы при Ватерлоо в 1815 г. французы и союзные войска попали под сильный ливень. Хотя численность французских войск была больше, чем численность войск Веллингтона, утром в день сражения Наполеон не мог начать наступление до тех пор, пока земля не высохла: иначе ему не удалось бы вывести на поле боя артиллерию. Благодаря этой задержке к месту сражения успели подойти прусские части, в результате чего союзные войска вовремя получили подкрепление, а французы потерпели поражение.

 

 

_{Летчики, участвующие в проекте «Циррус», вырезают из переохлажденного облака цифру «четыре».}

Погода сыграла ключевую роль и в день высадки союзных войск в Европе в 1944 г. Чтобы операция прошла успешно, необходимы были устойчивая ясная погода, отлив и лунная ночь. Лучшей ночью для высадки в соответствии с фазами луны и циклом приливов и отливов была признана ночь на 5 июня, однако в течение нескольких предшествующих дней стояла весьма неустойчивей! погода. Чтобы помочь главнокомандующему союзных войск с определением даты высадки, были привлечены ведущие метеорологи Гидрометцентра, военно-морской метеорологической службы и метеослужбы военно-воздушных сил США. Составляя один из самых важных в истории прогнозов погоды, они обнаружили свидетельства того, что 6 июня можно ожидать затишья. Дата высадки была отодвинута на день, а что получилось дальше, читатель знает и без меня…

Вполне очевидно, что государство, владеющее секретом управления погодой в районе боевых действий, будет обладать огромным военным преимуществом. Поэтому, когда американская разведка в конце 1950-х гг. донесла, что в Советском Союзе тоже проводятся опыты с изменением погоды, правительство решило, что если США не преуспеют в решении этой проблемы, то Советы их обгонят. В 1957 г. Президентский консультативный комитет по искусственному регулированию погоды пришел к выводу, что «управление погодой может оказаться более важным оружием, чем атомная бомба»[122]. Судя по всему, одновременно с широко обсуждавшейся в прессе гонкой вооружений в рамках холодной войны между США и Советским Союзом происходила и тайная погодная гонка. В 1960-х, через два года после начала войны во Вьетнаме, американцы, соблюдая условия строжайшей секретности, воспользовались возможностью опробовать засев облаков в боевой обстановке.

***

3 июля 1972 г. журналист Сеймур Хирш, лауреат Пулитцеровской премии, опубликовал в газете «Нью-Йорк Таймс» передовицу, в которой предал огласке секретную операцию, проведенную Белым домом и ЦРУ во время войны во Вьетнаме[123]. Хирш утверждал, что в течение последних семи лет американцы распыляли различные химические вещества в облаках над Лаосом, Вьетнамом и Камбоджей с целью вызвать дождь.

Это муссонные районы. В сезон дождей система джунглевых дорог, известная как «Тропа Хо Ши Мина», становится настолько топкой, что пробраться по ней практически невозможно. Правительство США было прекрасно осведомлено о том, насколько Тропа значима для Вьетконга[124] и для Северной Вьетнамской армии. Эти дороги, ведущие из Северного Вьетнама через Лаос и Камбоджу в Южный Вьетнам, представляли собой жизненно важные пути подвоза боеприпасов и продовольствия для вражеских сил. Американцы понимали, что, если усилить выпадение осадков над Тропой в начале и в конце периода муссонных дождей, можно увеличить длительность этого периода и тем самым помешать дальнейшему продвижению противника.

Хирш установил, что Правительство США впервые прибегло к засеву облаков в Южном Вьетнаме — как ни странно, в целях разгона толпы. Проамериканский режим Дьема[125] на юге испытывал все большие трудности в связи с демонстрациями. «У режима… были проблемы с буддистами, — сообщил Хиршу источник из ЦРУ, — они оставались на месте во время демонстраций, даже когда полиция пыталась разгонять их слезоточивым газом, однако мы заметили, что если начинается дождь, то они расходятся. Разведка обратилась к «Эйр Америка Бичкрафт»[126] и снабдила их йодистым серебром. Когда началась еще одна демонстрация, мы прибегли к засеву. Пошел дождь».

 

 

_{Передовица Сеймура Хирша в «Нью-Йорк Таймс» от 3 июля 1972 г., посвященная использованию засева облаков во время Вьетнамской войны.}

Вскоре после этого американцы приступили к реализации программы повышенной секретности по интенсивным испытаниям засева облаков в районе горной цепи Айнам, преимущественно в Лаосе. Испытания в рамках этого проекта под кодовым названием «Попай»[127] проводились с 29 сентября по 27 октября 1966 г. Проект был настолько засекречен, что информацию о его ходе, помимо военных властей, получали только Президент, министр обороны, государственный секретарь и директор ЦРУ[128].

По результатам 56 полетов с засевом, 86 % облаков продемонстрировали ожидаемую реакцию, и главнокомандующий тихоокеанским округом сообщил в Объединенный комитет начальников штабов, что «засев облаков с целью вызвать дождь над вероятными путями проникновения в Лаосе может быть использован в качестве ценного тактического оружия»[129] Боевой засев облаков был начат 20 мая 1967 г. и продолжался над территориями Лаоса, Северного Вьетнама,

Южного Вьетнама и Камбоджи в течение 6 лет. Его стоимость оценивают приблизительно в 3,6 миллионов долларов в год. Нельзя сказать, насколько успешно он проводился, поскольку после завершения первоначальных испытаний, которые тоже не отличались статистической строгостью, систематической оценкой количества осадков никто не занимался. Тем не менее впоследствии военная разведка установила, что в отдельных районах засев облаков привел к увеличению количества осадков на 30 %[130].

Хотя эта информация и появлялась годом раньше в колонке Джека Андерсона, только передовица Сеймура Хирша привлекла к ней всеобщее внимание. Последовал всплеск общественного протеста, в результате чего перед американским сенатом был поставлен ряд щекотливых вопросов о военном использовании искусственного регулирования погоды во Вьетнаме. Сперва на эти вопросы были даны уклончивые ответы, однако затем Сенат вынужден был направить президенту Никсону резолюцию о необходимости начать переговоры относительно подписания пакта против использования воздействий на окружающую среду в военных целях.

18 мая 1977 г. в Женеве под председательством Джеральда Форда обсуждалась многосторонняя Конвенция о запрещении военного или любого иного враждебного использования средств воздействия на природную среду. Эту конвенцию, действующую и по сей день, подписали США, СССР и еще сорок государств. Ее цель заключалась в том, чтобы предотвратить попытки государств оказывать влияние на погоду с целью повышения успешности военных действий.

***

Однако текст конвенции не отличался определенностью. В ней запрещается прибегать к военному использованию только тех средств воздействия на природную среду, которые имеют «широкие, долгосрочные или серьезные последствия». Правительство США, интерпретируя эти ограничения по-своему, продолжило исследовать военный потенциал искусственного регулирования погоды. Совсем недавно, в 1996 г., после переизбрания Билла Клинтона, начальнику штаба ВВС США был представлен доклад, озаглавленный «Погода как фактор повышения боевой эффективности: господство над погодой в 2025 году»[131]. В этом леденящем душу докладе изложен ряд предложений относительно того, как к 2025 году военно-воздушные силы США смогут применять вновь появляющиеся технологии «господства над погодой» в качестве средств ведения войны.

Это 44-страничное исследование, подготовленное семью офицерами вооруженных сил в соответствии с распоряжением начальника штаба подвергнуть изучению «модели, средства и методы, которые необходимы для того, чтобы Соединенные Штаты и впредь оставались ведущей военно-воздушной и космической державой», было тщательно составлено таким образом, чтобы не нарушать буквы Конвенции. Утверждается, что оно затрагивает только «узкие и краткосрочные меры воздействия на погоду».

В «Господстве над погодой в 2025 году» представлена ужасающая картина способов ведения войны в будущем, когда военные научатся создавать облачный покров и туман для маскировки перемещений войск и боевой техники, вызывать осадки для затопления вражеских путей сообщения, прекращать осадки и устраивать засуху, направлять грозы на вражеские позиции и даже наносить удары молний по целям. В докладе предлагается даже использовать нанотехнологии для создания управляемых облаков из микроскопических компьютеров, держащихся в воздухе, словно частицы, из которых состоят обычные облака, и способных передавать друг другу информацию. «В ряде случаев результат психологического воздействия может быть просто фантастическим», — захлебываются восторгом авторы.

Однако здесь те, кто разрабатывает и внедряет приемы ведения военных действий, вторгаются в опасную область. Критикуя энтузиазм авторов доклада, один аноним заметил: «Они ведут себя словно мальчишки, которые, подобрав где-то острый колышек, наткнулись на спящего медведя и тычут его в зад, дабы посмотреть, что получится»[132]. Понятное дело, самим авторам и дела нет до того, как использование погоды в качестве оружия повлияет на окружающую среду и на человека. Им важно только, чтобы их не опередил кто-то еще: «Отдельные общественные группировки всегда будут против обращения к столь спорным вопросам, как воздействие на погоду, — заключают они, — однако нам же будет хуже, если мы не уделим должного внимания огромному военному потенциалу, кроющемуся в этой области». Похоже на отрывок из фантастического романа, не так ли? А ведь Бернард Воннегут, сыгравший важнейшую роль в ранних исследованиях засева облаков в «Дженерал Электрик», был старшим братом писателя-фантаста Курта Воннегута.

Курт некоторое время работал в отделе по связям с общественностью «Дженерал Электрик», и не иначе как исследования брата вдохновили его на написание мрачной антиутопии «Колыбель для кошки». В этом романе обсуждаются последствия открытия химического процесса, удивительно похожего на засев облаков.

Доктор Феликс Хониккер, вымышленный лауреат Нобелевской премии, участвовавший в создании атомной бомбы, создал крайне неустойчивый изотоп воды и дал ему название «лед-девять». Этот изотоп, замерзающий при температуре 50 °C, был предназначен для того, чтобы помочь войскам, застрявшим в болотах в районе боевых действий, выбраться из трясины. Достаточно было бросить в грязь небольшой «зародыш», и начиналась цепная реакция, в результате которой вся влага переходила в твердое состояние.

Хониккер не задумывался о последствиях, однако этот катализатор был настолько неустойчив, что реакция должна была продолжаться до тех пор, пока не замерзнет вся влага на планете. Незадолго до смерти Хониккер изготовил небольшое количество льда-девять, которое трое его детей впоследствии разделили между собой. Кусочки вещества достались США, Советскому правительству и диктатору крошечной банановой республики в Карибском море. Нет нужды говорить, что все закончилось катастрофой: один из кусочков льда-девять попал в море. Океаны замерзли, и тому миру, в котором жили мы с вами, пришел конец. Вот и все дела.

***

А ведь между тем мы изрядно удалились от тех первоначальных идеалистических целей, которые ставил перед собой Ирвинг Ленгмюр, разрабатывая технологию засева облаков. Однако изучение возможностей применения этого метода в мирных целях активно продолжается во многих странах.

Интерес к этой области достиг пика в 1970-е: только в США на исследования выделялось около двадцати миллионов долларов в год. Однако честолюбивые заявления энтузиастов касательно эффективности разработанных методов оправдывали себя нечасто. Зачастую проекты по засеву облаков осуществлялись без статистической обработки данных, которая подтвердила бы их успешность. Сама природа облачного покрова такова, что двух одинаковых облаков не бывает, а потому невозможно найти «контрольное облако», параметры которого полностью совпадали бы с «засеваемым», чтобы можно было сопоставить их поведение.

Итак, попытки доказать эффективность засева облаков столкнулись с неустранимыми трудностями, и в итоге финансирование исследований в США в 1980-е гг. было сокращено до пятисот тысяч долларов. С тех пор оно продолжает неуклонно снижаться.

Одна из трудноразрешимых проблем заключается в установлении точного количество ядер, которые необходимо ввести в облако для достижения желаемого результата. При усилении осадков вполне возможна передозировка, а если в облаке оказывается слишком много ядер, то в результате великое множество частиц льда или капель воды будут претендовать на ограниченный объем содержащейся в облаке влаги и ни одна из этих частиц или капель не достигнет размеров, необходимых для того, чтобы они выпали в виде осадков. Таким образом, осадки не усилятся, а уменьшатся. И в самом деле, многие члены научного сообщества до сих пор сомневаются в том, что засев облаков может привести к заметному увеличению количества осадков.

Тем не менее действующие программы не закрываются. В 1999 г. Всемирная метеорологическая организация (ВМО) сообщила, что зарегистрировала более 100 схем искусственного регулирования погоды, разработанных в 24 странах мира. Наибольшую активность на данный момент проявляет Китай, где ежегодное финансирование программ по регулированию погоды оценивается более чем в 40 миллионов долларов.

Схемы регулирования погоды делятся на три основных группы: искусственное рассеивание тумана, усиление дождя и снега и, наконец, противоградовые мероприятия. Наиболее эффективным считается рассеивание тумана: оно широко используется в аэропортах и на автомагистралях в районах скопления тумана. Одна из таких программ вот уже несколько десятилетий успешно проводится в международном аэропорту Солт-Лейк-Сити.

Для рассеивания тумана, образующегося при температуре выше 0 °C (его называют еще «теплым туманом»), часто применяются реактивные двигатели, согревающие воздух. Но если температура ниже 0 °C (в таком случае туман называют «холодным»), эффективнее способствовать замерзанию капель, чтобы они выпали на землю в виде кристаллов льда. Этого можно добиться двумя способами. В одних программах используется йодид серебра, засеваемый с помощью ракет или воздушных распылителей, в других же — как, например, в Солт-Лейк-Сити — применяется сухой лед, который приводит к замерзанию тумана без введения ядер замерзания.

Большинство испытаний по засеву, нацеленных на усиление дождя или снегопада, в настоящий момент проводятся в полупустынных зонах тропических поясов по обе стороны от экватора. Здесь возможны два подхода: либо воздействовать на переохлажденные участки облака, стимулируя замерзание капель, либо пытаться усилить выпадение осадков из «теплых» облаков, в которых нет значительных переохлажденных участков. В этих случаях в облако вводятся частицы соли, капли соляного раствора или просто капли воды, что приводит к более интенсивному росту капель вследствие коалесценции, или столкновения. Лучше всего на попытки засева реагируют орографические облака, формирующиеся над горными хребтами, особенно те, которые состоят из смеси переохлажденных капель и частиц льда. Более того, именно на эти облака разумнее всего обращать внимание, поскольку в горах дождь и снег «запасаются» в водоемах и в форме снегового покрова на тот случай, когда в них возникнет необходимость.

Несмотря на то что многие сходятся во мнении, будто бы засев облаков годится в лучшем случае для усиления осадков из облаков, из которых и так должен был пойти дождь, эксперты ВМО утверждают: «Проделанный по итогам ряда долгосрочных проектов статистический анализ наблюдений за количеством осадков, достигающих земной поверхности, свидетельствует о том, что удалось добиться их сезонного прироста». По-моему, они хотят этим сказать, что их методы все-таки работают.

В течение последних десяти лет ущерб, который наносил урожаям в США град, ежегодно составлял около 2,3 миллиардов долларов[133]. Противоградовые мероприятия по засеву облаков обычно проводятся на периферии грозовой системы. В одних программах воздействие направлено на то, чтобы образовывалось больше градовых зародышей, чем обычно, поскольку в этом случае они конкурируют за влагу, содержащуюся в облаке, и в итоге не достигают опасных размеров. Другие программы по засеву облаков предполагают снижение веса облачной системы в целом и уменьшение того пути, на протяжении которого растут градины. В третьих попросту стимулируется выпадение осадков из облаков до того, как эти облака вырастут и смогут породить град, наносящий ущерб хозяйству.

Коммерческие компании, предлагающие проведение подобных мероприятий, утверждают, что могут добиться значительного ослабления града, однако научные данные, которые могли бы подкрепить подобные заявления, не вполне убедительны. Как это часто случается в связи с засевом облаков, ученые не могут ни окончательно подтвердить, ни опровергнуть эффективность противоградовых мероприятий.

***

Одним из наиболее пылких сторонников засева облаков в последние десятилетия оказался известный своим прямодушием мэр Москвы Юрий Лужков. Лужков проявил особое пристрастие к засеву облаков уже после первых выборов на пост главы города, проходивших в 1992 г. Однако его устремления касались не увеличения количества осадков, а скорее наоборот. Засев облаков понадобился Лужкову для того, чтобы избежать дождя во время парадов. Окончивший химический вуз мэр Москвы чуть ли не одержим вопросами, связанными с погодой. Однажды его настолько разъярил неверный прогноз, что он пригрозил разорвать контракт города с государственной метеослужбой и основать свою собственную.

Впервые Лужков прибегнул к засеву облаков в 1995 г., когда Москва праздновала пятидесятую годовщину победы в Великой Отечественной войне. Чтобы дождь пролился прежде, чем тучи достигнут города, их обрабатывали йодистым серебром. Во время парада ярко светило солнце. В 1997 г., когда Москва отмечала свое 850-летие, Лужков потратил около 550 000 фунтов стерлингов[134] на то, чтобы обеспечить три дня без осадков. В течение всех трех дней восемь самолетов осуществляли засев облаков примерно в шестидесяти милях[135] от города. Первые два дня дождя не было, однако на третий день, когда дело шло к церемонии закрытия, которая должна была проводиться на открытом воздухе, погода резко изменилась.

Мероприятие было в полном разгаре, и тут на толпу обрушился затяжной ливень. Акробаты и танцоры, выступавшие на намокшей сцене, постоянно поскальзывались. Однако мэр не оставил своих стараний и по-прежнему прибегает к засеву облаков перед крупными событиями, не сомневаясь в эффективности этого метода.

В отличие от всех этих направленных воздействий, конденсационные следы самолетов изменяют облачность ежедневно. Хотя засев облаков во вредоносных целях не может не настораживать, накапливаются все новые данные, указывающие на то, что несравнимо больше нас должен беспокоить именно это невольное и непрерывное воздействие воздушного транспорта.

***

Конденсационные следы ставят нас перед своего рода дилеммой. С одной стороны, их интересно разглядывать, зачастую они удивительно красивы. Например, когда атмосфера па высоте крейсерского полета неустойчива, на них появляются зубчики, словно на расстегнутой застежке-молнии — как если бы самолет, продвигаясь по небу, нежно обнажал небесный свод. Иногда отдельные участки конденсационных следов закручиваются подобно спиральным макаронам. Почему это происходит, ученые пока не знают. Наконец, если атмосферные условия таковы, что ветер размывает конденсационные следы, могут образоваться восхитительные переплетающиеся решетки, в которых четкие линии свежих конденсационных следов пересекаются широкими, расплывчатыми полосами более старых.

С другой стороны, поступает все больше сведений о том, что подавляющее большинство конденсационных следов ощутимо влияют на температуру над поверхностью земли, причем — как читатель, должно быть, уже догадался — их влияние заключается в том, что температура повышается.

 

 

_{Иногда конденсационные следы приобретают зубчатый вид и становятся похожи на половинку застежки-молнии. Это происходит, если атмосфера на уровне облака неустойчива, а в позади самолета наблюдается турбулентность.}

Когда речь идет о воздействии авиации на окружающую среду, оценки традиционно касаются вклада углекислого газа, содержащегося в выхлопах самолетов, в глобальное потепление. Подобно всем присутствующим в атмосфере парниковым газам, углекислый газ поглощает и излучает обратно на землю часть ее тепла, замедляя тем самым ее охлаждение. С самолетными выхлопами в атмосферу попадает не больше 2 % углекислого газа, нагнетаемого туда людьми[136], однако, поскольку это незначительное количество С0₂ попадает непосредственно в верхние слои атмосферы, его воздействие на окружающую среду, судя по всему, сильнее, нежели воздействие выбросов с поверхности земли.

Если вы любите разглядывать конденсационные следы, вам придется задуматься и о том, что, по мнению все возрастающего числа ученых, авиация преимущественно воздействует на окружающую среду не за счет выбросов парниковых газов, а за счет облаков, порождаемых летательными аппаратами во время полетов.

В целом облака оказывают огромное, хотя и несколько противоречивое влияние на приземную температуру. Всем прекрасно известно, что вода в невидимом газообразном состоянии, т. е. в форме водяного пара, действует как парниковый газ и не дает Земле остывать, удерживая ее тепло. На самом деле водяной пар — безусловно, самый распространенный парниковый газ в атмосфере, на счет которого относят от 36 до 70 % воздействия, обеспечивающего парниковый эффект. Присутствующая в атмосфере вода, собираясь в облака, состоящие из капель или кристаллов льда, влияет на глобальную температуру планеты менее прямо.

С одной стороны, облака препятствуют прохождению части солнечного света, отражая его обратно: любители позагорать, начинающие зябнуть, едва на солнце набегает тучка, поймут, о чем речь. В этом случае облака способствуют локальному охлаждению земной поверхности. С другой стороны, подобно водяному пару и другим парниковым газам, облака вбирают часть земного тепла и частично излучают его обратно на землю: именно поэтому облачной ночью обычно теплее, чем ясной. В этом случае облака, напротив, замедляют остывание Земли.

Большинство видов облаков, не пропускающих солнечный свет, в целом дают охлаждающий эффект. Однако со многими облаками верхнего яруса, состоящими из частиц льда, — с такими как перистые, перисто-слоистые и перисто-кучевые, в совокупности именуемые «перистообразными», — дело обстоит иначе. Иногда они насколько тонки, что пропускают много солнечного света, и в этом случае эффект удержания земного тепла оказывается более выраженным, нежели охлаждающий эффект. Именно эта особенность перистообразных облаков лежит в основе воздействия конденсационных следов на окружающую среду.

 

 

_{При определенных условиях конденсационные следы не исчезают, а распространяются по небу, приводя к образованию перисто-слоистых облаков, занимающих площадь в тысячи квадратных миль.}

Все мы не раз видели, что следы самолетов редко просто так висят в воздухе в виде четких облачных полосок. Когда на высоте крейсерского полета сочетание низкой температуры и высокой влажности способствует образованию конденсационных следов, кристаллы льда, из которых они состоят, часто распространяются по небу ветром. Частицы самолетных выхлопов выступают в качестве ядер конденсации и замерзания, способствуя собиранию присутствующих в атмосфере водяных паров в капли или кристаллы. Ледяные кристаллы, из которых состоят конденсационные следы, тоже выступают в качестве ядер замерзания и растут по мере собирания молекул воды. За считанные часы конденсационные следы могут растянуться на несколько миль в ширину. По данным наблюдений, отдельные конденсационные следы распространяются по небу, охватывая площадь до восьми тысяч квадратных миль[137]. В насыщенной атмосфере они выступают в качестве катализатора, способствующего образованию тонких перистообразных облаков — тех самых, которые приводят к повышению температуры над поверхностью земли.

Атака террористов на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г. неожиданно пролила свет на то, как конденсационные следы влияют на приземную температуру. В течение трех дней после трагедии все коммерческие авиарейсы над Соединенными Штатами были отменены. Впервые со времен Первой мировой войны над США не было конденсационных следов: пусть недолго, но зато непрерывно. В 2002 г. в журнале «Nature» была опубликована статья[138], в которой метеорологи сравнили приземную температуру в 48 сопредельных штатах США в течение этих трех дней без конденсационных следов с аналогичными показателями по предыдущим тридцати дням. Были выявлены существенные различия: в отсутствие конденсационных следов разница между дневной и ночной температурами по США в целом составила на 1,1 °C больше, чем обычно. Судя по всему, конденсационные следы, равно как и образующиеся на их основе перистообразные облака, снижают приземную температуру днем и повышают ее ночью.

Несмотря на то, что 1,1 °C- существеннейшее изменение приземной температуры, в этом исследовании не удалось однозначно продемонстрировать, что конденсационные следы ведут к общему повышению приземной температуры, внося тем самым вклад в глобальное потепление. Однако более новые исследования подталкивают нас именно к такому выводу.

В одной из работ, опубликованной в 2004 г.[139], изучалось увеличение количества перистообразных облаков над США в период с 1974 по 1994 гг. Поскольку было показано, что средняя влажность на уровне перистых облаков в США в течение этого периода не менялась, ученые пришли к заключению, что к росту количества перистообразных облаков привело именно увеличение числа воздушных перевозок и образующихся в результате этого конденсационных следов. Ожидаемый согревающий эффект при таком росте, по оценкам исследователей, составляет 0,2–0,3 °C в десятилетие. Что удивительно, за счет прироста только лишь количества перистообразных облаков можно, по мнению ученых, почти полностью объяснить потепление климата в США за последние 25 лет. Именно в этом заключается основная посылка в данной работе: хотя речь в ней идет о локальных, а не об общих согревающих эффектах, в статье предполагается, что облака верхнего яруса, образующиеся из конденсационных следов, вносят огромный вклад в потепление у поверхности земли.

Не менее отрезвляюще действует еще одна принципиально важная работа, опубликованная в 2003 г.[140]. Ее авторы количественно оценили взаимосвязь меняющегося распределения перистообразных облаков над Европой по данным метеоспутников и изменения количества воздушных перевозок в соответствии с учетной документацией за те же периоды времени. В работе делается вывод о том, что потепление, списываемое на счет перистообразных облаков, которые образуется вследствие воздушных перевозок, в десять раз превосходит показатели ожидаемого потепления за счет углекислого газа, содержащегося в выхлопах летательных аппаратов.

На данный момент трудно осмысленно сопоставить влияние на окружающую среду столь разных факторов, как, с одной стороны, углекислый газ в выхлопах самолетов, который выбрасывается в атмосферу вот уже более столетия и оказывает кумулятивное и глобальное согревающее воздействие на воздух над земной поверхностью, а с другой стороны, облачный покров, создаваемый за счет самолетов, — его согревающее воздействие носит более локальный и временный характер. Однако упомянутые исследования подводят к заключению, что конденсационные следы, оставляемые самолетами, ведут к образованию других типов облаков верхнего яруса, играющих более значительную роль в глобальном потеплении, нежели выбросы углекислого газа.

Количество авиаперевозок ежегодно увеличивается на 5 %[141], причем наибольший прирост осуществляется за счет дальних рейсов, неизбежно ведущих к образованию конденсационных следов. По иронии судьбы, новые модели авиационных двигателей, которые создавались с расчетом на то, чтобы более эффективно сжигать топливо и выбрасывать меньше углекислого газа, на деле оставляют больше конденсационных следов.

***

Группа ученых из Лондонского имперского колледжа проанализировала один из способов уменьшить количество конденсационных следов, а именно: запретить самолетам подниматься так высоко.

Используя компьютерную модель управления воздушным сообщением, они рассмотрели возможные следствия такого ограничения высоты крейсерского полета в Европе, чтобы самолеты не поднимались до высоты, на которой образуются конденсационные следы[142]. Одна из проблем внедрения подобных ограничений состоит в следующем: чем ниже летит самолет, тем больше плотность воздуха, которую ему приходится преодолевать, а следовательно, тем больше топлива приходится сжигать.

Отсюда следует, во-первых, повышение расходов на топливо, а во-вторых, увеличение выброса парниковых газов.

Действуя подобным образом, группа ученых разработала метод для определения максимально возможных значений высоты крейсерского полета без образования конденсационных следов. Эти значения устанавливаются по ходу полета в соответствии с изменениями атмосферной влажности и температуры.

 

 

_{Не пора ли нам подумать о том, чтобы изгнать с неба конденсационные следы?}

Один из участников проектной группы, доктор Боб Ноуленд, пояснил: «Если ввести подобное ограничение для полетов над Европой, что приведет к повышению выбросов углекислого газа на 4 % по причине увеличения расходов топлива, наши расчеты показывают, что с точки зрения борьбы с конденсационными следами это пойдет только на пользу». Увы, согласно полученным данным, внедрение этого метода повлечет за собой и ряд трудностей: например, скученность движения! и увеличение длительности полетов. Тем не менее, система позволит снизить образование конденсационных следов на 65–95 %, что компенсирует ущерб от 4 %-ного увеличения выбросов углекислого газа.

Отсутствие же конденсационных следов приведет, в свою очередь, к значительному уменьшению количества тонких перистообразных облаков, обладающих согревающим эффектом. «Выбросы С0₂ из летательных аппаратов, — утверждает Ноуленд, — несмотря на их весьма значительный и все возрастающий объем, не сделают погоды, даже если нам удастся их сократить. Однако если завтра мы уменьшим количество конденсационных следов на 90 %, что представляется нам вполне осуществимым, результат не заставит себя ждать. Устранение конденсационных следов немедленно сослужит нам добрую службу».

***

Облака — своего рода «темная лошадка» в области предсказания перемен в климате. Никто толком не знает, ни как глобальное потепление скажется на размерах и природе облаков, ни как это изменение облачного покрова, в свою очередь, повлияет на наш «бюджет теплоотдачи», т. е. на то, сколько солнечного тепла будет удерживать Земля. За прошлый век среднемировая температура выросла на 0,6 °C, причем преимущественно это увеличение пришлось на последние пятьдесят лет. Подавляющее большинство ученых уже не сомневаются, что потепление в значительной мере вызвано человеческой деятельностью.

Если мы продолжим в том же духе, за сто лет, по оценкам ученых, количество углекислого газа в атмосфере по сравнению с доиндустриальным уровнем возрастет в два раза. Прямое следствие — взлет приземной температуры на 1 °C. Конечно, само по себе это значение не катастрофично, однако ученые не исключают цепной реакции. Эффекты «обратной связи» могут привести к еще большему повышению температуры.

Обычно выделяются три ведущих источника обратной связи. Первый — размеры ледникового покрова земного шара: поскольку лед отражает больше солнечного света, нежели земля, любое сокращение ледяного покрытия, скорее всего, внесет свой вклад в глобальное потепление. Второй — количество водяного пара в атмосфере: как и углекислый газ, вода в газообразном состоянии выступает в качестве парникового газа, удерживая, подобно одеялу, земное тепло. Повышение приземных температур приводит к большему испарению воды с поверхности земли, а это испарение, в свою очередь, тоже вносит свой вклад в глобальное потепление. Наконец, третий источник обратной связи — облака.

С ними дело обстоит сложнее всего, потому что доступные нам средства не позволяют предсказать, как облачный покров изменится в результате повышения глобальной температуры. Если увеличится число более плотных облаков, они окажут противодействие глобальному потеплению, отражая больше солнечного света. Если же станет больше тонких облаков верхнего яруса, то эффект будет согревающим, что только усугубит ситуацию.

Однако хуже всего будет, если рост среднемировой температуры приведет к уменьшению количества облаков. Такой ход событий не только поставит под угрозу существование Общества любителей облаков, но и решительно изменит разброс приземных температур.

Если бы более высокая температура вела к тому, что больше облаков «выгорали» бы или «выпадали дождем», то следствием потепления было бы более ясное небо. И действительно, Брюс Велицкий из Научно-исследовательского центра Лэнгли в составе НАСА обнаружил, что облачный покров над тропиками сейчас меньше, чем четверть века назад. По его словам, воздух, поднимающийся над жаркими экваториальными зонами, оказывает теперь более сильное действие, и поэтому дождь из грозовых облаков выпадает быстрее, лишая остальные тропики облачного покрова. Пока непонятно, можно ли считать эту тенденцию следствием глобального потепления и можно ли делать на ее основе выводы касательно географических зон, не относящихся к тропикам. Однако несомненно, что с уменьшением количества облаков снизится не только их способность отражать солнечный снег от земной поверхности, но и вклад в «эффект покрывала», связанный с удержанием земного тепла. Чтобы оценить суммарный эффект сокращения облачного покрова, необходимо соотнести вклад каждого из этих эффектов в земной бюджет теплоотдачи.

 

 

_{Конденсационные следы отбрасываю тень на расположенное ниже перисто-слоистое облако.}

Пока мы можем дать только очень приблизительную оценку: в целом облачный покров снижает количество солнечного излучения, поглощаемого землей, в среднем на 50 Вт/м², тогда как оценки способности облаков удерживать тепло, излучаемое землей, ближе к 30 Вт/м². Если эти цифры верны, то вклад облачного покрова планеты в бюджет теплоотдачи можно представить как потерю энергии в количестве 20 Вт/м². Иными словами, благодаря облакам планета охлаждается. Если они исчезнут (а все остальные условия останутся неизменными), на Земле станет еще теплее.

Расскажите об этом всем, кто при вас начнет жаловаться на наших пушистых друзей.

***

Пока ученые и политики ведут споры о том, насколько человечество влияет на глобальное потепление и следует ли ему наложить ограничения на выброс газообразных отходов, я не могу не провести параллели с рассуждениями французского философа XVII в. Блеза Паскаля и, в частности, с его доказательством бытия Бога.

Мы не знаем, есть Бог или нет, рассуждает Паскаль, а значит, нам придется представить собственную веру как предмет спора, только с очень высокими ставками. Если мы верим, что Бог есть, и после нашей смерти так и оказывается, то нам повезло. Мы отправляемся в рай. Если мы утверждаем, что Бога нет, а в конечном итоге выясняется, что он есть, нас ждут вечные муки. И только если Бога нет, итог не будет зависеть от того, что мы себе думали. Потому-то, утверждает Паскаль, любой здравомыслящий человек станет вести религиозную жизнь.

То же самое относится и к глобальному потеплению. Хотя ставки здесь касаются только бренной земной жизни, а не жизни после смерти, они не менее высоки. Мы не знаем, сколь велика наша ответственность за нагревание планеты. Однако если потепление в конечном счете на нашей совести, хоть и усиливается! независимо от нас источниками обратной связи вроде изменений в облачном покрове, то благоразумнее признать, что мы виновны, — и радикальным образом изменить свою жизнь.

***

Незадолго до Первой мировой войны поэт Руперт Брук писал о том, что «нет смерти», что мертвые не уходят из жизни навсегда, но парят в небе подобно облакам и «на луну глядят, на гладь морей гудящих,// На землю, на людей, туда-сюда бродящих»[143]. Быть может, это и так, но лично мне странно думать о том, что кому-то из нас выпадет окончить свои дни в виде конденсационного следа.

Трудно питать любовь к этим побочным отпрыскам облачного семейства. Может быть, кто-то вроде меня испытывает к ним двойственные чувства, но многие ли готовы встретить этих новичков с распростертыми объятиями? Порой они разрисовывают розовое вечернее небо лихими чертежами, однако в целом эти льдистые следы прогресса должны послужить зловещим предупреждением для каждого любителя облаков, да и для всего остального человечества.

 

 

Глава 13

МОРНИНГ ГЛОРИ

 

Облако, на котором катаются планеристы

Несколько лет назад на досуге я разглядывал картинки в книжке про облака[144] — сдается мне, для любителя облаков это все равно что полистать журнал «Хит». И вдруг на глаза мне попалась фотография облака, с которым я раньше никогда не встречался. На снимке, сделанном с воздуха, я увидел невероятно длинное и гладкое низкое облако, словно свернутое в рулон. Подобно большому белому пирожному-безе, оно тянулось от одного края небосвода к другому, тогда как над ним и под ним простиралось ясное небо. Оно образовалось над весьма экзотичной с виду местностью с извилистыми речками и мангровыми болотами. Я знал, что такое облако называется «шкваловым воротом» и относится к роду слоисто-кучевых, однако выглядело оно слишком уж величественно, чтобы вообще подлежать классификации. И в самом деле, подпись под фотографией гласила, что у этого облака есть собственное название — «Морнииг Глори»[145], и что, «появляясь, оно вселяет чувство восторга».

Если вы действительно любите облака, разве ваш интерес может ограничиться разглядыванием книг? Не сходя с места, я дал себе слово, что непременно выясню, где можно отыскать Морнинг Глори, и увижу это прекрасное облако собственными глазами.

***

Вскоре я прочел, что это облако можно увидеть только в самой отдаленной части Австралии — в северном Квинсленде, настолько далеко от места, где я живу, что для жителя наших широт это уже край света. Пересечь весь мир в погоне за облаком — не была ли эта задумка слишком уж абсурдной даже для человека, влюбленного в облака? Мне подумалось, что, давая обет, я повел себя несколько опрометчиво.

Но чем больше я узнавал об этом облаке, тем интереснее оно мне казалось. Я прочел, что Морнинг Глори может растянуться на 600 миль, то есть во всю длину Англии, и перемещается со скоростью до 35 миль в час[146]. Более того, небольшая команда отважных планеристов каждый год пересекает всю Австралию, проделывая путь в тысячи миль, и все для того, чтобы встретиться с этим облаком. Весной, в сентябре-октябре, они останавливаются в небольшом городке под названием Берктаун, где обычно образуется это облако, с единственной целыо: «воспарить» вместе с Морнинг Глори. Для планеристов это одно из самых незабываемых испытаний — можно было бы назвать его облачным серфингом.

И вдруг мне показалось, что до Австралии не так уж и далеко: посидеть и выпить пивка с компанией австралийских планеристов, ожидая, что вот-вот над головой появится то самое облако… это было похоже на какую-то фантастическую воздушную «Большую среду»[147], только вверх тормашками. Уже только ради этого стоило отправиться на край света.

***

Собираясь в путь, я вспомнил одного из викторианских богачей, большого любителя облаков, достопочтенного Ральфа Эберкромби, который созвал Метеорологическую комиссию по облакам, выпустившую в 1896 г. первый «Международный атлас облаков». В конце 1880-х Эберкромби несколько лет путешествовал по миру на пароходах, поездах и в автомобилях в поисках облаков.

О своих путешествиях он написал книгу «Моря и небеса в разных широтах, или Странствия по следам погоды»[148] — этакий метеорологический вариант романа «Вокруг света за восемьдесят дней». Однако, в отличие от героя этого романа с лишней буквой в фамилии[149], Эберкромби хотел узнать, различаются ли облака в разных частях света, и пришел к выводу, что по сути не различаются. Будучи пионером метеорологической фотографии, он запечатлел облака, образующиеся даже в самых отдаленных районах. Многие из его фотографий вошли впоследствии в качестве иллюстраций в «Атлас облаков», который он подготовил в 1890 г. совместно со шведским метеорологом, профессором X. Хильдебрандом Хильдебрандссоном. Этот атлас лег в основу международного издания.

За неделю до вылета в Австралию я все-таки отказался от идеи завести набриолиненные усы, подобные тем, что носил бесстрашный Эберкромби: мне подумалось, что австралийцы поднимут меня на смех. Тем не менее, в ушах у меня не переставали звучать слова из его книги:

Больше всего автору хотелось повстречаться с тропическим, ураганом, если не па море, то па земле… Однако, несмотря на то что для посещения острова Маврикий он выбрал сезон ураганов и, плывя навстречу смерчу, миновал все китайские моря, поиски его не увенчались успехом[150].

А вдруг в поисках Морнинг Глори со мной произойдет то же самое? В конце концов, облака — отнюдь не самые предсказуемые из природных явлений, и даже появление наиболее распространенных из них нельзя предсказать наверняка. Я слышал о планеристах, которые, проехав через всю Австралию в надежде прокатиться на этом удивительном облаке, пару недель спустя возвращались не солоно хлебавши, так и не подняв в воздух свои планеры.

Пока мой самолет, покинув Лондон, пробирался через раскинувшийся над городом полог слоисто-кучевых облаков, я не мог избавиться от мысли, что лечу навстречу самому грандиозному облачному разочарованию всех времен и народов. Думая об этом, я, как и подобает истинному любителю облаков, направляющемуся в чужие страны, закрыл глаза и принялся молиться на облака.

***

Берктаун расположен на реке Альберт, на двадцать миль вглубь материка от огромного залива Карпентария, расположенного в центральной части северного побережья Австралии. Этот городок с населением всего в 178 человек — отнюдь не то место, куда люди устремляются с противоположной стороны земного шара. В окно самолета, доставившего меня в Маунт-Айза, что в двухстах милях к югу, Берктаун казался всего лишь горсткой огоньков в необъятной ночи. «Да уж, место необжитое, — сказал Пол Пул, владелец местной фирмы, обеспечивающей чартерные перевозки на легких самолетах, когда мы покидали взлетно-посадочную полосу. — Это один из последних диких уголков Австралии».

 

 

_{Приезжая в Берктаун, что в Северном Квинсленде, попадаешь почти в никуда.}

Пул занимается перевозками между отдаленными поселениями в окрестностях залива Карпентария. Если принять во внимание немыслимые расстояния и негостеприимность саванны, самолет оказывается единственно доступным средством передвижения. Больше всего город нуждается в услугах его фирмы в сезон дождей, с декабря по февраль, когда весь этот район затапливается, а ведущие в него грунтовые дороги становятся непроезжими. «Когда сделают дорогу из Маунт-Айза, — сказал Пул, — вы не узнаете этих краев. Изменения будут неслыханными, а Морнинг Глори станет номером один в австралийском планеризме».

Пул вместе со своей подругой Амандой владеет одним из берктаунских пансионов. Я был без сил и уже собирался лечь спать, когда они предупредили меня, что прошлым утром облако как раз появлялось над городом, а потому высока вероятность, что на восходе появится еще одно. «Похоже, это что-то вроде цикла, — добавил Пул. — Уж если Глори пришло, скорее всего, вслед за ним появится еще несколько, примерно на рассвете. Планеристы встают в полпятого или в пять, чтобы быть наготове». И хотя я провел 42 часа в дороге, о том, чтобы валяться в постели допоздна, не было и речи.

Я вскочил в пять, когда было еще темно, и поехал в их джипе к северу от города, в направлении солончаков. Там я остановился! среди бесконечных заливных лугов и в окружении роя мошек принялся смотреть на светлеющее небо.

Обычно облако приближается к Берктауну с северо-востока, сперва я виде темной полоски вдали у горизонта. Однако окрашенное в оранжевые, лиловые и синие цвета рассветное небо, простиравшееся над плоской саванной, было совершенно безоблачно.

***

Берктаун, основанный в 1860-е гг. как продовольственный центр для скотоводов, расположен на естественной границе между северными заболоченными территориями и южными сенокосными и пастбищными угодьями в районе залива. Это старейшее поселение графства, пережившее немало ураганов, эпидемий и даже желтую лихорадку. Берктаун и выглядел в точности так, как подобает провинциальному австралийскому городку: обшитые металлом дома на шатких сваях вдоль красных пыльных дорог.

Между тем утро становилось все жарче. Я ехал в машине, а на дорогу выходили большие серые журавли, которых называют еще австралийскими; валлаби же, напротив, удирали в кусты. Старое здание таможни, выстроенное в 1865 г., сохранилось до сих пор, но сейчас в нем располагается единственный городской кабачок. Там я познакомился с одним из завсегдатаев — старым Фрэнки Уайли, который стал настолько неотъемлемой частью заведения, что в баре его обслуживают бесплатно.

Уайли, судя по всему, привык утешать отчаявшихся любителей облаков. «С этим облаком вечно не знаешь, когда настанет его время, — сказал мне он. — Говорят, оно появляется в конце сентября, но иногда его приходится ждать до января. Сами не знают, что говорят — да и никто не знает». Он сидел у стойки бара на стуле с табличкой «Стоянка запрещена», а заказанная им пуза-тая бутылка пива охлаждалась тем временем в обитом кожей ведерке, на котором было написано имя Уайли.

 

 

_{Увы, на горизонте ни облачка.}

«Впервые я увидел Морнинг Глори, когда переехал сюда в 79-м, — вспоминает он. — Понятное дело, в любом уголке мира можно увидеть приближающееся облако, но у этих ребят все наоборот». Вращательным жестом он показал, как свиток облака вращается в направлении, противоположном ходу его движения. «Когда они движутся тебе навстречу, ты думаешь: постойте-ка, что-то здесь не так, — он потряс головой, как если бы пытался протрезветь, — не то у меня не в порядке со зрением, не то я накануне перебрал. Так я, видно, и не смогу до конца поверить своим глазам».

На украшавшем бар пробковом щите, среди фотографий местных жителей, гордо демонстрирующих рыб баррамунди рекордных размеров, было несколько снимков проходящего над городом огромного облака. «Когда облако приходит, оно вздымает столько пыли, и листьев, и бог знает чего, но когда ты прямо под ним, воздух просто-таки замирает — ни ветерка, да вообще ничего. Жутковатое впечатление. С чего бы ему останавливать ветер?»

***

Ответы на вопросы Уайли знает доктор Дуг Кристи с факультета землеведения Австралийского национального университета в Канберре. Так что на следующий день я отправился звонить ему из телефонной будки. Будка находится рядом с берктаунской почтой, где над конторкой тоже выставлены фотографии Морнинг Глори. Мне подумалось, что для городка, столь удаленного от проезжих дорог, это облако — что-то вроде заезжей знаменитости. Точно так же, как в нью-йоркской пиццерии с гордостью выставлены напоказ фотографии Роберта Де Ниро, заказывающего пиццу, с его автографом, в Берктауне любое общественное учреждение выставляет собственные фотографии прекрасного гостя. Чем больше подобных снимков мне попадалось, тем сильнее хотелось увидеть облако собственными глазами.

Кристи — эксперт в области высокоамплитудных атмосферных волновых возмущений (должен же хоть кто-то быть экспертом и в этой области) и, кроме того, считается мировым авторитетом по Морнинг Глори. В 1970-х он заинтересовался показателями системы сверхчувствительных микробарометров, снятыми им собственноручно на университетской научно-исследовательской станции в центральной Австралии. Кристи установил, что за ними стоят отдельные воздушные волны огромных размеров. Ему удалось определить, что источник этих волн — залив Карпентария, расположенный в четырехстах милях к северу.

 

 

_{Берктаун — столица охотников на Морнинг Глори.}

Впервые Кристи побывал в Берктауне в 1980 г. С тех пор он провел в этом районе множество экспериментов и предложил принятое большинством его коллег объяснение феномена Морнинг Глори. Согласно этому объяснению, облако образуется в середине гигантской «единичной волны» воздуха, возникающей, судя по всему, над полуостровом Кейп-Йорк на другой стороне залива, на северо-востоке. Эта волна перемещается в виде отдельного гребня, словно своего рода воздушный приливной вал, подобный тому, что образуется на реке Северн в Великобритании. «Я почти не сомневаюсь, что это результат столкновения двух противодействующих бризовых потоков над Кейп-Йорком, — продолжает Кристи, — однако мы пока еще не вполне понимаем всех тонкостей этих атмосферных помех: в них немало загадочного. Например, откуда берется столько разновидностей Глори? Если некоторые включают одну-две единичных волны, то другие — целый ряд таких волн; одни распространяются на огромные расстояния, а другие — почти ни на сколько».

Памятуя о попытках Ральфа Эберкромби доказать, что по всему миру облака в целом схожи, я поинтересовался у Кристи, не появляются ли облака этого типа где-нибудь еще. «Они встречаются в центральной части Соединенных Штатов, — ответил он. — Как-то раз подобное облако появилось над Ла-Маншем, а еще на них похожи берлинские «волны тумана», особенно те, что наблюдались в 1968 году. Наконец, их видели на востоке России и практически во всех приморских районах Австралии».

 

 

_{Этот космический фотоснимок, сделанный 8 октября 1992 г. в 8 часов утра по местному времени, позволяет оценить гигантские размеры облака Морнинг Глори.}

Что?! Он говорит, что я притащился на другой конец света, чтобы посмотреть на облако, которое с тем же успехом мог увидеть над этим чертовым Ла-Маншем? Однако Кристи уверил меня, что в Берктаун стоило приехать хотя бы потому, что здесь Морнинг Глори отличается от остальных известных примеров по размерам и, что особенно важно для меня, «по прошествии стольких лет только здесь высока вероятность того, что вам посчастливится увидеть облако в определенное время года». В остальных же местах появление подобных облаков непредсказуемо.

Я спросил Кристи о том, какой погоды мне следует дожидаться, и он велел «ждать доброго морского бриза — такого, что дул бы весь день напролет и принес бы с собой много водяного пара, а еще стал бы хорошим “волноводом”». Как я выяснил, речь шла о чем-то вроде смягчения воздуха вдоль всего пути следования облака — это нужно, чтобы единичная волна не разбилась и не рассеялась при приближении к побережью.

Когда же эти погодные условия совпадут с гребнем высокого давления над полуостровом Кейп-Йорк, пообещал мне Кристи, «вы почти наверняка увидите Морнинг Глори».

Местные жители не столь озабочены «гребнями высокого давления». У них есть свои, не такие научные приметы, говорящие о приближении облака. Одна из них, что вполне закономерно, связана с пивом: когда влаги в воздухе достаточно для того, чтобы образовалось облако, стеклянные двери холодильников в кабачке покрываются изморозью. Другая примета состоит в том, что углы фанерного покрытия на дешевых деревянных столиках в кафе «У Пола и Аманды» загибаются кверху по той же самой причине.

Я на всякий случай вставал в 4:30 утра еще несколько дней подряд, однако двери холодильников были прозрачны, а столики в кафе плоски, как саванна, бесконечно простирающаяся сразу во всех направлениях.

Впрочем, не я один сгорал от нетерпения. Кен Джеллефф, 48-летний торговец лесом из окрестностей Мельбурна, провел в пути двенадцать дней, проехав 1 800 миль до Берктауна на своей полноприводной машине вместе с женой и сверхлегким летательным аппаратом. Очередным безоблачным утром мы с ним как раз попивали капучино за отменно плоскими столиками в кафе.

Это было уже пятое паломничество Джеллеффа в Берктаун с целью прокатиться на Морнинг Глори. В прошлые годы ему раз за разом везло, но сейчас он уже начинал задаваться вопросом, не отвернулась ли от него удача. «Мы тут уже пять дней, — сказал он мне, — а через день-другой нам пора возвращаться».

Джеллефф вспомнил планериста, который несколько лет назад приехал на две недели, однако не застал ни единого Морнинг Глори. Тогда тот решил задержаться на недельку, потом еще па одну, но облака так и не было, и лишь на следующий день после его отъезда облако наконец появилось. «Если удача не улыбнется нам, — с нервной усмешкой сказал Джеллефф, — мы тоже уедем отсюда несолоно хлебавши».

Но когда приходится тянуть планер на такие расстояния, а облако запросто может и не появиться, стоит ли игра свеч? «Еще бы, — убежден Джеллефф, — ведь если тебе удается поймать Глори, ты паришь на облаке, а создающая его воздушная волна, через которую ты летишь, прозрачна, как хрусталь. Это ни с чем не сравнимо: где еще планерист может получить такой опыт?»

Чтобы планер не упал, нужна подъемная сила, то есть поднимающийся вверх воздух — вот уж чего у Морнинг Глори в избытке. Невидимые единичные воздушные волны нередки по всему миру, однако только в этом районе Австралии погодные условия способствуют тому, чтобы в центре каждой из этих волн образовывался шкваловый ворот. Морнинг Глори указывает планеристам, где искать волну. Это своего рода маячки, благодаря которым атмосферные движения становятся видимыми.

Джеллеффу не повезло: еще два дня он приходил на рассвете на взлетную полосу, но облако гак и не возникло. Больше ждать они с женой не могли, поэтому им пришлось упаковать свой летательный аппарат и наутро выехать в направлении Мельбурна. «Что ж, в запасе всегда есть будущий год», — сказал Кен, пытаясь придать своему голосу мажорные нотки.

Мне оставалось чуть меньше недели, и я был настроен отнюдь не столь философски. Не хотелось бы, чтобы меня постигла та же участь. Мне сказали, что одна пожилая дама из аборигенов, живущая неподалеку от острова Бентинк, знает некий традиционный танец, призывающий ветер, который приносит Морнинг Глори. Ни минуты не колеблясь, я решил отправиться туда, чтобы призвать на помощь сверхъестественные силы. Поездка была не из близких, однако, признаться, Я уже не видел иного выхода.

***

Когда моя лодка причалила к бетонной пристани Бентинка, обитательницы острова болтали о том о сем в тени мангровых деревьев. «В воскресенье у нас выходной, — пояснила Нетта Лугата, когда я с ними заговорил, — сегодня мы на рыбалку не идем».

Внуки, приехавшие к ним на денек, играли в прибое. Если не считать этих гостей, женщины жили в гордом одиночестве: мужчин на острове не было с тех самых пор, как женщины потребовали запрета на алкоголь, пагубно влияющий на коренное население района, и без того находящееся в упадке.

Вскоре я понял, что отношения с Морнинг Глори у местных жительниц совсем не такие, как у заезжих планеристов и ученых. «Мы называем его “йиппипи”, - сказала мне Нетта. — Так его имя звучит на нашем языке». Это имя означает, что облако приносит сезон дождей, который начинается где-то в конце октября.

А не помнит ли Нетта, появлялось ли Морнинг Глори во времена ее детства? «Мать говорила мне: если поднимется ветер, он принесет с собой йиппипи, так что я должна присматривать за младшим братишкой и быть начеку. Потом приходит водяной смерч — мы называли его “дандермен”-он очень опасен».

И, как если бы пытаясь еще раз подчеркнуть, насколько он опасен, Нетта рассказала мне, как несколько лет назад в море рухнул маленький самолет, на котором несколько членов их общины переправлялись с острова на материк. Причиной катастрофы стало аномальное появление нескольких Глори одновременно. «Нежданно-негаданно йиппипи пришли со всех сторон», — объяснила Нетта, в то время как остальные женщины смотрели себе под ноги. Я узнал, что катастрофа произошла рано утром. «Мы видели, как облака вращаются и сталкиваются друг с другом, а парни смеялись и говорили, почему это, мол, нельзя летать в такую погоду?»

Голос Нетты задрожал, и она поведала мне, что на том самолете была ее сестра. «После полудня мы увидели только, как самолет Пола Пула ведет розыски. Но тел не было… они нашли лишь сумку моей сестры». Годовщина их гибели была как раз вчера.

 

 

_{Дон танцует, призывая Морнинг Глори}

Я вспомнил, как Дуг Кристи объяснял мне, что Морнинг Глори приходят не только с обычной для них стороны — с северо-востока полуострова Кейп-Йорк. Реже они появляются с юга и юго-востока. В этих случаях, предположил Кристи, воздушная волна, ведущая к образованию облака, возникает из-за грозовой активности над плоскогорьем к северу от Маунт-Айза. Кроме того, я слышал, что если Морнинг Глори появляются сразу с нескольких сторон, то воздух на пересечении путей их следования завихряется, и оттого крайне опасен.

Но несмотря на трагедию, постигшую общину, жительницы острова Бентинк, казалось, не держат зла на облако. Они как будто смирились с тем, что разрушительные силы природы им неподвластны. Нетта даже предложила попросить одну из старейших среди них, Дон Наранахиль, не знающую ни слова по-английски, станцевать танец «вамур», призывающий ветер, который приносит Морнинг Глори.

На моих глазах Дон набрала полную горсть песка и бросила его в воздух, после чего принялась притопывать и напевать. Она поманила к себе игравших в прибое внуков, и те к ней присоединились. Повторяя за ней движения, они то и дело хихикали, однако у меня возникло ощущение, что она передает молодому поколению ритуал. «Чувствуете, как поднимается ветер?» — спросила Нетта.

Я действительно ощутил легкое дуновение бриза, однако, сказать по правде, мне не очень-то верилось, что слабый шелест пальм в тот миг, когда я отплывал от острова, способен принести с собой йиппипи.

***

Как и следовало ожидать, наутро ничего не изменилось.

«Мы не боги, — сказал Пол Пул, заметив за завтраком уныние на моем лице. — Мы не можем включать и выключать их, когда нам заблагорассудится, — вечно эти чертовы английские туристы хотят, чтобы все было по-ихнему».

Однако по ходу дня мне показалось, что удача наконец поворачивается ко мне лицом. С северо-востока подул дневной бриз, а после полудня бармен в кабачке обратил мое внимание на то, что дверцы холодильников начали покрываться морозным узором. Выглянув из окна в пять утра на следующий день, я увидел на горизонте темную полоску. Это было оно.

Я натянул одежду и выскочил на пустую дорогу перед коттеджем. Было еще темно, где-то бешено лаяла собака. Облако приближалось к концу улицы, и я чувствовал, как вокруг поднимается ветер.

В свете полной луны, который падал на переднюю возвышающуюся часть облака, растянувшегося вдоль горизонта в обоих направлениях, оно искрилось шелковистым ледяным сиянием. Я застыл на месте, а облако между тем спускалось вниз по улице по направлению ко мне, чуть превышая городское ограничение скорости. По мере продвижения рябь и волны на его передней части поднимались и исчезали за верхушкой, и казалось, что облако вращается вокруг своей оси. Зрелище было просто великолепное. По ходу облако заслонило Луну и Южный Крест, и город погрузился в тень. Задняя часть свитка была совсем не похожа на переднюю: низвергающаяся, напоминающая кучевое облако стена, этакая груда кочанов цветной капусты, переливающаяся в лунном свете серебряным и черным.

Так вот ради какого облака я оказался на противоположном конце земного шара. Однако же оно пришло до рассвета, и потому видно его было не целиком. Когда я возвращался в коттедж, чтобы выпить чашечку кофе, мне казалось, что я отправляюсь охотиться на печально известную всей округе акулу и только что увидел, как над поверхностью воды мелькнул ее плавник. Мне не терпелось увидеть, как эта тварь выглядит при свете дня.

***

На взлетной полосе уже собрались планеристы. Рик Боуи, одолев 1 200 миль[151], приехал из Байрон-Бей, где он организует развлекательные полеты в местном клубе планеристов. Он уже третий раз в Берктауне, и на сей раз привез с собой планер с автоматическим пуском Pik 20Е. Этот летательный аппарат вооружен двухтактным двигателем, который крепится к выдвижной раме. Боуи пояснил, что двигатель используется для того, чтобы подняться в воздух, а потом, когда самолет начинает планировать, втягивается в люк в фюзеляже. «На Глори с хорошей подъемной силой, — пояснил Боуи, — с этой штукой можно творить чудеса. Я разгонялся до ста шестидесяти миль в час[152]».

Надежная подъемная сила в передней части облака создает идеальные условия для самых рискованных маневров: «Можно подняться над передней частью облака и потом съехать по ней вниз, — Боуи изображал скольжение планера движениями вытянутой руки. — А можно погрузить в облако конец крыла и скользить вдоль лицевой части, прямо к ее нижнему краю. А еще можно делать фигуры высшего пилотажа, петли…» Но не опасно ли кататься на Морнинг Глори? «Ну, ясное дело, с этой набегающей волной следует обращаться поосторожнее. Ты просто не знаешь, что облако выкинет в следующий миг: скажем, когда волна движется с моря в сторону материка и выжаривается, подъемная сила может исчезнуть».

Турбулентный, оседающий воздух в центре облака и его задняя часть — вот чего надо избегать любой ценой. Если серфер не удержится и упадет в обычную океанскую волну, он намокнет. Но если то же самое произойдет с планеристом на высоте 4 000 футов во время скольжения по Морнинг Глори, последствия будут куда более серьезными: «В этой стране полно уединенных мест, кишащих крокодилами, — предостерегает Боуи. — Если ты спустишься на парашюте, никто попросту не успеет прибежать тебе на помощь».

Несмотря на все эти опасности — а может быть, как раз благодаря им — Морнинг Глори дает планеристам возможность побить рекорды как длительности полета, так и его скорости. Дэйв Янсен, планерист из Мулулабы, что к северу от Брисбена, был расположен поговорить именно о них. Янсен впервые в Берктауне, однако о побитии рекордов осведомлен как никто другой: он не только пятикратно становился чемпионом Австралии по планеризму, но и исполнял обязанности начальника отдела делопроизводства Федерации планеризма. Он отвечал за проверку заявок на установление новых рекордов.

«Здесь, к примеру, можно побить рекорд по прохождению дистанции «Вольный тройной разворот», — сказал он мне. Ах да, старый боец с тройными разворотами, этого следовало ожидать… — Этот полет длится около одиннадцати часов и зависит только от того, сколько времени пилоту понадобится, чтобы взобраться на Глори».

Янсен приехал еще с тремя планеристами из Клуба планеристов на озере Кипит в Новом Южном Уэльсе. Они привезли планер АSН 25, похожий на деталь какой-то сказочной экипировки и отличающийся невероятным размахом крыльев в 87 футов[153]. Но почему же, если Морнинг Глори позволяет побить все рекорды, тут так мало планеристов? Янсен отвечает не раздумывая: «Сюда чертовски долго ехать. Здесь нет ровным счетом ничего. Зато здесь жарко, пустынно и миллионы мошек».

В отличие от Янсена, Джефф Прэтт как будто не помнит о тяготах пути в Берктаун. Этот кроткий электротехник из Кэрнса приехал только вчера вечером, проведя за рулем пятнадцать часов, и притащил на буксире свой планер Monerai V-Tail c автоматическим пуском. Это путешествие он проделывает уже девять лет. Неужели ему не надоело долгими жаркими днями дожидаться, когда облако соизволит показаться? «В Берктауне можно не так уж плохо провести время, — рассуждает он, и золотой зуб у него во рту поблескивает на солнце. — Мне нравится, что это место оторвано от остального мира. Пока о нем знают немногие — и, пожалуй, в этом есть своя прелесть. Мне бы не хотелось, чтобы оно стало запруженным, как улицы в час пик».

В тот вечер среди планеристов царило предвкушение. Все говорило о том, что наутро появится еще одно облако: ветер с моря не стихал весь день, углы столиков в кафе очевидным образом загибались кверху, а, сидя у стойки бара в берктаунском кабачке, мы с Фрэнки Уайли пришли к выводу, что двери холодильников, бесспорно, обледенели. Короче говоря, сомнений не оставалось.

Однако меня не оставляла еще одна мысль: а что, если облако снова появится возмутительно рано? Дело было даже не в том, что вставать на рассвете тяжело, а в том, что планеристы не смогут подняться в воздух и прокатиться на Морнинг Глори до наступления светлого времени суток.

***

Подъехав в пять утра к взлетной полосе, я застал все тех же.

Рику Боуи я помог стереть росу с крыльев Pick 20E. Хотя, как он сказал, капли росы — верный признак того, что влаги в воздухе достаточно для образования облака, роса влияет на обтекаемость крыльев и делает планер менее управляемым. Пол Пул тоже появился на взлетной полосе, поскольку обещал взять меня на борт своей «Сессны-187», чтобы я увидел облако вблизи. «Так, одно я точно вижу», — сказал он, глядя на рассветный горизонт. Как только стало достаточно светло для взлета, планеристы бросились к своим машинам и один за другим вылетели в направлении восходящего солнца. Мы с Полом рванули вслед за ними.

 

 

_{Холодильники в беркгаунском кабачке покрываются изморозью, а углы столиков в кафе загибаются кверху: все это говорит о том, что приближается Морнинг Глори.}  

 

_{Джефф Прэтт готовится к взлету на своем планере с автоматическим пуском Monerai.}

Пролетев двадцать миль на север, мы добрались до побережья. А там навстречу нам катилось не одно, а целых три Морнинг Глори. Поверхность первого из них была настолько гладкой и шелковистой, что оно казалось огромным белоснежным ледником, парящим в воздухе на высоте 500 футов[154] над землей. Второе и третье облака, пухлые и неровные, продвигались в турбулентном следе первого.

С воздуха мне было видно, сколь огромны эти облака, вытянувшиеся в обе стороны вдоль залива. В том месте, где часть передней волны прошла над островом Бентинк, ее продвижение замедлилось по сравнению с остальными частями облака над поверхностью воды, что придало контуру облака отчетливый изгиб. Перед вылетом мы сняли с «Сессны» боковую дверь, чтобы меня не отделяло от облака даже стекло. Облако было настолько чистым, гладким и ярким, что мне хотелось выпрыгнуть ему навстречу.

На фоне первого из облаков планеры казались крохотными. В точности как серферы на самой большой из волн, какую только может породить гавайский пляж Ваймеа, планеристы скользили вниз к передней кромке облака. Они разгоняли свои планеры, как будто бы собирались спикировать, однако, поскольку воздух перед волной постоянно поднимался вверх, это было пикирование без потери высоты. Затем они одолевали подъем в передней части облака, производили сваливание на крыло и выруливали по кривой малого радиуса в противоположную сторону.

Вдалеке я увидел Рика Боуи, который как раз закладывал мертвую петлю перед лицевой стороной облака. Джефф Прэтт набрал высоту и «перепрыгнул» с первого облака на менее ровные второе и третье. В низком угре пнем солнечном свете крылья мчащегося вдоль колоссальной атмосферной волны планера блестели, словно белые вощеные доски для серфинга.

Мне подумалось, что Кен Джеллефф наверняка вышел бы из себя, узнай он, что ему довелось пропустить в этом году. «Десять-пятнадцать минут полета, — рассказывал он мне, — и солнце поднимается над верхушкой облака. Когда оглядываешься на эту гигантскую рыхлую волну, через которую пробиваются золотые солнечные лучи, кажется, что все это принадлежит кисти какого-нибудь живописца эпохи Возрождения. Ты готов поклясться, что попал в рай — до того это прекрасно».

А ведь Джеллефф не соврал: облако было просто великолепно. «Пока сам не испытаешь, что значит парить на облаке, — с восторгом говорил Джефф Прэтт не далее как вчера, — не поймешь, насколько оно уникально. Порой мне приходиться ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все это мне не снится».

 

 

Чтобы увидеть это облако, я пересек земной шар, и вот мы наконец лицом к лицу. Я заслонил глаза ладонью от слепящих лучей: солнце было уже высоко над горизонтом, и его лучи ниспадали по передней части облака, оставляя длинные теплые тени вдоль складок на его поверхности. Волна катилась вперед, и ее складки мягко поднимались вверх, чтобы исчезнуть наконец за гребнем.

 

 

_{Джефф Прэтт скользит вдоль передней части воздушной волны, обтекающей облако.}

***

Интересно, что чувствовал тот, кто первым поднялся над облаком и съехал по нему вниз — еще до того, как остальные только подумали, что это в принципе возможно? Один из двух человек в мире, способных ответить на этот вопрос, — Рассел Уайт. Планеристы в Берктауне часто упоминали в разговорах его имя, определенно считая его легендой планеризма: ведь сама по себе безумная идея катания на Морнинг Глори обязана своим существованием пионерскому полету Уайта, совершенному вместе с его напарником Робом Томпсоном в 1989 г. Обычно Уайта можно встретить среди охотников на Морнинг Глори, но в этом году он не смог приехать в Берктаун. Однако я позвонил ему домой, в Байрон-Бей, и расспросил об их первой встрече с облаком.

Уайт и Томпсон отправились на Большой Барьерный риф, намереваясь походить там несколько дней под парусом. Там-то капитан судна и рассказал им об этом необыкновенном облаке. К тому времени оба планериста уже много лет катались на воздушных потоках вокруг гор, где образуются чечевицеобразные высоко-кучевые облака, похожие на НЛО. Но стабильные, установившиеся воздушные волны, связанные с этим типом облаков, отличаются от подвижных волн, ведущих к образованию Морнинг Глори. Различие между ними сродни разнице между постоянным гребнем на поверхности реки в том месте, где на ее пути попадается валуи, и волнами, набегающими на песок на пляже. Однако Уайт с Томпсоном решили, что принципы планирования будут одними и теми же для обоих типов воздушных потоков. Им подумалось, что в движущейся волне Морнинг Глори потенциально содержится удивительное богатство нового опыта для планериста, и за пивом на борту парусника они приняли решение на следующий же день вылететь в Берктаун на мотопланере Уайта и поискать облако.

«Мы прилетели ближе к вечеру 12 октября, — вспоминает Уайт, — но стоило нам найти ночлег, как мне сообщили, что у нас па работе авария. Это означало, что на следующий день мне предстояло ехать обратно». В унынии они легли спать, решив, что если вдруг каким-то чудом облако появится наутро, они попробуют прокатиться на нем до отъезда.

«Будильник остался в планере, а я как раз был в душе, когда Роб ворвался в коттедж с криком: “Идет!”» В отчаянной спешке они поймали попутку до аэродрома, а когда вырулили на взлетную полосу, надвигающееся облако было уже почти над ними. «Мы взлетели в направлении от Глори, — продолжил Уайт. — Это сейчас считается за правило, что нельзя взлетать навстречу облаку. А тогда не было никаких правил, мы устанавливали их прямо по ходу дела».

 

 

_{Рассел Уайт, пионер планеризма на Морнинг Глори.}

Развернув планеры к облаку, они почувствовали восходящий воздушный поток на высоте менее 1 000 футов[155]. «Это был потрясающий полет, — восторгается Уайт. — Нас охватило благоговение и экстаз — до того было здорово, что мы нашли эту штуку и парим на ней. Это было что-то из ряда вон выходящее». Между тем Морнинг Глори, которое встретилось им в то г день, было отнюдь не самым выдающимся: всего-то около тридцати миль в длину и трех тысяч футов в высоту[156].

Однако тот полуторачасовой пионерский полет сделал их одержимыми. Возвращаясь домой на юг, они сделали остановку у озера Кипит в Новом Южном Уэльсе, где располагается один из крупнейших планеристских клубов в стране, и объявили всем и каждому, что только что прокатились на Морнинг Глори.

«Они нам не поверили, — смеется Уайт. — Heт, честное слово, они нам не поверили. Подумали, что мы все это сочинили. Так что на следующий год мы взяли с собой фотоаппараты».

Благо даря статьям Уайта в журналах по планеризму и короткому документальному фильму, снятому впоследствии Томпсоном, все больше людей стали узнавать об их полете и отправляться за приключениями в Берктаун. Однако и по сей день Уайт насчитывает не более дюжины тех, кто и в самом деле прокатился на облаке. Гордится ли он своим начинанием? «Я очень доволен. А вы сможете описать Гималаи кому-то, кто никогда их не видел, да так, чтобы человек почувствовал всю их красоту? Ничего не выйдет: их нужно увидеть собственными глазами. Так же и с Морнинг Глори: это потрясающе, но пока сам не попробуешь, ничего не поймешь».

 

 

***

Некоторое время спустя, в кафе «У Пола и Аманды», за праздничным обедом, к которому была подана рыба баррамунди в светлом пиве, я рассказал собравшимся планеристам, что недавно основал Общество любителей облаков. Подобно второразрядному актеру, рекламирующему фильм, в котором он только что снялся, я затянул свой излюбленный монолог в защиту наших пушистых друзей. Если бы день за днем перед нашими глазами было бы лишь однотонное синее небо, твердил я, жизнь была бы скучна. Я не забыл упомянуть, что американский эссеист Ральф Уолдо Эмерсон описывал небо как «хлеб насущный для наших глаз… прекраснейшую из картинных галерей прямо над нашими головами»[157]. Поэтому наше Общество борется с «мечтаньями о ясном небе», где бы таковые ни обнаружились.

Облака — лицо атмосферы, провозгласил я, подчеркнув, насколько точно им удается выражать ее настроение и сообщать нам о невидимой архитектуре воздушных течений. Но вскоре — перейдя к той части монолога, где я называю облака поэзией самой Природы, — я вновь заметил, как блеснул золотой зуб во рту у Джеффа Прэтта.

Он, как и другие планеристы, посмеивался надо мной.

Ну я и дурак! Разве же я не слышал, как он сам рассказывал мне о своих отношениях с облаками? «Среди них, — поведал он мне на взлетной полосе, — я чувствую себя как дома. Там, наверху, я парю вместе с птицами — с такими как клинохвостый орел[158], - и они принимают меня в свою компанию. Наверху, среди облаков, тебе ничего не остается, кроме как уверовать в Творца».

Кто же еще, кроме истинных любителей облаков, притащился бы в столь отдаленный и диковинный городок? Я пересек мир и, как это частенько бывает, обнаружил, что проповедую обращенным.

 

 

БЛАГОДАРНОСТИ

 

 

---

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 616; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!