Поэт («Подумаешь, тоже работа...»)



 

 

Подумаешь, тоже работа, —

Беспечное это житье:

Подслушать у музыки что-то

И выдать шутя за свое.

 

И чье-то веселое скерцо

В какие-то строки вложив,

Поклясться, что бедное сердце

Так стонет средь блещущих нив.

 

А после подслушать у леса,

У сосен, молчальниц на вид,

Пока дымовая завеса

Тумана повсюду стоит.

 

Налево беру и направо,

И даже, без чувства вины,

Немного у жизни лукавой,

И все – у ночной тишины.

 

Лето 1959  

Комарово  

 

Читатель

 

 

Не должен быть очень несчастным

И главное скрытным. О нет! —

Чтоб быть современнику ясным,

Весь настежь распахнут поэт.

 

И рампа торчит под ногами,

Все мертвенно, пусто, светло,

Лайм-лайта позорное пламя

Его заклеймило чело.

 

А каждый читатель как тайна,

Как в землю закопанный клад,

Пусть самый последний, случайный,

Всю жизнь промолчавший подряд.

 

Там все, что природа запрячет,

Когда ей угодно, от нас.

Там кто-то беспомощно плачет

В какой-то назначенный час.

 

И сколько там сумрака ночи,

И тени, и сколько прохлад,

Там те незнакомые очи

До света со мной говорят,

 

За что-то меня упрекают

И в чем-то согласны со мной...

Так исповедь льется немая,

Беседы блаженнейший зной.

 

Наш век на земле быстротечен

И тесен назначенный круг,

А он неизменен и вечен —

Поэта неведомый друг.

 

23 июля 1959  

Комарово  

 

«Не мешай мне жить – и так не сладко...»

 

 

Не мешай мне жить – и так не сладко.

Что ты вздумал, что тебя томит?

Иль неразрешимая загадка

Ледяной звездой в ночи горит?

 

Или галереями бессонниц

Ты ко мне когда-то приходил?

Иль с давно погибших белых звонниц

Мой приезд торжественный следил?

 

В прежних жизнях мы с тобою счеты

Плохо подвели, о бедный друг!

Оттого не спорится работа,

Сухо в горле, кровь бормочет что-то

И плывет в глазах кровавый круг.

 

Иль увидел взор очей покорных

В тот для памяти запретный час,

Иль в каких-то подземельях черных

Мертвой оставлял меня не раз.

 

И при виде жертвы позабытой

Места не найти тебе теперь...

Что там – окровавленные плиты

Или замурованная дверь?

 

В самом деле – сотни километров,

Как ты и сказал мне, – сущий вздор,

И знакомый с детства голос ветра

Продолжает наш старинный спор.

 

Июнь 1959  

Комарово  

 

«Не стращай меня грозной судьбой...»

 

 

Не стращай меня грозной судьбой

И великою северной скукой.

Нынче праздник наш первый с тобой,

И зовут этот праздник – разлукой.

Ничего, что не встретим зарю,

Что луна не блуждала над нами,

Я сегодня тебя одарю

Небывалыми в мире дарами:

Отраженьем моим на воде

В час, как речке вечерней не спится,

Взглядом тем, что падучей звезде

Не помог в небеса возвратиться,

Эхом голоса, что изнемог,

А тогда был и свежий и летний, —

Чтоб ты слышать без трепета мог

Воронья подмосковного сплетни,

Чтобы сырость октябрьского дня

Стала слаще, чем майская нега...

Вспоминай же, мой ангел, меня,

Вспоминай хоть до первого снега.

 

15 октября 1959  

Ярославское шоссе  

 

«Я давно не верю в телефоны...»

 

 

Я давно не верю в телефоны,

В радио не верю, в телеграф.

У меня на всё свои законы

И, быть может, одичалый нрав.

 

Всякому зато могу присниться,

И не надо мне лететь на «Ту»,

Чтобы где попало очутиться,

Покорить любую высоту.

 

24 октября 1959. Кр. Конница  

Ленинград  

 

«Хвалы эти мне не по чину...»

 

 

Хвалы эти мне не по чину,

И Сафо совсем ни при чем.

Я знаю другую причину,

О ней мы с тобой не прочтем.

Пусть кто-то спасается бегством,

Другие кивают из ниш,

Стихи эти были с подтекстом

Таким, что как в бездну глядишь.

А бездна та манит и тянет,

И ввек не доищешься дна,

И ввек говорить не устанет

Пустая ее тишина.

 

1959  

 

Последнее стихотворение

 

 

Одно, словно кем-то встревоженный гром,

С дыханием жизни врывается в дом,

Смеется, у горла трепещет,

И кружится, и рукоплещет.

 

Другое, в полночной родясь тишине,

Не знаю откуда крадется ко мне,

Из зеркала смотрит пустого

И что-то бормочет сурово.

 

А есть и такие: средь белого дня,

Как будто почти что не видя меня,

Струятся по белой бумаге,

Как чистый источник в овраге.

 

А вот еще: тайное бродит вокруг —

Не звук и не цвет, не цвет и не звук, —

Гранится, меняется, вьется,

А в руки живым не дается.

 

Но это!.. по капельке выпило кровь,

Как в юности злая девчонка – любовь,

И, мне не сказавши ни слова,

Безмолвием сделалось снова.

 

И я не знавала жесточе беды.

Ушло, и его протянулись следы

К какому-то крайнему краю,

А я без него... умираю.

 

1 декабря 1959  

Ленинград  

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 332; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!