Постучись кулачком – я открою...»



 

 

Постучись кулачком – я открою.

Я тебе открывала всегда.

Я теперь за высокой горою,

За пустыней, за ветром и зноем,

Но тебя не предам никогда...

Твоего я не слышала стона,

Хлеба ты у меня не просил.

Принеси же мне ветку клена

Или просто травинок зеленых,

Как ты прошлой весной приносил.

Принеси же мне горсточку чистой,

Нашей невской студеной воды,

И с головки твоей золотистой

Я кровавые смою следы.

 

23 апреля 1942  

Ташкент  

 

Стихотворения посвящены памяти Вали Смирнова, погибшего во время бомбардировки Ленинграда. Лидия Чуковская пишет о мальчиках Смирновых, Вале и маленьком Вове, «которого почему-то называли Шакаликом», – соседях Ахматовой по квартире в Фонтанном Доме:  

«А. А. их очень любила.

Когда во время войны, в эвакуации, в Ташкенте, до Анны Андреевны дошли слухи, будто один из них – Вова – умер, она посвятила его памяти стихотворение «Постучись кулачком – я открою...» (На самом деле умер от голода не Вова, а Валя)» (Чуковская Л. К . Записки об Анне Ахматовой).

 

 

NOX

Статуя «Ночь» в Летнем саду

 

 

Ноченька!

В звездном покрывале,

В траурных маках, с бессонной совой...

Доченька!

Как мы тебя укрывали

Свежей садовой землей.

Пусты теперь Дионисовы чаши,

Заплаканы взоры Любви...

Это проходят над городом нашим

Страшные сестры твои.

 

30 мая 1942  

Ташкент  

 

In memoriam

 

 

А вы, мои друзья последнего призыва!

Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.

Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,

А крикнуть на весь мир все ваши имена.

Да что там имена! – захлопываю святцы;

И на колени все! – багровый хлынул свет,

Рядами стройными проходят ленинградцы,

Живые с мертвыми. Для Бога мертвых нет.

 

Август 1942  

Дюрмень  

 

«Важно с девочками простились...»

 

 

Важно с девочками простились,

На ходу целовали мать,

Во все новое нарядились,

Как в солдатики шли играть.

Ни плохих, ни хороших, ни средних...

Все они по своим местам,

Где ни первых нет, ни последних...

Все они опочили там.

 

1943  

Ташкент  

 

Победителям

 

 

Сзади Нарвские были ворота,

Впереди была только смерть...

Так советская шла пехота

Прямо в желтые жерла «Берт».

Вот о вас и напишут книжки:

«Жизнь свою за други своя»,

Незатейливые парнишки —

Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки, —

Внуки, братики, сыновья!

 

29 февраля 1944  

Ташкент  

 

«Справа раскинулись пустыри...»

 

 

Справа раскинулись пустыри,

С древней, как мир, полоской зари.

 

Слева, как виселицы, фонари.

Раз, два, три...

 

А надо всем еще галочий крик

И помертвелого месяца лик

Совсем ни к чему возник.

 

Это – из жизни не той и не той,

Это – когда будет век золотой,

 

Это – когда окончится бой,

Это – когда я встречусь с тобой.

 

29 апреля 1944  

Ташкент  

 

Причитание

 

 

Ленинградскую беду

Руками не разведу,

Слезами не смою,

В землю не зарою.

Я не словом, не упреком,

Я не взглядом, не намеком,

Я не песенкой наемной,

Я не похвальбой нескромной

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А земным поклоном

В поле зеленом

Помяну...

 

1944  

Ленинград  

 

Победа

 

1. «Славно начато славное дело...»

 

 

Славно начато славное дело

В грозном грохоте, в снежной пыли,

Где томится пречистое тело

Оскверненной врагами земли.

К нам оттуда родные березы

Тянут ветки, и ждут, и зовут,

И могучие деды-морозы

С нами сомкнутым строем идут.

 

Январь 1942  

 

2. «Вспыхнул над молом первый маяк...»

 

 

Вспыхнул над молом первый маяк,

Других маяков предтеча, —

Заплакал и шапку снял моряк,

Что плавал в набитых смертью морях

Вдоль смерти и смерти навстречу.

 

 

3. «Победа у наших стоит дверей...»

 

 

Победа у наших стоит дверей...

Как гостью желанную встретим?

Пусть женщины выше поднимут детей,

Спасенных от тысячи тысяч смертей, —

Так мы долгожданной ответим.

 

1942—1945  

 

 

Памяти друга

 

 

И в День Победы, нежный и туманный,

Когда заря, как зарево, красна,

Вдовою у могилы безымянной

Хлопочет запоздалая весна.

Она с колен подняться не спешит,

Дохнет на почку и траву погладит,

И бабочку с плеча на землю ссадит,

И первый одуванчик распушит.

 

8 ноября 1945  

 

 

«Он прочен, мой азийский дом…»

 

Луна в зените

 

Этой розы завои.

Фет Г. Г.  

 

1. «Заснуть огорченной...»

 

 

Заснуть огорченной,

Проснуться влюбленной,

Увидеть, как красен мак.

Какая-то сила

Сегодня входила

В твое святилище, мрак!

Мангалочий дворик,

Как дым твой горек

И как твой тополь высок...

Шехерезада

Идет из сада...

Так вот ты какой, Восток!

 

Апрель 1942  

 

Стихотворение посвящено Галине Лонгиновне Герус (Козловской), которая в 1937 г. была сослана в Ташкент вместе с мужем, ленинградским композитором Алексеем Федоровичем Козловским. В Ташкенте они стали близкими друзьями Ахматовой.  

Г. Л. Козловская рассказывает предысторию этого стихотворения:  

«…мой муж часто водил ее гулять по старому городу, который знал и любил. <…>

Привел он ее как-то и в тот «рай», в котором были прожиты три года нашей ссылки. Два дома, два сада с черешнями и персиками, которые то цвели, то плодоносили, серебристая благоуханная джида, огромный тополь и урючина, закрывавшая половину сада. Тут было все: и виноградная лоза, и розовый куст, и арык, бегущий вдоль дорожек, где кудрявится душистая мята всех цветов. Все чисто, все полито, все подметено. Как всегда, их встретили две девочки со множеством косичек. Под их радостные крики закипел самовар и появился дастархан – угощенье: изюм и сушеный урюк... В тот вечер Алексей Федорович показывал свои снимки тех дней, когда мы там жили на Игарчи – улице Седельщиков.

Анна Андреевна узнала и мангал в углу, и тополь, и меня, стоящую с кувшином. Через три дня она принесла мне листок со стихами. Подарила и поцеловала. На листочке написано – Галине Герус» (Козловская Г. Л.  Ахматова в Ташкенте).

 

 

2. «С грозных ли площадей Ленинграда...»

 

 

С грозных ли площадей Ленинграда

Иль с блаженных летейских полей

Ты прислал мне такую прохладу,

Тополями украсил ограды,

И азийских светил мириады

Расстелил над печалью моей?

 

Март 1942  

 

3. «Все опять возвратится ко мне...»

 

 

Все опять возвратится ко мне:

Раскаленная ночь и томленье

(Словно Азия бредит во сне),

Халимы соловьиное пенье,

И библейских нарциссов цветенье,

И незримое благословенье

Ветерком шелестнет по стране.

 

10 декабря 1943  

 

4. «И в памяти, словно в узорной укладке...»

 

 

И в памяти, словно в узорной укладке:

Седая улыбка всезнающих уст,

Могильной чалмы благородные складки

И царственный карлик – гранатовый куст.

 

16 марта 1944  

 

5. «Третью весну встречаю вдали...»

 

 

Третью весну встречаю вдали

От Ленинграда.

Третью? И кажется мне, она

Будет последней.

Но не забуду я никогда,

До часа смерти,

Как был отраден мне звук воды

В тени древесной.

Персик зацвел, а фиалок дым

Всё благовонней.

Кто мне посмеет сказать, что здесь

Я на чужбине?!

 

1944—1956  

 

6. «Я не была здесь лет семьсот...»

 

 

Я не была здесь лет семьсот,

Но ничего не изменилось.

Все так же льется Божья милость

С непререкаемых высот,

 

Все те же хоры звезд и вод,

Все так же своды неба черны,

И так же ветер носит зерна,

И ту же песню мать поет.

 

Он прочен, мой азийский дом,

И беспокоиться не надо...

Еще приду. Цвети, ограда,

Будь полон, чистый водоем.

 

5 мая 1944  

Ташкент  

 

7. Явление луны («Из перламутра и агата...» )

 

А. К.  

 

 

Из перламутра и агата,

Из задымленного стекла,

Так неожиданно покато

И так торжественно плыла, —

Как будто «Лунная соната»

Нам сразу путь пересекла.

 

25 сентября 1944  

 

Стихотворение посвящено композитору Алексею Федоровичу Козловскому (1905—1977), писавшему музыку к «Поэме без героя» и «Прологу».  

 

 

8. «Как в трапезной – скамейки, стол, окно...»

 

 

Как в трапезной – скамейки, стол, окно

С огромною серебряной луною.

Мы кофе пьем и черное вино,

Мы музыкою бредим…

Все равно...

И зацветает ветка над стеною.

В изгнанье сладость острая была,

Неповторимая, пожалуй, сладость.

Бессмертных роз, сухого винограда

Нам родина пристанище дала.

 

1943  

Ташкент  

 

9. «Какая есть. Желаю вам другую...»

 

 

Какая есть. Желаю вам другую —

Получше. Больше счастьем не торгую,

Как шарлатаны и оптовики...

Пока вы мирно отдыхали в Сочи,

Ко мне уже ползли такие ночи,

И я такие слышала звонки!

 

Не знатной путешественницей в кресле

Я выслушала каторжные песни,

А способом узнала их иным...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

 

В Ташкенте Ахматова некоторое время жила в «балахане» (верхней надстройке) на улице Жуковского. Галина Козловская вспоминает: «Для меня балахана на Жуковского навсегда связана со строчками: «Как в трапезной – скамейки, стол, окно с огромною серебряной луною». <…> Те четверо, на кого глядела огромная луна, были: Анна Андреевна, Надежда Яковлевна Мандельштам, мой муж и я» (Козловская Г. Л.  Ахматова в Ташкенте).

 

 

Над Азией – весенние туманы,

И яркие до ужаса тюльпаны

Ковром заткали много сотен миль.

О, что мне делать с этой чистотою,

Что делать с неподкупностью простою?

О, что мне делать с этими людьми!

 

Мне зрительницей быть не удавалось,

И почему-то я всегда вклинялась

В запретнейшие зоны естества.

Целительница нежного недуга,

Чужих мужей вернейшая подруга

И многих – безутешная вдова.

 

Седой венец достался мне не даром,

И щеки, опаленные пожаром,

Уже людей пугают смуглотой.

Но близится конец моей гордыне:

Как той, другой – страдалице Марине, —

Придется мне напиться пустотой.

 

И ты придешь под черной епанчою,

С зеленоватой страшною свечою,

И не откроешь предо мной лица...

Но мне не долго мучиться загадкой:

Чья там рука под белою перчаткой

И кто прислал ночного пришлеца?

 

23—24 июня 1942  

Ташкент  

 

 


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 1131; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!