Беседа МНС с партийным секретарем
Я к тебе давно присматриваюсь, говорит партийный Секретарь МНС, явившись к нему во сне. Ты мне нравишься: я тоже этих «либералов» презираю. Беспринципные болтуны они. Хапуги. А историю с этой рукописью скоро мы замнем. И пропустим тебя в кандидаты. Я сам тебе рекомендацию дам. А пока держи язык за зубами. Хочу тебе дать кое-какие советы.
В критике сталинизма, конечно, много было положительного. Но эта критика уже исчерпала себя. И была она слишком односторонней. В одну кучу свалили злоупотребления, случайности и историческую необходимость. Я, например, служил в войну в войсках МВД, в заградотряде. Знаешь, что это такое? Да, мы располагались в тылу неустойчивых частей, пресекая возможность отступления и паники. Зверство? А что можно было сделать без этого зверства? Части-то действительно бежали, сдавались в плен, впадали в панику. Без этого мы немцев не остановили бы. Политика раскулачивания? Неужели ты думаешь, кулаки — это целиком вымысел? Думаешь, не было кулацких бунтов, саботажа? Думаешь, не было вредителей, не было заговоров? А власовцы разве не изменники? Это теперь легко рассуждать о правах, морали, справедливости... Посмотрел бы я на этих рассуждателей в тех условиях!
Надо глубже вникать в суть дела. Неужели ты думаешь, Сталин сознательно хотел ослабить Красную Армию, нашу науку, наше искусство? Хотел, чтобы народ жил хуже? Не в этом, конечно, дело. Вот, например, приводят в качестве примера то, что Сталин и его холуи отклонили перед войной противотанковую пушку, которую потом в войну пришлось принимать на вооружение. А почему молчат о том, что был одобрен танк «Т-34», новые типы истребителей, ракетное оружие? Не ввели их в бой в начале войны чали с устаревшими видами оружия? Так не успели, не т то просто сдвинуть с места такую махину. Сейчас на Западе смакуют разговорчики о том, что Сталин был агентом охранки, что крупнейшие военачальники (Тухачевск Якир, Уборевич, Гамарник и другие) погибли в связи с в можностью разоблачения Сталина. Пусть так. Но укрепило бы страну падение Сталина или нет? И был бы ход войны иным, если бы не репрессии в отношении команднргр состава армии? Вопрос весьма спорный. Не надо идеализировать жертвы Сталина.
|
|
|
Я не оправдываю Сталина и сталинизм. Я лишь настаиваю на том, что пережитое нами — великая история, ней надо серьезно относиться, а не на уровне диссидентского дилетантизма. Знаю, когда наши теоретики начинают критиковать диссидентские загибы, они сами впада в крайности и говорят глупости. Потому я и настаиваю на серьезном и умном анализе нашего прошлого. Не надо его возвеличивать и обелять. Но не надо его и унижать и чернить безмерно. Надо ему отдать должное. По-моему, у тебя есть для этого данные...
|
|
|
Секс и революция
Следуя указанию Секретаря ЦК по идеологии, Институту идеологии предложили подготовить коллективную монографию по философским проблемам советской (и само собой разумеется, марксистской) сексологии. Поскольку тема была весьма щекотливая, директора института и секретаря партбюро лично вызвали в ЦК, где товарищ Квасов сооб щил стоявшим по стойке «смирно» руководителям института об этом историческом решении ЦК. Митрофан Лукич, сказал Квасов в заключение своей часовой назидательной речи, состоявшей в основном из многоточий, подмигиваний, подхихикиваний и гнусных улыбочек, просил лично передать вам, что он надеется на то, что институт с честью выполнит задачу, которую... А главное, добавил товариш Квасов от себя, выпроваживая руководителей института в коридор, чтобы не было нездоровых слухов и разговорчиков. Смотрите, чтобы эти трепачи из отдела сатиры и юмора из стенгазеты не отмочили какую-нибудь хохму. Ну, как говорится, с богом! Выпроводив посетителей, товарищ Квасов отпер сейф, вынул пачку журналов «Плейбой», которые раздобыла советская разведка на Западе для служебного пользования руководителей страны, и углубился в разглядывание непристойных фотографий. Да, шептал он время от времени почти вслух, в этом деле мы отстали от Запада. Вот, сволочи, дают! Вот так надо будет попробовать. Гляди, что выдумали, мерзавцы! Здорово!
|
|
|
Из рукописи
После землетрясения в Ташкенте появился такой анекдот. Началось землетрясение. Отвалилась стена здания, обнажив туалет. На унитазе сидит испуганный старик, а рядом рассерженная старуха. Я же сколько раз тебя просила, говорит старуха, не тужиться так сильно и хотя бы чуть-чуть сдерживаться. Нечто подобное произошло со мной. Перед отъездом я сказал отцу, что переверну всю Россию вверх ногами. В Питер я прибыл 24 октября по старому стилю. А 25-го произошел переворот. Отец потом так и не смог поверить в то, что это — не моих рук дело.
Но отец не так уж далек был от истины, что революция пошла из Энска. В Питер она перекинулась потому, что в Энске ей просто нечего было делать. Тут и без революций жулья всякого рода навалом. А крупному жулью тут развернуться негде. Все крупнейшие деятели революции пошли из Энска. Ленин, Сталин, Троцкий, Зиновьев, Дзержинский... Я затрудняюсь назвать хотя бы одного из Питера. На другой же день я отправился в Смольный и предложил свои услуги революции. Тут я на лестнице столкнулся с Лениным, который только что прибежал из шалаша, где он скрывался от ищеек Временного правительства, и в бороде у него еще торчали застрявшие соломинки. Собственно говоря, по этим соломинкам я и догадался, что это он, так как до этого я его ни разу не видел и Даже не подозревал о его существовании. Меня потрясла в Ленине его необычайная простота. Прост, как правда, подумал я. А что вы тут ищете, любезный, спросил он меня, красиво картавя. Я сказал, что хочу отдать силы. Он хитро прищурил глаза. В таком случае, батенька, сказал он, вам нужно пройти прямо по коридору, третья дверь направо. Компривет!
|
|
|
Принял меня человек, очень похожий на энского налетчика Оську Рябого, но назвавшийся Сталиным.
Обсуждение
Мысль автора о том, что Октябрьская революция имела глубоко провинциальный характер, заслуживает серьезного внимания, сказал Ленин. Февральская революция была столичной и в известном смысле западнической. И потому она не могла иметь успеха в стране, где столично-западный элемент был ничтожен и к тому же сосредоточен в одном Петрограде. Победа Октября над Февралем была естественной победой подавляющей провинциальности над эфемерной столичностью.
Не пойму, как вам все-таки удалось провернуть такую революцию в такой стране, сказал МНС. Дурак, сказал Ленин, именно потому и удалось, что революция такая и страна такая. И пора расстаться с детской наивностью. Кто осуществил нашу революцию? Ленин, большевики? Да, они участвовали в революции, играли активную роль, кое-что возглавляли, основательно попользовались, были на виду Но если хочешь знать, кто на самом деле осуществил революцию и закрепил новый строй, проведи такое исследование: возьми Россию вскоре после революции, когда положение более или менее стабилизировалось, и посмотри, кто засел во всякого рода учреждениях, кто был в системе управления, кто активно действовал в различных сферах жизни общества. Посмотри, сколько среди этих людей было выходцев из дворян и капиталистов, сколько из генералов и офицеров, из ученых, художников, артистов, бывших царских чиновников... Вот они и повинны в том, что революция победила. Потом их уничтожили? Так это потом, когда новая власть встала на свои ноги. К тому же этого уничтожения могло и не быть. Тут Сталин дров наломал без надобности; Ты сам дурак, сказал Сталин. Если бы не я, так еще хуже было бы. Твои либеральные соратники постреляли бы раза в три больше. Кстати, они и начали все то, что приписывают Сталину. А не твои ли указания выполнял я, когда... Ладно, сказал миролюбиво Ленин, дело прошлое.
А такого случая, о котором ты тут написал, я не припомню, сказал Сталин, тогда в Смольном много всякой шпаны околачивалось. Особенно — недоучившихся и не желающих учиться сопляков, корчивших из себя несгибаемых революционеров. И все они стремились быть осведомителями И оперативниками. Именно из-за них пришлось создавать ЧК. Это потом придумали для обоснования борьбу с саботажниками, с белым террором, с контрреволюционерами. Вот Петина, Канарейкина, Федькина хорошо помню. Эти сразу пришли с готовыми доносами, но еще не знали (вот деревенщина!), куда их сдать. Я им велел немного обождать. Кстати, что ты называешь социальным интеллектом?
Социальный интеллект, сказал МНС, определяется следующими тремя факторами: 1) мировоззрением (или идеологией); 2) стилем мышления; 3) стилем интеллектуального поведения. Мировоззрение образует некоторая совокупность принципов онтологии (или общего учения о мире) и теории познания (или учения об отношении человека к миру в качестве познающего существа). Стиль мышления характеризуется способом понимания явлений окружающей человека действительности и способом языкового оформления этого понимания. Стиль интеллектуального поведения характеризуется стереотипами поведения, зависящими исключительно от факторов интеллектуального порядка, — в этих случаях люди поступают так или иначе не в силу хитрого расчета или страха, а именно в силу определенного понимания данной ситуации. Все три фактора тесно связаны, образуют нечто единое. Различение их имеет целью просто выделить разные стороны этого единства для более или менее упорядоченного рассмотрения его. Социальный интеллект, иначе говоря, есть идеологический аспект личности.
Ясно, сказал Сталин. Я тоже так всегда думал. Только я в это дело внес идею стандартизации этой штуки в масштабах общества, а значит — опрощения, без которого массовая стандартизация невозможна. И не приписывай, пожалуйста, эту идею твоему Автору, оставь хоть что-нибудь мне самому. Не такой же я был, в самом деле, идиот, что не мог даже простенькую идейку породить?! Ты нашел Автора, сказал МНС, и этого с тебя достаточно. Я его не искал, сказал Сталин. Он сам меня нашел. Это — дар судьбы, а не личных усилий.
Секс и революция
Слухи о новом задании ЦК неведомыми путями просочились в институт и породили необычайное возбуждение. Вирусик сбилась с ног, разнося самые невероятные сплетни. Первым делом она сообщила ведущим дурам института во главе с Тормошилкиной, что МНС, которого она считала самым главным бабником и, само собой разумеется, гомосексуалистом, будет сразу защищать докторскую диссертацию на эту тему. Пересекая большую лестничную площадку, где алкоголик Шубин сколачивал группу для очередной внеочередной выпивки, бросила мимоходом, что в институте организуются специальные курсы по технике секса, что вести их будет тренер по этому делу, выписанный из Парижа, что окончившим курсы выдадут особые дипломы и повысят зарплату (как раньше повышали за знание иностранных языков), что самых способных направят в Париж, что Тормошилкина пишет мощную монографию «Секс и новые левые», что... Пересекая малую лестничную площадку, где Учитель сколачивал свою группу для внеочередной очередной выпивки, Вирусик прошипела скороговоркой, что теперь будет свободнее, но алименты увеличивают наполовину. Ну теперь держитесь, теперь такое начнется, такое начнется!!! Институтские потаскуны и потаскухи воспрянули духом, сбивались в группки, рассказывали скабрезные истории и хохотали до упаду. Лысый грузин из отдела критики буржуазной философии вздохнул с облегчением и героем ходил по коридору. Ему угрожал выговор за любовные похождения по партийной линии. Тормошилкина с чувством пожала ему руку и сказала, что они, то есть прогрессивные силы, теперь в обиду его не дадут.
Многократный алиментщик Сутягин, наоборот, впал мрачный пессимизм, напился до бесчувствия тут же в помещении сектора и свалился перед дверями партийного бюро. Ведущие институтские дуры снесли его вниз и погрузили в такси. Необычайно страшная и неизвестно от кого беременная старшая сотрудница из реферативного отдела свезла его к себе домой. Вирусик, внимательно наблюдавшая эту сцену, сделала свои безошибочные умозаключения.
Тоска прохвоста
Он тяжко охал и дышал
От сытого обеда.
Ах, почему он не маршал,
Да с орденом Победы?!
Тоскует он... Нет, не вести
Полки на бой с врагами,
А цвесть в довольстве и чести
Над вами, дураками.
Из рукописи
Хотя я был недоучившимся гимназистом, зато Он был недоучившимся семинаристом. А недоучившийся гимназист по сравнению с недоучившимся семинаристом — это почти профессор. Да и сравнительно с современным гуманитарным образованием это кое-что значит. Я не был первым, вторым и даже десятым учеником в классе, но греческий и латынь знал лучше, чем нынешние выпускники филологического и философского факультетов. А немецкий я знал совсем прилично. Так что первые Его поручения были намного ниже моей квалификации. Справлялся я с ними легко и быстро. Ему это нравилось. Однажды Он сказал мне, что хотел бы поручить мне более серьезное дело, но не уверен, справлюсь ли я, поскольку я не знаю марксизма. Я сказал, что, если нужно, я изучу марксизм, пусть Он только даст мне неделю сроку. Он сделал круглые глаза, усмехнулся. Хорошо, говорит Он. Я тебе дам списочек литературы, а через недельку потолкуем. И дал «списочек»: три тома Канта, пять или шесть томов Гегеля, первый том «Капитала» Маркса (второй и третий не нужно, сказал Он, поскольку и первый все равно не поймешь) и еще около ста названий. Дал записку в библиотеку, чтобы мне оказывали всяческое содействие. Хорошо, сказал я. Взял список и записку. И как ни в чем не бывало ушел изучать марксизм. Анекдот насчет студента, не знавшего китайский язык, который (студент) на вопрос, за какое время он может изучить китайский язык, ответил вопросом «А через сколько дней экзамен?», был лишь перефразировкой моей ситуации с марксизмом.
Когда я показал библиотекарю свой «списочек», тот сделал не круглые, а квадратные глаза. Чтобы осилить это за год, сказал он, нужно быть гением. Но за неделю это не смог бы сделать сам Бог. А я не Бог, сказал я. И не гений. Я — сверхгений. И потому, папаша, давай поступим так. Ведь были же люди, которые все это читали и кратко (и, главное, вразумительно) пересказывали. Потом были люди, которые еще более кратко и вразумительно пересказывали тех, кто читал и кратко пересказывал. Вот мы с них и начнем. И первый день я целиком провел в библиотеке, отыскивая тех, кто читал тех, кто читал. То, что я разыскал и отобрал, я осилил за три дня. Для пущей важности я набрал с десяток книг на немецком, полистал их, сделал кое-какие выписки на всякий случай.
Через неделю я встретился с Ним. И имел с Ним беседу. И Он остался доволен. Не спрашиваю, сказал Он, как тебе удалось это чудо. Наши теоретики годами штаны просиживали, а не достигли и половины того, что знаешь ты. Ты — парень именно такой, как мне нужно. Будешь работать со мной. И вот тебе первое серьезное поручение. Через три дня — Пленум. Через два дня должно быть готово. И через два дня точно я «обработал» Его записки. Это было то самое знаменитое Его специфически сталинское выступление, первое сталинское. Как мыслитель и руководитель Он начался с него.
На другой же день мы встретились вновь. Он долго и пристально смотрел на меня. Я выдержал Его взгляд. Я понял Его. Я сказал, что, разумеется, это не сам я писал. Что я лишь несколько конкретизировал Его собственные идеи. Что у меня есть подходящие люди. Что Ему лучше не знать их. Он сказал, что Ему действительно лучше не знать таких мелочей. Что нам лучше встречаться в крайних случаях. Что Он устроит меня на работу в одно тихое место, где у меня будут все удобства и время. И Он сдержал свое слово.
Одиночество
Забавные мы существа, думал МНС. Свои личные проблемы мы переживаем, глядя на себя со стороны. Я, например говорю себе не «я одинок», а «ты одинок». В чем тут дело? Проблема одиночества волнует меня лично как моя проблема. Я не собираюсь изучать ее профессионально, как теоретик. Не собираюсь на эту тему писать статьи и книги. А между тем я мыслю о ней именно как теоретик. Что это — теоретическое мышление становится обыденным? Что же в таком случае становится научным? Математика, кибернетика? Не могу с этим согласиться.
Современное общество в изобилии порождает одиноких людей. Кто они? У нас, например, это главным образом служащие с высшим образованием, занимающие низшие ступени социальной иерархии, но гораздо более умные и образованные, чем служащие среднего и тем более высшего уровня. Жалкая зарплата, жалкие жизненные условия, бесперспективность служебная и отсутствие карьеристических наклонностей, почти полная невозможность уйти в семейную жизнь, творческая бесперспективность — вот неотъемлемые качества этой самой страдающей ткани нашего общества.
Проблема одиночества — проблема номер один общественной психологии современности. Как решается она в практике жизни? Возможно ли решение ее в масштабах всего общества? Конечно она решается. И очень просто: люди живут. Живут. Но как? Скверно живут.
Исповедь
— Скажи мне, в чем суть твоей жизненной драмы?
— В том, что я все-таки принимаю этот строй жизни, считаю его неотвратимым и способным к усовершенствованию. Если бы мне досталась хотя бы десятая доля тех благ, которыми располагаешь ты, я был бы счастлив.
— О каких благах ты говоришь?!
— Например, у тебя отдельная комната. Простыни. Правда, они у тебя грязные. Но не социальный же строй виноват в этом. Ты слушаешь анекдоты и сам рассказываешь, и никого из твоих знакомых за это еще не посадили. Ты слушаешь иностранное радио, почитываешь запрещенные книжечки. Ты беспартийный, а работаешь в идеологическом центре. Ты иногда пьешь коньяк и закусываешь шашлыком. У тебя бывают приличные женщины. На тебе заграничные ботинки, штаны и куртка. Много ли тебя мучают общественной работой? Много ли ты сидишь на собраниях? Надоели параноик Смирнящев и кретин Барабанов? Не преувеличивай, их терпеть можно. И игнорировать можно. Чего тебе еще? И поболтать вроде есть с кем. Учитель, Шубин, Добронравов, Поэт... Чего тебе еще нужно? Если бы нам в наше время кто-нибудь сказал, что такое будет, мы бы посмеялись и, конечно, не поверили бы.
— И что из этого следует?
— А то, что многое такое, что сейчас тебе кажется невозможным, со временем станет обычным.
— Не думаю. Дело идет, скорее, к зажиму.
— Идет. И скоро будет намного хуже. Но потом все равно будет лучше. И даже тогда, когда будет хуже, в каком-то другом плане наступит улучшение.
— Если так, в чем же драма?
— В том, что будет лучше.
— Не понимаю.
— Я тоже не понимаю этого, но чувствую, что дело именно в этом. Будет лучше, но все равно не будет чего-то самого главного. Что-то утеряно навечно. Что именно? Не знаю. Я все время думаю и думаю об этом. Иногда мне кажется,что я вот-вот ухвачу это «что-то». Но оно бесследно исчезает. Понимаешь, у меня нет разумных аргументов против этого строя жизни. Я не могу предложить ничего другого лучше его. У меня нет к нему ненависти и даже неприязни. Это мой, родной строй жизни. И я от него никогда не откажусь. И все же в нем нет чего-то очень важного, что я хотел бы в нем ощущать. И потому мне грустно. Должно быть, так иногда родители смотрят на свое любимое единственное чадо, ставшее им почему-то чужим.
— Кажется, я догадываюсь. Но давай поищем это «что-то» вместе. Мне его тоже не хватает иногда. Потому я живу постоянно в,состоянии тревоги. Будто я потерял или скоро потеряю что-то очень дорогое мне.
— Вот именно. Это похоже. Но это не выразимо в словах.
— После первого курса в университете нас послали летом в колхоз работать. Сначала я был недоволен. Спали на чем придется — на полу, на сене, иногда прямо на мокрой земле. Жрали ерунду какую-то. И вкалывали по десять—двенадцать часов в сутки. До кровавых мозолей. Но скоро я втянулся. Стал выкладываться до изнеможения. Мне стало нравиться, что я здорово работаю, лучше многих других, и что все это видят и ценят. И я распалялся еще больше. И был безмерно счастлив. У нас появилась новая для меня близость. Далеко за полночь мы разговаривали. И что это были за разговоры!.. И знаешь, я тогда верил в коммунистический рай. Но все это разбилось вдребезги. Казалось, из-за сущего пустяка. Состоялось собрание бригады. Бригадир в числе лучших меня не назвал, зато назвал своего приятеля, порядочного лодыря. Все промолчали. Потом комсорг «проработал» одну девчонку, которая как-то не так себя вела. И опять все промолчали. На другой день я работал шаляй-валяй. И разговоров таких мы уж больше не вели. И близости не было.
— Я тебя понимаю. Коммунизм по идее должен пробудить в людях самое чистое, светлое, хорошее. Он и делает это, но лишь на едва уловимое мгновение. И потом всю жизнь тоскуешь по этому мгновению. А оно уже никогда не возвращается
Тоска о героической жертве
Не хочу за научную истину драться,
Не хочу над бумажкою больше корпеть.
Я тоскую по бомбе, с которой взорваться
И хотя бы немного на людях сгореть.
Секс и революция
Между ведущими учеными, группами, секторами и отделами началась пока еще скрытая, но не менее ожесточенная борьба за руководство коллективной монографией и за участие в ней. Еще бы! Такой книге за одно только название обеспечен бешеный успех. А это — слава, степени, звания, деньги. И доступ к запретной литературе. Наверняка позволят «Плейбой» полистать. Порнографические картинки покажут. Командировки с научной целью. Поскольку центром мирового блядства считается Париж, то это наверняка будет Париж. Париж! Какой советский интеллигент не мечтает побывать в этом средоточии утонченнейшей культуры человечества и хотя бы издали взглянуть на знаменитую Пляс-Пигаль?! Качурин произнес на малой лестничной площадке длинную речь в защиту однополой любви. Не всякий мужчина, сказал он, есть на самом деле мужчина и не всякая женщина — женщина. Согласен, сказал Учитель, и утверждаю нечто большее: все наши мужики — бабы. Субботич сказал, что однополая любовь противоречит диалектическому материализму, так как в ней отсутствует единство и борьба противоположностей. Добронравов посоветовал Смирнящеву возглавить раздел о половых извращениях в предстоящем коллективном труде, предложив написать для этого раздела параграф о том, как следует давать в ухо.
Хотя МНС проблема секса и революции интересовала и он чувствовал, что способен кое-что сделать для коллективного труда (в частности, он мог бы сделать прекрасный параграф о том, как брать женщину на улице, или о возможностях совокупления вне дома в Москве в условиях плохой погоды), ему было не до этого. Он должен был разделываться с рукописью сталинского Прохвоста.
Из рукописи
Приступив к изучению марксизма и того круга идей, которые ему предшествовали и в которых он возник и существовал до сих пор, я очень быстро понял одну важную практическую истину: лучше всего и быстрее всего усваиваются ложные, бессмысленные, путаные, бредовые идеи. Я утверждаю на основе своего личного опыта и последующих многолетних наблюдений за сотнями других людей, что среднетупой индивид за пару лет может стать квалифицированным марксистским демагогом и теоретиком, а при наличии некоторых способностей — за год. А если индивид имеет целью низведение такого учения до уровня понимания его самым примитивным дегенератом, то срок освоения учения сокращается вдвое. Ну а если уж индивид выступает в этом деле новатором, то срок сокращается еще раз вдвое. Так оно и произошло со мною. Через полгода я понял, что не имею себе равных в понимании марксизма. Включая Ленина, Троцкого, Бухарина и всех прочих без исключения. Это была не простая субъективная уверенность. Это было здравое понимание. Я за час мог просмотреть тюлстую заумную книгу и затем вести о ней разговор так, будто я ее изучал месяцами. Я с ходу научился понимать даже Канта и Гегеля, заранее предугадывая ход их мыслей. В этот период я вел бесконечные дискуссии с самыми различными людьми, сражая их своей эрудицией и «глубоким» пониманием первоисточников. А самое главное, что я понял через те полгода, это — в каком направлении теперь должен эволюционировать марксизм.
Недавно я узнал, что один современный выдающийся физик сделал свое самое значительное открытие, еще будучи студентом или аспирантом. Он готовился сделать доклад на семинаре о некоторых физических гипотезах и с целью лучшего запоминания последних придумал мнемонический прием, который затем вошел в историю науки как уравнение его имени. Преподавая впоследствии марксизм в различных учебных заведениях, я обнаруживал у студентов всякого рода шпаргалки, облегчающие запоминание материала. По этим шпаргалкам можно было бы потрясающие учебники писать. Вот и я был поставлен в положение студента, которому предстояло за несколько дней подготовиться к экзамену по предмету, которого он не изучал, не знает, не любит (даже презирает). Я был первым, кто оказался в таком положении, причем — на самом высоком уровне социальной иерархии. Естественно, главной проблемой для меня стал не марксизм как данная совокупность текстов, а метод наиболее быстрого и экономного овладения им. Более того, поскольку все равно осилить это море марксистской болтовни любым методом за короткий срок, отпущенный мне свыше, было физически невозможно, проблема приняла для меня такой вид: изобрести такой метод продуцирования текстов, фраз и речей, чтобы даже знатокам марксизма казалось бы, будто ты долго и упорно изучал марксизм, да еще в контексте духовного развития человечества. И если, решил я, эта власть удержится (а я почему-то не сомневался в этом), то в аналогичном моему положении окажутся миллионы людей. И марксизм, что бы там ни мудрили теоретики, должен будет с необходимостью пойти навстречу этим миллионам. И именно тем наиболее удобным для них путем, какой я открыл для себя.
Замечание рецензента
Открытый автором метод оказался настолько эффективным, что все последующие поколения, изучавшие марксизм, овладевали им с ужасающей быстротой. Правда, тут об открытии приходится говорить с оговоркой, то есть признавая то, что он был первым и что благодаря его деятельности нам потом было проще. Но открывали этот метод для себя мы обычно сами, ибо он напрашивался сам собой. Например, попался тебе на экзамене, зачете или семинаре вопрос: сущность и явление. Ты, конечно, не знаешь на эту тему абсолютно ничего. Но ты спокоен, ибо владеешь МЕТОДОМ. Спокойно выходишь отвечать и без бумажки шпаришь. Стараешься говорить, говорить и говорить, не давая возможности преподавателю перебить тебя. Говоришь, что философия партийна, как и две тысячи лет назад. Что основной вопрос... Что философы разбились на два лагеря... Что Кант... Что Гегель... Что только Маркс и Энгельс, Ленин и... Что русские революционеры-демократы подошли вплотную, но остановились... Что товарищ Брежнев... (или Хрущев, что было раньше)... Говоришь и чувствуешь, что уже наговорил на тройку, на четверку, на пятерку... Если сумел дотянуть до ссылок на товарища Брежнева, считай, что дело в шляпе. И меньше чем на пять не соглашайся. И преподаватели это тоже чувствуют. Особенно — либеральные. Те точно знают, что если не поставят пять, то студент непременно донесет на них.
Наставления мудреца
В каждом учреждении есть свои доморощенные мудрецы. Они годами вынашивают грандиозные идеи и планы преобразований общества, тайно сочиняют толстенные трактаты, в глубине души надеясь со временем их опубликовать и потрясти человечество. Есть такой мудрец и в Институте идеологии, точнее говоря — по крайней мере один. Такие мудрецы обычно помалкивают, втихомолку наслаждаясь своим превосходством над остальными сослуживцами. Но мудрость из них все-таки вылезает по самому различному поводу, сослуживцы быстро распознают их и всячески иронизируют над ними. Самое главное в общении с такими мудрецами — дать им недвусмысленно понять, что вы ни в грош не цените их мудрость. Если же вы хотя бы на минуту обнаружите свою заинтересованность в речах таких мудрецов, сочувствие им и понимание, пишите пропало. Они вам жить не дадут своими глубокомысленными рассуждениями, ибо им до зарезу нужны слушатели, на коих они могли бы проверять, тренировать и оттачивать свой ум. С этой точки зрения МНС есть находка для мудрецов, подобно тому, как болтун во времена Сталина был находкой для шпиона.
Мы, молодой человек, в ловушке, доверительно шепчет такой мудрец покорно слушающему его МНС. Довольно лицемерить и прятать голову под крыло. Простите, говори МНС, у меня нет крыльев. Я же в переносном смысле, похлопывает мудрец МНС по плечу. Дело в том, что человек есть существо не просто социальное, а социально-биологическоеб Человек формировался исторически и воспроизводится теперь (и будет так воспроизводиться всегда) как член социально-биологического коллектива. А тут есть свои законы, действие которых люди могут замаскировать, ограничить или чем-то компенсировать, но не могут отменить совсем. Что это за законы? Например, тенденция к увеличению числа членов, к распространению в пространстве, к подчинению и уничтожению окружающих коллективов того же рода. Развитие цивилизации означало изобретение всякого рода ограничителей таких законов, в том числе — моральных и правовых принципов. В наше время таким принципам придают форму научных истин, ибо они утратили характер именно морально-правовых ограничений. Но в качестве утверждений науки такие принципы ложны. Возьмите, например, всякого рода принципы равенства, равноправия, равноценности людей. Если рассматривать их как суждения науки, ложность их очевидна. Фактически мы имеем дело прежде всего с различиями людей и даже целых народов по физическому типу, по уму, по способностям к чему-то и прочим признакам. Вот и получается, что мы в качестве средства защиты против законов нашей собственной жизни выдвигаем ложные утверждения. А на лжи долго не удержишься. Всякого рода вспышки национализма, расизма молодежных беспорядков, терроризма объясняются отчасти и именно этим. Мы сами себя запутываем. Причем не можем этого не делать. Значит, расисты не так уж не правы, говорит МНС. Вот именно, говорит мудрец многозначительно. Помяните мое слово, негры, китайцы, арабы и прочее — это нам дорого обойдется!
Из рукописи
Марксизм можно рассматривать с двух существенно различных точек зрения — с исторической и функциональной. С исторической точки зрения это — звено в духовном процессе человечества прошлого века. Он был порожден этим процессом и давал ответы на проблемы, уже поставленные предшественниками. С этой точки зрения он заслуживает уважения, имеет смысл и высокий интеллектуальный потенциал. Но если изъять его из этого исторического духовного контекста и рассматривать сам по себе с точки зрения его научных и нравственных претензий, он будет выглядеть как чепуха, невежество, заблуждение, бессмыслица. Два пути открывались перед теоретиками партии, взявшей власть под лозунгом марксизма и намеревающейся сделать его своей идеологией, — извлечь марксизм из его исторического контекста и изобразить его как науку, в соответствии с которой все сделалось, делается и будет делаться, или изобрести новый «марксизм», исходя из потребностей руководства возникшим обществом и используя марксистскую фразеологию в ее исторически данном виде. Все теоретики партии пошли по первому пути, ибо они долго и упорно изучали марксизм, и им жаль было расставаться с накопленной в их головах устаревшей трухой. Я пошел по второму пути, ибо мне не с чем было расставаться и у меня не было иного выхода. Мне просто повезло, ибо мой путь был единственным путем, на котором можно было реализовать цель тогдашних теоретиков партии представить марксизм как науку, по которой все делалось и делается. Надо отдать должное Ему, он сразу это понял и оценил избранный Мною путь. Эта банда идиотов, сказал Он, не понимает самой простой истины. Историю не делают, она делается сама собой. А если ты хочешь делать историю, не мешай ей делаться, как она хочет, но сделай вид, будто она поступает так по твоей воле. Когда она к этому привыкнет, делай с ней потом что хочешь. Но тогда это уже и не потребуется, так как она сама будет делать то, что ты сам захотел бы, если бы она на самом деле была продуктом твоей воли. Ты меня понимаешь?
Я Его понял.
Беседа с Учителем
МНС показал готовую часть рукописи сталинского Прохвоста Учителю и попросил его высказать свое мнение.
Этот Прохвост не такой уж дурак, сказал Учитель. Он схватил суть дела. А исторические детали значения не имеют. Тут, надо думать, он наврал или по старости напутал. Вот скажи, мог бы ты сектором руководить? А отделом? А институтом? А всей академией? А государством в целом? В этом-то и дело! А знаешь, сколько в стране таких гавриков, которые смогли бы? Миллионов двадцать, не меньше. Представляешь себе, двадцать миллионов человек способны выполнять функции Тенсека, Председателя Совмина, Председателя Президиума Верховного Совета! А благодаря чему достигается такая способность и уверенность? Благодаря тому, что мы все от мала до велика проходим мощную идеологическую школу. Поверь мне, я не шучу.
Сейчас модно уличать Сталина, Ленина и даже самого Маркса в невежестве и заблуждениях, продолжал Учитель. И это имеет серьезные основания. В среде же марксистов модно свысока смотреть на Сталина как на вульгаризатора марксизма. А между тем до работ Сталина в марксизме творилось ужас что. Такое словоблудие, что сам Гегель свихнулся бы. Сталин обнажил суть марксизма, вернее — изобрел ее. Он внес в марксизм некоторую фундаментальную ясность. После «разоблачения» Сталина опять расцвело словоблудие, хотя по существу за все послесталинские годы десятки тысяч философов не прибавили к марксизму ни крупицы нового. То, что сделал Сталин, примитивно, убого, нелепо. Это так. Но это — необходимая предпосылка создания жизненной идеологии. Сейчас наступил идеологический спад. Причин тому много. И одна из них (если не главная) — возврат марксизма к досталинскому словоблудию. Помяни мое слово, к работам Сталина еще вернутся. Очень любопытная рукопись. Дай мне почитать продолжение.
Тоска партийного секретаря
Ночь свои объятия раскрыла,
Как любили выражаться встарь.
И, уткнув в подушку свое рыло,
Сладко спит партийный секретарь.
Супруга ожиревшая теснится
И храпит с ним рядом в унисон.
Им обоим параллельно снится
Все один и тот же вожделенный сон.
Делегаты ряд за рядом встали,
Встал президиум к плечу плечо.
Мраморный пятиметровый Сталин
Высится позади с Ильичом.
Вот аплодисментов гром унялся,
И, волненья сдерживая дрожь,
На трибуну медленно поднялся
Он как новый Генеральный Вождь.
Шевельнул бровями. Вскинул руку.
Чуть прищурил добрые глаза.
И, перевирая аз и буку,
Путь в грядущее народам указал:
Время приспело,
Туды вашу мать,
Браться за дело —
Всех зажимать!
Из рукописи
Меня часто спрашивали (и я сам себя спрашивал), верил ли я в марксистские идеалы. И я всегда испытывал затруднения в ответе. Почему? Теперь я понял почему: на этот вопрос в принципе невозможно ответить, ибо он бессмыслен. Он неприменим к подобной ситуации. То, что началось тогда и длится до сих пор, есть спектакль, о котором надо рассуждать не в терминах знания и незнания, истины и заблуждения, веры и неверия, добра и зла, а в терминах участия и неучастия, вовлеченности и невовлеченности, удовлетворения и неудовлетворения — в терминах спектакля, а не некоего подлинного течения жизни. В спектакле главное — кто ты, посторонний или вовлеченный, зритель или актер, важный игрок или статист, на сцене или за кулисами, плохо или хорошо сыграна избранная тобою или навязанная тебе роль. Возьмем, например, процессы сталинских времен. Для устроителей их было совершенно безразлично, правильны или нет обвинения в адрес «преступников». Для них важно было сделать дело (аресты, допросы, ход процесса) так, чтобы были соблюдены правила проведения спектаклей такого рода и чтобы они хорошо сыграли свои роли. И жертвы тоже играли роли по правилам этих спектаклей. То, что они признавались во всякой ерунде, нельзя объяснить одним только насилием и страхом. В их роль входило признание в чем-то, но в чем именно — как для них, так и для обвинителей было делом случая. Так вот, правильно вопрос следует поставит так: как я относился к начавшемуся спектаклю и к своем участию в нем? На поставленный так вопрос я могу ответа совершенно определенно. Я сразу почувствовал, что начинается грандиозный спектакль, может быть самый грандиозный за все прошедшее тысячелетие. Я с удовольствием принял роль в этом спектакле, случайно выпавшую на мою долю. Эта роль меня захватила целиком и полностью. Я играл ее с вдохновением и не испытываю никаких сожалений и раскаяния. И я не воспринимаю ее жертвы, которые произошли по моей вине, как проявление лжи, цинизма, жестокости, зла с моей стороны. Они требовались условиями и правилами исполнения моей роли, и потому они произошли. Я не отвергаю обвинений на этот счет. Но я их и не признаю. Я считаю их бессмысленными. Если хотите, я просто их не понимаю. Я им удивляюсь иногда, подобно тому, как удивился бы солдат, которого обвинили бы в убийстве за то что он убивал солдат противника в сражении. Вы скажете что тут — противник, а у меня были свои? А кто может определить, кто «свой» и кто «чужой»?
Секс и революция
Состоялось внеочередное заседание партийного бюро, посвященное подготовке всякого рода собраний и заседаний (общего партийного собрания, партийных собраний отделов и секторов, заседаний дирекции и ученых советов и т.д.) по поводу нового задания ЦК — подготовки коллективной монографии по философским проблемам секса. Присутствова ли представители центрального, городского и районного комитетов партии. Представительница райкома была мощная баба средних лет, проработавшая в юности с год на ткацкой фабрике и до сих пор считающаяся ткачихой, хотя большую часть жизни провела в комсомольских и партийных органах на должностях, не требующих абсолютно никаких зачатков интеллекта. В члены райкома партии ее избрали совсем недавно для того, чтобы укрепить классовую основу партии. Когда в райкоме встал вопрос о том, кого направить в Институт идеологии курировать кампанию по выполнению нового задания ЦК, никаких колебаний и вариантов на этот счет не было: само собой разумеется, Марью Михайловну! Уж в чем, в чем, а в этом деле она, как говорится, задницу набила! Будь она хотя бы чуточку поскромнее и имей хотя бы среднее образование, наверняка доросла бы до министра культуры или даже Председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР! В том, что говорилось на заседании партбюро, Марья Михайловна ничего не понимала. Но своим пролетарским нутром она чуяла, что теперь и этим делом пришла пора заняться вплотную, поднять на должный уровень, догнать и перегнать Запад и вообще. Только вот к чему эти заграничные словечки? Секс! Что это такое? Разве народ это поймет?! Сказали бы прямо: е...я. А то — секс! Смех один. И хотя ей было немножко тоскливо, ибо ее годы ушли, и ей уже больше не видать никого, кроме пьяного шофера или еще более пьяного слесаря из ЖЭКа, она кокетливо улыбалась и одобрительно кивала: пора, давно пора, а то совсем не то получается! Эх, вернуть бы мне сейчас мою молодость, я бы этим старым пердунам и замухрышкам показала, что такое настоящая русская е...я! А они — секс! Смех! Заведующий отделом критики буржуазной философии Тузик сказал, облизываясь на могучие формы Марьи Михайловны, что обсуждаемой проблеме придать философскую направленность необходимо. Трус добавил, что направленность должна быть общетеоретической с учетом новейших достижений математический логики. Умильяновский предложил заострить внимание на значении кибернетики и генетики. И рассказал об опытах по выращиванию людей лабораторным путем — в пробирках. Представитель горкома партии сострил по сему поводу, что мы, мужчины, будем чисто платонически смотреть на таких очаровательных женщин, как уважаемая Марья Михайловна, но свое мужское дело будем делать в пробирки. Тваржинская решительно потребовала придать проблеме остроидеологическую и даже боевито-политическую направленность, сославшись на статью Ленина «О воинствующем материализме». Потом Петин поделился воспоминаниями об искажениях проблемы... э-э-э... как бы поточнее выразиться?! секса в сталинские времена. Не для протокола, конечно, а в порядке интимности. Между нами, так сказать. Секс, конечно, и тогда был. Но совсем не то, что теперь. Еда была не та. И условия не те. Подъем всенародный был, так что не до секса было. Любить — любили, но не то, что теперь. Но без секса. Это теперь сплошной секс без любви. Марья Михайловна сказала, что это — безобразие. Какой же это секс без любви?! Сплошные извращения и разврат. Любовь без секса — это романтика, великие стройки, героизм. В крайнем случае — рядышком посидеть, поцеловаться. Но никакого баловства. Конечно, теперь новая установка, она понимает, не первый год в партии. Но философы должны тут все продумать, чтобы перегибов не было. Наш народ, он ведь такой. Ему только дай волю, так на улицу выйти нельзя будет. После заседания Петин, оставшись наедине с Секретарем партбюро, честно при знался, что не видит особой опасности в усилении внимания к сексу. Секретарь согласился и добавил от себя, что наш народ от природы скромен и воздержан, можно даже сказать — целомудрен и аскетичен. После войны довелось ему, Секретарю, быть начальником спецчасти женских лагерей на Северном Урале. Баб, конечно, навалом. Выбирай любую. Ну, побуйствовал месяца три. А там опостылело до такой степени, что видеть их не хотелось. Отобрал штук пять-шесть, так и жил с ними до демобилизации. Все-таки в нашей здоровой социалистической семье есть свои неоспоримые достоинства. Петин сказал, что ему на этот счет приходилось куда хуже. Все бабы, с которыми приходилось сталкиваться, поголовно были осведомителями. Так что приходилось думать не столько об удовольствии, сколько о том чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего.
Замечание рецензента
В этом месте я согласен с автором. Совершенно аналогично выглядит поведение сотрудников в нашем институте и через двадцать пять лет после смерти Сталина. Вот, например, наши самые «порядочные» и «либеральные» деятели — Смирнящев, Тормошилкина, Качурин... Они совершают подлости, но так, чтобы заслужить аплодисменты «порядочных» людей. «Порядочные» люди аплодируют не истине и добру в их поступках, а хорошему исполнении ролей прохвостов. Спектакль продолжается.
Не так давно у нас в институте в секторе эстетики произошел такой случай. Один сотрудник сектора, проработавший в институте более двадцати лет, автор многих книг и статей, написал в ЦК большое письмо с критикой проекта новой Конституции. Сотрудника решено было уволить из института (для начала), но сделать это аккуратно. Поставили на конкурс. А в секторе должны были обсудить его работу и принять решение, рекомендовать его избирать на новый срок или нет. Заведующий сектором предложил не избирать. Сотрудник попросил рекомендовать его, обещая через год уйти добровольно — ему остался год до пенсии. Многие сотрудники сектора поддержали его просьбу. Выступил «либерал» Соловейчиков и сказал, что он восхищен мужеством... заведующего сектором, который в такой трудной с моральной точки зрения ситуации пошел наперекор мнению большинства. И сектор принял решение не рекомендовать сотрудника. После заседания многие подходили к Соловейчикову и говорили ему, что он молодец, нашел нужную форму!
Наставления Мудреца
Противоречия в нашем обществе столь же неизбежны, как и во всяком другом, шепчет Мудрец, придерживая МНС за локоть, чтобы тот не сбежал. Возьмите, например, такой аспект нашей жизни. Самые фундаментальные социальные отношения людей осуществляются через личные общения. Люди при этом лично знают друг друга и вступают в непосредственные контакты. Естественно, при этом возникают объединения людей, не оформленные законами (инструкциями, приказами, постановлениями) общества, то есть неофициальные или неформальные объединения. Они отличаются от официальных (формальных) тем, что не имеют своей дирекции, своей бухгалтерии, своей партийной, профсоюзной и комсомольской организаций, своей территории, своего узаконенного дела и прочих атрибутов официальных объединений. Эти неофициальные объединения весьма разнообразны. Они возникают в самых деловых (официальных) коллективах, в связи с деловыми отношениями, но в более широкой среде (например, в данной области культуры), независимо от дела (например, родственные и национальные объединения). Имеются смешанные варианты. Они различаются, далее, как одноактные и регулярные, преемственные и непреемственные, заметные и незаметные, поощряемые и непоощряемые, терпимые и порицаемые, наказуемые и ненаказуемые. Возникают они на основе традиционных связей, личных привязанностей, взаимной помощи и выгоды, самозащиты. В своем функционировании они проходят различные стадии. Например, обычные этапы таких объединений На работе: 1) этап, когда говорят, что такие-то люди сработались; 2) этап, когда говорят, что имеет место групповщина; 3) этап, когда можно сказать (а обычно помалкивают), что сложилась банда, мафия. Когда Брежнев отбирал людей в свою правящую группу, сначала это было мало заметно и выглядело естественным, в интересах дела. И это было на самом деле сначала вполне естественно: чтобы лучше работать, руководитель подбирает помощников по своему усмотрению. Но потом, когда правящая группа стала укомплектовываться исключительно выходцами из Украины (что стало заметно даже по фамилиям), стали говорить о групповщине. Наконец, когда эта группа стала устранять всех, кто как-то начинал конфликтовать с ней, стало очевидно, что сложилась правящая мафия. Представители власти, не входящие в эту мафию, вынуждаются не к другой мафии, а к объединению в рамках официальной системы власти. Правящая мафия стремится наложиться на последнюю так, чтобы поглотить ее. Но это практически невозможно, ибо тогда распадается сама мафия. Начинается скрытая, долгая и нудная борьба.
Уроки конспирации
— В книжном магазине на улице Горького, — сказал Железный Феликс, — объявили о предстоящей продаже книги «Уроки конспирации». За три часа до открытия магазина образовалась очередь до проспекта Маркса. В основном — интеллигенция. Молодежь. Каждый третий с бородой. Каждый второй в заграничных джинсах. Где они их достают?
— Если хочешь, могу хоть десять пар достать, — сказал Маркс. — По сто пятьдесят рубликов пара.
— Нет уж, — сказал Железный Феликс, — я лучше без штанов ходить буду. Но вернемся к очереди. Люди подумали, что книга — пособие по конспирации. А по нынешним временам в таком пособии потребность ощущается огромная. Переодетые агенты, естественно, встали в очередь через одного и всех переписали на всякий случай. Когда открылся магазин, выяснилось, что это — книга о конспираторской деятельности Ленина. Представляете, что там начало твориться?! Пришлось с милицией унимать. Двадцать смутьянов задержали.
— А напрасно, — сказал Ленин. — Современная молодежь могла бы многому поучиться у меня по данному вопросу.
— Эх ты, кремлевский мечтатель, — сказал Сталин. — Сколько было раньше ищеек у царского правительства? А у нынешнего правительства их не в десятки и не в сотни раз больше, а в тысячи и десятки тысяч. Как раньше народ относился к революционерам? А теперь его и просить не надо, сам расправится. Раньше в случае чего можно было за границу уехать. В Париж. В Лондон. В Швейцарию. А теперь?
— Но самое ужасное, — сказал МНС, — заключается в том, что раньше было что скрывать и были основания разыскивать и наказывать смутьянов, а теперь скрывать нечего и наказывать не за что.
— Зато остались и возросли основания разыскивать, — сказал Берия. — А что касается скрываемого и наказаний, это мы всецело берем на себя. Известно ли вам, что это мы порекомендовали магазину не указывать имя автора упоминавшейся книжки?!
Из рукописи
Особенность начавшегося спектакля состояла в том, что существенную роль в нем стали играть фокусы. И на роль Главного Фокусника выдвигался Он, что лично для меня было ясно с самого начала. А в случае фокусов как сами фокусники, так и зрители прекрасно знают, что участвуют в обмане, но никто не заинтересован в его разоблачении. Если фокусник глотает шпагу, то ни один человек не верит в то, что шпага настоящая и что она в самом деле попадает в желудок глотающего, как в него попадают, допустим, котлеты. Важно лишь то, чтобы фокус был выполнен квалифицированно, чтобы зрители не заметили, где именно и как их надувают. И если среди зрителей находится умник, который начинает вопить об «обмане», его сами зрители немедленно выбрасывают вон. О каком обмане тут может быть речь?! Никакого обмана нет. Фокус не есть обман. Этого почему-то не могут понять нынешние диссиденты, подымающие шум насчет нарушения прав человека, несоблюдения Конституции и т.д. Они не могут понять того, что все это — игра с фокусами. И если уж кричать, то надо кричать о том, что теперь фокусы делают плохо, халтурно. Зрителям стало видно, где их обманывают, и они злятся не на обман, а на то, что обман виден Даже им.
Я сам принимал участие во многих фокусах, которые показывал Главный Фокусник. Многие из них полностью готовил я. Часто я Ему ассистировал. Часто был среди помощников. Но всегда — без имени или незаметно. И это — по правилам показа фокусов. У меня ни к кому претензий нет, я знал свое место, и оно меня устраивало. Я досконально изучал технику проведения фокусов, которыми были переполнены все наши жизненные спектакли с первого дня после октябрьского переворота. Я мог бы на эту тему целую книгу написать. Может быть, со временем и напишу, если, конечно, мне позволят. Здесь приведу лишь один характерный пример. Помните, на XIX съезде партии Он выступил с короткой речью. Всех удивило, что не Он сделал отчетный доклад, что речь Его имела какой-то отвлеченный «интернациональный» характер. Советологи на Западе на этом построили всяческие сенсационные теории будто уже в это время Он был фактически отстранен от власти. О, идиоты! Как раз в это время Он был в зените власти. Дело в том, что этот спектакль приготовил я. И речь для Него написал я. Я внушал Ему мысль, что масштабы страны для Него стали слишком узкими, что Ему пора начать дирижировать всем миром. И речь Его на съезде была задумана как первый шаг на этом пути. Кто знал, что Ему осталось слишком мало времени для реализации нового грандиозного спектакля?!
Одиночество
Конечно, люди так или иначе находят выход из положения. Одни объединяются попарно. Посмотри, сколько бездетных пар развелось. Обычно это люди среднего и пожилого возраста. Обычно — разведенные. И пары довольно прочные. Причем тут нет взаимного духовного дополнения. Преобладает общение, часто — с доминированием одного из членов пары над другим. Много пар однополых. Но секс тут ни при чем. Тут чистая духовная компенсация одиночества. Формой преодоления одиночества является группировка одиноких людей вокруг значительных личностей и для некоего нелегального дела (идеологические группки, секты). Мне кажется, что для людей, страдающих одиночеством, надо изобрести новую религию, которая смогла бы объединить их в некое духовное братство. Ктс сделает это, тот заслужит вечную благодарность миллиардов одиноких страдальцев будущих поколений. Но родится ли этот «кто»?
Тоска по России
По слухам, есть волшебный край,
Из всех роднее и красивей.
Войдешь в него — познаешь рай,
Зовется этот край Россией.
Но не узнаешь все одно,
Что это — сказки или были,
Поскольку прадеды давно
Дорогу в этот край забыли.
Не судите
К тебе гость, говорит Железный Феликс. Академик Петин собственной персоной. Какая честь! Пошли его на, говорит МНС. Напрасно, говорит Железный Феликс. Знаешь правило: не судите, да несудимы будете. Смешно слышать это от тебя, говорит МНС. А мы не судили, говорит Железный Феликс. Мы расправлялись, а это — совсем другое дело. Петин, между прочим, сотрудничал с нами с первых дней революции. Он, конечно, сволочь и ничтожество. На его совести (если бы таковая была) не одна сотня жизней. Я уж не говорю о жертвах его идеологической деятельности. Но потолковать с ним стоит. Тем более, от этого никуда не денешься. Все равно ведь придется. Как-никак, а это — целая эпоха в марксизме. Тебе известно, например, что Петин организовал Сталину подготовку «его» философских трудов? Он, по крайней мере, знал, кому поручить написание «сталинских» трудов и как их делать. Ладно, говорит МНС, пусть войдет.
Допустим, говорит Петин, я невежда, бездарь, жулик и преступник. Хотя, честно говоря, я с этим согласиться не могу. Не такой уж я невежда. Историю философии, например, я знаю не хуже, чем ваш «гений» Теленкин. Воровал я не больше, чем ваша прогрессивная Тормошилкина. Бездарен... Так ведь это как посмотреть! Ты читал мой учебник по Философии? Нет, конечно. Ты даже не знаешь, что у меня был такой. Почитай, сравни с сочинениями нынешних «гениев» и «талантов». Преступник? Не больше других. Из-за Соснина погибло народу не меньше, чем из-за меня, а он — «борец», «разоблачитель». Ну, да не в этом дело. Пусть так, как ты и другие думают. Но ведь это — точка зрения современного человека об ушедшей эпохе. Это вы кулаками после драки машете. Посмотрел бы я на вас в то время, в тех условиях. Вы любите, говорит МНС, сваливать свои пакости на эпоху, на исторический процесс, на законы развития. Меня этим не купишь. А я тебя и не покупаю, говорит Петин. А уж если покупать, то на тебя такую большую цену, как ЭПОХА, я бы тратить не стал. Достаточно прибавить пятерку к зарплате, выпустить на защиту... Не кипятись, я не о тебе персонально. Я — о вашей ЭПОХЕ. Ладно, пусть это наша уловка — ссылаться на эпоху и прочее. Но не кажется ли тебе, что в этих ссылках есть некий серьезный смысл, что они не случайны, а выражают нечто объективно важное? Ведь если встать на вашу точку зрения, то без труда можно показать, что историю всегда творили проходимцы, жулики, ничтожества, насильники, палачи... Я слышал, к примеру, что для вас Робеспьер — ничтожество, Пестель — ничтожество... Масштабы личности определяются не столько некими индивидуальными качествами, сколько масштабами дела, которому они служат. Масштабы личности — да, говорит МНС, и если она на самом деле служит Делу. А ты разве личность? А разве служил ты Делу? Ты обделывал свои делишки, холуйствуя перед Сталиным, служа Сталину, Берии и их банде. Субъективно — пусть так, говорит Петин. А объективно? А что это такое — объективно, говорит МНС. Ну, процесс становления нашего государства, социального строя, говорит Петин. Роста могущества государства... А ты уверен, что общество и государство стали могущественными благодаря вам, говорит МНС. А если это сделалось вопреки вам? Под нашим руководством, говорит Петин, значит — благодаря нам. Другое недоказуемо. А ты уверен, что построенное (пусть под вашим руководством) общество есть благо, говорит МНС. Мальчишка, взвивается Петин. За это общество сражались и сложили свои жизни миллионы лучших сынов и дочерей... Сложили они, а не вы, говорит МНС. И на каком основании вы присваиваете себе право говорить от их имени? Неужели ребята кидались грудью на амбразуры, горели в танках, самолетах ради того, чтобы такой маразматик, как ты, занимал посты, получал огромные деньги, ни черта не делая, имел все жизненные блага и гробил жизнь другим молодым ребятам?! И оставим мертвых! Спор идет у нас не с павшими героями прошлого, а с живыми прохиндеями настоящего. Согласен, говорит Петин. Назови мне, кто мог бы быть лучшим директором, чем я? Это не играет роли? И я так считаю. Ты думаешь, в мое время было возможно иное течение исторического процесса, могло быть лучше? Думаешь, те, кого мы устраняли, поступали бы иначе? Ты же неглупый парень! Ты должен знать один простой закон серьезных исторических процессов... Погоди, не перебивай! Конечно, не марксистский закон, а настоящий. Так вот, согласно этому закону руководство большим и длительным историческим процессом, в который вовлекаются миллионы людей, в конце концов становится адекватным этому процессу с моральной и интеллектуальной точки зрения. Наш интеллектуальный уровень и моральный облик был точным выражением произошедшей истории. Не мы, так другие сделали бы примерно то же самое. С незначительными вариациями. Вот сейчас у вас над умами властвуют (смешно!) такие таланты и эрудиты, как Тормошилкина, Смирнящев, Качурин, Соловейчиков, Булыга. Знаешь, чем они отличаются от нас? Не нужно пояснять? Так в чем же дело? Не зря было сказано в одной древней книге: не судите, да несудимы будете. Хорошо сказано, говорит МНС. Но судить вас все-таки будут. Не мы, так другие. Не сейчас, так позже. Будут! И осудят! И вам не оправдаться ничем, ибо содеянное вами не может быть оправдано. А если все-таки оправдают, говорит Петин. Те, которые сделают это, повторят ваши преступления, говорит МНС. Это звучит слишком высокопарно, говорит Петин. Значит, судья не ты. И вообще не вы. У вас нет аргументов против нас. Одни эмоции, да и то они заимствованы у других. А Он? — говорит МНС. Он мог, говорит Петин, но Он опоздал. А за давностью лет не судят. За давностью лет проявляют некоторое любопытство и изучают. И делают что-то другое. Так что если хотите, судите.
Петин исчез. Не расстраивайся, услышал МНС Его голос. Конечно, вы уже не сможете осудить Их, поздно. Но вы можете сделать нечто большее: понять то, что сделалось под Их руководством. А это никогда не поздно. И это будет самым страшным для Них судом. В мире есть все-таки справедливость. В чем она? В том, что все проходит и становится потому доступным пониманию и беспристрастной оценке. А ты Уверен, что Это уже прошло? — спросил МНС. Но не получил ответа.
Наставления Мудреца
У нас фактически господствует над умами шизофреническая концепция общества: все происходящее понимается как реализация некоего тайного и высшего замысла. Я не отвергаю первичный замысел насчет будущих событий. Но в реальном жизненном потоке происходят непредвидимые и неподконтрольные события, коренным образом меняющие ситуацию сравнительно с той, в которой возник замысел. И потому фактически происходит переосмысление прежнего замысла задним числом, возникший новый замысел относят в прошлое, фальсифицируют историю и совершают прочие махинации в угоду этой шизофренической концепции. В духе этой концепции у нас переписана вся история партии, революции и страны после революций. Но самое ужасное тут состоит в том, что реальная исторш страны сама все более приспосабливается к этой концепции, — историческая шизофрения становится шизофренией самой реальности.
Из рукописи
Социальный интеллект Вождя создается не в качестве его индивидуальной особенности, а в качестве образца интеллекта для всех участников руководимого им процесса. То что массы потом будут подгоняться под этот образец, это само собой разумеется. Но чтобы массы можно было подогнать под него, предварительно он сам должен быть создан на уровне интеллекта массы или на легкодостижимом для нее уровне. Он должен быть предельно примитивен по существу. Вместе с тем в качестве интеллекта Вождя он должен выглядеть вершиной премудрости. И потому он должен быть создан по видимости на уровне высших интеллектуальных достижений человечества. Он должен быть предельно высоким по форме. Он создается в качестве активно действующего элемента единого процесса, и потому он должен быть четок и ясен по существу, как лозунги и армейские команды, должен исключать сомнения, варианты, кривотолки. Он должен обеспечивать единообразие поведения участников процесса. Но он создается как активно действующий элемент многообразного и изменчивого процесса, и потому он должен быть по форме двусмысленным, туманным, иносказательным, допускающим любые истолкования. Сказанного вполне достаточно для того, чтобы понять, что создание такого интеллекта — не такое уж простое дело. Нехитрое дело — быть просто идиотом. Но идиотом эпохальным, воспринимаемым в качестве гения (да еще величайшего гения всех времен и народов), — для этого кто-то должен основательно потрудиться. Объяснять тут только насилием — значит ничего не понимать в великих исторических свершениях. Говорят иногда (имея в виду сочинения Его), что гора марксизма родила мышь. Пусть так. Но чтобы эта мышь родилась, нужен был незаурядный ум и умение, ибо эту мышь надо было выдумать независимо от пустой горы марксизма и вложить ее в него.
Старые песни
У Соседа гости. Поют довоенные песни. Не поют, а вопят, как это и пристало русским людям. Хотя уже за полночь и все соседи справа и слева, сверху и снизу кипят возмущением, угомонить их нет никакой возможности. Участковый милиционер, вызванный для порядка, уговаривает возмущающихся потерпеть еще немного. У людей — праздник, поминки. Такое не каждый день случается. Через полчаса от силы поющие охрипнут совсем и свалятся под стол.
Отложив рукопись, МНС задумчиво смотрит на вибрирующую от воплей гостей стену. Неужели всегда было так? Если верить книжкам и кино, и у нас пели дай бог всякому. Страна буквально гудит от современной музыки, а они знай тянут свои допотопные примитивы. В чем дело? Это в натуре народа, говорит Он. Это вечно и неизменно. Чуточку лучше или чуточку хуже, но всегда так. Все скатывается в конце концов к этому.
Вранье то, будто мы лихие песни пели.
Мы их не пели,
А хрипели.
Вранье то, будто мы чеканили железный шаг.
На самом деле,
Чуть дыша,
Как говорят — в чем только держится душа,
Мы по грязи плелися
Еле-еле.
Когда же было нам совсем невмоготу,
Тогда и заводили мы волынку ту.
Кричали так, что нам самим противно было слушать,
Про то, как выходила на берег Катюша,
Как в бой тачанки мчались в клубах пыли,
Как три танкиста самураев били.
Года ушли. И те, кто уцелели,
Чужие песни как свои запели.
Но если нападет тоска,
Под стол не свалимся пока,
Хрипим без голоса и слуха:
Где вы, танкисты?! Где ж ты, Катюха?!!
Чего мы хотим
Возьми этот вот дом, говорит Добронравов. На него можно смотреть с различных точек зрения. Если хочешь его покинуть и поселиться в другом доме, который получше, — одна точка зрения. Если хочешь его сломать и на его месте построить другой — другая. Если хочешь отремонтировать — третья. А если тебе просто нужно жить в нем, ибо ничто другое (переезд, ремонт, перестройка) тебе не светит, — четвертая. Вот так и с нашим обществом. Можно поносить его с намерением «прогреметь», «показать», «доказать». С точки зрения ума — дело нехитрое. Наши недостатки лезут изо всех дыр. Можно удрать и поносить его, сидя за границей, в безопасности. Это и того легче. Насочиняй любую бездарную дребедень, и тебя твои такие же бездарные соратники сразу произведут в выдающиеся мыслители, в гении. Можно просто в нем жить, претендуя лишь на то, чтобы просто жить. И это не есть преступление. Не есть даже дефект. Это нормально. Можно, наконец, живя в нем или вне его, стремиться к радикальным его улучшениям и обдумывать пути к этому Это куда труднее, чем поносить. Тут надо серьезно изучать реальность. Тут думать надо. Тут настоящий талант нужен, а не такие вшивые «гении», каких теперь расплодилось невероятное количество. Я ведь читаю почти все, что выходит в «тамиздате» и «самиздате». Боже мой, какое чудовищное невежество, дилетантство, легкомыслие, халтура! И тот, кто теперь захочет и сможет сделать действительно крупное деле в этом направлении, должен будет пробиваться через эту ораву посредственностей, проходимцев, шизиков, болтунов, честолюбцев. А они не пропустят без боя. Если хочецп знать, по-настоящему серьезной критике нашего общества гораздо более опасна именно эта среда критиканов, чем наши власти и карательные органы. Я не хочу говорить о том, как жили эти критиканы в прошлом и какие причины вытолкнули их в нынешнее положение. Но сейчас они являют собою зрелище омерзительное. Если наше оппозиционное движение будет задавлено, то основную роль в этом сыграют именно они. Почему они такие? Да потому, что они — плоть от плоти и кровь от крови нашего общества. К тому же — ущербные, ущемленные, неудачники, честолюбцы, одержимые. Они, собравшись вместе уже по нескольку человек, воспроизводят наше же общество в миниатюре, только в его самых гнусных проявлениях. Не думай, что я — мракобес. Я этих людей уважаю. Но что поделаешь, если они таковы?!
Из рукописи
Чтобы понять, что такое социальный интеллект, надо различать руководство обществом и управление обществом. Управление обществом включает в себя сбор информации, обработку ее специальными методами, использование множества наук (экономики, социологии, математики и т.д.). В системе управления могут принимать участие высокообразованные и талантливые с точки зрения науки люди. Абстрактно рассуждая, цель управления обществом — лучше организовать деятельность всех учреждений, организаций, отраслей общества. Управление есть управление деятельностью отдельных людей и их отдельных объединений. Руководство же обществом есть руководство обществом как целым, а точнее говоря — такая деятельность руководящих лиц и организаций и большого числа вовлекаемых ими в это дело граждан, благодаря которой становится возможным рассмотрение общества как единого целого индивида. А еще точнее — деятельность, благодаря которой вырабатывается способность у членов общества к единообразному поведению и осуществляется эта способность на деле. Управление обществом конкретно, то есть всегда связано с определенными видами деятельности людей. Руководство обществом абстрактно, то есть всегда отвлекается от особенностей той или иной деятельности людей и касается некоторых общих форм поведения. Потому руководство обществом касается стереотипа интеллекта граждан, выработки этого стереотипа и его функционирования в качестве такового, — именно социального интеллекта членов общества и, следовательно, общества в целом. Потому социальный интеллект любого члена аппарата руководства обществом является средним социальным интеллектом и не превосходит заметным образом таковой рядовых граждан. Для специалистов-руководителей он ста-« новится их профессиональным интеллектом и их единственным интеллектом. Потому общий интеллектуальный потенциал руководителя выражает некий средний потенциал общества и его граждан. Поскольку в нашем обществе руководство доминирует над управлением, социальный интеллект соответственно доминирует над прочими формами и аспектами интеллектуальной деятельности людей, определяя собой общую интеллектуальную ситуацию в стране. Из этого должно быть очевидно, насколько важным являлось создание образца социального интеллекта нашего общества и навязывание его всем гражданам. И если уж судить за прошлые «преступления», то в первую очередь надо было бы судить не Органы Государственной Безопасности, их создателей и вдохновителей, а тех, кто создавал стереотип социального мышления и навязывал его всем членам общества из поколения в поколение. Ибо только благодаря определенному «повороту мозгов» стал возможен тот разгул репрессий, который поверг в ужас все человечество. Но судить нас за это — значит судить нас за то, что мы были бессильны нарушить законы природы.
Лестничные площадки
В институте две лестничные площадки — большая и малая. Хотя состав сотрудников, болтающих на них, меняется в зависимости от обстоятельств, здесь все-таки есть некоторая тенденция к устойчивости. На большой площадке доминируют самые образованные, талантливые и прогрессивные личности института, возглавляемые Тормошилкиной и Соловейчиковым. На малой площадке доминируют беспринципные, бесперспективные и безграмотные болтуны вроде Добронравова и Учителя. И хотя разговоры ведутся, в общем, на одни и те же темы, в них все же можно заметить существенное различие, ощущаемое всеми, но не поддающееся точным определениям.
— Кто мог бы подумать, что даже в Энске будет построено современное метро, — изрекает Торморшилкина на большой лестничной площадке. — Прогресс неоспорим, и только сумасшедшие и злопыхатели могут в этом сомневаться.
— Слыхали, — говорит Добронравов на малой лестничной площадке, — эти идиоты даже в Энске метро сделали, хотя там алкоголики от одного конца города доползают на четвереньках до другого конца за полчаса.
— И что самое интересное, — добавляет Учитель, — так это его протяженность; там всего одна станция.
— Это бессмысленно, — говорит Субботич, только что пришедший с большой площадки и преисполненный сознанием прогресса общества.
— Почему же бессмысленно, — говорит Добронравов. — Для отчетов важно: трудящиеся еще одного города получили удобный и дешевый транспорт. И вообще приятно спуститься на эскалаторе, поглядеть подземный мраморный дворец и подняться обратно. И стоит все это удовольствие всего пятачок. Не то что на Западе.
— Люди искусства, — вещает Соловейчиков на большой площадке, — открывают простым смертным, каким является мир на самом деле. Возьмите, например, Моне. Или Мане? Впрочем, не в этом суть. Раньше жители Лондона думали, что ихние туманы серые. Но вот приехал Моне... нет, Мане... Впрочем, не в этом суть. И нарисовал лондонский туман фиолетовым. И с тех пор...
— Зайдите в Манеж, — говорит Учитель на малой лестничной площадке. — Животики надорвете от смеха. Там выставка молодых дарований МОСХа. Особенно умилителен некто Ивано-Лаптев. Он изобразил фиолетовую козу. Этот кретин вообразил, что после этого человечество будет воспринимать серых и черных коз в фиолетовом цвете, подобно тому, как лондонские туманы стали восприниматься фиолетовыми после того, как...
— Я недавно посетила Мюнхен, — вещает Тормошилкина на большой площадке. — Немцам все-таки надо отдать должное. Какой порядок! Даже собаки ведут себя так, что нам у них есть чему поучиться.
— Если хотите знать характер народа, — говорит Добронравов, — изучите собак, которых этот народ культивирует. Истина эта банальна. И все же каждый раз удивляешься. Немецкие собаки, например, никогда не бывают щенками. Они с самого начала ведут себя как обеспеченные пенсионеры. У немцев есть специальные места для собак, где они разрешают своим псам вести себя как им заблагорассудится, то есть по-свински. Они приводят собачек туда и говорят им: а теперь будьте свиньями. И те начинают вытворять такое, на что даже наши дворняги, привыкшие к свинству, не способны. Так и сами немцы. Если им позволяют быть свиньями, то они превосходят по свинству даже нашего брата Ивана.
— Могу добавить к сообщению предыдущего оратора еще одну любопытную деталь, — говорит Учитель. — Встречаются в Германии две собаки. Одна — огромная и злая, другая — маленькая и безобидная. Но маленькая принадлежит большому начальнику, а большая — маленькому. Бывает и такое, между прочим. Так вопреки законам биологии большая собака виляет хвостом перед маленькой и ходит перед ней на задних лапках.
— Какое невежество, — возмущается Субботич. — Вы же все-таки университет кончали, и не какой-нибудь, а Московский ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени, имени М.В. Ломоносова. Могли бы, кажется, знать...
Что наша жизнь
Что наша жизнь? Сплошной обман.
В начале года — липа-план,
Потом идет работа-лажа,
В конце — отчет, и липа та же.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!