В скорби необходима умеренность
8. Но не должно еще почитать исполнителем заповеди того, кто оплакивает смерть людей и вопиет с плачущими. Не хвалю того врача, который не помогает страждущим, но сам заражается болезнями; не хвалю того кормчего, который не плывущими с ним управляет, не с ветрами борется, не волн избегает, не робких ободряет, но сам страждет морскою болезнию и теряет бодрость вместе с неизведавшими моря. Таков и тот, кто, приходя к плачущим, не пользу им подает словом своим, но принимает на себя безобразие чужих страстей. Печалиться о бедствиях людей плачущих – следует, ибо таким образом сблизишься с страждущими, не показывая ни веселия по причине бедствий, ни равнодушия к чужим горестям. Но неприлично вместе с скорбящими вдаваться в излишества, как то: вопить или плакать вместе с страждущим или в чем другом подражать и соревновать омраченному страстию, например, вместе с ним затворяться, носить черное платье, падать наземь, не причесывать волос; ибо сими средствами можно более увеличить, нежели облегчить бедствие. Не видишь ли, что если при ранах появляются еще нарывы, а при воспалениях опухоли, то они усиливают боль, а руки легким своим прикосновением уменьшают ощущение боли? Потому и сам ты не ожесточай страданий своим присутствием и не падай вместе с падшим. Кто поднимает лежащего, тому непременно должно находиться выше упавшего; а кто одинаковым образом пал, тот сам имеет нужду, чтобы другой его поднял. Но как надобно соболезновать о случившемся и молча печалиться о скорбных событиях, выражая душевное страдание видом внимательности и заботливой сосредоточенности на лице, так, начиная беседу, не должно вдруг приступать к выговорам, как бы кидаясь и нападая на лежащих, потому что несносны выговоры людям, у которых душа мучится скорбию, да и слова находящихся совершенно в бесстрастном состоянии худо принимаются страждущими и не столько убедительны, чтобы могли утешить. Но дозволив скорбящему излить свои пустые и бесполезные вопли и жалобы, когда зло уже ослабеет и утихнет несколько, тогда можешь осторожно и кротко коснуться и увещания. Объезжающие молодых коней, когда конь упрям, не вдруг натягивают повода и осаживают, – ибо в таком случае привыкает он становиться на дыбы и сбрасывать с себя всадника, – но сперва уступают ему и сами предаются его стремительности; когда же увидят, что конь истощил свою рьяность в собственной своей стремительности и в усилиях, тогда уже, укротившегося, взяв в свои руки, с помощию искусства делают еще более послушным. Так да будет, по слову Соломонову, благо ходити в дом плача, нежели… в дом пира (Еккл. 7:3), если кто, искусно и кротко пользуясь даром слова, намерен страждущему сообщить собственное свое здоровье, а не заразиться чужою скорбию, как воспалением в глазах.
|
|
|
9. Итак, плачь с плачущими. Когда видишь брата, сетующего в покаянии о грехах, плачь с таковым и состражди ему. Таким образом при чужих страстях можно будет тебе исправить свою собственную, ибо кто о грехе ближнего источил горячие слезы, тот исцелил себя самого тем, что оплакивал брата. Таков был сказавший: печаль прият мя от грешник, оставляющих закон Твой (Пс. 118:53). Проливай слезы о грехе: это – душевный недуг, это – смерть души бессмертной; грех достоин плача и немолчных рыданий. О нем да проливаются все слезы и да не прекращаются стенания, воссылаемые из глубины сердца. Плакал Павел о врагах креста Христова (Флп. 3:18), плакал Иеремия о погибших людях. Поелику недоставало ему естественных слез, то просил он источника слез и виталища последняго (Иер. 9:1, 2). Сяду, говорит он, и плачуся людей моих погибших дни многи. Такие слезы и такой плач ублажает слово (Мф. 5:4), а не расположение предаваться всякой печали и быть готову плакать по всякому поводу. Видал я еще иных сластолюбцев, которые, по чрезмерному любосластию, под предлогом печали обращались к вину и пьянству и покушались извинить свою невоздержность словами Соломона, который говорит: дадите вина сущим в печалех (Притч. 31:6). Но это приточное слово, которым не позволение упиваться дано, но поддерживается жизнь человеческая. Не говорю уже о загадочном смысле сего изречения, по которому под вином разумеется разумное [1594] веселие; и по первому представляющемуся в высказывании смыслу не малое выражается в нем попечение о том, чтобы безутешные и горько плачущие, предавшись слишком плачу, не вознерадели о пище, но чтобы как хлебом укреплялось сердце любителя грусти, так вином поддерживались упадшие силы. А винолюбцы и пьяницы не печаль утоляют, но обменивают одно зло на другое и, став какими‑то неблагонамеренными посредниками, одни душевные болезни меняют на другие. Подражая тем, которые уравнивают тяжести на весах, они столько же убавляют печали, сколько прибавляют сластолюбия. Впрочем, думаю, что вино должно подавать помощь природе, но не позволительно до того напиваться неразбавленным вином, чтобы оно производило помрачение рассудка; потому что скорбь не вытекает вместе с вином, а между тем в душе является новое зло – пьянство. Если же рассудок есть врач печали, то крайним злом будет пьянство, препятствующее врачеванию души. Но совокупи в уме все, по порядку мною сказанное, и найдешь возможность и пользу апостольского узаконения; поймешь, как тебе всегда радоваться, следуя здравому разуму, как непрестанно молиться, как о всем благодарить, каким образом утешать скорбящих, чтобы во всем быть тебе совершенным и уготованным при помощи Святого Духа и при обитающей в тебе благодати Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков! Аминь.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Беседа 6
На слова из Евангелия от Луки: Разорю житницы моя и большия созижду (Лк. 12:18); и о любостяжательности [1595]
1. Есть два рода искушений. Ведь или скорби испытывают сердца, как золото в горниле (Прем. 3:6), в терпении открывая их доброту, или нередко самое благоденствие жизни служит для многих вместо испытания. Ибо одинаково трудно – сохранить душу не униженною в затруднительных обстоятельствах жизни и не превознестись гордостью в положении блистательном. Примером же искушений первого рода служит великий Иов, этот непреоборимый подвижник, который все насилия диавола, как стремление потока, выдержав с непоколебимым сердцем и неизменным рассудком, показал, что он тем выше искушений [1596], чем по видимому значительнее и труднее борьба, на которую вызывал его враг. На искушения же благоденствием жизни есть и другие примеры, а также примером сего служит и тот богач, о котором читано нам ныне. Он одним богатством уже обладал, а на другое надеялся. Между тем человеколюбивый Бог не осудил его вначале за неблагодарность нрава, но к прежнему его богатству непрестанно прилагал новое богатство в ожидании, что, насытив его когда‑нибудь, обратит душу его к щедрости и кротости. Ибо сказано: человеку… богату угобзися нива; и мысляше в себе, глаголя: что сотворю!.. Разорю житницы моя и большия созижду (Лк. 12:16–18). Для чего ж угобзися нива у человека, который не хотел сделать ничего доброго из сего урожая? Чтобы тем в большей мере открылось Божие [1597] долготерпение, когда даже до такой степени простерлась благодать Божия; потому что Бог дождит на праведныя и на неправедныя, и солнце Свое сияет на злыя и благия (Мф. 5:45). Но таковая благость Божия навлекает большее наказание на лукавнующих. Бог послал дожди на землю, возделанную руками любостяжательными; Бог дал солнце, чтобы согреть семена и умножить плоды посредством урожая. Вот что было от Бога: пригодность земли, благорастворенное состояние воздуха, обилие семян, содействие волов и все прочие условия, при которых обыкновенно процветает земледелие. Что ж от человека? Злой нрав, человеконенавидение, скупость. Сим воздал он Благодетелю. Не помнил он общей природы, не думал, что избытки должно разделять неимущим, не обратил внимания на заповедь: не отрецыся благотворити требующему; и: милостыни и вера да не оскудевают тебе (Притч. 3:27, 3); и: раздробляй алчущему хлеб твой (Ис. 58: 7). Не услышаны им все пророки, все вопиющие учители; ломились у него житницы, стесненные множеством положенного в них, а скупое сердце было не полно. Непрестанно прикладывая к старому новое и ежегодными прибавлениями увеличивая изобилие, впал он в это неразрешимое затруднение, по любостяжательности не соглашаясь расстаться со старым и по множеству не находя места, где положить новое. Оттого у него бесчисленные предприятия, мучительные заботы. Что сотворю? Кто не пожалеет о человеке, который в таком стеснительном положении? Жалким делает его урожай, жалким делают настоящие блага, а еще более жалким делает ожидаемое. Земля ему приносит не доходы, но произращает воздыхания; не урожай плодов доставляет она, но заботы и скорби и страшное затруднение. Он сетует подобно беднякам, и не то ли же самое слышим от него, что и от человека, стесненного нищетою? Что сотворю? Откуда возьму пропитание? Откуда возьму одежду? То же говорит и богатый, мучится в сердце, снедаемый заботою. Что веселит других, от того мучится любостяжательный: не радует его, что все у него в доме наполнено; но текущее к нему и льющееся чрез края хранилищ богатство уязвляет душу его опасением, чтобы не перепало чего‑нибудь посторонним и чтобы это не обратилось в источник какого‑либо добра для нуждающихся.
2. И мне кажется, что болезнь души его подобна болезни людей прожорливых, которые скорее согласятся надорвать себя многоядением, нежели поделиться остатками с нуждающимися. Познай, человек, Даровавшего. Вспомни себя самого, кто ты, к чему приставлен, от Кого получил это, за что предпочтен многим. Ты служитель благого Бога, приставник подобных тебе рабов: не думай, что все приготовлено для твоего чрева [1598]; о том, что у тебя в руках, рассуждай как о чужом. Оно не долго повеселит тебя, потом утечет и исчезнет; но у тебя потребуют строгого в этом отчета. А ты все держишь взаперти, за дверьми и запорами, и, приложив печати, не спишь от забот и раздумываешь сам с собою, слушаясь безумного советника – себя самого. Что сотворю? Следовало бы сказать: «Наполню души алчущих, отворю свои житницы, созову всех нуждающихся. Буду подражать Иосифу (Быт. 47:11 и дал.), являя человеколюбие, произнесу великодушное слово: все, у кого нет хлеба, приходите ко мне; как из общих источников, приобщись дарованной Богом благодати каждый, сколько кому нужно!» Но ты не таков! Отчего же? Оттого, что завидуешь людям в наслаждении и, сложив в душе лукавый совет, заботишься не о том, чтобы дать каждому что нужно, но чтобы, все захватив, всех лишить возможной от того пользы. Близко были пришедшие за его душою (Лк. 12:20), а он рассуждал в душе о яствах. В эту ночь похищен он, а еще мечтал о наслаждении на многие годы. Дано только ему время обо всем передумать и сделать явным свое расположение, чтобы потом услышать приговор, какого заслуживало его произволение.
3. Да не будет сего с тобою! Для того и написано сие, чтобы мы избегали подобных поступков. Подражай земле, человек: приноси плоды, как она, чтобы не оказаться тебе хуже неодушевленной [земли]. Она возрастила плоды не для своего наслаждения, но на служение тебе. А ты, если и явишь плод благотворения, то соберешь его сам для себя; потому что благотворность добрых дел возвращается к дающим. Подал ты алчущему? И поданное тобою возвращается к тебе с приращением. Как хлебное зерно, упав в землю, обращается в прибыль бросившего, так хлеб, поверженный [1599]алчущему, впоследствии приносит стократную пользу. Поэтому конец земледелия да будет для тебя началом небесного сеяния, ибо сказано: сейте себе в правду (Ос. 10:12). Для чего же ты беспокоишься? Для чего мучишь себя, усиливаясь заключить богатство свое в глину и кирпич? Лучше имя доброе, нежели богатство много (Притч. 22:1). А если уважаешь деньги за честь, получаемую ради них, то смотри, насколько выгоднее в рассуждении славы именоваться отцом тысяч детей, чем иметь в кошельке тысячи монет?
Деньги, и не хотя того, оставишь здесь, а славу добрых дел принесешь с собою ко Господу, когда пред общим Судиею окружит тебя целый народ, и будут именовать своим кормителем, благодетелем, и станут приписывать тебе все имена человеколюбия. Не видишь ли, что на зрелищах ради кратковременного почета, ради народных криков и рукоплесканий тратят богатство на борцов, на шутов и на людей, сражающихся со зверями, на которых иной погнушался бы и взглянуть? А ты скуп на издержки, когда можешь достигнуть такой славы! Хвалить будет Бог, ликовать будут Ангелы, ублажать станут все люди, сколько их ни было от создания мира. Вечная слава, венец правды, Царство Небесное будут тебе наградою за доброе распоряжение сим тленным имуществом. Но ты ни о чем этом не заботишься; стараясь о настоящем, презираешь чаемое. Итак, назначь богатство на разные употребления, поставляя великолепие и славу на издержки нуждающимся. Пусть и о тебе будет сказано: расточи, даде убогим, правда его пребывает во век (Пс. 111:9). Не повышай цену во время нужды; не выжидай скудости в хлебе, чтобы отворить свои житницы, ибо продаяй пшеницу скупо, от народа проклят (Притч. 11:26). Не жди голода для золота, ни общей скудости для собственного своего благосостояния. Не торгуй людскими бедствиями; гнева Божия не обращай в случай к умножению у себя денег. Не раздирай ран у тех, которые биты бичами. Но ты посвящаешь свои заботы золоту, а на брата не обращаешь внимания. Знаешь чекан монеты и различаешь настоящую монету от поддельной, но вовсе не знаешь о брате в нужде.
4. Тебя крайне веселит хороший цвет [1600] золота, но ты не считаешь, сколько стонов бедного сопровождает тебя. Как представлю взорам твоим страдания бедного? Осмотрев внутренность дома, видит он, что золота у него нет и никогда не будет; домашние приборы и одежда точно таковы, как и у всякого нищего; все они стоят не многих оболов [1601]. Что ж еще? Обращает, наконец, взор на детей, чтобы, отведя их на торг, в этом найти пособие против голодной смерти. Представь при этом борьбу неминуемого голода и отеческой любви. Голод угрожает самою бедственною смертию, а природа влечет к противному, убеждая умереть вместе с детьми. Много раз собирается он идти, много раз останавливается; наконец препобежден, вынужденный необходимостию и неумолимою нуждою. И над чем еще задумывается этот отец? «Которого прежде продать мне? На которого приятнее взглянет хлебопродавец? Не взять ли старшего?
Но уважаю его старшинство. Или младшего? Но жаль его возраста, который не чувствует еще несчастий. Этот сохраняет в себе ясные черты родителей; а этот способен к учению. Увы, какое затруднение! Что со мною будет? На которого из них напасть мне? У какого зверя занять мне душу? Как забыть природу? Если всех удержу при себе, то увижу, как все будут истаевать от голода. Если продам одного, то какими глазами буду смотреть на остальных, сделавшись уже для них подозрительным, так что перестанут мне верить? Как буду жить в доме, сам доведя себя до бесчадия? Как пойду за стол, на котором изобилие произведено такими средствами?» И он после бесчисленного множества слез идет продавать любезнейшего сына! А тебя не трогает страдание; ты не принимаешь чувствование природы! Этого несчастного угнетает голод, а ты медлишь и смеешься, способствуя тому, чтоб продлилось его бедствие! Он сердце свое предлагает тебе ценою за пищу, а у тебя не только не цепенеет рука, собирающая подать с таких несчастий, но ты даже домогаешься еще большего и стараешься, как бы, взяв больше, дать меньше, чтобы для этого бедняка несчастие его сделать во всех отношениях более тягостным! Ни слезы не возбуждают в тебе жалости, ни воздыхания не смягчают сердца; ты непреклонен и неприступен! Во всем видишь золото, везде представляешь золото; о нем грезишь и во сне, о нем думаешь и во время бодрствования. Как сумасшедшие в припадке бешенства не действительные видят вещи, но представляют то, что производит в них болезнь, так и у тебя душа, одержимая сребролюбием, во всем видит золото, во всем видит серебро. Приятнее тебе смотреть на золото, нежели на солнце. Ты желал бы, чтобы все превратилось в золото, и, как только можно, придумываешь к тому способы.
5. Какие же только средства не употребляешь ради золота! Хлеб у тебя делается золотом, вино затвердевает в золото и шерсть обращается у тебя в золото; всякий торговый оборот, всякая выдумка приносят тебе золото. Золото само себя рождает, размножаясь чрез рост; в тебе нет сытости, не видно конца пожеланию. Детям, когда они жадны, нередко позволяем без меры есть что они особенно любят, чтобы излишним пресыщением произвести отвращение; но не таков корыстолюбец: чем более он получает, тем большего желает. Богатство аще течет, не прилагайте сердца (Пс. 61:11); а ты удерживаешь текущее и преграждаешь ему все пути. Но когда оно удержано и запружено, что тогда делает с тобою? Расторгает преграды. Так, конечно, и теперь, насильно будучи задержано и непрестанно прибывая, разоряет житницы богатого, сравнивает с землею его сокровищницы, подобно вторгшемуся неприятелю. Но он построит большие? Неизвестно, не оставит ли их наследнику разоренными, ибо скорее сам отойдет, похищенный смертию, нежели они воздвигнутся по любостяжательному его замыслу. Но его конец согласен с злыми его намерениями. Вы же послушайтесь меня и, раскрыв все двери своих сокровищниц, дайте богатству беспрепятственный выход; как будто великой реке, которая чрез тысячи протоков орошает многоплодную землю, дайте и вы богатству различными путями вливаться в домы бедных! В колодцах, чрез вычерпывание, вода делается лучшею; а если колодцы запущены, то вода в них загнивает, – и застой богатства бесполезен; а движение его и перехождение из рук в руки общеполезно и плодоносно. Сколько похвал от облагодетельствованных! И ты не презирай их. Какая награда от праведного Судии! И ты не сомневайся в ней. Всюду да будет перед тобою пример осуждаемого богача, который, охраняя настоящее, беспокоясь об ожидаемом и не зная наверно, проживет ли завтра, сегодня уже грешит и на завтрашний день. Не приходил еще проситель, а он выказал уже свою жестокость; не собрал еще плодов, а заслужил уже осуждение за любостяжательность. Земля готовила ему богатый пир, заранее показывая на нивах обильную жатву, открывая на виноградных лозах множество гроздьев, предлагая маслину, обремененную плодами, обещая всякое наслаждение в древесных плодах; а он был негостеприимен и бесплоден. Еще не собрал, и завидует уже нуждающимся. А ведь сколько опасностей до собрания плодов! И град иногда побивает, и зной похищает из рук, и вода, неблаговременно излившаяся из облаков, портит плоды. Почему ж не молишься Господу, чтобы довершил милость, но предварительно делаешь себя недостойным принять то, что уже ожидаешь?
6. Ты втайне говоришь сам с собою; но слова твои оцениваются на небе. Потому оттуда приходят к тебе ответы. Что же говорит богатый? Душе, имаши многа блага лежаща: яждь, пий, веселися ежедневно (Лк. 12:19). Какое безумие! Если бы у тебя была душа свиньи, – чем иным, кроме этого, порадовал бы ты ее? Столько ты скотоподобен, до того несведущ в душевных благах, что предлагаешь душе плотские снеди! Что принимает в себя чрево, то назначаешь ты душе. Ежели в душе есть добродетель, ежели исполнена она благих дел, ежели близка к Богу, то имеет многа блага, и пусть веселится прекрасным душевным веселием. Но поелику устремлен ты к земному, имеешь богом чрево (Флп. 3:19), весь стал плотским, поработился страстям, то выслушай подходящее тебе наименование, которое дал тебе не кто‑либо из людей, а Сам Господь: безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе: а яже уготовал еси, кому будут? (Лк. 12:20). Такое осмеяние безрассудства тягостнее вечного наказания! Тот, кто в скором времени будет похищен, что предпринимает? Разорю житницы моя, и большия созижду (Лк. 12:18). Прекрасно делаешь, сказал бы я ему, потому что сокровищницы неправды того и стоят, чтобы их разорить. Разрушь своими собственными руками, что худо тобою построено; разломай хлебные закрома, от которых никто никогда не отходил с утешением. Уничтожь все здание, которое охраняет любостяжательность; сломай кровли, разбери стены, открой солнцу покрытую плесенью пшеницу [1602], освободи из‑под стражи заключенное в узы богатство, отвори всем напоказ темные убежища мамоны. Разорю житницы моя, и большия созижду. А если и их наполнишь, что тогда придумаешь? Ужели будешь опять разорять и опять строить? Но что безумнее этого – бесконечно трудиться, тщательно созидать и прилежно разорять? Ежели хочешь, есть у тебя житницы – это утробы [1603] бедных. Собирай себе сокровище на небеси (Мф. 6:20). Что там положено, того ни червь не поедает, ни тля не изводит, ни разбойники не расхищают. «Но тогда буду уделять нуждающимся, когда наполню вторые житницы». Долгие лета жизни ты назначил себе. Смотри, чтобы не предварил тебя предустановленный срок. Ибо твое обещание показывает не доброту, а лукавство; потому что обещаешь не с тем, чтобы давать впоследствии, но чтобы отказать на сей раз. Что ныне препятствует подаянию? Бедного ли нет? Житницы ли не полны? Награда ли не готова? Заповедь ли не ясна? Но голодный чахнет; нагой цепенеет; должник притеснен, – а ты откладываешь милостыню до завтра! Послушай Соломона: не рцы: отшед возвратися, и заутра дам… не веси бо, что породит находящий день (Притч. 3:28). Какие заповеди презираешь, заградив себе слух сребролюбием! Сколько благодарности должно тебе иметь к Благодетелю, как веселиться и отличаться честию, что не сам ты неотступно стоишь у чужих дверей, но другие приступают к твоим дверям! А ты пасмурен и недоступен, уклоняешься от встреч, чтобы не принудили тебя выпустить из рук какой малости. Одно ты знаешь слово: «Нет у меня, не дам; потому что сам беден». Действительно, ты беден и скуден всяким добром; беден ты любовию, беден человеколюбием, беден верою в Бога, беден вечным упованием [1604]. Сделай, чтобы братья имели долю в твоей пшенице; что завтра сгниет, то ныне удели нуждающемуся. Самый худший род любостяжательности – не уделять нуждающимся и того, что портится.
7. Скажешь: кому делаю обиду, удерживая свою собственность? Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда это взявши, ты внес в жизнь? Положим, что иной, заняв место на зрелище, стал бы затем выгонять входящих, почитая своею собственностию представляемое для общего всем употребления; таковы точно и богатые. Ибо захватив всем общее, обращают в свою собственность, так как овладели сим прежде других. Если бы каждый, взяв потребное к удовлетворению своей нужды, излишнее предоставлял нуждающемуся, никто не был бы богат, но и никто не был бы и бедным[1605] не был бы и нуждающимся. Не наг ли ты вышел из матерняго чрева? Не наг ли и опять возвратишься в землю? Откуда же у тебя то, что имеешь теперь? Если скажешь, что это от случая, то ты безбожник, не признаешь Творца, не имеешь благодарности к Даровавшему. А если признаешь, что это от Бога, то скажи причину, ради которой получил ты? Ужели несправедлив Бог, равно разделяющий нам потребное для жизни? Для чего ты богатеешь, а тот пребывает в бедности? Не для того ли, конечно, чтобы и ты получил свою мзду за доброе и верное управление, и он почтен был великими наградами за терпение? А ты, захватив все в ненаполнимые недра любостяжательности, думаешь, что никого не обижаешь, лишая сего столь многих? Кто любостяжателен? Не пребывающий в довольствовании своим. А кто похититель [1606]? Отнимающий у всякого, что тому принадлежит. Как же ты не любостяжатель, как же ты не похититель, когда обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение? Кто обнажает одетого, того назовут грабителем; а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого какого названия? Алчущему принадлежит хлеб, который ты у себя удерживаешь; обнаженному – одежда, которую хранишь в своих кладовых; необутому – обувь, которая гниет у тебя; нуждающемуся – серебро, которое закрыто у тебя. Поэтому всем тем делаешь ты обиду, кого мог бы снабдить.
8. Скажешь: «Хороши слова, но золото лучше». То же говорят и тем, которые пред невоздержными рассуждают о целомудрии. И они, когда осуждается предмет их вожделения, самым напоминанием разжигаются в похоти. Как представлю твоему взору страдания бедного, чтобы узнать тебе, из скольких воздыханий составляешь свое сокровище? О, как драгоценно в день Суда покажется тебе сие слово: приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира. Взалкахся бо, и дасте Ми ясти; возжадахся, и напоисте Мя… наг, и одеясте Мя (Мф. 25: 34–36)! Какой же трепет, какое изнеможение, какая тьма обнимут тебя, когда услышишь осуждение: идите от Мене, проклятии, во тьму кромешную, уготованную диаволу и ангелом его: взалкахся бо, и не дасте Ми ясти; возжадахся бо, и не напоисте Мене… наг бех, и не одеясте Мене (Мф. 25:41–43). Ибо не грабитель там обвиняется, но осуждается не делившийся с другими. Я сказал то, что считал полезным. Если послушаешься, известны блага, уготованные по обетованиям; а если преслушаешь, написана и угроза, – но желаю, чтобы ты избежал и не дознал ее опытом, приняв лучшее решение, и чтобы собственное твое богатство сделалось для тебя искупительной ценою и ты достиг уготованных небесных благ, по благодати Призвавшего всех нас в Царство Свое. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.
Беседа 7
К обогащающимся [1607]
1. И сегодня утром говорили мы о сем юноше (Мф. 19:16–22); трудолюбивый слушатель, конечно, помнит тогдашние наши исследования. И во‑первых, о том, что юноша сей не одно лицо с законником, упоминаемым у Луки (Лк. 10:25–28). Последний был пытлив, предлагал вопросы в насмешку; а тот спрашивал здраво, но только принимал не благопокорно. Ведь не пошел бы он от Господа, скорбя о таких Его ответах, если бы вопросы задавал Ему презрительно. Почему и нрав его представился нам какою‑то смесью: по указанию Писания частию стоит он похвалы, а частию весьма жалок и не подает никакой надежды. В нем заслуживает похвалу то, что он познал истинного Учителя и, не остановив внимания на гордости фарисеев, на самомнении законников, на толпе книжников, приписал это имя единому истинному и благому Учителю. В нем хорошо и то, что по видимому был озабочен тем, как наследовать жизнь вечную [1608]. Но прочее – именно то, что, выслушав у истинного Учителя спасительные уроки, не написал их на сердце своем и наставлений Его не привел в исполнение, но отошел с прискорбием, омраченный страстию любви к богатству, – изобличает в юноше, что произволение его не всецело обращено было к истинному благу, но оглядывалось на угодное большинству людей. Сим же доказываются сложность [1609] и взаимное между собою несогласие его нравов. Ты называешь Господа Учителем, а не делаешь то, что должно ученику! Исповедуешь Его благим, а пренебрегаешь даруемым от Него! Между тем Благий, без сомнения, подает блага. Ты спрашиваешь о вечной жизни, а на деле оказывается, что весь ты привязан к наслаждению жизни настоящей. Какое же трудное, тяжелое, неудобоносимое слово предложил тебе Учитель? Продаждь имение твое и даждь нищим (Мф. 19:21). Если бы возложил на тебя труды земледельческие, или опасные предприятия по торговле, или что еще есть трудного для ищущих прибытка, то надлежало бы тебе опечалиться, огорчившись сим повелением. Если же таким удобным путем, не требующим ни труда, ни пота, обещает сделать тебя наследником вечной жизни, – почему не радуешься удобству спасения, а удаляешься с болезнующею и сетующею душою и делаешь для себя бесполезными все прежние свои труды? Ибо если ты, как говоришь, не убил, не прелюбодействовал, не украл, не свидетельствовал ни на кого свидетельства ложного, то тщание свое об этом сам для себя делаешь бесполезным, – не присовокупил остального, чрез что одно мог бы ты войти в Царство Божие. Если бы врач обещал исправить повреждения в членах, какие у тебя есть от природы или от болезни, – не благодушно ли выслушал бы ты это? Но когда великий Врач душ хочет сделать совершенным тебя, у которого недостает существеннейшего, – не принимаешь милости, а сетуешь и становишься унылым. Видно, что далек ты от этой заповеди и ложно засвидетельствовал о себе, что возлюбил ближнего, как самого себя (Мф. 22:39; Мк. 12:31; Лк. 10:27; Иак. 2:8). Ибо вот повелеваемое Господом вполне изобличает тебя, что нет в тебе истинной любви. Если бы справедливо было утверждаемое тобою, что от юности сохранил ты заповедь любви и столько же воздавал каждому, сколько и себе, то откуда у тебя такое огромное имение? Попечение о нуждающихся расточительно для богатства. Хотя каждый на необходимое содержание берет немного, однако же, поскольку все вместе получают часть из имения, то расточают его на себя. Поэтому кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя больше, чем есть у ближнего. Но ты оказываешься имеющим стяжания многа (Мф. 12:22). Откуда же это у тебя? Не ясно ли из этого видно, что собственное свое удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви. Давно бы ты позаботился расстаться с деньгами, если бы любил своего ближнего. А теперь имение теснее с тобою связано, нежели телесные члены; разлучение с ним для тебя столько же прискорбно, как и отсечение самых необходимых членов. Если бы одевал ты нагого, если б отдавал хлеб свой алчущему, если б дверь твоя отверста была всякому страннику, если б ты был отцом сирот, если б отдавал ты всякому немощному, то о каком имении стал бы ты скорбеть теперь? Отчего бы огорчаться тебе, отдавая остальное, если бы издавна заботился ты разделять это нуждающимся? Сверх того, никто не скорбит, когда отдает свою собственность на торжище и взамен приобретает, что для него нужно; напротив того, чем за меньшую цену покупает дорогие вещи, тем более радуется, что удался ему такой славный промен. А ты скорбишь, раздавая золото, серебро и стяжания, то есть уступая камни и прах, чтобы приобрести на них блаженную жизнь.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 160; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!