Смирение похвальное и непохвальное

(1) Псалом Давиду, в воспоминание [о субботе].

1. Слова Боговдохновенного Священного Писания будут стоять возле Престола Судии [на Страшном Суде]. Обличу тя, и представлю пред лицеем твоим грехи твоя (Пс. 49:21). Посему будем же, трезвясь, внимать сказанному в Писании и на деле осуществлять Господни заповеди с усердием, потому что не знаем ни часа, ни дня, когда приидет Господь наш (Мф. 24:42). (2) Господи, да не яростию Твоею обличиши мене, ниже гневом Твоим накажеши мене. Похожими стихами и словами начинается и шестой псалом, да и остальное содержание шестого псалма оказывается сродным этому. Ибо он говорил в шестом псалме, что все кости его смирились и душа его истощилась в плаче, и далее: измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу (Пс. 6:7). Близко к тому и читаемое [в 37‑м псалме]: Несть исцеления в плоти моей от лица гнева Твоего, несть мира в костех моих от лица грех моих. Яко беззакония моя превзыдоша главу мою (Пс. 37:4) и все последующее далее содержание этого псалма, в котором оплакивается собственное страдание. Этим‑то словом он и пользуется, говоря [дальше]: пострадах и слякохся до конца, весь день сетуя хождах. Но в надписании шестого псалма [можно видеть иные слова]: В конец в песнех о осьмом, псалом Давиду, а в этом псалме [в надписании] ничего подобного нет, а лишь сказано: Псалом Давиду в воспоминание. Однако ясно, что это прибавление в воспоминание должно отсылать нас к надписанию шестого псалма, так же, как и следующее: В конец в песнех о осьмом. Ибо из всего прочего больше всего обращают внимание [слова]: в воспоминание. Но поскольку оставив в шестом псалме пропущенным то, что мы сказали относительно надписания, перейдем теперь и мы к воспоминанию сказанного прежде. Как мне видится, Давид о совершённом им прегрешении исповедуется во многих и различных псалмах, и собственно и этот псалом он уделил для воспоминания, чтобы всегда и везде иметь его на устах и пользоваться им, словно неким заклинанием, для лечения собственной души. Итак, он воссылает моление Богу, которым он отвращает гнев [Божий], належащий на всех согрешивших, умилостивляет же благость Божию звуками [этого как бы] опережающего исповедания. И говорит: Господи, да не яростию Твоею обличиши мене, [впрочем,] моля избавить не от самого обличения, но от сопряженного с яростью. И ясно, что [словами: ] ниже гневом

Твоим накажеши мене, – он не стремится избегнуть [самого] воспитательного наказания, но просит, чтобы оно было без гнева. Как если бы некто говорил врачу, приносящему в своем лице врачебную помощь для исцеления случившейся болезни с помощью прижигания, железа и горьких пилюль: «Лечи меня не огнем, не железом и разрезанием, но лучше милостивыми и мягкими лекарствами», ибо [очевидно, что больной] этот не само лечение отвергает, но тяготы, сопряженные с лечением. Впрочем, часто говоримое в Боговдохновенном Писании о гневе и ярости Божиих не означает страсти, ибо Божественное чуждо всякой страсти. Слово же [Священного Писания] обыкновенно выражается метафорически, когда говорит о таких вещах, как глаза Божии, уши, руки, персты, ноги и остальные [телесные] члены, о которых домостроительно говорится для [человеческой] пользы и по снисхождению к младенчеству слушателей. Так что и находящие на согрешающих по Божиему суду наказания, будучи мрачными и мучительными для претерпевающих их, изображаются как происходящие из гнева и ярости. Так и священный апостол учит, говоря: Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам его (Рим. 2:5–6). Так, если кто и назовет гневом и яростью последующие из закона наказания для убийцы, то не по истине будет считать закон разгневанным и разъяренным, принимая за гнев наказание, положенное по закону. Служат наказанию для нечестивых и нечистые демоны, которые суть [как бы] служебные силы Божии, и они также названы гневом и яростью. Ибо так сказано и о десяти язвах, настигших [во времена Моисея] египтян, в следующих словах: Посла на ня гнев ярости Своея, ярость, и гнев, и скорбь, послание аггелы лютыми (Пс. 79:49). Таким образом и они названы [словно] одесную Бога, поскольку [сами] руководятся достойными через правые и добрые Силы Божии. И поэтому Давид молится о собственном обличении, чтобы оно произошло не через нечистые силы, чтобы не через послание аггелы лютыми ему получить педагогическое вразумление, но через спасительные слова и [душе]полезные уроки. И кроме того, он молит, чтобы ему не оказаться сбереженным на день гнева, откровения и праведного Суда Божиего, но еще здесь, в этой жизни, прежде кончины избавиться от прегрешений. Итак, его целью является следующее: получить воздаяние [за грехи], ради которого он и страдает, еще прежде кончины. И еще: он сам себя наказывает, подвергая себя разнообразным наказаниям посредством [различных] видов исповедания.

Гнев и ярость Божии

2. (3–4) Яко стрелы Твоя унзоша во мне, и утвердил еси на мне руку Твою. Несть исцеления в плоти моей от лица гнева Твоего; несть мира в костех моих от лица грех моих. Великий подвижник [1138] Иов, терпя многообразные искушения, не оставался при этом в неведении, откуда ему было все сие, и посему говорил: Стрелы бо Господни в теле моем суть, ихже ярость испивает кровь мою [1139] (Иов. 6:4). Давид же не в тело, подобно Иову, а в самую душу получил смертельную рану, и поэтому сказал не как Иов: Стрелы бо Господни в теле моем суть, но: Яко стрелы Твоя унзоша во мне, и утвердил еси на мне руку Твою. Иов же, вспоминая руку Господню говорит: рука бо Господня коснувшаяся ми есть (Иов. 19:21). И диавол Господу говорит: но посли руку Твою и коснися всех, яже имать (Иов. 1:11), и снова: обаче посли руку Твою и коснися костем его и плоти его (Иов. 2:5). Но иное – рука, и иное – стрелы, поражающие его плоть и телесные [1140] [члены]. Здесь же, поскольку Давид занедужил своей душой, это значит, что он был ранен другими стрелами, и иная рука коснулась его. И как мне кажется, стрелы, о которых он здесь говорит, – разумные, и скорее всего это словеса Божии, поражающие и ранящие его душу и устрашающие и наказывающие его совесть, поскольку таков был сей муж и стольких благ удостоился от Бога, а предался позорным делам. Но это означает не самого диавола и не зажженные стрелы лукавого, возбуждающие страсти и вожделение и воспламенившие похоть [Давида] к жене Урии, о которых и апостол пишет: Для сего приимите всеоружие Божие, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого (Еф. 6:13–16), но поскольку [Давид] оказался невооруженным, то не смог устоять против зажженных стрел лукавого, которые очевидно ранят душу и возжигают похоть. Так что Иов стрелы диавола, налагающие раны на его тело, поскольку это произошло по попущению Божию, называет стрелами Господа и говорит: Стрелы бо Господни в теле моем суть, ихже ярость испивает кровь мою (Иов. 6:4), посему, очевидно, и Давид здесь говорит о стрелах Господа, поскольку по попущению Божию вооружился на него враг, чтобы научить его [больше] не говорить: Аз же рех во обилии моем: не подвижуся вовек (Пс. 29:7). Ибо будучи укрепляемым Божией благодатью, он в какой‑то момент высоко возомнил о самом себе, так что стал самоуверенным и произнес: Аз же рех во обилии моем: не подвижуся вовек (Пс. 29:7), и поэтому, очевидно, и был предан искусителю, который, коснувшись его души, наказал его больше, чем Иова. Слова же, напоминающие ему о правосудии [Божием], учащие о гневе, предназначенном для согрешающих, острее стрел, поскольку поражают, ранят и истязают совесть. И, так сказать, Давид будучи поражен этими священными и Божественными словесами, благословно упросил избегнуть ему обличения с яростью и наказания с гневом: Господи, да не яростию Твоею обличиши мене, ниже гневом Твоим накажеши мене. Почему так? «Потому что стрелы Твоя [уже] унзоша во мне. Ибо воспринятые [мной] гнев и ярость – выпущенные Тобой стрелы – и так меня основательно устрашают и порядком наказывают. И я уже достаточно устрашен и уже достаточно наказан». Посему он и молит, чтобы ему не быть искушенным ни еще каким‑нибудь другим гневом, ни яростью, потому что [и так уже] стрелы Твоя унзоша во мне или, по Симмаху[1141] «коснулись меня».

3. И утвердил еси на мне руку Твою. Руку же Господню, коснувшуюся его, понимай так же, как и в случае с Иовом. Сия же рука Господня потрясла до основания весь дом Давида, в первенце среди его детей возбудила страсть к сестре, воспламенила гневом Авессалома против своего брата (2 Цар. 13), так что он убил Амнона, а затем восставила того и против самого отца, и вообще, все то, что было изображено в историческом повествовании, означает руку. «Рука Твоя коснулась меня через [чреду] несчастий. Посему молю, говорит он, чтобы мне не быть обличенным другой [какой‑нибудь] яростью и быть наказанным не [другим,] худшим [каким‑нибудь,] гневом». Но не только это, но и то, о чем повествуется далее и о чем он учит, произнося следующее: Несть исцеления в плоти моей от лица гнева Твоего, несть мира в костех моих от лица грех моих. [То есть он как бы так] говорит: «Я предпочел быть наказанным не вне собственного тела, самого себя наказав раной, полученной от лукавого, [и поэтому] и мою плоть, которой я совершил прегрешение, я [также] предал наказанию, карая и наказывая сам себя различными карами». Это он выражает и другими словами, говоря: Аз же… смирях постом душу мою (Пс. 34:13), и плоть моя изменися елеа ради (Пс. 108:24), яко забых снести хлеб мой, от гласа воздыхания моего прильпе кость моя плоти моей (Пс. 101:5–6), и измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу (Пс. 6:7). Так же и теперь он говорит: Несть исцеления в плоти моей от лица гнева Твоего. Вместо «[от лица] гнева [Твоего]» Акила и Симмах согласно [друг с другом] переводят «от лица негодования Твоего». Ибо довольно мне было, [как бы] говорит он, и негодования из Божественного Писания, и угроз через пророка Нафана. Поэтому «от лица негодования Твоего я сам так наказан, что наказал свою плоть, [и поэтому] несть мира в костех моих от лица грех моих». Симмах же передает «[несть мира в костех моих] от грех моих». (5–7) «Яко беззакония моя превзыдоша главу мою, яко бремя тяжкое отяготеша на мне. Возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего. Пострадах и слякохся до конца. И поскольку все это со мной произошло, то пострадах и слякохся до конца, весь день сетуя хождах». Ведь через то, что он выразил, что он пострадал и что сам себя наказал, не один грех сам в себе осудил, но вместе с ним и многие [другие грехи], и этот [грех], который не остался сокрытым в его душе и вне тела, но превозмог себя и всем то [что случилось с ним] открыл. В своей обвинительной речи он был сам себе судьей. [Потому что] праведник – сам себе обвинитель, опережая в этом всякого [другого] человека‑обвинителя и заграждая уста врагов, которые поэтому не имеют что сказать против него. Этим слова [Священного Писания] учат же нас не прятать свои злодеяния и не таить прегрешения в душе, словно некую черноту или гниль, разъедающую совесть. Ведь так же обстоит дело и с лихорадочными заболеваниями – тот, кто внутри себя в глубине имеет горячку, производит еще большую болезнь, а, делая ее явной, подает надежду на выздоровление. Так же происходит и с душой. И еще кое‑что другое сообщает, научая о самом себе Давид относительно произошедшего с ним, говоря: яко бремя тяжкое отяготеша на мне. Ибо он отяготил совесть свою совершёнными преступлениями и теперь не может вынести их в себе из‑за благородства и доброты своей души. Ибо тот, кто неподатлив и ожесточен по собственной жестокости и нераскаянному сердцу, тот собирает себе гнев на день гнева (Рим. 2:5), прилагая грех ко греху и умножая свои грехи. Когда грешник придет во глубину зол, тогда презирает (см. Притч. 18:3); добрый же, если и случится ему однажды поскользнуться по дьявольскому уловлению, ужасно этим отягощает собственную совесть, как не могущий ни молчать, ни скрывать свое злодеяние. Ибо от избытка сердца говорят уста (Мф. 12:34). Когда же он не выносит молчания, то, обнаруживаясь, восклицает: «яко бремя тяжкое отяготеша на мне, то есть мои беззакония». И опять: Возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего. Безумием [пророк] называет здесь безумный поступок, проистекающий из неразумия. Ибо всякий грех бывает по неразумию, добродетель же суть – разумение, и все, что совершается в соответствии с ним (разумением) – достойно похвалы и имеет ценность добродетели. И совершаемое по разумению есть причина здоровья души, а то, что делается по неразумию, причиняет душе повреждения и раны. Не отступающие же от грехов, радующиеся им и получающие от них удовольствие уподобляются свиньям, валяющимся в грязи. Тот же, кто однажды поскользнулся и затем вновь взял себя в руки и возненавидел это деяние как зловонное и нечистое, – возгнушался его. И пережив это, Давид уже из [глубины] здравой совести, исповедуясь, говорит: Возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего. Поскольку, поднявшись вверх, мои беззакония умножились и стали выше головы, то и отяготеша на мне, и возсмердеша и согниша, и от этого исцеляясь, он пострадах и слякохся до конца. И не один день, ни на краткий час, но весь день сетуя хождах, или, по Симмаху, «бродил печальный», не будучи безразличен к тому, что совершил, и не возносясь [при этом] своим царским саном; итак, будучи неподвластен никакому судье, но «изза Твоего страха и Твоего негодования я весь день сетуя хождах».

4. (8‑10) Яко лядвия моя наполнишася поруганий, и несть исцеления в плоти моей. Озлоблен бых и смирихся до зела, рыках от воздыхания сердца моего. Господи, пред Тобою все желание мое, и воздыхание мое от Тебе не утаися. Вместо лядвия моя наполнишася поруганий Акила приводит: «бока мои наполнились бесчестиями», а Симмах: «лядвия моя наполнились бесчестий». И поэтому, когда на память ему приходит [совершенное им] позорное и бесчестное деяние, и чтобы укрепить чувствилище своей души, он говорит так: Возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего. А почему же возсмердеша, он продолжает, говоря: Яко лядвия моя наполнишася поруганий, или «бока мои наполнились бесчестиями», символизируя этим позорное деяние. А когда берет себя в руки, то говорит: и несть исцеления в плоти моей. Поскольку лядвия моя наполнишася поруганий, поэтому, говорит он, что «приходя в покаяние о содеянном, я наказываю и угнетаю свою плоть», поэтому и несть исцеления в плоти моей. Так что если бы он мог сказать [то сказал бы]: если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня надень обновляется (2 Кор. 4:16), но прежде говорит: несть исцеления в плоти моей. и несть мира в костех моих. А затем продолжает: Озлоблен бых и смирихся до зела. Но это звучит несколько иначе, чем то, что он изрек прежде: пострадах и слякохся до конца. Ибо мужам разумным свойственно не превозноситься по поводу совершенных от невнимания и совосхищения согрешений, но стыдиться их и краснеть и быть поражаемыми совестью и смиряться. И Давид о таких и говорит: рыках от воздыхания сердца моего, или как приводит Акила: «ревел от скрежетания сердца моего». [Он как бы так говорит: ] «Ибо я исповедал устами не для того, чтобы сделаться явным для многих; но внутри сердца, закрыв глаза[1142], Тебе единому – видящему я покажу мое скрытое стенание, вопия в самом себе. Ибо польза в этом моем исповедании была не от многочисленных слов, так как довольно было для моего исповедания и стенаний сердца моего, и воплей, ниспосылаемых из глубины души к Тебе, Боже. [Господи, пред Тобою все желание мое.] Но и желание у меня было благое пред Тобою, Господи; и оно было о моем спасении. Ибо прежде я желал злого, и это желание не было пред Тобою, Господи; теперь же, когда я все совершаю, смирившись, и «рыкаю» от воздыхания сердца моего, и Тебя – Спасителя и Врача я желаю, то поэтому пред Тобою все желание мое, и о причине Моего стенания Ты не неведаешь. Ибо знаю, что воссылаю Тебе стенание, достойное Твоего человеколюбия, поскольку Ты желаешь не смерти грешника, но его покаяния».

5. «Посему и говорю: и воздыхание мое от Тебе не утаися. (11–13) Сердце мое смятеся, остави мя сила моя, и свет очию моею, и той несть со мною. Друзи мои и искреннии мои прямо мне приблизшася и сташа, и ближнии мои отдалече мене сташа, и нуждахуся ищущи душу мою, и ищущи злая мне, глаголаху суетная, и льстивным весь день поучахуся». Озаглавив этот псалом словами «в воспоминание», он тем самым воскрешает в памяти воспоминания о происшедшем ранее. Учит же он об этом, описывая то, что было, и как он, поскальзываясь, впадал в греховные ошибки, ради чего и совершается всякое исповедание [грехов]. Пострадах и слякохся… сетуя хождах… смирихся… рыках от воздыхания сердца моего. Во все это он впадал в некое время. Сердце мое смятеся, остави мя сила моя, и свет очию моею, и той несть со мною. Ибо во время [совершения] греха [и после этого] немалое с ним произошло – [как] потрясение разума, смущение и помрачение от действующего через грех [диавола], так и впадение в неразумие. Поэтому он выше и говорил: Возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего. Сердце его было в смятении, так что у него наступило безумие, и от добродетели, совершаемой с разумением, он отпал, а совершал дела неразумия. Посему и оставила его сила его, ибо таковой уже не мог сказать: Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе (Флп. 4:13), но был побежден страстями и обессилен. О побеждающих [можно было бы сказать]: дух бодр, плоть же немощна (Мф. 26:41), а о побеждаемых: когда плоть превозносится и усиливается, тогда слабеет и заболевает душа. Итак, «поскольку я согрешил, то сердце мое смятеся, остави мя сила моя, и другое более тяжкое случилось со мной» – [хочет сказать нам пророк. И далее: ] И свет очию моею (то есть пророческий Дух, просвещающий зрение его души), и той несть со мною», то есть покинул и удалился от него, поскольку в злохудожну душу не внидет премудрость, ниже обитает в телеси повиннем греху: святый бо Дух наказания отбежит льстива и отымется от помышлений неразумных и обличится от находящия неправды (Прем. 1:4–5). Итак, удалился от него Дух Святой, оставив его в одиночестве и со смятенным сердцем, и сила его ослабла. Но и прежние друзи его, искреннии и ближнии его, которые во всякое время пребывали с ним, [также] оставили его – отдалече мене сташа, то есть более уже не желали быть с ним вместе, и теперь, как видно, издали оплакивают несчастья своего друга. Но кто же это были, как не добрые Ангелы и служители Божии, ранее радовавшиеся его прежним добрым делам и [вообще] сорадующиеся о спасении человеков? Если же они радуются об одном грешнике кающемся (Лк. 15:7), то ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его (Пс. 33:8). И все эти друзья Давида, во время его согрешения отвернувшись, удалились от него, но, впрочем, они не совершенно ушли от него, а отдалече сташа, о чем и сам он учит, говоря: «Друзи мои и искреннии мои прямо мне приблизшася и сташа. И ближнии мои отдалече мене сташа. Итак, эти оказались далеко от меня, но те, кто производит грех, стали при этом ко мне ближе и над душой издевались моей». Поэтому он и продолжает, говоря: «…и нуждахуся ищущи душу мою, и ищущи злая мне, глаголаху суетная, и льстивным весь день поучахуся. Ибо эти – издревле жаждавшие моей крови и долгое время чаявшие увидеть мое падение, когда же, наконец, дождались удобного момента и увидели, что остави мя сила моя, и свет очию моею оставил меня, и что друзи мои и ближнии мои отдалече мене сташа, мгновенно напали нуждахуся ищущи душу мою, и словно какие‑то зложелатели, глаголаху суетная, то есть вбрасывая внутрь моей души суетные мысли и [вместе с тем] коварно прельщая и обманывая, словно ловя на некую благую приманку, влекли меня ко греху». Поэтому он, продолжая, и говорит: и льстивным весь день поучахуся.

6. (14–15) «Аз же яко глух не слышах, и яко нем не отверзаяй уст своих. И бых яко человек не слышай, и не имый во устех своих обличения. Поскольку ищущи душу мою настигли ее, а настигши, надругались над ней, и надругавшись, радовались моим бедам. Затем глаголаху суетная и замышляли всякий день козни. К тому же я был покинут своими друзьями, не имея ничего сказать, будучи исполнен бесчестия, посему я и яко глух не слышах, но прежде будучи ученейшим [мужем,] и был научен имевшейся у меня мудростью, стал яко нем не отверзаяй уст своих. Ибо у меня не стало никакого слова для оправдания, и я не имел чем возразить своим врагам, будучи во всем ими побежденным. Но бых яко человек не слышай, и не имый во устех своих обличения. Ибо я был сам обличаем, но не обличал [кого‑либо другого] и не имел возражений, будучи покрыт стыдом. (16–17) Яко на Тя, Господи, уповах, Ты услышиши, Господи, Боже мой. Яко рех: да не когда порадуют ми ся врази мои, и внегда подвижатися ногам моим, на мя велеречеваша. И все это навалилось на меня. Поэтому и был я яко глух не слышах, и яко нем не отверзаяй уст своих. И бых яко человек не слышай, и не имый во устех своих обличения, поэтому я им ничего и не говорил, как если бы был побежден ими. Но через это я не отчаялся в самом себе, но вновь собрав самого себя, убежав от греха, как от смерти, и лекарствами исповедания исцеляя свою язву. И рубцы от ран от лица безумия моего требуют достойного уврачевания. Поэтому и на Тя, Господи, уповах, ибо не имею дерзновение [надеяться на себя], и не на кого‑либо другого полагаю свою надежду пред глазами [своими] или [пред] Тобой, и не себе приписываю причину исцеления. Поскольку же я надеялся на Тебя, Господи, а надежда не постыжает (Рим. 5:5), посему и услышал, что Ты – Волитель милости и не желаешь смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему (Иез. 18:23, 32). Посему и на Тя, Господи, уповах, моля Твою помощь прийти ко мне, да не когда порадуют ми ся врази мои. Ибо они еще не совершенно возрадовались, а возрадуются, если я не достигну Твоей милости. Но чтобы мои враги не возрадовались, те, которые и прежде уже внегда подвижатися ногам моим, на мя велеречеваша, я бежал к Тебе, и говорю: да не постыжуся во век, ниже да посмеютмися врази мои (Пс. 24:3). И снова говорю: К Тебе, Господи, воззову, Боже мой, да не премолчиши от Мене, да не когда премолчиши от мене, и уподоблюся низходящим в ров (Пс. 27:1) [и проч.,] сказанное мною в остальных других различных псалмах, в которых я возношу к Тебе моление, чтобы стать достойным нынешней помощи. Ибо если и случится подвижатися ногам моим в то время, когда сердце мое смятеся, остави мя сила моя, и свет очию моею, и той несть со мною, но не полностью я был уничтожен и в падение сие не впал, в котором оказались отступники. Поскольку же в это время, в которое случилось подвижатися ногам моим, и враги мои на мя велеречеваша, и чтобы они не одержали еще больше верх надо мной, я убежал к Тебе, словно в спасительную гавань, могущему исцелить и неисцельные человеческие страсти».

7. (18–19) Яко аз на раны готов, и болезнь моя предо мною есть выну. Яко беззаконие мое аз возвещу, и попекуся о гресе моем. В самом начале он говорил: Господи, да не яростию Твоею обличиши мене, а теперь: Яко аз на раны готов. Вначале умолял избежать гнева и ярости, а теперь, будучи готов потерпеть раны в наказание, говорит, зная, что Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает (Притч. 3:12; Евр. 12:6). Поэтому и переносит он с благородством удары несчастий, следующих одно за другим, случившихся с ним после совершённого греха, повествование о чем содержится в Книге Царств. И болезнь моя предо мною есть выну. Многие предают забвению свои прежние согрешения, питая к ним безразличие и презрение, не считая, что за них последует в будущем какое‑либо наказание; этот же имеет всегда пред очами своими Суд Божий, и убежден, что всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое (2 Кор. 5:10). И восставлял он себя всегда на внутреннюю борьбу, заботясь об исцелении болезни в собственной душе и сам себя осуждая в этом исповедании Богу. Поэтому и говорит: и болезнь моя предо мною есть выну. Яко беззаконие мое аз возвещу, и попекуся о гресе моем. Такие слова суть свидетели души верующей и крепко убежденной в Божием Суде. (20–23) Врази же мои живут, и укрепишася паче мене, и умножися ненавидящии мя без правды. Воздающии ми злая воз благая, оболгаху мя, зане гонях благостыню. Не остави мене, Господи Боже мой, не отступи от мене. Вонми в помощь мою, Господи спасения моего. Вспомнив всех своих врагов, увлекавших его ко греху, он просит Господа не оставить его. Он и теперь видит врагов, стоящих вокруг него и приступающих к нему и не удовлетворившихся первым нападением на него. Поэтому тревожась о том, как бы они не напали на него второй раз, он, сильно бодрствуя, говорит: Врази же мои живут. Ибо они не умерли и не перестали вдруг действовать, поэтому и написано: Прежде смерти не блажи ни когоже (Сир. 11:28). Но не только живут, но и укрепишася паче мене, умножися ненавидящи мя без правды. Воздающии мене злая возблагая, которые не перестали клеветать на меня и теперь, даже когда я следую добрым и спасительным путем, завидуя моему спасению. Поэтому я умоляю и прошу: «Не остави мене, Господи, поскольку сам я в одиночку не смог бы выстоять. Ты же, Боже мой, не отступи от мене, но будь мне Помощником и Защитником моего спасения».

Мы поможем в написании ваших работ!