VIII ОБРАЗОВАНИЕ ГОСУДАРСТВА У ГЕРМАНЦЕВ 10 страница
Тринадцатым июня 1849 г. в Париже[263], поражением майских восстаний в Германии и подавлением венгерской революции русскими закончился целый период революции 1848 года. Но победа реакции пока еще отнюдь не была окончательной. Необходима была реорганизация рассеянных революционных сил, а вместе с тем и сил Союза. Как и до 1848 г., обстоятельства делали невозможной какую бы то ни было открытую организацию пролетариата; приходилось, следовательно, опять организовываться тайно.
Осенью 1849 г. большинство членов прежних центральных комитетов и конгрессов снова собралось в Лондоне. Только Шаппера и Молля недоставало. Шаппер находился в заключении в Висбадене и после своего оправдания весной 1850 г. также прибыл в Лондон. Молль, завершив ряд опаснейших поездок с ответственными поручениями и агитационными целями, – в последнее время он занимался вербовкой среди прусской армии в Рейнской провинции верховых канониров для пфальцской артиллерии, – вступил в отряд Виллиха, в безансон‑скую рабочую роту и в сражении на Мурге перед Ротенфельским мостом был убит пулей в голову. Но зато на арену выступил Виллих. Виллих был одним из столь часто встречавшихся в Западной Германии начиная с 1845 г. коммунистов по чувству и уже в силу одного этого инстинктивно находился в скрытой оппозиции к нашему критическому направлению. Но мало того. Это был настоящий пророк, убежденный в том, что ему судьбой предопределено стать освободителем немецкого пролетариата, и в качестве такового он прямо претендовал и на политическую и на военную диктатуру. Наряду с раннехристианским коммунизмом, который раньше проповедовал Вейтлинг, возникало, таким образом, нечто вроде коммунистического ислама. Впрочем, пропаганда этой новой религии пока не выходила за пределы эмигрантской казармы, которой командовал Виллих.
|
|
|
Итак, Союз был вновь организован, выпущено «Обращение» от марта 1850 г.[264], напечатанное в приложении (IX, № 1), и Генрих Бауэр был отправлен в Германию в качестве эмиссара. Это «Обращение», отредактированное Марксом и мной, представляет интерес и в настоящее время, потому что мелкобуржуазная демократия еще и теперь является той партией, которая при ближайшем европейском потрясении – а оно должно скоро наступить (промежутки между европейскими революциями – 1815, 1830, 1848–1852, 1870 – длятся в нашем веке от 15 до 18 лет) – в Германии безусловно должна будет сначала прийти к власти в качестве спасительницы общества от коммунистических рабочих. Следовательно, многое из сказанного там применимо и к сегодняшнему дню. Миссия Генриха Бауэра увенчалась полным успехом. Этот маленький веселый сапожник был прирожденным дипломатом. Он снова собрал в активную организацию бывших членов Союза, которые частью отошли от работы, частью действовали на собственный страх и риск; в частности, он привлек также тогдашних вождей «Рабочего братства». Союз стал играть руководящую роль в рабочих, крестьянских и гимнастических обществах в гораздо большей степени, чем до 1848 г., так что уже очередное (раз в три месяца) адресованное общинам «Обращение» от июня 1850 г. могло констатировать, что объезжавший Германию по заданию мелкобуржуазной демократии студент Шурц из Бонна (будущий американский экс‑министр) «нашел уже все пригодные силы в руках Союза» (см. приложение, IX, № 2)[265]. Союз был безусловно единственной революционной организацией, имевшей значение в Германии.
|
|
|
Но чему должна была служить эта организация, зависело главным образом от того, оправдаются ли надежды на новый подъем революции. А это в течение 1850 г. становилось все менее вероятным, даже невозможным. Промышленный кризис 1847 г., подготовивший революцию 1848 г., был изжит; начался новый, неслыханный дотоле период промышленного процветания. Для всякого, кто имел глаза, чтобы видеть, и пользовался ими, должно было стать ясным, что революционная буря 1848 г. постепенно сходила на нет.
|
|
|
«При таком всеобщем процветании, когда производительные силы буржуазного общества развиваются настолько пышно, насколько это вообще возможно в рамках буржуазных отношений, о действительной революции не может быть и речи. Подобная революция возможна только в те периоды, когда оба эти фактора, современные производительные силы и буржуазные формы производства, вступают между собой в противоречие. Бесконечные распри, которыми занимаются сейчас представители отдельных фракций континентальной партии порядка, взаимно компрометируя друг друга, отнюдь не ведут к новым революциям; наоборот, эти распри только потому и возможны, что основа общественных отношений в данный момент так прочна и – чего реакция не знает – так буржуазна. Все реакционные попытки затормозить буржуазное развитие столь же несомненно разобьются об эту основу, как и все нравственное негодование и все пламенные прокламации демократов». Так Маркс и я писали в «Обзоре за май – октябрь 1850 г.» в «Neue Rheinische Zeitung. Politisch‑цkonomische Revue», выпуск V–VI, Гамбург, 1850, стр. 153[266].
Это трезвое понимание положения представлялось, однако, многим ересью в то время, когда Ледрю‑Роллен, Луи Блан, Мадзини, Кошут, а из менее значительных немецких светил – Руге, Кинкель, Гёгг и им подобные дюжинами создавали в Лондоне будущие временные правительства не только для своих отечеств, но и для всей Европы и когда все сводилось лишь к тому, чтобы добыть путем революционного займа в Америке необходимые средства на осуществление европейской революции и, само собой разумеется, на создание в мгновение ока ряда различных республик. Кого же может удивить то, что на эту удочку попался такой человек, как Виллих, что и Шаппер, охваченный старым революционным пылом, дал себя одурачить и что состоявшее главным образом из эмигрантов большинство лондонских рабочих последовало за ними в лагерь буржуазно‑демократических делателей революции? Словом, отстаиваемая нами сдержанность была не по нутру этим людям; следовало, по их мнению, приступить к деланию революции; мы самым решительным образом отказывались от этого. Произошел раскол. О дальнейшем можно прочесть в «Разоблачениях». Затем последовал арест сначала Нотъюнга, а потом в Гамбурге Хаупта, который стал предателем, выдав членов Центрального комитета в Кёльне, и должен был фигурировать на процессе в качестве главного свидетеля; его родственники предпочли избежать такого позора и отправили его в Рио‑де‑Жанейро, где он впоследствии устроился в качестве купца и в признание своих заслуг был назначен сперва прусским, а затем и германским генеральным консулом. Теперь он опять в Европе [Шаппер умер в конце 60‑х годов в Лондоне. Виллих участвовал в Гражданской войне в Америке и получил отличие; в битве при Мёрфрисборо (Теннесси), будучи бригадным генералом, был ранен в грудь, но излечился; умер он лет десять тому назад в Америке. – О других упомянутых лицах я еще замечу, что Генрих Бауэр пропал без вести в Австралии, Вейтлинг и Эвербек умерли в Америке.] .
|
|
|
Для лучшего понимания «Разоблачений» я привожу список кёльнских обвиняемых: 1) П. Г. Рёзер, рабочий‑сигарочник; 2) Генрих Бюргере, впоследствии окончивший жизнь прогрес‑систским депутатом ландтага; 3) Петер Нотъюнг, портной, умерший несколько лет назад в Бреславле, где был фотографом; 4) В. Й. Рейф; 5) д‑р Герман Беккер, ныне обер‑бургомистр Кёльна и член палаты господ; 6) д‑р Роланд Даниельс, врач, умерший через несколько лет после процесса от чахотки, которую нажил в тюрьме; 7) Карл Отто, химик; 8) д‑р Абраам Якоби, теперь врач в Нью‑Йорке; 9) д‑р И. Я. Клейн, теперь врач и депутат городского самоуправления в Кёльне; 10) Фердинанд Фрейлиграт, который, однако, тогда был уже в Лондоне; 11) И. Л. Эрхардт, приказчик; 12) Фридрих Лесснер, портной, живет теперь в Лондоне. Из них суд присяжных, публичные заседания которого продолжались с 4 октября до 12 ноября 1852 г., приговорил по обвинению в государственной измене Рёзера, Бюргерса и Нотьюнга к 6 годам заключения в крепости, Рейфа, Отто и Беккера – к 5 годам, Лесснера – к 3 годам; Даниельс, Клейн, Якоби и Эрхардт были оправданы.
Кёльнским процессом заканчивается первый период немецкого коммунистического рабочего движения. Непосредственно после приговора мы распустили наш Союз; несколько месяцев спустя приказал долго жить и Зондербунд Виллиха – Шаппера[267].
* * *
Целое поколение отделяет нас от того времени. Тогда Германия была страной ремесла и домашней промышленности, основанной на ручном труде, теперь это крупная индустриальная страна, находящаяся в состоянии непрерывных промышленных преобразований. Тогда нужно было выискивать поодиночке рабочих, которые сознавали свое классовое положение и свою историко‑экономическую противоположность капиталу, потому что самая эта противоположность тогда только возникала. Теперь приходится весь немецкий пролетариат подвергать действию исключительных законов, лишь бы только хоть немного замедлить процесс его развития к полному осознанию своего положения как угнетенного класса. Тогда те немногие, которые достигли понимания исторической роли пролетариата, должны были работать в подполье, собираться украдкой небольшими общинами от трех до двадцати человек. Теперь же немецкий пролетариат может даже обойтись без официальной организации, и открытой, и тайной; простая, сама собой разумеющаяся связь одинаково мыслящих товарищей по классу достаточна для того, чтобы без всяких уставов, комитетов, постановлений и тому подобных осязаемых форм потрясти всю Германскую империю. Бисмарк – третейский судья в Европе, за пределами Германии; но внутри страны растет с каждым днем та все более грозная атлетическая фигура немецкого пролетариата, которую Маркс предвидел уже в 1844 г., исполин, которому уже слишком тесно становится в рассчитанном на филистера здании империи, а мощное сложение и широкие плечи которого все более крепнут до того момента, когда ему достаточно будет только подняться со своего места, чтобы превратить в развалины все здание конституции империи. Более того. Международное движение европейского и американского пролетариата теперь настолько окрепло, что не только его первая узкая форма – тайный Союз, – но и его вторая, бесконечно более широкая форма – открытое Международное Товарищество Рабочих – стали оковами для него; достаточно простого чувства солидарности, основанного на понимании своего одинакового классового положения, чтобы создать из рабочих всех стран и языков одну великую партию пролетариата и сохранять ее сплоченность. Учение, представителем которого с 1847 по 1852 г. был Союз и на которое тогда мудрые филистеры смотрели, пожимая плечами, как на нелепый бред безумцев, как на тайное учение нескольких сектантов‑одиночек, это учение имеет теперь бесчисленных приверженцев во всех цивилизованных странах мира, среди узников сибирских рудников и среди золотоискателей Калифорнии; а основатель этого учения, человек, которого больше всего ненавидели и на которого больше всего клеветали его современники, Карл Маркс, к моменту своей кончины являлся для пролетариата Старого и Нового света тем советником, к которому постоянно обращались и который никогда не отказывал в помощи. Лондон, 8 октября 1885 г.
Фридрих Энгельс
Напечатано в книге: Karl Marx. «Enthьllungen uber den Kommunisten‑Prozess zu Koln».
Hottingen‑Zurich, 1885 и в газете «Der Sozialdemokrat» MM 46–48, 12, 19 и 26 ноября 1885 г.
Печатается по тексту книги
Перевод с немецкого
СОЗДАВШАЯСЯ ОБСТАНОВКА[268]
Лондон, 12 октября 1885 г.
… Я не считаю 4 октября поражением, если вы только не создавали себе разных иллюзий. Речь шла о том, чтобы раздавить оппортунистов, – и они были раздавлены. Но для этого нужен был нажим с двух противоположных сторон – справа и слева. Несомненно, что нажим справа оказался более сильным, чем этого можно было ожидать. Но вследствие этого создается гораздо более революционная обстановка.
Буржуа, крупный и мелкий, предпочел скрытым орлеанистам и бонапартистам орлеанистов и бонапартистов явных, людям, которые хотят обогатиться за счет нации, людей, которые уже обогатились, обворовывая ее, завтрашним консерваторам – консерваторов вчерашних. Вот и все.
Во Франции монархия невозможна, хотя бы только вследствие многочисленности претендентов. Если бы она была возможна, то это было бы признаком того, что бисмарковцы имеют основание говорить о вырождении Франции. Но вырождается только буржуазия, причем в Германии и Англии так же, как и во Франции.
Республика всегда остается правительством, которое менее всего вносит рознь в отношения трех монархистских сект[269] и позволяет им объединиться в консервативную партию. Как только возможность монархической реставрации ставится в порядок дня, консервативная партия тотчас же распадается на три секты, между тем как республиканцы вынуждены группироваться вокруг единственно возможного правительства; и в данный момент таким правительством, вероятно, может явиться министерство Клемансо.
Клемансо во всяком случае прогрессивнее Ферри и Вильсона. Очень важно, чтобы он получил власть не как защитник собственности против коммунистов, а как спаситель республики против монархии. В этом случае он был бы в большей или меньшей степени вынужден сдержать свои обещания, в противном случае он повел бы себя так же, как вели себя другие, которые считали себя, подобно Луи‑Филиппу, «лучшей из республик»[270]: мы у власти, республика может спать спокойно; достаточно того, что министерства в наших руках, не говорите нам больше об обещанных реформах.
Я думаю, что люди, которые 4‑го голосовали за монархистов, уже испугались своего собственного успеха и что 18‑е даст результаты более или менее в пользу Клемансо[271]; оппортунисты будут иметь некоторый успех не из уважения, а из презрения к ним. Обыватель скажет себе: в конце концов, при таком числе роялистов и бонапартистов мне нужно и несколько оппортунистов. Впрочем, 18‑го обстановка определится; Франция – страна неожиданностей, и я воздержусь высказывать окончательное мнение.
Но во всяком случае противостоять друг другу будут радикалы и монархисты. Той опасности, которая будет угрожать республике, будет достаточно для того, чтобы заставить мелкого буржуа податься несколько больше в сторону крайней левой, чего он в другом случае никогда не сделал бы. Это именно та самая обстановка, которая нужна нам, коммунистам. До сих пор я не вижу оснований полагать, что столь исключительно последовательный ход политического развития Франции отклонился в сторону: логика все та же, что в 1792–1794 гг., только опасность, которая угрожала тогда со стороны коалиции, теперь угрожает со стороны коалиции монархических партий внутри страны. Если ближе присмотреться к ней, то она окажется менее опасной, чем была та…
Напечатано в газете «Le Socialiste» № 8, 17 октября 1885 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с французского
Подпись: Ф. Энгельс
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!