Ф. ЭНГЕЛЬС БАКУНИСТЫ ЗА РАБОТОЙ 2 страница
Что же делал этот комитет благосостояния? Какие принял он меры к тому, чтобы осуществить «немедленное полное освобождение рабочих»? Комитет запретил всем мужчинам выезжать из города, между тем как женщинам это было разрешено, если только они… имели паспорта! Противники всякой власти вводят снова паспорта! И в остальном – абсолютная беспомощность, растерянность и неэнергичность.
Между тем из Аликанте приближался с войсками генерал Веларде. У правительства было достаточно причин желать покончить с местными восстаниями в провинциях без всякого шума. А у «господ положения» в Алькое было достаточно причин желать выбраться из положения, в котором они не знали, что делать. Так что роль депутата Серверы, служившего посредником, была легкой. Комитет благосостояния сложил свои полномочия, войска 12 июля вступили в город без всякого сопротивления, и единственным обещанием, которое за это было дано комитету благосостояния, была … всеобщая амнистия. Альянсистские «господа положения» еще раз благополучно вышли из тупика. Этим и кончилась алькойская авантюра.
В Санлукар‑де‑Баррамеда, близ Кадиса, сообщает нам отчет Альянса,
«алькальд закрывает помещение Интернационала и вызывает гнев рабочих своими угрозами и своими непрестанными посягательствами на личные права граждан. Избранная комиссия требует от министра, чтобы соблюдалась законность и было открыто произвольно закрытое помещение. Г‑н Пи соглашается на это в принципе… но уклоняется от выполнения на деле; рабочим становится ясно, что правительство намерено систематически подвергать опале их Товарищество; они смещают всех представителей местной власти и назначают на их место новых, которые вновь открывают помещение Товарищества».
|
|
|
«В Санлукаре… народ является господином положения!» – торжествует «Solidarite revolutionnaire». Альянсисты, которым и здесь тоже пришлось вопреки их анархическим принципам образовать революционное правительство, не знали, что делать со своей властью. Они тратили время на пустые споры и бумажные резолюции; а когда генерал Павиа, взяв Севилью и Кадис, послал 5 августа в Санлукар несколько рот из бригады Сориа, – то он… не встретил никакого сопротивления.
Таковы геройские подвиги, совершенные Альянсом там, где у него не было никаких соперников.
III
Сразу вслед за уличной борьбой в Алькое в Андалузии поднялись интрансиженты. Пи‑и‑Маргаль был еще у власти и вел все время переговоры с вождями этой партии, желая образовать из них министерство; зачем же было начинать восстание, когда переговоры еще продолжались? Причина этой поспешности до сих пор не совсем ясна; но одно несомненно: господа интрансиженты стремились прежде всего как можно скорее осуществить на деле федеративную республику, чтобы захватить в свои руки власть и те многочисленные правительственные посты, которые должны были быть заново учреждены в отдельных кантонах. Кортесы в Мадриде слишком долго тянули с раздроблением Испании; стало быть, надо было взяться самим за дело и повсюду провозгласить суверенные кантоны. Прежнее поведение Интернационала (бакунистского), сильно замешанного со времени выборов в делах интрансижентов, позволяло рассчитывать на его содействие: разве он только что не овладел насильно Алькоем и не вступил, следовательно, в открытую борьбу с правительством? К тому же бакунисты в течение многих лет проповедовали, что всякое революционное действие сверху вниз вредно; все должно быть организовано и проведено снизу вверх. И вот теперь представлялся случай осуществить снизу вверх знаменитый принцип автономии, по крайней мере для отдельных городов! Иначе и быть не могло: бакунистские рабочие попались на удочку и стали таскать каштаны из огня для интрансижентов, чтобы потом, как всегда, получить в награду от своих союзников пинки сапогом и ружейные пули,
|
|
|
Какова же была позиция членов бакунистского «Интернационала» во всем этом движении? Они помогли придать ему характер федералистской раздробленности, они осуществили, насколько это было возможно, свой идеал анархии. Те самые бакунисты, которые в Кордове, за несколько месяцев до того, объявили учреждение революционных правительств изменой и надувательством рабочих, заседали теперь во всех городских революционных правительствах Андалузии, но везде в меньшинстве, так что интрансиженты могли делать то, что им было угодно. В то время как интрансиженты держали в своих руках политическое и военное руководство, от рабочих отделывались пышными фразами и бумажными проектами якобы социальных реформ самого нелепого и бессмысленного рода. Когда же бакунистские главари требовали действительных уступок, они встречали бесцеремонный отказ. А на вопросы корреспондентов английских газет интрансиженты, стоявшие во главе движения, в первую очередь заявили, что не имеют ничего общего с этими так называемыми «членами Интернационала», не несут за них никакой ответственности и держат под строжайшим полицейским надзором как их главарей, так и всех эмигрантов Парижской Коммуны. Наконец, как мы увидим дальше, в Севилье во время сражения с правительственными войсками интрансиженты стреляли также и в своих бакунистских союзников [Следующие три абзаца в «volksstaat» (№ 106 от 2 ноября 1873 г.) были ошибочно вверстаны в конец третьей главы. Они переставлены Энгельсом при перепечатке статьи в 1894 г. в сборнике «Internationales aus dem Volksstaat». Ред.].
|
|
|
|
|
|
Вышло так, что за несколько дней вся Андалузия оказалась в руках вооруженных интрансижентов. Севилья, Малага, Гранада, Кадис и т. д. перешли в их руки почти без сопротивления. Каждый город объявил себя суверенным кантоном и учредил революционный правительственный комитет (хунту). За ними последовали Мурсиа, Картахена, Валенсия. В Саламанке была произведена подобная же попытка, но более мирного характера. Таким образом, большинство крупных городов Испании было в руках повстанцев, за исключением столицы Мадрида, города роскоши, почти никогда не выступавшего решительно, а также Барселоны. Если бы поднялась Барселона, то окончательный успех был бы почти обеспечен, а вместе с тем была бы обеспечена мощная поддержка рабочим элементам движения. Но, как мы видели, интрансиженты были в Барселоне в значительной мере бессильны, а члены бакунистского «Интернационала», пользовавшиеся там в то время еще очень большим влиянием, воспользовались всеобщей стачкой как предлогом для того, чтобы уклониться от восстания. Таким образом, на этот раз Барселона не оказалась на своем посту.
Несмотря на то, что восстание было начато бессмысленно, оно имело все же большие шансы на успех, если бы оно было направляемо хоть с капелькой смысла, хотя бы даже по образцу испанских военных бунтов. При таких бунтах поднимается гарнизон одного города, двигается в соседний город, увлекает за собой его гарнизон, распропагандированный уже ранее, и таким образом повстанцы, возрастая в числе подобно лавине, идут на столицу, пока счастливое сражение или переход посланных против них войск на их сторону не решит победы. Этот способ был в особенности удобоприменим в данном случае. Инсургенты были давно уже организованы повсюду в добровольческие батальоны; правда, дисциплина в них была жалкая, но во всяком случае не хуже, чем в остатках старой, большей частью распущенной, испанской армии. Единственными надежными войсками у правительства были жандармы (guardias civiles), но они были рассеяны по всей стране. Задача состояла, прежде всего, в том, чтобы помешать этим жандармам стянуться вместе, а это было возможно лишь посредством наступательного образа действий и при смелом выступлении на бой в открытом поле. Большой опасности такой образ действий не представлял, потому что правительство могло выставить против добровольцев лишь столь же недисциплинированные войска, как и сами эти добровольцы. И кто хотел победить, у того не было иных путей к победе.
Так нет же. Федерализм интрансижентов и их бакунистского охвостья в том‑то и заключался, что каждый город действовал на собственный страх, объявив самым важным делом не совместные действия с другими городами, а отделение от других городов, и исключив тем самым всякую возможность всеобщего наступления. То, что было неизбежным злом в эпоху немецкой Крестьянской войны и во время майских восстаний в Германии в 1849 г., именно раздробленность и обособленность революционных сил, позволившие одним и тем же правительственным войскам подавлять одно отдельное восстание за другим[387], – то было здесь провозглашено принципом наивысшей революционной мудрости. Бакунин мог быть удовлетворен. Уже в сентябре 1870 г. («Письма к французу»[388]) он заявил, что единственное средство изгнать путем революционной войны пруссаков из Франции заключается в том, чтобы уничтожить всякое централизованное руководство и предоставить каждому городу, каждой деревне, каждой общине вести войну на собственный риск. Стоит только противопоставить прусскому войску, подчиненному единому руководству, освобожденные от оков революционные страсти, – и победа обеспечена. Перед лицом предоставленного, наконец, снова самому себе всеобщего разума французского народа индивидуальному разуму одного Мольтке пришлось бы, конечно, стушеваться. Французы не хотели тогда понять этого; но в Испании Бакунин достиг блестящих успехов, как мы уже видели и еще увидим в дальнейшем.
Между тем это скоропалительное, без всякого повода начатое восстание лишило Пи‑и‑Маргаля возможности продолжать дальше переговоры с интрансижентами. Он вынужден был уйти; взамен него пришли к власти чистые республиканцы кастеларовского пошиба, буржуа без всякой маски; первой целью их было – доконать рабочее движение, которое они раньше использовали, но которое теперь стало им только помехой. Сколотили одну дивизию, под командой генерала Павиа, против Андалузии и другую, под командой Кампоса, – против Валенсии и Картахены. Ядро их составляли собранные со всей Испании жандармы, сплошь старые солдаты, дисциплина среди которых еще не была поколеблена. Как при атаках версальских войск на Париж, жандармы должны были и здесь придать устойчивость деморализованным линейным войскам и идти везде во главе атакующих колонн; и ту и другую задачу они выполнили в меру своих сил. Кроме жандармов, в эти дивизии было включено еще несколько сборных линейных полков, так что каждая из них насчитывала приблизительно по 3000 человек. Это было все, что правительство могло выставить против инсургентов.
Генерал Павиа выступил в поход около 20 июля. 24‑го отряд жандармов и линейных войск, под командой Риполя, занял Кордову. 29‑го Павиа атаковал забаррикадированную Севилью, которая была взята им 30 или 31 июля (по телеграммам это число трудно установить). Он оставил здесь летучий отряд для усмирения окрестностей и двинулся на Кадис, защитники которого отстаивали, да и то весьма слабо, лишь подступы к городу, а затем, 4 августа, без всякого сопротивления позволили себя обезоружить. В последующие дни Павиа обезоружил, тоже без всякого сопротивления, Санлукар‑де‑Баррамеду, Сан‑Роке, Тарифу, Альхесирас и множество других мелких городов, объявивших себя ранее суверенными кантонами. Одновременно он послал отряды против Малаги и Гранады, которые сдались без сопротивления, первая 3, а вторая 8 августа, так что к 10 августа, менее чем через две недели и почти без борьбы, была покорена вся Андалузия.
26 июля Мартинес Кампос начал наступление против Валенсии. Здесь восстание было поднято рабочими. При расколе испанских организаций Интернационала перевес в Валенсии оказался на стороне членов настоящего Интернационала, и новый Испанский федеральный совет был перенесен в этот город. Вскоре после провозглашения республики, когда впереди предстояли революционные бои, бакунистские рабочие Валенсии, не доверяя прикрытому ультрареволюционными фразами отлыниванию барселонских вожаков, предложили членам настоящего Интернационала свое содействие во всех местных движениях. Когда вспыхнуло кантональное движение, те и другие, использовав интрансижентов, немедленно подняли восстание и прогнали правительственные войска. Каков был состав валенсийской хунты, – осталось неизвестным; но из сообщений корреспондентов английских газет видно, что в ней, как и в рядах валенсийских добровольцев, определенно преобладали рабочие. Эти корреспонденты отзывались о валенсийских повстанцах с уважением, какого они отнюдь не выказывали по отношению к другим восставшим, среди которых преобладали интрансиженты; они восхваляли мужественную дисциплину валенсийцев, царящий в городе порядок и предсказывали продолжительное сопротивление и упорную борьбу. Они не ошиблись. Валенсия, открытый город, выдерживала атаки дивизии Кампоса с 26 июля до 8 августа, то есть дольше, чем вся Андалузия, вместе взятая.
В провинции Мурсиа главный город того же наименования был занят без сопротивления; после падения Валенсии Кампос двинулся на Картахену, одну из сильнейших крепостей Испании, защищенную со стороны суши сплошным валом и выдвинутыми вперед фортами на господствующих над городом высотах. 3000 человек правительственных войск, без всякой осадной артиллерии, были, конечно, со своими легкими полевыми орудиями бессильны против тяжелой артиллерии фортов и должны были ограничиться осадой города с суши; но такая осада имела мало значения, пока картахенцы господствовали на море благодаря военному флоту, захваченному ими в гавани. Повстанцы, занятые только собой, в то время, когда в Валенсии и Андалузии шла борьба, стали подумывать о внешнем мире лишь после подавления остальных восстаний, когда у них самих оказались на исходе деньги и съестные припасы. Только тогда была сделана попытка двинуться против Мадрида, лежащего на расстоянии не менее 60 немецких миль, то есть более чем вдвое дальше, нежели, например, Валенсия и Гранада! Недалеко от Картахены экспедицию постиг печальный конец. Осада отрезала всякую возможность повторять дальнейшие сухопутные вылазки; поэтому ухватились за вылазки при помощи флота. Но что это были за вылазки! О том, чтобы снова поднять с помощью картахенских военных судов восстание в только что покоренных приморских городах, не могло быть и речи. Поэтому флот суверенного кантона Картахены ограничился тем, что стал угрожать бомбардировкой другим, – по картахенской теории тоже суверенным, – приморским городам, от Валенсии до Малаги, а при случае и в самом деле бомбардировал их, если они не доставляли на борт требуемых съестных припасов и военной контрибуции звонкой монетой. Пока эти города, в качестве суверенных кантонов, воевали против правительства, в Картахене придерживались принципа: «каждый за себя». Когда же они потерпели поражение, был провозглашен принцип: «Все за Картахену!». Так понимали картахенские интрансиженты и их бакунистские сообщники федерализм суверенных кантонов.
Чтобы усилить ряды борцов за свободу, правительство Картахены выпустило на волю около 1800 каторжников, заключенных в городской каторжной тюрьме, – самых отъявленных разбойников и убийц Испании. Что такое революционное мероприятие было ему подсказано бакунистами, – не подлежит уже ни малейшему сомнению после разоблачений, приведенных в докладе об Альянсе. Там показано, как Бакунин мечтает о «разнуздании всех дурных страстей» и выставляет русского разбойника в качестве образца для всех истинных революционеров. Но что русскому здорово, то испанцу смерть. Когда картахенское правительство разнуздало «дурные страсти» 1800 бандитов, сидевших под замком, и тем самым довело до крайней степени деморализацию в рядах своих войск, – оно действовало, стало быть, вполне в духе Бакунина. А когда испанское правительство вместо того, чтобы разрушить до основания свои собственные крепостные сооружения, ожидало падения Картахены от внутренней дезорганизации среди ее защитников, – оно придерживалось вполне правильной политики.
IV
Послушаем теперь, что говорит обо всем этом движении доклад Новой мадридской федерации.
«Во второе воскресенье августа месяца в Валенсии должен был состояться съезд, которому предстояло, между прочим, определить позицию Испанской федерации Интернационала в связи с важными политическими событиями, происшедшими в Испании, начиная с 11 февраля, когда была провозглашена республика. Но бестолковое» (descabellada – буквально: растрепанное) «кантональное восстание, которое потерпело столь плачевное поражение и в котором члены Интернационала почти во всех восставших провинциях принимали самое горячее участие, не только парализовало деятельность Федерального совета, рассеяв большинство его членов, но почти совершенно дезорганизовало и местные федерации и, что хуже всего, навлекло на членов этих федераций всю ту ненависть и те преследования, которые бывают следствием всякого позорно начатого и потерпевшего поражение народного восстания…
Когда вспыхнуло кантональное восстание, когда организовались хунты, то есть правительства отдельных кантонов, тогда эти люди» (бакунисты), «так яростно выступавшие против политической власти и обвинявшие нас в авторитарности, поспешили вступить в кантональные правительства. В важнейших городах, как Севилья, Кадис, Санлукар‑де‑Баррамеда, Гранада и Валенсия, в кантональных хунтах заседали многие из членов Интернационала, называвшие себя антиавторитаристами, заседали, не имея никакой другой программы, кроме автономии провинции или кантона. Это официально подтверждается опубликованными этими хунтами прокламациями и другими документами, под которыми красуются имена известных членов этого «Интернационала».
Такое вопиющее противоречие между теорией и практикой, между пропагандой и делом, не имело бы большого значения, если бы в результате получилась хоть какая‑нибудь польза для нашего Товарищества, хоть какой‑нибудь прогресс в организации наших сил, хоть некоторое приближение к достижению нашей главной цели – освобождения рабочего класса. Но произошло как раз обратное, да иначе и быть не могло. Недоставало главного условия – действенного сотрудничества испанского пролетариата, сотрудничества, которого так легко было добиться, действуя от имени Интернационала. Недоставало единодушия среди местных федераций; движение было предоставлено индивидуальной или местной инициативе, без всякого руководства (кроме разве того, которое мог навязать ему таинственный Альянс, а этот Альянс, к стыду нашему, все еще господствует над испанской организацией Интернационала), без всякой программы, кроме программы наших естественных врагов, буржуазных республиканцев. И вот кантональное движение было подавлено самым позорным образом, почти без сопротивления, но, погибая, оно увлекло с собой престиж и организацию Интернационала в Испании. Какое бы ни произошло бесчинство, преступление, насилие – республиканцы сваливают его теперь на членов Интернационала; мы имеем даже достоверные сведения о том, что в Севилье, во время сражения, интрансиженты стреляли в своих союзников, членов» (бакунистского) «Интернационала. Реакция, ловко используя наши глупости, натравила на нас республиканцев и клевещет на нас перед широкими массами, настроенными индифферентно; то, чего ей не удалось достичь во времена Сагасты, ей удастся, по‑видимому, сделать теперь: опорочить имя Интернационала в широких массах испанских рабочих.
В Барселоне множество рабочих секций отделилось от Интернационала, решительно протестуя против господ из газеты «Federacion»» (главный орган бакунистов) «и их необъяснимого поведения. В Хересе, Пуэрто‑де‑Санта‑Мариа и в других местах федерации приняли решение о самороспуске. В Лохе (провинция Гранада) население изгнало нескольких живших там членов Интернационала. В Мадриде, где пользуются еще наибольшей свободой, старая» (бакунистская) «федерация не подает ни малейших признаков жизни, а наша вынуждена бездействовать и молчать, чтобы не расплачиваться за чужие грехи. В городах севера мы лишены всякой возможности действовать из‑за карлистской войны, принимающей с каждым днем все более ожесточенный характер. Наконец, в Валенсии, где правительство после пятнадцатидневной борьбы осталось победителем, члены Интернационала, не успевшие бежать, вынуждены были скрыться, а Федеральный совет совершенно распался».
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 204; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!