ЧЛЕНАМ МЕЖДУНАРОДНОГО ТОВАРИЩЕСТВА РАБОЧИХ В ЕВРОПЕ И СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ 4 страница
Между тем парижские члены Интернационала вновь взялись за работу. В «Reveil»[5] 12 июля они опубликовали манифест «К рабочим всех наций», из которого мы приведем следующие места:
«Политическое честолюбие, под предлогом европейского равновесия и защиты национальной чести, снова угрожает всеобщему миру. Французские, немецкие, испанские рабочие! Соединим наши голоса в один общий крик возмущения против войны!.. Война из‑за вопроса о преобладании или война в интересах какой‑нибудь династии в глазах рабочих может быть лишь преступным безумием. Мы, – те, кто хочет мира, работы и свободы, – мы протестуем против воинственных кличей тех, кто может откупиться от «налога крови» и для кого общественные несчастья служат источником новых спекуляций!.. Братья в Германии! Вражда между нами имела бы единственным последствием полное торжество деспотизма по обеим сторонам Рейна... Рабочие всех стран! Каковы бы ни были в данный момент результаты наших общих усилий, мы, члены Международного Товарищества Рабочих, для которых не существует никаких государственных границ, мы шлем вам, как залог неразрывной солидарности, добрые пожелания и привет от рабочих Франции».
За этим манифестом наших парижских секций последовало множество подобных же французских воззваний, из которых мы здесь можем привести только одно, принадлежащее секции в Нейи на Сене и опубликованное в газете «Marseillaise»[6] от 22 июля.
|
|
|
«Справедлива ли эта война? Нет! Национальна ли эта война? Нет! Это война исключительно династическая. Во имя гуманности, во имя демократии, во имя истинных интересов Франции мы всецело и энергично присоединяемся к протесту Интернационала против войны».
Эти протесты выражали истинные чувства французских рабочих, как вскоре ясно показало одно интересное происшествие. Когда банду 10 декабря, впервые организованную во время президентства Луи Бонапарта, переодели в рабочие блузы и выпустили на улицы Парижа, чтобы инсценировать пароксизм военной лихорадки[7], подлинные рабочие предместий ответили такими внушительными демонстрациями в пользу мира, что префект полиции Пьетри счел нужным сразу положить конец всяким дальнейшим уличным демонстрациям под тем предлогом, что преданные парижане достаточно проявили свой долго сдерживаемый патриотизм и дали исход своему неиссякаемому военному энтузиазму.
Чем бы ни кончилась война Луи Бонапарта с Пруссией, – похоронный звон по Второй империи уже прозвучал в Париже. Вторая империя кончится тем же, чем началась: жалкой пародией. Но не надо забывать, что именно правительства и господствующие классы Европы дали возможность Луи Бонапарту в течение восемнадцати лет разыгрывать жестокий фарс реставрированной империи.
|
|
|
Со стороны Германии война эта является оборонительной. Но кто поставил Германию перед необходимостью обороняться? Кто дал возможность Луи Бонапарту вести войну против Германии? Пруссия! Не кто иной как Бисмарк конспирировал с этим самым Луи Бонапартом в надежде подавить внутри Пруссии демократическую оппозицию и осуществить аннексию Германии династией Гогенцоллернов. Если бы битва при Садов[8] была не выиграна, а проиграна, французские батальоны наводнили бы Германию в качестве союзников Пруссии. Разве Пруссия после победы хоть на минуту подумала о том, чтобы порабощенной Франции противопоставить свободную Германию? Как раз наоборот! Она ревниво оберегала исконные прелести своей старой системы и в добавление к ним позаимствовала у Второй империи все ее уловки: ее фактический деспотизм и фальшивую демократичность, ее политические фокусы и финансовые мошенничества, ее высокопарные фразы и самое низкое жульничество. Бонапартистский режим, который до тех пор процветал только на одном берегу Рейна, нашел себе, таким образом, двойника на другом берегу его. А при таком положении дел чего иного можно было ждать, кроме войны?
|
|
|
Если немецкий рабочий класс допустит, чтобы данная война потеряла свой чисто оборонительный характер и выродилась в войну против французского народа, – тогда и победа и поражение будут одинаково гибельны. Все те несчастья, которые постигли Германию после так называемой освободительной войны, обрушатся на нее снова с еще большей жестокостью.
Принципы Интернационала, однако, нашли слишком широкое распространение и пустили слишком глубокие корни среди немецкого рабочего класса, чтобы мы должны были опасаться столь печального исхода. Голос французских рабочих нашел отклик в Германии. Громадное рабочее собрание в Брауншвейге 16 июля заявило о своей полной солидарности с парижским манифестом, решительно отвергло всякую мысль о национальной вражде к Франции и приняло резолюцию, в которой сказано:
«Мы – враги всяких войн, но прежде всего – войн династических... С глубокой печалью и болью мы видим себя вынужденными принять участие в оборонительной войне как в неизбежном зле; но в то же время мы призываем весь рабочий класс Германии сделать невозможным повторение столь ужасного социального несчастья, добиваясь для народов власти самим решать вопрос о войне и мире и делая народы господами своей собственной судьбы».
|
|
|
В Хемнице собрание делегатов, представлявших 50000 саксонских рабочих, единогласно приняло следующую резолюцию:
«От имени немецкой демократии вообще, и в частности от имени рабочих, входящих в Социал‑демократическую партию, мы объявляем нынешнюю войну исключительно династической... С радостью пожимаем мы братскую руку, протянутую нам французскими рабочими... Памятуя лозунг Международного Товарищества Рабочих: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», мы никогда не забудем, что рабочие всех стран – наши друзья, а деспоты всех стран – наши враги»[9].
Берлинская секция Интернационала также ответила на парижский манифест:
«Мы всей душой присоединяемся к вашему протесту... Мы даем великий обет в том, что ни звуки труб, ни гром пушек, ни победа, ни поражение не отвратят нас от нашего общего дела объединения рабочих всех стран».
Да будет так!
На заднем плане этой самоубийственной борьбы виднеется мрачная фигура России. Плохим признаком является то, что сигнал к нынешней войне был дан как раз в тот момент, когда московитское правительство закончило постройку важных для него в стратегическом отношении железных дорог и уже сосредоточивает войска в направлении к Пруту. Хотя немцы и могут с полным правом рассчитывать на симпатии в своей оборонительной войне против бонапартистского нападения, – они потеряют эти симпатии сейчас же, как только допустят, чтобы прусское правительство призвало на помощь или хотя бы только приняло помощь казаков. Пусть они припомнят, что Германия после своей освободительной войны против Наполеона I целые десятилетия лежала распростертой у ног царя.
Английский рабочий класс протягивает руку дружбы французским и немецким рабочим. Он глубоко убежден, что, как бы ни кончилась предстоящая отвратительная война, союз рабочих всех стран в конце концов искоренит всякие войны. В то время как официальная Франция и официальная Германия бросаются в братоубийственную борьбу, французские и немецкие рабочие посылают друг другу вести мира и дружбы. Уже один этот великий факт, не имеющий себе равного в истории, открывает надежды на более светлое будущее. Он показывает, что в противоположность старому обществу с его экономической нищетой и политическим безумием нарождается новое общество, международным принципом которого будет – мир, ибо у каждого народа будет один и тот же властелин – труд!
Провозвестником этого нового общества является Международное Товарищество Рабочих.
* * *
Генеральный Совет:
Роберт Аплгарт
Джордж Милнер
Мартин Дж. Бун
Томас Моттерсхед
Фредерик Брадник
Чарлз Марри
Кауэлл Степни
Джордж Оджер
Джон Хейлз
Джемс Парнелл
Уильям Хейлз
Пфендер
Джордж Харрис
Рюль
Фридрих Лесснер
Джозеф Шеперд
Легрёлье
Столл
У. Линтерн
Шмуц
Морис Зеви
У. Таунсенд
Секретари‑корреспонденты:
Эжен Дюпон для Франции
Карл Маркс для Германии
О. Серрайе для Бельгии, Голландии и Испании
Герман Юнг для Швейцарии
Джованни Бора для Италии
Антоний Жабицкай для Польши
Джемс Кон для Дании
И. Г. Эккариус для Соединенных Штатов
Бенджамин Лекрафт, председательствующий Джон Уэстон, казначей
Иоганн Георг Эккариус, генеральный секретарь 256, Хай Холборн, Лондон, Уэстерн Сентрал, 23 июля 1870 г.
Написано К. Марксом между 19–23 июля 1870 г.
Напечатано в виде листовки, на английском языке в июле 1870 г., а также отдельными листовками и в периодической печати на немецком, французском и русском языках в августе – сентябре 1870 г.
Печатается по тексту 1‑го английского издания листовки, сверенному с текстом 2‑го английского издания 1870 г. и с текстом авторизованного немецкого перевода 1870 г.
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬС
ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ[10]
Написано Ф. Энгельсом в конце июля 1870 – феврале 1871 г.
Напечатано в «The Pall Mall Gazette» в конце июля 1870 – феврале 1871 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. – I
До сих пор вряд ли был произведен хотя бы один выстрел, однако первая стадия войны уже миновала, закончившись для французского императора крушением его надежд. Достаточно беглого обзора политической и военной обстановки, чтобы это стало очевидным.
Как это в настоящее время ясно для всех, Луи‑Наполеон полагал, что он сможет изолировать Северогерманский союз[11] от южных государств и использовать недовольство, существующее в областях, недавно присоединенных к Пруссии[12]. Стремительное продвижение к Рейну всеми силами, которые можно было бы собрать, переправа через эту реку где‑либо между Гермерсгеймом и Майнцем и наступление в направлении на Франкфурт и Вюрцбург дали бы возможность достигнуть этого. Французы завладели бы коммуникациями между Севером и Югом и принудили бы Пруссию с величайшей поспешностью стянуть к Майну все имеющиеся войска, независимо от их готовности к кампании. Весь ход мобилизации в Пруссии был бы нарушен, и все шансы на успех были бы на стороне вторгшихся французов, которые могли бы разбить пруссаков по частям, по мере того как они прибывали из разных мест страны. Не только политические, но и военные соображения говорили в пользу подобной попытки. Французская кадровая система позволяет значительно быстрее сосредоточить армию, скажем в 120000–150000 человек, чем прусская система ландвера[13]. Состав французской армии мирного времени отличается от состава военного времени только числом людей, находящихся в отпуске, и отсутствием учебно‑запасных частей, которые формируются накануне выступления в поход. В состав прусской же армии мирного времени входит менее одной трети ее состава военного времени; больше того, не только рядовые, но и офицеры остальных двух третей в мирное время являются штатскими. Мобилизация этой огромной массы людей требует времени; кроме того, это сложный процесс, который был бы совершенно расстроен внезапным вторжением неприятельской армии. Именно поэтому император так торопился развязать войну. Если бы в его расчеты не входили подобные неожиданные действия, резкий тон Грамона и поспешное объявление войны были бы лишены смысла.
Но внезапный мощный взрыв национального чувства у немцев положил конец всяким планам такого рода. Луи‑Наполеон оказался лицом к лицу не с королем Вильгельмом «Аннександером» [В оригинале «Annexander»–словообразование, имеющее иронический оттенок и составленное из слов «Annexion» («аннексия») и «Alexander» («Александр» – намек на Александра Македонского). Ред.] , а с немецкой нацией. А в этом случае нечего было и думать о стремительном движении через Рейн даже с армией в 120000–150000 человек. Вместо внезапного нападения нужно было начинать регулярную кампанию всеми имеющимися силами. Гвардии, парижской и лионской армий и армейского корпуса в Шалонском лагере, возможно, было бы достаточно для первоначальной цели, но теперь их едва хватало лишь для того, чтобы составить только ядро огромной армии вторжения. Итак, наступил второй период войны – период подготовки большой кампании, и с этого дня шансы императора на безусловный успех начали падать.
Сравним теперь силы, которые подготавливаются для взаимного истребления; чтобы упростить нашу задачу, возьмем только пехоту. Пехота – это род войск, который решает исход сражения; незначительный перевес в силах кавалерии и артиллерии, включая сюда наличие митральез[14] и других исключительных по своему действию орудий, не будет иметь большого значения ни для одной из сторон.
У Франции имеется 376 батальонов пехоты (38 батальонов гвардии, 20 chasseurs [стрелков. Ред.] , 300 линейных, 9 зуавов, 9 тюркосов[15] и пр.); в мирное время в батальоне восемь рот. В военное время каждый из 300 линейных батальонов оставляет две роты в тылу для формирования учебно‑запасной части и выступает в составе только шести рот. При этом четыре из шести запасных рот каждого линейного полка (трехбатальонного состава) предназначаются для развертывания четвертого батальона путем пополнения его отпускными и резервистами. Остальные две роты, по‑видимому, должны играть роль учебно‑запасных частей и могут впоследствии образовать пятые батальоны. Но потребуется, конечно, некоторое время, по крайней мере недель шесть, прежде чем эти четвертые батальоны будут настолько организованы, чтобы быть готовыми для боевых действий; в настоящее время их, так же как и мобильную гвардию[16], можно принимать в расчет только в качестве гарнизонных войск. Таким образом, для первых решительных боев Франция располагает лишь вышеупомянутыми 376 батальонами.
Из них, по имеющимся у нас сведениям, 299 батальонов входят в Рейнскую армию, состоящую из шести армейских корпусов, от 1‑го до 6‑го, и гвардии. Добавив сюда 7‑й корпус (генерала Монтобана), предназначенный, по‑видимому, для отправки в Балтику, мы получим цифру в 340 батальонов, следовательно только 36 батальонов остаются для охраны Алжира, колоний и внутренних областей Франции. Отсюда вытекает, что Франция послала против Германии все имеющиеся у нее батальоны, которые можно было для этой цели использовать, и что она не сможет усилить свои войска новыми боеспособными формированиями по крайней мере до начала сентября.
Теперь обратимся к другой стороне. Северогерманская армия состоит из тринадцати армейских корпусов и насчитывает 368 батальонов пехоты, или, в среднем, по двадцати восьми батальонов на корпус. В каждом батальоне состава мирного времени около 540 и военного времени – около 1000 человек. По получении приказа о мобилизации каждый полк трехбатальонного состава выделяет несколько офицеров для формирования четвертого батальона. Немедленно призываются резервисты. Это – люди, которые прослужили в полку от двух до трех лет и остаются военнообязанными до 27‑летнего возраста. Их более чем достаточно, чтобы пополнить три полевых батальона, а также образовать значительную часть четвертого батальона, который комплектуется из ландвера. Таким образом, полевые батальоны могут быть готовы к выступлению через несколько дней, а четвертые батальоны могут последовать за ними спустя 4–5 недель. Одновременно на каждый линейный полк формируется полк ландвера двухбатальонного состава из людей в возрасте от 28 до 36 лет, и, как только эти два батальона готовы, приступают к формированию третьих батальонов ландвера. Для всего этого, включая мобилизацию кавалерии и артиллерии, требуется ровно тринадцать дней, а так как первый день мобилизации был назначен на 16 июля, то все уже готово или должно быть готово к сегодняшнему дню.
В настоящий момент Северная Германия располагает, вероятно, 358 линейными батальонами для действий в полевых условиях и 198 батальонами ландвера в гарнизонах. Не позднее второй половины августа эти войска безусловно должны быть усилены 114 четвертыми линейными батальонами и 93 третьими батальонами ландвера. Во всех этих войсках вряд ли найдется солдат, не отбывший установленного срока службы в армии. К ним следует добавить войска Гессен‑Дармштадта, Бадена, Вюртемберга и Баварии, всего 104 линейных батальона; но так как система ландвера в этих государствах еще не успела получить полного развития, то там не может быть больше 70 или 80 батальонов, пригодных к службе в действующей армии.
Ландвер предназначается преимущественно для гарнизонной службы, но в войне 1866 г. значительная часть его была отправлена в качестве резервной армии для действий в полевых условиях. То же самое, несомненно, будет сделано и на этот раз.
Из тринадцати северогерманских армейских корпусов десять находятся в настоящее время на Рейне, составляя в общем 280 батальонов; кроме того, имеется около 70 батальонов южногерманских войск, всего – 350 батальонов. На побережьи и в резерве остается еще три армейских корпуса, или 84 батальона. Для обороны побережья вполне достаточно одного корпуса вместе с ландвером. Остальные два корпуса, насколько нам известно, по‑видимому, также находятся на пути к Рейну. Эти войска к 20 августа могут быть усилены, по крайней мере, сотней четвертых батальонов и 40–50 батальонами ландвера, которые по качеству своего личного состава превосходят французские четвертые батальоны и мобильную гвардию, сформированные преимущественно из почти необученных людей. Франция, таким образом, располагает не более чем 550000 обученных солдат, тогда как одна Северная Германия имеет их 950000. В этом преимущество Германии, а оно будет все более и более сказываться по мере отсрочки решительного сражения, и влияние этого преимущества достигнет кульминационного пункта к концу сентября.
При таких обстоятельствах нас не должно удивлять сообщение из Берлина о том, что германское командование надеется избавить немецкую землю от бедствий войны; другими словами – немцы сами перейдут в наступление, если в ближайшее время не будут атакованы. Как будет вестись такое наступление, если только его не опередит Луи‑Наполеон, это другой вопрос.
Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1703, 29 июля 1870 г.
Подпись: Z.
ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. – II
В пятницу, 29 июля, утром должно было начаться наступательное движение французской армии. В каком направлении? Беглый взгляд на карту даст на это ответ.
Долина Рейна на его левом берегу примыкает на западе к горной цепи Вогезов от Бельфора до Кайзерслаутерна. К северу от этого последнего города склоны становятся более отлогими, постепенно переходя в равнину около Майнца.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 200; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!