XVI. Последнее предостережение 6 страница
В конце недели масоны признали себя побеждёнными. Со скрежетом зубовным признался сам «ребе Гершель» в том, что он может «только убить» драгоценную сомнамбулу, но не может заставить её повиноваться, не может даже усыпить Матильду.
Тогда Самюэль Ван-Берс предложил иное, «простейшее» средство сломать упорство пленницы:
— Сомнамбула нам необходима, друзья и братья, не так ли? — сказал он на распорядительном заседании, где решался вопрос о том, что делать с пленницей. — Другой, уж не говорю лучшей, но даже подобной, у нас нет, — повторил он своим глухим, но отчётливым голосом. — Следовательно, необходимо заставить эту девушку повиноваться. Надо сломить её сопротивление…
— Надо прежде всего узнать, как может она сопротивляться нам? Откуда берёт она свою силу? — озлобленно вскрикнул один из потерпевших неудачу гипнотизёров, знакомый уже читателям «чёрный редактор», доктор Бержерад.
— Пустое любопытство, товарищ, — холодно ответил Ван-Берс. — Не всё ли нам равно, откуда исходит сопротивление? Нам важен только факт невозможности сломить его. Факт этот приходится признать. Значит, надо сломить упорство этой девушки обыкновенными средствами, — теми, которые известны нам испокон веков… Отправьте её в одну из подземных темниц на хлеб и на воду, а затем поступайте смотря по надобности… Тайна сопротивления этой девушки, по-моему, в том, что она не верит в опасность своего положения. Раскройте ей глаза, убедите её в том, что ожидает её в случае упорства, — если понадобится, то покажите ей её будущую судьбу на другой и поверьте, что духовная сила, поддерживавшая её до сих пор, быстро сломается. Она уступит, как уступали другие. Ведь не первая же она и, конечно, не последняя… Не так ли, товарищи и братья? — произнёс старый голландец с дьявольской усмешкой.
|
|
|
Совет его был исполнен буквально.
Спустя неделю после похищения Матильду, обессиленную первым припадком, в бессознательном состоянии перенесли в одну из подземных темниц, приготовленных в изобилии под зданиями нового «храма».
Очнувшись, молодая девушка увидала себя в каменном гробу. С ужасом принялась она оглядывать свою новую темницу, так мало похожую на прежнюю. После роскошной и изящной комнаты Матильда очутилась в круглой норе, выдолбленной в цельной скале.
Размеры этой каменной клетки едва позволяли стоять посреди помещения прямо. А по окружности свод значительно спускался. Отсутствие дверей и окон увеличивало сходство этой тюрьмы с могильным склепом. На полу такой же гранит, как и на сводах над головой. Меблировки никакой, кроме узкой железной кровати, привинченной к полу, и такого же стола и скамейки. На кровати — соломенный матрац, грубое одеяло и тощая подушка. На столе — большая кружка с водой и несколько ломтей грубого маисового хлеба. Возле — листок бумажки с многозначительным предупреждением: «Берегите пищу и питьё. Это — недельный запас. Не зовите понапрасну. К вам придут только тогда, когда вы образумитесь и согласитесь повиноваться тем, кто сильнее вас»…
|
|
|
Прочитав эту ужасную записку при свете электрической лампочки, скудно освещающей каменный мешок из тонкой глубокой расселины в сводах, так что источник света не только нельзя было рассмотреть, но и достать рукой, Матильда опустилась в безнадежном отчаянии. Но уныние продолжалось всего мгновение.
Со слезами на глазах опустилась Матильда на колени и стала молиться той горячей, уносящей душу, молитвой, которая недоступна людям, живущим рассеянной жизнью современного человека. Но те несчастные счастливцы, которых горе, ужас или тоска научили этой всепобеждающей и всеисцеляющей молитве, захватывающей всё существо человека, конечно, скажут вместе со мной, что нет цены слишком дорогой за неземное блаженство, даруемое могучим порывом ко Господу. Кто хоть на мгновение изведал сладость такой «настоящей» молитвы — тот понимает радостную улыбку святых мучеников, поющих победные песни, умирая в страшных терзаниях.
|
|
|
Три месяца томилась Матильда в подземной тюрьме. Три месяца не видала она света Божия, не слышала голоса человеческого.
Никто не являлся к ней. Матильда могла бы подумать, что о ней позабыли, оставив умирать в этом каменном гробу, если бы не находила раз в неделю на столике записку с одними и теми же словами: «Смиритесь, скажите, что вы согласны повиноваться, и вас ждет свобода, богатство. Упорство приведёт к ужасам, которых вы даже и вообразить себе не можете»…
Матильда каждый раз рвала записку в клочья, громко повторяя:
— Отойди от меня, сатана!.. Лучше умереть, чем сделаться орудием дьявольской шайки богохульников!
Последняя записка была такого содержания:
«Назначенные вам три месяца окончились. Завтра вы узнаете, какая судьба ожидает не покоряющихся нашей воле. В последний раз предупреждаем мы вас. Смиритесь… Завтра будет уже поздно».
Матильда вздрогнула, прочитав эти слова. Мучительный страх сжал её сердце, но все же её решимость не ослабела. В эти бесконечные недели её поддерживала надежда на милость Божию, не покинувшая её и в эту решительную минуту. Как и всегда, Матильда изорвала записку, громко произнеся:
|
|
|
— Воля Господня надо мной… В Его руки предаю я свою судьбу!
Злобный хохот ответил на эти слова верующей христианки. Это был поистине адский хохот злобы и ненависти, донёсшийся неведомо откуда. Глухо прозвучал он в каменном мешке и замер где-то вдали. Это был первый звук, который Матильда услыхала в своей темнице. Он вздрогнула и стала громко молиться…
Когда она поднялась с колен, за её спиной стоял лорд Дженнер.
Откуда появился он в этой гранитной могиле, как прошёл через каменные стены?..
Матильде некогда было задумываться над этими вопросами. Она поняла, что наступил час последнего испытания, что неспроста явился к ней этот человек. Она только крепче прижала к груди маленький золотой крестик и подняла на вошедшего свои прекрасные, глубоко впавшие глаза, горящие на страшно исхудавшем лице.
С минуту продолжалось молчание… Жуткое молчание двух противников, измеряющих друг друга пылающими взорами.
Матильда заговорила первой:
— Что вам от меня нужно, Лео? — спросила она. — Уж не пришли ли вы по братской заботливости облегчить судьбу той, которую называли сестрой?
Лорд Дженнер поднял голову. Его голос зазвучал мягко:
— Я пришёл к девушке, которую люблю. Я пришёл предложить ей не только свободу, но и счастье взаимной любви, власть почти безграничную, и богатство, буквально неизмеримое… О, Матильда, умоляю вас ради себя самой, выслушайте меня, протяните мне руку и последуйте за мной…
— Куда? — холодно произнесла Матильда. — Если в могилу, то я с радостью… Так как не скрою, что истомилась в этом каменном мешке, где погребена заживо, и если тебе в самом деле жаль меня, если ты способен чувствовать сострадание, Лео, — открой мне двери настоящего гроба, я прошу тебя… умирая…
Судорога передернула лицо масона.
— Ты не знаешь, о чём просишь, Матильда… Смерть всегда страшна. Та же смерть, которая ожидает тебя в случае неповиновения, вдвойне ужасна. Ты женщина, и неспособна переносить мучения, одно описание которых уже лишило бы тебя сна и покоя. Мужчины, сильные, здоровые и смелые мужчины, умоляли нас о пощаде в роковую минуту. А ты, девушка, сможешь ли ты выдержать один вид жертвенного камня, на котором кончают жизнь жертвы сатаны?..
Матильда с ужасом отступала от говорившего, пока гранитная стена не остановила её.
— Лео… Ты говоришь о жертвах сатане? Ты, муж моей сестры? Ты, кого я любила? И это не сон?.. Значит, ты также принадлежишь к злодейской шайке врагов Христа? О, Боже мой, как жестоко караешь Ты меня! Нет, я не могу поверить, чтобы ты отрёкся от своего Творца, и ради кого… сказать страшно… О, Лео, твои слова страшней жертвенного ножа жрецов сатаны. Они терзают моё сердце раскалёнными стрелами…
Впервые слезы потекли из впалых глаз Матильды, впервые почувствовала она себя слабой и беспомощной. И так прекрасно было её залитое слезами смертельно бледное личико, таким райским видением стояла она в этой каменной могиле, что жалость вторично шевельнулась в сердце матёрого масона. На мгновение он позабыл, что пришёл сюда не по своей воле, а по приказанию «верховного совета», пришёл для того, чтобы в последний раз попытаться склонить к уступчивости непобедимость молодой девушки, и он заговорил почти искренне:
— Послушай, Матильда. Оставим теологию. У всякого своя вера. Не будем о ней спорить. Подумай лучше о себе и позволь мне спасти тебя. Ты напомнила мне о своей сестре, бывшей моей женой, и я напомню тебе о том дне, когда златокудрая девочка, которую я называл сестрёнкой, бросилась мне на шею в час разлуки… Матильда, я узнал о твоей любви слишком поздно. Но сердце моё всё же откликнулось, и я не могу допустить твоей гибели. Во имя прошлого, прошу тебя, Матильда, позволь мне спасти тебя. Поверь мне, послушание будет для тебя нетрудной обязанностью. Твоё ясновидение нужно вовсе не так часто, как ты думаешь. Масоны сильны и могучи… Они и без сомнамбулы знают всё, что их интересует.
— Тогда зачем же вам нужны ясновидения? — холодно произнесла Матильда. — Зачем вы воруете несчастных девушек, не нужных вам?
Лорд Дженнер поморщился.
— Старый дурак Берс наговорил тебе кучу глупостей, желая запугать тебя… Поверь мне, Матильда, я лучше его знаю требования нашего союза. Ясновидящие участвуют в церемониях нашего ордена всего два-три раза в год, когда ритуал предписывает вопрошать их. Только и всего. В остальное время они свободны и могут жить, как им угодно. Ты вернёшься в дом своего отца, если захочешь, и будешь там полной хозяйкой, будешь моей любимой сестрой… если не захочешь быть моей любимой женой…
— А Гермина?! — вскрикнула Матильда с негодованием. — Куда ты денешь свою вторую жену? Уж не думаете ли вы убить её, как убили мою мать и бабку, моего брата и мою несчастную сестру? Всю нашу семью извели вы, злодеи! И ты ещё смеешь говорить мне о своей любви? Да разве слугам сатаны дозволено любить? Ступай прочь… мне больно и противно глядеть на убийцу моего отца.
Лорд Дженнер побледнел. Глаза его сверкнули гневом.
— Откуда ты знаешь о смерти твоего отца? Он умер после твоего исчезновения, — медленно произнёс он. — Кто мог проникнуть в твою темницу, чтобы принести тебе это известие?
Матильда презрительно усмехнулась.
— Успокойся, палач! В ваши темницы не может пробраться ни одно живое существо. Но всё же я знаю о смерти моего отца… Знаю потому, что он сам приходил благословить свою несчастную дочь. Для души человеческой, исполняющей волю Божию, нет непроницаемых стен.
Смертельная бледность покрыла красивое лицо Лео.
— Ты видела твоего отца? — проговори он.
— Я вижу его каждую ночь. Его и мою мать, и бабку Маргариту, и бедную сестру Лючию. Они приходят ко мне и утешают меня. Люди зовут это сновидением. Для меня это свидание с дорогими любящими душами…
Вздох облегчения вырвался из груди Лео.
— Сновидения? — повторил он медленно. — Ну да, конечно. Иначе ведь и быть не могло. Что ж, сновидения нам не опасны. С ними бороться нетрудно…
Несмешливая улыбка промелькнула на успокоенном красивом лице лорда Дженнера.
— Мечтательница, — холодно промолвил он. — С тобой нельзя говорить серьёзно. А, между тем, я должен торопиться. Время бежит… Здесь ты, вероятно, потеряла счёт дням и ночам. Но там, где светит солнце, теперь 7-ое мая. Последний день твоей жизни, Матильда, если ты не покоришься нашему требованию…
— Ни за что! Никогда!.. — твёрдо и решительно произнесла молодая девушка. — Зови своих палачей, слуга сатаны… и кончайте скорей…
— Это твоё последнее слово, Матильда? — дрогнувшим голосом спросил Лео. — Подумай прежде, чем ответить… После меня уже никто не спросит тебя и никто не… спасёт.
— Кроме Бога, перед Которым бессильны силы дьявольские. На Господа уповаю я. Передай этот ответ пославшим тебя.
Голос Матильды звучал с такой торжественной решимостью, что Лео понял бесцельность дальнейших разговоров. Тяжёлый вздох вырвался из груди слуги сатаны. Ему припомнилась единственная женщина, которую он любил. И, как живое, вставало в его памяти хорошенькое грустное личико Гермины, и прозвучал её нежный мягкий голос, оплакивающий своих потерянных «сестричек»…
Ради неё, ради своей Гермины, Лео хотел бы спасти эту упрямицу, но ведь она сама не хочет этого! Что же делать? Масоны не могут выпускать своих жертв, особенно таких, перед которыми они не стеснялись, как перед обречёнными на вечное заключение или на смерть. Мало ли что они могли услышать, угадать, или чутьём понять?
Судьба Матильды была в её руках. Тем хуже для неё, если она не хочет выбирать спасения. Он — Лео — не виноват в страшной судьбе, ожидающей её. Он сделал всё, что мог, для того, чтобы спасти несчастную. Большего сделать он не в состоянии, не имеет права, да и не желает…
С холодным и мрачным взглядом лорд Дженнер обратился к Матильде:
— Мы исполняем последнее желание осуждённых на смерть. Говори смело. Я постараюсь исполнить всё, что ты захочешь!
Яркая краска залила бледные щёки Матильды и сейчас же погасла.
— Я бы хотела ещё раз взглянуть на солнце, на синее небо, на зелень деревьев, хоть из тюремного окна, сквозь железную решётку, — прошептала она дрогнувшим голосом, однако, заметив нахмурившееся лицо Лео, торопливо прибавила:
— Но так как это желание, очевидно, неисполнимо, то я попрошу дать мне воды и чистую одежду… я хотела бы встретить смерть не в этих грязных лохмотьях.
Горькая улыбка скользнула по губам жреца сатаны. Несчастная девушка говорила об одежде! Как мало знала она о страшных оргиях, оканчивающихся смертью назначенных жертв. Снова глухая жалость смутно сжала сердце лорда Дженнера, и голос его зазвучал с непривычной мягкостью:
— Я исполню твоё желание, Матильда. Тебя переведут в надземную камеру, из окна которой ты увидишь и небо, и горы, и солнце… если оно благоволит показаться нам сегодня. Там ты найдёшь женщин и всё нужное… Прощай, Матильда, и помни мой последний совет: в память о старой дружбе я обещаю спасти тебя даже в последнюю минуту… если ты захочешь! Крикни одно слово: «покоряюсь»! Этого будет достаточно, чтобы вернуть тебя к жизни, к свободе и счастью.
Но Матильда уже не слушала его. В ушах её внезапно зазвучали какие-то далёкие голоса, неясные, но милые и родные, — голоса, столько раз слышанные ею во сне! И эти тихие, нежные голоса нашёптывали ей слова надежды и успокоения.
Так отрадно и могущественно было чувство неземного покоя, внезапно охватившее девушку, что Матильда позабыла, с кем говорит и о чём говорит.
Под влиянием необъяснимого и непобедимого чувства восторженной признательности и неземного счастья, Матильда опустилась на колени, прошептав:
— Отойди от меня, сатана!..
Тяжёлый вздох раздался за её спиной, затем тихий скрип и едва слышный глухой лязг железа! Прошла ещё минута… Матильда оглянулась. Её темница была пуста.
Лорд Дженнер исчез так же бесследно и загадочно, как и вошёл.
XXI. Последний день
Решившись на отчаянное дело выслеживания тайн масонства, Гермина приняла все предосторожности, указанные ей Зарой и Димом. Прежде всего, необходимо было усыпить внимание прислуги лорда Дженнера, которая состояла чуть не сплошь из тайных шпионов масонства.
Зная это, Гермина сделала всё возможное для успокоения подозрения слуг, принудив себя быть весёлой и разговорчивой во время обеда.
Привычка актрисы, обязанной играть весёлые роли со слезами на глазах и плакать по пьесе, когда хочется смеяться от счастья, помогла Гермине выдержать и не привлечь внимание молодого дворецкого, занявшего место Помпея, исчезнувшего вместе с Лилианой и Матильдой.
Было 7-ое мая, последний день, подаренный Богом Сен-Пьеру…
С раннего утра жара стояла страшная, ещё и усиливающаяся из-за полного безветрия. Солнца почти не было видно. Оно едва просвечивало сквозь плотную пелену бледных туч, волнующихся, подобно расплавленному олову. Только к полудню тучи эти отчасти рассеялись, и за ними снова показалось зловещее чёрное облако в форме громадной косы, лезвие которой протянулось над городом, огибая дивный залив, к которому сбегали улицы Сен-Пьера. Странный цвет этого неподвижного облака, напоминающий металлический иссиня-чёрный блеск воронёной стали, доканчивал сходство с косой. И немудрено, что люди, которых масонские приспешники окрестили «суеверами», видели в этой облачной косе знамение Божие, призрак грозной «косы» в руках у ангела смерти, распростёртой над городом, не изменяя ни своего вида, ни положения вот уже вторые сутки.
Впрочем, в этот день наблюдать страшную тучу можно было только короткое время, так как низкие серые облака снова сомкнулись под ней, скрывая страшное видение. Эти тяжёлые оловянные облака ложились так низко, что скрывали даже кресты церквей и шпили башен, не говоря уже о вершинах гор вокруг Сен-Пьера. Город казался закутанным в облачный покров. Его здания выплывали из колышущегося тумана, точно острова из воды. И этот странный сырой и горячий туман, созданный соединением водяных паров и металлического пепла, пробирался даже в дома сквозь запертые окна и опущенные жалюзи.
Скоро после полудня на улицах стало так темно, что люди с трудом находили дорогу. Знакомая с английскими туманами, Гермина не особенно испугалась бы этого явления, если бы не томящий зной, так плохо вяжущийся с представлением о холодной сырости туманов. Немудрено, что население тропического города, никогда не видавшее ничего подобного, металось в страхе по улицам, не смея ни оставаться в квартирах, ни покинуть город, за границами которого, казалось, ожидали ещё большие опасности.
Действительно, кое-кто из пытавшихся выехать по дороге в Порт-де-Франс или Макубу, вернулись с известием о новом бедствии. Горячим пеплом свалило и зажгло массу старых деревьев на склонах холмов. Эти деревья, падая поперёк дороги, совершенно загородили её целым рядом пылающих баррикад. Сен-Пьер оказался отрезанным от остального мира со стороны суши. Правда, ему оставалось сообщение по морю, довольно спокойному со вчерашнего дня.
Поток кипящей грязи, разрушивший фабрику Герена, стал причиной частичного наводнения, затопившего на несколько минут нижнюю часть города. Оттеснённое лавиной чуть не на две версты от берега, море вернулось бешеным порывом назад, унося с собой всё, что попадалось по дороге. Таким образом, трехмачтовое коммерческое судно оказалось выброшенным на бульвар. Оно переломало несколько деревьев, не говоря уже о телеграфных или телефонных проволоках и столбах электрического освещения. Были и пострадавшие среди людей, попавшихся на пути мчавшейся с грозным рёвом гигантской волны. Кое-кто утонул, увлечённый отхлынувшей водой в море, другие были раздавлены налетевшими барками, обломками пристаней и купален, третьи получили более или менее значительные раны от падающих построек, не смогших выдержать напора воды. Но в общем число пострадавших было не так велико, чтобы заставить позабыть только что пережитую катастрофу на фабрике Герена, стоявшую жизни нескольким сотням человек, видевших мгновенное разрушение громадных каменных зданий…
К вечеру 6-го мая море совершенно успокоилось. Только часы прилива и отлива как-то странно спутались, сбивая с толку самых опытных моряков и доказывая, что подземные силы действующего вулкана чувствуются и на дне океана. Впрочем, это не мешало судам приходить и отходить даже чаще обыкновенного. Одни подвозили припасы, щедро посылаемые соседними островами, и даже Америкой. Другие уносили беглецов из разорённых предместий. Женщинам и детям никто не мешал уезжать. Но мужчин предварительно опрашивали, и если они оказывались «выборщиками», то их «покорнейше просили» подождать «окончания выборов», прежде чем покидать Сен-Пьер. Так как эти просьбы произносились республиканскими комиссарами в трёхцветных шарфах через плечо, и так как эти же комиссары отказывали в выдаче паспортов выборщиками, а капитаны не соглашались принимать «беспаспортных» в виду ответственности, налагаемой международным морским правом за помощь лицам, убегающим от военной службы, — то даже шестидесятилетние старики попадали в разряд «подлежащих призыву» и должны были оставаться в обречённом городе…
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 190; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!