Поэзия У.Х. Одена 1930-х годов в контексте англоязычного модернизма 6 страница
Книга "О Доме" (1965) представляет зрелый период Одена, технически игривый и интеллектуально остроумный. Стихи в книге точно передавали атмосферу комнат австрийского дома Одена, его экологические и биографические пределы. Оден также написал либретто оперы с американским поэтом Честером Кальманом, которому было всего 18, когда Оден влюбился в него, и жил с ним более 20-ти лет. В 1972 Оден оставил Нью-Йорк и возвратился в Оксфорд, проживая в доме, принадлежащего Церкви Христа. Он умер от сердечного приступа после публичного чтения своей поэзии в Вене 29 сентября 1973. Оден был похоронен недалеко от Кирштетина. Кальман умер в бедности в Афинах, в 1975.
"Каждый человек несет с собой через всю жизнь зеркало,
от которого столь же невозможно избавиться, как от своей тени."
Оден часто возвращался к своим ранним стихам и пересматривал их позднее с христианской точки зрения. Он говорил о себе как основателе современного стиха, а таких поэтов как Мэрианн Моор или Эзра Поунд называл исследователями. В "Психологии и искусстве сегодня" Оден утверждал, что искусство состоит из рассказывания притч "от которых, каждый, согласно своим непосредственным и специфическим потребностям, может сделать свои собственные выводы." Иногда Оден использовал притчу как средство разговора о Христианстве, как в эссе "Валаам и его задница" (!954) В "Проклятом доме священника" (1949) Оден пересказал в детективной истории христианскую притчу о личной виновности. Среди самых популярных стихотворений Одена — "Похоронный блюз", который использовался в фильме "Четыре свадьбы и похороны" ((1994): "Остановите все часы, отрежьте телефон. / Пускай спокойно кость грызет пёс Артемон./ Пусть некрофилы поспешат для поцелуев в лоб./
|
|
|
Под барабанный бой пускай выносят красный гроб.// (…) "
Величие имеет свою цену. И Оден заплатил ее сполна.
Биографические подробности.
Отец Одена, Джордж Оден, стажировался в больнице Св. Варфоломея в Лондоне, когда встретил там свою будущую жену, медсестру Констансу Бикнелл. Она окончила Лондонский университет, где изучала французский язык, и собиралась участвовать в протестантской медицинской миссии в Африке. После вступления в брак в 1899 году они переехали в Йорк, где Джордж Оден стал главным практикующим врачом. В 1900 году у них родился первенец Бернард, в 1903 году — второй сын Джон, и в 1907 году третьим родился Уистан на 54 Боотам, Йорк. В услужении у них были повар, две служанки и кучер. В 1908 году семья перебралась в Бирмингеме, куда Джордж Оден был направлен руководить городской школой медицинской службы, и был также назначен профессором здравоохранения в Университете. Джордж Оден был известен как публикующийся писатель и переводчик археологических и психологических статей.
|
|
|
В сентябре 1915 восьми лет от роду Уистан впервые пошел в подготовительную школу Св. Эдмунда в Хиндхеде, Суррей, где он учился до 1920 года. Его братья ходили в туже школе. В 1918 году Уистан познакомился с Брэдшоу — Кристофером Ишервудом. Кристофер Ишервуд был на два с половиной года старше Уистана, но они стали близкими друзьями. Однако, Кристофер Ишервуд, завершив обучение, осенью 1918 года поступил в государственную школу в Рептоне. В последний год своей учебы Уистан Оден завоевал приз в виде премии на конкурсе пианистов и первое место по математике. Вместе с Гарольдом Левелином Смитом он сформировал в школе литературное общество.
Осенью 1920 года Уистан уезжает в Холт — небольшой торговый городок на севере, в десяти милях от Кромера, в школу Грешама. На следующий год он получил высшую стипендию в школе. В марте 1922 года он встретился и подружился с Робертом Медли, который был на 14 четырнадцать месяцев старше. Это Роберт Медли предложил Уистану попробовать писать стихи. Летом 1922 года пятнадцатилетний Оден играл Катарину в школьной постановке "Укрощение строптивой", где Петруччо играл семнадцатилетний Себастьян Шоу, который впоследствии стал известным актером театра и кино.
|
|
|
16 Декабря 1922 года Уистан Оден впервые опубликовал стихотворение "Рассвет" в школьном журнале "Грешам", но еще анонимно.
В 1923 г. Оден с Робертом Медли был в Лондоне. В этом и других случаях они ходили в театр, а также тратили много времени в поэтическом книжном магазине Харолда Монро.
Также в 1923 году, Уолтер Греаторекс, старший музыкальный преподаватель в Гришемской музыкальной школе познакомил Одена с двадцатишестилетним Майклом Дэвидсоном, который был младшим помощником редактора в Восточной еженедельной газете в Норвиче. Встреча была тайной, поскольку заведующий школьного пансиона запрещал Одену, потому что Майкл Дэвидсон был гомосексуалистом, кроме того, видимо, сидевший в тюрьме. Уистан давал свои стихи Майклу Дэвидсону, который, в свою очередь, возвращал их с тех пор с полезными критическими замечаниями. Майкл Дэвидсон также покупал книги поэзии и литературной критики для Одена, который хранил их всю оставшуюся жизнь. В 1924 году одно из стихотворений Одена было опубликовано в ежегодном сборнике Public School Verse, хотя имя автора там было неправильно указано "Арден". Майкл Дэвидсон анонимно сделал обзор этой книги в Восточной ежедневной газете от 26 сентября 1924, где кратко упомянул про стихотворение Одена. В шестнадцатилетнем возрасте Уистан Оден еще не понял, что он преимущественно гомосексуалист.
|
|
|
Чтение Эдварда Карпентера позволила ему примириться с собственной гомосексуальностью.
Затем он направился в Оксфорд, изучать естественные науки, но после семестра перешел на факультет английского языка. Он вновь встретился с Кристофером Ишервудом и они стали друзьями на всю жизнь. Другим товарищем, с кем он там подружился, был Стивен Спендер, который напечатал первый поэтический сборник Одена в 1928 году. Том Дриберг, который впоследствии стал журналистом и членом парламента рассматривал У. Х. Одена, как своего ближайшего друга в Оксфорде. В Оксфорде У. Х. Оден также познакомился с Брайаном Ховардом. и дружил с ним всю жизнь.
В 30-е годы У. Х. Оден писал о социальных проблемах с левых позиций, особенно в стихотворном сборнике Смотри!
Он ездил в Берлин несколько раз и женился на Эрике Манн, дочери Томаса Манна, чтобы она могла получить паспорт и выехать из нацистской Германии.
В 1932 году он пошел в Среднюю школу близ Малверна преподавать английский язык.
Он ездил в Испанию, как гражданское лицо в поддержку республиканцев Испании, и он об этом написал в "Испании".
В 1935 году он сотрудничал GPO Film Unit, где для фильма "Угольное лицо" писал стихи на музыку Бенджамина Бритте.
В 1938 году он побывал в Китае с Кристофером Ишервудом.
В 1939 году Оден эмигрировал в Калифорнию и в 1946 году принял гражданство США. Вскоре после прибытия в Нью-Йорк, он познакомился с Честером Каллманом (1921–1975), и они были любовниками до конца жизни Одена. Честер Каллман тоже был поэтом и сотрудничал в ряде произведений. В Нью-Йорке они жили в доме на Даун-тауне, площадь Святого Марка, там где когда-то жил Генри Джеймс. Среди посетителей был Том Дриберг.
У. Х. Оден сотрудничал с Бенджамином Бриттеном в написании либретто к опере Пола Буньяна.
Он был назначен адъюнкт-профессором в Мичиганском университете.
Затем он вернулся жить в Англию и был назначен профессором поэзии в Оксфорде (1956-61). Он получил премию Фельтринелли в 1957 году и, следовательно, возможность купить свой первый дом в Кирштеттене близ Вены. Он свободно говорил по-немецки и стал местной знаменитостью, где его называли "герр профессор". Улица, на которой стоял дом Одена переименовали в Оденштрассе. Том Дриберг приезжал на выходные, когда участвовал в конференции в Вене.
Он стал почетным доктором литературы Оксфорда в 1971 и на следующий год почетным доктором литературы Лондонского университета.
Оден умер от сердечной недостаточности во время визита с Честером Каллманом в Вену 29 сентября 1973 года. Похоронен в Кирштеттене.
Встреча с Оденом. 15. 11. 1971 [303]
Преподавание Одена в Сdартмор-колледже закончилось в 1945, но он возвратился туда в ноябре 1971. После лекции и поэзии, прочитанной ночью 14-ого ноября, он на следующее утро посетил поэта профессора-товарища Брендана Кеннелли и группу студентов, чтобы ответить на вопросы и поговорить неофициально на разные темы: от очевидного (поэзия и политика) до неожиданного (наркотики и детективная беллетристика).
Бюллетень колледжа опубликовал эту беседу в мае 1972 года.
Оден — Я слышал, что теперь семинары начинаются вечером и затягиваются допоздна. Это ужасно. Когда я был здесь, я вел семинары с пол-второго днем до шести вечера. Было нормированное кофе, и в четыре часа каждый мог выпить пива.
У нас была группа китайских студентов, которые шли в MIT, чтобы повторить свой английский язык. Они былив очень трудном положении, потому что, если Вы спрашиваете китайца, "Вы поняли?" он должен сказать "да", потому что считает грубостью ответ "Нет". Поэтому, было сложно узнать — поняли Вас или нет.
Забавная вещь, в 1952 преподавая в Университете Техаса, и я прочитал лекцию по Толкиену. Народ думал, что я его раскручиваю. Теперь-то известно, что случилось позже, поэтому так забавно.
Когда я начинал, можно было еще встретить на улице доктора Спунера. Он не делал много Спунеризмов, но его беседа могла быть действительно невпопад. "Я хочу, чтобы Вы приехали на чай в следующий понедельник, чтобы увидеть г. Кастина." "Но я — г. Кастин." "Все равно приезжайте!"
Вопрос — Однажды Вы сказали, что считаете Данте, Ленгленда [304], и Римский папа оказали на Вас наибольшее влияние и были для Вас важнейшими поэтическими авторитетами. Пожалуйста, прокомментируйте это?
Оден — Авторитеты меняются время от времени. Римский папа всегда был, но в настоящее время я сказал бы, что мои два главных маяка — Гораций и классический Гёте среднего периода — "Метаморфоза растений" и сочинений такого рода. Я всегда любил Горация, но в молодости я знал, что не смогу его все же использовать. Теперь могу. Это — забавная вещь, которая случается с написанием: у Вас может появиться идея для поэмы, которую Вы должны исключить по той или иной причине: я больше не сожалею, или еще не сожалею.
Вопрос — А что касается верлибра?
Оден — Есть несколько человек, такие как Д. Г. Лоуренс [305], которые могут написать верлибр. Я думаю, что они — меньшинство. Любой, кто играл в игру, является ли это бридж или бейсболом, знает, что невозможно играть в игру без правил. Вы можете установить правила, которые Вам нравятся, но ваша веселье и свобода будут от них зависеть. Почему поэзия должна чем-то отличаться? Читая стихи в верлибре, вы часто замечаете, что не можете сказать авторам, чем один оригинальнее других. С правилами намного прикольнее, потому что они налагают некоторое метрическую ответственность, и они часто предлагают такие возможности, о которых Вы не думали прежде. Правила делают Вас более свободным.
Вопрос — А Вы не думаете, что гораздо тяжелее написать хороший свободный стих?
Оден — Нет, очень мало людей делают это. У Вас должен быть удивительный повод, чтобы закончить строку. Часто я не вижу причины, почему вещь не напечатана как стихотворение в прозе. У Лоуренса верлибры получаются; строки заканчиваются правильно.
Вопрос — Чем отличается стихотворение в прозе?
Оден — Он написан в прозе. Очевидный пример — "Иллюминации" Рэмбо, очень ясный пример стихотворения в прозе, которое написано как проза и разделен на параграфы, но — несомненно поэзия.
Вопрос — Есть ли какой-нибудь французский поэт того периода, которого Вы очень любите?
Оден — Рембо мне нравится. Малларме [306] я не очень люблю. Но тогда я — скорее Франкофил. Я думаю, что это — единственный язык, который гуманисты шестнадцатого столетия сумели разрушить. Они пробовали с английским языком и потерпели неудачу; они пробовали с итальянским языком и потерпели неудачу; но я думаю, что с французским языком они действительно преуспели.
Вопрос — Расскажите о Вашей концепции: что такое поэт и что он может изменить?
Оден — Я думаю, то, что доктор Джонсон [307] сказал о литературном творчестве, верно и для всех других искусств: "цель литературного творчества в том, чтобы позволить читателям немного лучше наслаждаться жизнью или немного лучше выносить ее." Другая вещь, которую выполняют искусства — они являются главным способом общения с мертвыми. В конце концов, Гомер мертв, его общество полностью исчезло, и все же можно дать ему оценку. Совсем без общения с мертвыми человеческая жизнь невозможна.
Вопрос — Такая мысль появилась у Вас из-за написанного в тридцатых?
Оден — Нет, не совсем. Если Вы говорите о добровольном поступке, это прекрасно. Напишите поэму, если Вы считаете себя переехавшим из-за обстоятельств. Только Вы не должны воображать, что можете изменить курс истории, так поступая. Я написал несколько стихов о Гитлере в тридцатых, но ничем, что я написал, не спас ни одного пораженного в правах Еврея и не сократил войну даже на пять секунд. Я думаю, что Вы должны были бы сказать, что политическая и общественная история Европы была бы такой же, если бы Данте, Шекспир, Гете, Моцарт, Бетховен, Микеланджело и т. д. — никогда бы не жили. Мы были бы лишены огромного развлечения, но политическая и социальная история была бы такой же. Поскольку, когда появляется социальное и политическое зло, только две вещи эффективны: во-первых: политическое выступление каждого, во-вторых: прямо журналистский репортаж фактов. Вы должны знать точно, что случилось. Это не имеет никакого отношения к поэзии. Это — работа журналиста, которая, конечно, очень важна.
Вопрос — Есть ли какая-нибудь хорошая политическая поэзия, которая Вам известна?
Оден — Непосредственно политическая? У меня сомнения по этому поводу. Я могу ошибаться, но, во всяком случае, если бы была, все проблемы испарились бы. Если Вы возьмете некоторые из стихов Драйдена [308], который конечно общался с политическими деятелями, это — очень забавное чтение, и, конечно, Вы знаете о ком идет речь.
Вопрос — А из поэзии двадцатого столетия?
Оден — Я не могу думать обо всем. Например, Брехт — очень хороший лирический поэт. Я не считаю, что его пьесы безукоризненны, и причина — в том, что его естественная чувствительность была очень пессимистичной и даже Христианина он основывает на оптимистической философии Марксизма, и я чувствую, что это не работает. Например, Вы берете "Матушку Кураж". Очевидно, мы должны думать, на что жизнь похожа при капитализме — на что жизнь походит, иногда. Брехт, очевидно, хотел, чтобы Вам не понравилась Матушка Кураж, но, фактически, когда Вы смотрите, Вам она нравится.
Вопрос — У Вас есть любимые поэмы, которые Вы написали?
Оден — Нет, ни одна не является любимой. Каждая вещь утомляет — они могут быть очень хорошими — являясь старыми ветеранами, но, встретив их в антологиях, отказываетесь читать. Составители антологии страшно ленивые люди; они все копируют друг друга.
Вопрос — Когда Вы оглядываетесь назад на написанное давно, скажем, на стихи тридцатых, Вы все еще чувствуете крепкую связь с ними?
Оден — Да, они мне кажутся состоявшимися, хотя, Вы естественно намного более заинтересованы в том, что делаете в настоящее время, чем в том, что уже сделали.
Вопрос — Как Вы решаете, что Вы будете писать?
Оден — Происходят две вещи. Всегда в данной ситуации, в моем сознании два момента: во-первых, предмет или предметы, которые меня интересуют и, во-вторых, определенные технические вопросы — они могут быть метрическими, они могут быть связаны с дикцией, или что-либо еще. Технический интерес ищет правильную тему для воплощения; тема ищет правильную форму. Когда эти вещи объединяются — Вы в состоянии что-нибудь написать. Идеальная реакция, которую каждый надеется получить от читателя, "О, я знал, что все время, но никогда не понимал этого прежде." Поэзия, конечно же, не самовыражение. Все, что Вы можете сказать, это то, что думает каждый из нас, поскольку человек имеет уникальную перспективу в своей деятельности. Каждый считает, что сообщает нечто о реальности близкой нам всем и достаточно интересно хочет поделиться этим с другими людьми.
Вопрос — Вы считаете, что Вы можете написать хорошую поэму, которая дает нечто поэту, но которая ничего не может сообщить читателю?
Оден — Если поэма не может ничего сообщить, значит что-то с ней не так. Если кто— нибудь спрашивает о чем поэма, я говорю, что спрашивать меня — не самая лучшая идея. О чем поэма — результат диалога между словами на странице и спецификой читателя, которому случилось их прочитать. У всех своя ситуация. Поэт всецело вне ее рамок.
Вопрос — Вы когда-либо возвращаетесь и исправляете стихи?
Оден — О, да, потому что я очень согласен с Полем Валери, который сказал: "поэма всегда незакончена; она только оставлена." Это не то, что каждый пересматривает мысли, но каждый знает, что язык ошибается, являясь слишком неопределенным или немузыкальным. Вы чувствуете, что "я хочу сжать это." Никогда нельзя сказать, насколько хорошо или плохо нечто, что каждый пишет, но можно сказать — не всегда сразу, но рано или поздно — подлинная ли поэма, то есть, действительно переписана набело или черновик. У меня есть стихи, которые я расцениваю, как черновики. Для всех поэма может быть весьма хорошей, но я не должен был написать ее.
Вопрос — Приведите пример.
Оден — О, например "1 сентября 1939." Слишком много риторики.
Вопрос — Я читал кое-что Вы написали в сотрудничестве. Как Делия.
Оден — Честер Kaллман и я сочинили четыре либретто: один для Стравинского, три для Хайнца, и теперь мы только что сделали одно основанное на "Тщетных усилиях любви" [309] для Николая Набокова[310]. Я думаю, что премьера состоится в Сполето в следующем году. Это — огромное развлечение. Люди часто не понимают, произведение созданное в сотрудничестве; оно формирует одного автора, который отличается от каждого автора в отдельности.
Вопрос — Поскольку иногда я удивляюсь, если я копирую что-нибудь и приписываю это Вам то…
Оден — Часто критики понимают это неправильно, объясняя наш замысел. Любопытный момент касающийся либретто, Честер Kаллман и я обнаружили, что, если Вы пишите арию или ансамбль, у вас естественно зарождается свое мнение относительно мелодии. Естественно Вы ни слова не говорите об этом. Каждый раз Стравинский или Хайнц давали нам повод так думать, потому что это показывало, что так или иначе или другими словами можно предложить музыкальные идеи.
Вопрос — Вы считаете такой подход должен быть использован при обучении поэзии?
Оден — Я не знаю, насколько поэзию возможно преподавать вообще. Вы можете заставить людей читать и рассказать им кое-что о технике. В итоге, большинство людей делает две вещи: прежде всего, будучи молодыми они находят модели-ориентиры. Моей первой моделью был Томас Харди [311]. И, во-вторых, общаясь с вашими сокурсниками, которые пишут, Вы можете сравнивать работу друг друга. Если Вы действительно хотите, улучшить обучение, и желаете достичь этого, более опытные ученики должны давать только свою собственную работу. Я очень сомневаюсь, можно ли поэзию преподавать. Было время, конечно, если Вы возьмете уэльсских бардов, когда это было профессией такой же, как доктор, где Вы служили в учениках. Поэзии Вы должны обучаться частным образом.
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 231; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!