Фрагменты древнеегипетских текстов, 9 страница
Чтобы бык мой не был голодным и сражаться мог с Гильгамешем.
– Будет сделано все, что ты просишь, – отвечала отцу богиня.
Эту ночь запомнили люди. Бык свалился с неба на землю,
Опустился на берег Евфрата. В семь глотков осушил он реку,
И побрел он, мыча, к Уруку, – ведь Иштар его погоняла.
До сих пор можно видеть ямы от дыхания страшного зверя.
Шум услышали побратимы и покинули города стены.
Бык, узрев идущих героев, брызнул в лица им едкой слюною
И хвостом ударил огромным. От удара Энкиду согнулся,
И за рог он быка ухватился, приподняв могучую морду.
Гильгамеш же ударил в горло, и свалился бык бездыханным.
У чудовища вырезал сердце Гильгамеш в подарок Шамашу.
Со стены Урука богиня изрыгала во гневе бессильном
Побратимам проклятья. И тогда Гильгамеш изловчился –
У быка он вырезал корень и швырнул им в лицо богини.
Созвала всех блудниц богиня, чтоб оплакать эту потерю, –
Бычий огромный корень, что на ствол был похож древесный.
Гильгамеш же созвал умельцев, чтоб рога в серебро оправить.
В них входило шесть мер елея, чтобы им совершить возлиянье
В честь отца своего Лугальбанды.
Таблица VII
День тот веселье принес им. До темноты вспоминали,
Как быка поразили и как над Иштар надсмеялись.
В сон погрузились они. И средь ночи вскрикнул Энкиду,
Разбудив Гильгамеша, о виденье поведал он другу.
– Мне небесный дворец приснился и великих богов совещанье.
|
|
|
И вещает Ану Эллилю: – Но они быка погубили
И Хумбабу, хранителя леса. И они похитили кедры.
Гильгамеш за это в ответе. Умереть царь Урука должен.
– Нет, за все ответит Энкиду! – возмущенно Эллиль воскликнул.
В разговор их Шамаш вмешался: – За какую вину он в ответе?
Не твоим ли велением, Ану, бык небес и Хумбаба убиты?
– Помолчал бы ты лучше, сын мой, – отозвался Ану во гневе. –
Ведь ты сам был их провожатым и пособником их преступлений.
Лег Энкиду на ложе бледный. Его губы затрепетали.
Гильгамеш залился слезами: – Почему, о друг мой любезный,
Почему меня оправдали? Ведь мы оба Хумбабу убили
И быка небес поразили. И советчиком был нам Шамаш.
Но тебя я спасу от смерти. Умолю я богов о прощенье.
На алтарь принесу все богатства. Все кумиры озолочу я.
Вдруг послышался Шамаша голос, проникший вместе с лучами:
– Не помогут вам эти жертвы. Ни к чему вам золото тратить.
Не меняет Ану решенья, не вернется в уста ему слово.
Такова судьба человека. Все живущее смерти подвластно.
– Я готов богам подчиниться, – в слезах отвечает Энкиду. –
Нападение хищников на людей на печати из Ура
Пусть сбудется все, что предрек ты, сон посылая вещий.
Но пока со мною мой разум, прими мои пожеланья.
|
|
|
Я, как зверь, родился в пустыне и людских не знал бы страданий,
Если б мимо прошел охотник, не привел бы в пустыню блудницу.
До сих пор бы с газелями пасся и теснился у водопоя.
Пусть же будет кара обоим. Посылаю я им проклятья.
Пусть охотника руки ослабнут и он тетивы не натянет!
Пусть стрела не достигнет цели, пусть капкан его звери обходят!
Но обрушатся главные беды пусть на злодейку‑блудницу.
Об очаге пусть забудет, пусть ее из гарема прогонят!
Пусть пиво впрок не пойдет ей, пусть оно выйдет рвотой!
Пусть живет одинокой и пусть на холоде стынет!
Пусть посетит ее нищий, пусть бродяга ее колотит![236]
Шамаш возвысил свой голос: – Не виновата блудница.
Я проклятье снимаю. Кто, Энкиду, кормил тебя хлебом?
Кто познакомил с сикерой, что людям приносит забвенье?
Кто в товарищи дал Гильгамеша, что сейчас сидит с тобой рядом?
Он сердце твое успокоит, как положено брату и другу,
На почетное ложе уложит, призовет он царей иноземных
И, обряд свой исполнив скорбный, удалится ко львам в пустыню.
Таблица VIII
Едва лишь утро зарделось[237], Гильгамеш над Энкиду склонился,
Положив на грудь ему руку, гимн пропел погребальный:
– Сын пустыни и друг мой лучший, породила тебя антилопа,
|
|
|
Молоком ты вскормлен газельим на далеких пастбищах горных.
О тебе вспоминают звери, что теснятся у водопоя,
В кедровых рощах, Энкиду, о тебе вздыхают тропинки,
Плачут гор лесистых уступы, по которым с тобой мы взбирались.
И Евлей[238] проливает слезы, и рыдает Евфрат многоводный,
Возвратившись в прежнее русло, о быке небес вспоминает.
Слезы льют старейшины града, те, что нас в поход провожали,
Борьба эпического героя Гильгамета со львом (вавилонская цилиндрическая печать)
Женщины плачут в Уруке, тебя угощавшие хлебом.
Плачет тот, кто вина тебе подал. Свои волосы рвет блудница,
Тебя приведшая в город превратившимся в человека.
Как же мне о тебе не плакать, когда мы как братья родные.
Ты, Энкиду, – топор мой мощный, ты мой кинжал безупречный,
Щит мой, меня спасавший, плащ, что ношу на праздник.
Почему ты меня не слышишь? Тронул грудь, а сердце не бьется.
Покрывалом тебя накрою, как лицо накрывают невесте…[239]
Едва лишь утро зарделось, призвал Гильгамеш всех умельцев,
Всех сильных руками – кузнецов, камнерезов и прочих.
Поручил им кумир изготовить, какого не было в мире.
Чтоб стоял, как живой, Энкиду на подножье из вечного камня.
|
|
|
Чтоб из золота было тело, лик из светлого алебастра,
Чтобы кудри лоб украшали и сияли ляпис‑лазурью…
Едва лишь утро зарделось, слепил Гильгамеш фигурку,
Изготовил столб деревянный, на него фигурку, поставил.
Сосуд из лазури медом наполнил, чашу из сердолика елеем
И к богам обратился небесным с мольбой о душе Энкиду.
Жертву учуяли боги, Гильгамеша услышали слово,
И из жилищ небесных они опустились на землю,
Эллиль уста открывает, вещает он Гильгамешу:
– Все, что дыханье имеет, должно подчиняться закону.
Пахарь взрыхляет землю, сеет, посев убирает.
Ловчий зверей убивает, сыт он и в шкуре звериной.
Но смерть постигает любого, мрак сменяется светом,
Свет же сменяется мраком. Жребий людей одинаков.
Ищешь чего же ты в мире, живущем по вечным законам?
Таблица IX
Сердце терзая плачем, Гильгамеш свое царство покинул.
Бежал Гильгамеш в пустыню. И у холмов песчаных,
Похожих на женские груди, он опустился на землю.
В сон погрузился мгновенно. Но он не принес утешенья.
И, не дождавшись рассвета, он направился в горы.
Львиный рык он услышал, увидел, что звери резвятся,
Словно щенята играя. – Почему вам неведомо горе, –
Гильгамеш ко львам обратился. – Ушел ведь из жизни Энкиду,
Тот, с которым когда‑то у водопоя теснились,
Стрелы от вас отводивший, засыпавший землею ловушки,
Где Энкиду, скажите? От зверей не дождавшись ответа,
Гильгамеш поднимает секиру и бросается молнией к стае.
Упал стрелою меж львами, беспамятных сокрушая[240].
Сразу за перевалом простирались крайние горы.
В бездну их корни уходят, касаются неба вершины.
Здесь начало восхода и окончанье заката,
Горы по имени Маша[241]. Дверью закрыта пещера
И стражи ее охраняют в облике скорпионов,
Но с головой человека.
Ужас превозмогая, Гильгамеш к скорпиону подходит.
– Людям здесь нет прохода, – сказал скорпион. – Только Шамаш
Может вступить в пещеру. Ему лишь открыты ворота.
– Я ищу умершего друга, – Гильгамеш отозвался со стоном. –
Был Энкиду мне младшим братом, и сразили мы вместе Хумбабу.
Победа в облике Митры, перерезающая быку горло
Также вместе быка одолели. Я хочу Утнапишти увидеть.
Он один лишь бессмертья добился. Пропусти меня в эту пещеру.
И открылись бесшумно двери, уступая могучему чувству.
Вступил Гильгамеш в пещеру и шагал, шагов не считая.
То, что для Шамаша было одною короткою ночью,
Для Гильгамеша стало дюжиной лет без рассвета.
И все же рассвет забрезжил, и все же дыханье ветра
Щек Гильгамеша коснулось. Шагая ветру навстречу,
Он вышел из мрачной пещеры. Взору открылась роща.
С деревьев плоды свисали, похожие на земные,
Но красоты несравненной. Рукою он к ним потянулся
И оцарапал пальцы, следы своей крови оставив
На мертвых подобиях яблок, смоквы и виноградин.
И стало понятно герою – деревья окаменели,
Стволы стали черным камнем и лазуритом листья,
Плоды топазом и яшмой, рубином и сердоликом[242].
И сад этот создан для мертвых, чтоб на пути к преисподней
Напомнить умершим о жизни, к которой не будет возврата.
Таблица X
Покинув обманную рощу и выйдя к сиянию Солнца,
Герой с высоты увидел бескрайнюю нижнюю бездну.
Над бездной утес узрел он, похожий на черную птицу,
Пившую воду клювом. И головой этой птицы
Казался дом невысокий, без окон, с плоскою кровлей.
К нему Гильгамеш подходит и видит, что дверь закрыта.
Но не укрылось от слуха за дверью чье‑то дыханье.
– Прочь убирайся, разбойник, – послышался голос женский. –
Сюда нет дороги бродягам, здесь я, хозяйка приюта,
Самих богов принимаю и их угощаю сикерой.
И знают меня все боги, для них я хозяйка Сидури.
– Добром отопри мне двери. Иначе я их сломаю.
Вовсе я не разбойник и не бродяга безвестный.
Я на две трети от бога и на одну – человека.
Зовут меня Гильгамешем, из города я Урука,
Который мной же прославлен. С другом моим Энкиду
Я уничтожил Хумбабу, что лес охранял кедровый.
Мы также быка убили, что послан на нас был с неба.
Я львов могучих рассеял, что памяти не имеют
И тосковать не умеют о тех, кто за них заступался.
Тотчас дверь отворилась, чтобы впустить Гильгамеша.
В лицо заглянув пришельцу, сказала хозяйка Сидури:
– Скажи мне, убивший Хумбабу, – ничуть мне его не жалко, –
Скажи, почему ты грустен? Почему голова поникла?
– Как голове не поникнуть и как лицу не увянуть, –
Гильгамеш ответил хозяйке, – если мой друг Энкиду,
С которым труды мы делили, могильным сделался прахом.
Вот почему, как разбойник, странствую я по миру.
Аккадская печать с мифологическим сюжетом
Мысль о брате любимом мне не дает покоя.
Путь к нему покажи мне. Как попасть к Утнапишти?
Море вброд перейду я, лишь бы к нему добраться.
Хозяйка герою вещает: – От века здесь нет переправы.
Свинцовые воды смерти облетает Шамаш, как птица,
И проплывает на лодке старец один Уршанаби[243],
Что перевозит мертвых. Знает он путь к Утнапишти,
К тому, кто один из смертных смог избежать закона.
Простился герой с Сидури, стопы свои к лесу направил.
Вышел из леса к реке он, на берегу увидел
Челнок и с ним рядом старца с копьем или длинною палкой.
– Что бродишь, отставший от мертвых, – сказал Уршанаби герою. –
Входи, я тебя доставлю прямо к пристани вечной.
– Нет, не отстал я от мертвых, – ответил герой Уршанаби. –
В груди моей бьется сердце, хотя во взгляде нет блеска,
Щеки от горя увяли, от слез голова поникла.
– Вот чудо! Я слышу удары, – проговорил Уршанаби. –
Действительно, сердце бьется. Зачем же сюда явился,
В эту страну без возврата, в вечные воды смерти?
– Пришел я печалью гонимый, – Гильгамеш Уршанаби ответил. –
Хочу отыскать я друга и сделать его бессмертным.
Теперь пропусти меня к лодке и отвези к Утнапишти.
– Идем, – сказал Уршанаби. – Твою я выполню просьбу.
Другие, кого возил я, меня ни о чем не просили.
Вот шест тебе для равновесья. Им воды не касайся.
Расстегнул Гильгамеш свой пояс, раздевшись, свою одежду
К шесту привязал он крепко и поднял шест, словно мачту.
Челн Уршанаби погнало, так что влаги свинцовой,
Смерти самой подобной, Гильгамеш и шестом не коснулся.
Утнапишти по острову ходит, окруженному вечною бездной.
Шагая путем неизменным, свои он обходит владенья.
Неподвижна вечная бездна. Из нее не выпрыгнет рыба.
Не слышно ни шума крыльев, ни резкого птичьего крика.
За горами, которых не видно, – Шуруппак и воды Евфрата.
Никаких нет вестей оттуда, лишь приходит челн Уршанаби,
Ибо нет промедленья у смерти. – Что с моими глазами случилось?
Эй, жена! Это челн Уршанаби, но над ним поднимается парус.
Никогда еще не бывало, чтоб под парусом двигалась лодка.
– Не волнуйся, глаза твои зорки, – Утнапишти жена отвечает, –
Как в те годы, когда средь тумана, застилавшего землю и небо,
Ты спасения гору увидел и к вершине ее причалил.
И мои глаза видят парус. И мертвец этот парус держит.
Посмотри, как бледны его щеки. Утонул мореход, наверно,
И без паруса жить не может. И плывет он быстрее прочих
В край, куда торопиться не стоит, ибо нет для умерших возврата.
– Говоришь несусветное что‑то! – возразил жене Утнапишти. –
Много сотен лет наблюдаю, как провозят души умерших,
Свой сохраняющих облик. Кто тут не был! И царь, и пахарь,
И флейтист, и кузнец, и плотник. А привозят их без короны,
Без мотыги, без горна, без флейты.
Посуди, кто у мертвого спросит, что он взять с собой захотел бы.
Гильгамеш на берег выходит, оставляя челн Уршанаби.
Он шагает, следы оставляя на песке, и сразу понятно,
Что ни мертвый с челна Уршанаби, а пришелец с живою душою.
И подходит к нему Утнапишти, обращаясь к нему с вопросом:
– Почему твои щеки впали, почему голова поникла?
Может быть, от долгих скитаний твои опалились щеки?
Может быть, от ветра и стужи нет в глазах твоих блеска земного?
– Потерял я младшего брата. Он ушел в страну без возврата, –
Отвечает герой Утнапишти. – Примириться я с этим не в силах.
Все мне в жизни стало немило. Вот ищу я его по миру.
Покачал головой Утнапишти, отозвался речью печальной:
– Почему бы тебе не смириться с долею, всем назначенной людям?
Для людей на собранье бессмертных судьба не оставила места.
Осознай, что богини и боги – полновесные зерна пшеницы,
Ну а все остальное – мякина. Людям Смерть не дает пощады.
Дом людской недолговечен, как печать, что мы ставим на глине.
Даже ненависть наша мгновенна…
Таблица XI
– Как ты ушел от закона? – спросил Гильгамеш Утнапишти. –
Чем ты лучше меня и прочих? Не сильнее, ростом не выше.
Почему ты почтен бессмертьем? Чем сумел угодить всевышним?
– Вышло так. В Шуруппаке жил я, что стоит на реке Евфрате.
Город этот тебе известен. Я земляк твой и дальний предок.
Город древний, богам любезный. Они на собранье явились,
Ану, Эллиль, гонец их Нинурта и Эа был вместе с ними.
К потопу сердца их склонились[244]. Дали клятву о неразглашенье.
Не нарушил той клятвы Эа, чьему сердцу я был любезен.
Опустившись с неба на землю, к своему обратился он дому:
– Слушай, стенка, смекай, коли можешь:
День придет, с неба хлынет ливень.
Но тебя перед этим, стенка,
Разберет хозяин на бревна,
Чтобы плот из бревен построить,
Чтобы на плоту том поставить
Дом большой, с четырьмя углами.
Тот, кто в этом окажется доме,
Избежит внезапной кончины.
Был намек мне Эа понятен. Но одно оставалось неясным –
Как воспримут мое поведенье Шуруппака народ и соседи.
– Объясни, – посоветовал Эа, – что решил ты отплыть к Океану,
Над которым властвует Эа.
Приступил я к работе немедля.
Разобрал дом отцовский на бревна и разрушил дома ограду.
Бревна с досками мне пригодились, плот получился на славу.
Аккадская печать с мифологическим сюжетом
Дом поставил с прямыми углами, на огромный ящик похожий,
Разделил на девять отсеков. В высоту он имел шесть палуб.
Чтобы воды не просочились, я заделал щели смолою.
Дети мне ее приносили. Взял сосну под весло кормовое.
Приступил к заготовке припасов. Ввел овец и баранов на пищу,
Скот степной и зверье лесное разместилось в плавучем жилище.
Ввел семью свою с мастерами, что в работе мне помогали,
И назначил каждому место. Шамаш принял о нас заботу,
Объявив о начале ливня, чтоб мы дверь засмолить успели.
Утро бледное чуть загорелось, как возникла черная туча,
Возвратившая ночь, и сразу грохотанье послушалось Адду,
И, его не выдержав взгляда, вся земля сотрясалась, как чаша.
Южный ветер рванулся в горы, сокрушая деревья и скалы.
Устрашились боги потопа, под защиту бросились Ану
И у ног его растянулись, как собаки, скуля от страха.
И Иштар истошно вопила, словно роженица в схватках:
– Покажите мне негодяя, что потоп обрушил на землю.
Не затем я людей рожала, чтобы в рыб они превратились!
Все шесть дней от начала потопа наше судно несло и качало,
Семь ночей пребывая во мраке, бурных волн ощущал я удары,
Но они становились слабее. Южный ветер стихал понемногу.
Ливень больше не бил по кровле. И окно отворить я решился.
Шамаш осветил пространство, и из глаз моих хлынули слезы –
Океан вокруг расстилался… Человечество сделалось глиной.
Сколько дней протекло, не помню, но к окну подошел я снова
И увидел на горизонте из воды выступавшую гору.
Я узнал ее по очертанью. Ницар горе было имя.
Судно к ней я сумел направить, и гора его удержала.
Постепенно вода спадала, и я дни отсчитывать начал.
С наступлением дня седьмого голубка отпустил я на волю,
Но обратно он возвратился, ибо почва еще не просохла.
Вслед за тем стрижа отпустил я, но и он назад возвратился.
Ворон был мной отпущен последним. Спад воды обнаружив, птица
Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 156; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!