Александр в оазисе Аммона Сивахе

⇐ ПредыдущаяСтр 64 из 64

На протяжении предшествовавших веков храм Амона в оазисе Сивах, расположенном в Ливийской пустыне, заменил — по крайней мере, в глазах иностранцев — более древний храм в Фивах ста ворот. Лидийский царь Крез был первым чужеземцем, который обращался к его оракулу за советом, хотя, по греческой легенде, ими были Персей и Геракл. Камбису не удалось разграбить оазис, но ливийские греки сделали этот храм своим собственным, а через них бог Амон стал известен в Европе. Пиндар посвятил ему храм в Беотийских Фивах, а его статую, изваянную знаменитым скульптором Каламисом, еще можно было увидеть во II в. до н. э. Пиндар также написал гимн для амонийцев Ливии. Еврипид знал, что люди ходили за советом «в безводные края» к Амону, тогда как для жителя Кирены Амон был «нашим богом». Аристофан ставил этого оракула на второе место после Дельфийского. Во время Пелопоннесских войн афиняне посылали к этому богу официальную делегацию, а спартанец Лисандр нанес ему визит лично. Гелланик (греческий историк V в. до н. э. — Пер. ) написал путевые заметки, путешествуя через пустыню к храму, расположенному в оазисе. До этого Афины заплатили за новый храм и удлинили название священной триремы, назвав ее «Саламиния Амониас». Была веская причина, по которой Александр должен был во всеуслышание объявить о своем намерении нанести визит оракулу, особенно потому, что в это святилище приходили за советом его предки Персей и Геракл, а он сам мог претендовать на то, что ведет свой род от Амона!

При полном параде Александр повел свои войска вдоль пустынного побережья в Паретоний, который позднее стал утверждать, что Александр был его основателем. Оттуда он повернул на юг и пошел по дороге в пустыне, которой пользовались жители Кирены, чтобы добраться до оазиса. Неожиданный дождь утолил жажду людей; две вороны и две говорящие змеи направляли их путь — по крайней мере, согласно преданию. В своем самом широком месте оазис Амона протянулся всего лишь на 8 километров; он существовал благодаря источнику, который менял температуру — так говорили — по часам дня. Соль — единственный продукт, который экспортировал оазис, увозили к Нилу в корзинах из пальмовых листьев, потому что она была чище, чем морская.

Среди пальм и оливковых деревьев Александр увидел перед собой отдельно стоящий холм, на котором находился знаменитый храм внутри участка, окруженного сложенной из каменных брусков оградой, размером 36,5 × 45,5 метра. Храмовым служителям было велено переодеться в знак уважения и встать снаружи храма во двориках и залах с колоннами, а он один в обычной одежде вошел во внутреннее святилище в дальнем конце храма, которое имело размеры всего 4 × 4 метра. Под крышей из огромных блоков, украшенной необычными фигурами и еще более странными иероглифами, он в неверном свете увидел на алтаре золотой ларец, в котором хранилось изображение бога, сделанное из различных драгоценных камней. Вдохновленный самим богом, прорицатель заставил изображение давать ответ посредством наклонов головы и знаков и провозгласил, что Александр сын бога.

Через прорицателя Амон приветствовал Александра как отец, признавший своего сына. Не поняв приветствия, Александр подумал, что с ним говорит его отец Филипп, и спросил, избежали ли расплаты его убийцы. Прорицатель предупредил его не говорить так; его истинный отец не был смертным, и Александр должен изменить свой вопрос. Затем были процитированы письма к его матери Олимпиаде с целью показать, что он получил тайные ответы, которые он сообщит ей после своего возвращения. Можно подвергать сомнению подлинность писем, но не может быть сомнений в том, что ему было сказано, что он на самом деле сын Зевса-Амона. Сообщали также, что одним из его вопросов был: станет ли он властелином и повелителем мира, и бог ответил, что все это будет дано ему. От местного «философа» Псаммона, который, если верить грекам, учил, что все люди находятся во власти божьей, он узнал, что Зевс-Амон правил миром, который он передал своему вновь обретенному сыну.

Культ царя

Александр был принят как законный фараон, и, как таковой, он был физическим сыном бога. Его божественное рождение изображали на стенах храмов, чтобы все могли это увидеть, а самого фараона часто называли «добрым богом». В своем земном облике Александр был «царь юга и севера, Сетеп-эн-Амон-мери-ре, сын солнца, владыка восходов, Арксандр».

И хотя он лично никогда не приезжал в Фивы, его изображение стало знакомым его жителям. В святилище Луксора были убраны четыре колонны, и, хотя на стенах был оставлен барельеф Аменхотепа III, на свободном месте была построена часовня, открытая с обоих концов; в нее был помещен ковчег Фиванского Амона, а изнутри и снаружи стояли статуи Александра перед различными богами Фив. В Карнаке вход в четвертый пилон был восстановлен и стал носить его имя. Справа от внутреннего святилища, в часовне, построенной Тутмосом III, находились несколько барельефов, на которых царь совершал жертвоприношения; пустые стены были заполнены такими же сценами, на которых Александр совершал богослужение. Исполнены они хорошо, потому что еще были живы скульпторы Тридцатой династии, а яркие цвета хорошо сохранились до наших дней. Похожая реставрация была осуществлена в храме бога Хонсу. Несомненно, Александру были показаны такие же, ныне утраченные, барельефы в Мемфисе и дельте Нила. Александр узнал, что для местного населения было само собой разумеющимся, что царствующего монарха провозглашают богом. Он был еще молод, но его завоевания были столь экстраординарны, что без божественной помощи они не могли бы осуществиться. Поэтому ему было легко осознать свою царскую власть как данную ему богом. Так в греческом мире возник культ царя.

Глава 37

ПЕРСЕПОЛЬ: КОНЕЦ ВОЙНЫ

Сатрапии в Западной Азии

Провозглашенный сыном Зевса-Амона Александр возвратился через Нитрийскую пустыню прямо в Мемфис, где проходил еще один спортивный и литературный праздник как доказательство того, что он еще не забыл эллинскую священную войну. Но он не мог обойти вниманием силу долины Нила, богатую природными богатствами и изолированную от остального мира. Он понимал, что будет опасно отдать такую богатую землю в руки единственного правителя, кем бы он ни был. Были возвышены два бывших номарха Долоаспис и Петисис; он поделил между ними гражданскую власть, тогда как другие номархи остались в столицах своих номов. Клеомен из Навкратиса, урожденный грек, был поставлен во главе стратегически важного нома Аравия вокруг Героополя; к тому же он должен был собирать дань со всех номархов Египта. Аполлонию, сыну Хариноса, был поручен надзор за Ливией.

И хотя местным жителям была передана удивительно большая доля гражданского управления, в вооруженные силы, требовавшиеся для такой сатрапии, набирали исключительно македонцев или греков. Полемон, сын Ферамена, командовал флотом, тогда как армия была поделена между Певкестасом, сыном Макарата, и Балакром, сыном Аминта. Панталеон из Пидны был назначен командующим гарнизоном в Мемфисе, а Полемон, сын Мегакла, — в Пелусии. Ликидас из Аркадии был поставлен командующим греческими наемниками; их писцом был Евгност, сын Ксенофанта; их кураторами — Эсхил и Эфипп из Халкиса.

Пока Александр занимался разделением Египта на зоны ответственности, самаритяне заживо сожгли Андромаха, сатрапа Сирии. Весной 330 г. до н. э. Александр поспешил в Сирию, наказал мятежников и сделал Менона преемником Андромаха. Еще одно спортивное и литературное состязание было проведено в Тире.

Сатрапии теперь были заново объединены в более крупные образования в целях налогообложения под надзором Гарпала, сына Махатаса. В добавление к Клеомену в Египте Коэран из Бероси должен был собирать налоги в Финикии, а Филоксен — в Азии за Таврскими горами. Цари Кипра — особенно Никокреон на Саламине и Пасикрат в Солах — тоже получили постоянные обязанности. Неарх стал сатрапом Ликии и земель до Таврских гор; Менандер — сатрапом Лидии, а Асклепиодор, сын Евника, был назначен сатрапом Сирии вместо Менона, который слишком медленно собирал продовольствие для планируемого похода на восток. Так Александр медленно прощупывал свой путь к более эффективной организации своей империи.

Гавгамелы

Мазей (персидский наместник в Киликии. — Пер. ) с тремя тысячами всадников помешал завершению строительства двух мостов через Евфрат у Фапсака. Когда появился Александр с семью тысячами всадников и сорока тысячами пехотинцев, он отступил, опустошая при этом окрестности. Переправившись через реку, армия пошла вдоль нижних склонов Армянских гор, потому что здесь было прохладнее и легче добыть фураж. Пришло сообщение о том, что Дарий удерживает дальний берег, но при переправе через реку единственной трудностью было справиться с быстрым течением.

По какой-то непонятной причине Дарий решил не защищать сильную позицию на берегу Тигра. Вместо этого он разбил лагерь у более мелкой реки Бумод, расположенной на расстоянии четырехдневного перехода, где он приказал разровнять площадку для развертывания его огромного войска; очевидно, он ничего не понимал в тактике и предполагал ошеломить македонцев простым численным перевесом.

Благополучно переправившись через неохраняемую реку, армия Александра с благоговением глядела на высокий холм, на котором находилась Ниневия. Этот город, как было сказано македонцам, был построен Сарданапалом, что подтверждала колонна с надписью на халдейском языке. После осады она была разрушена Киром основателем. Оставив Тигр слева, а Гордейские горы справа, армия шла четыре дня через Атурию (Ассирию) до тех пор, пока разведчики не донесли о присутствии врага. Александр дал своим людям четырехдневный отдых, а на пятый день выступил на заре. В тот день армия шла по холмистой местности, которая эффективно скрывала ее от врага, пока она к нему не приблизилась. Как только с ним был установлен контакт, македонцы получили приказ вернуться в лагерь и тем самым обеспечили себе полноценный ночной отдых, тогда как Дарий продержал своих солдат всю ночь под ружьем для охраны выровненного участка, уже приготовленного для надвигающегося сражения. Сама равнина была известна как Гавгамелы — «место, где пасутся верблюды», а в предгорьях на севере можно было увидеть деревушку, развалины которой все еще хранят о ней память как о деревне Тель-Гомель.

Можно нарисовать четкую картину сражения (1 октября 331 до н. э.), потому что победители захватили и список личного состава имперской армии, и приказы для расстановки различных корпусов. Как это было со времен правления Ксеркса, войско каждой сатрапии находилось под командованием своего сатрапа. С краю левого фланга стояла бактрийская кавалерия под командованием Бесса, который также отвечал за индийцев и согдианцев. Затем шли скифские дахаи, а за ними арахозцы и индийцы с гор, возглавляемые Барсентесом. Персидская кавалерия и пехота стояли вперемешку; за ними размещались сузские и кадусийские отряды, которые, по-видимому, были отделены от своих собственных командиров.

В центре находился сам Дарий в окружении верных сородичей, персидских Бессмертных (на толстые концы копий которых были насажены золотые яблоки), и другие подразделения индийцев, депортированных карийцев и мардийских лучников. Рядом с царем и по обоим флангам персов были размещены греческие наемники. Позади центра стоял резерв, состоявший из уксийцев, которыми вместе с сузцами должен был командовать Оксиантр, сын Абулита, из вавилонян и ситтакенян под командованием Бупара (от которого были отделены карийцы) и из племен с берегов Персидского залива под командованием Окондобата, Ариобарзана и Отана.

На правом фланге располагались албанцы и сакесинийцы (которые, как и кадусийцы, должны были находиться под командованием Атропата); затем тапурийцы и гирканцы, возглавляемые Парфеем; мидийцы под командованием Атропата, который в начале Эллинской эры дал название Атропатенской Мидии и, косвенно, современному Адхарбайгану (возможно, это Азербайджан. — Пер. )\i0 парфяне и саки и, наконец, новобранцы из Сирии, которых Мазей привел с собой, когда отступал.

Это был передний край сражения. Перед ним находился мощный щит из кавалерии под командованием Фратоферна. Слева располагались союзники-саки, конные лучники, возглавляемые Манаком, другие бактрийцы и сотня наводивших ужас колесниц с торчащими лезвиями по бокам. По центру располагались наводившие еще больший ужас слоны и пятьдесят дополнительных колесниц. Справа, поддерживаемые другими пятьюдесятью колесницами, были выстроены армяне под командованием Митраустеса и Оронтеса (сын более известного сатрапа с таким же именем) и каппадокийцы, которых Ариак увел, подобно Мазею.

Многие из этих сатрапов носили благородные имена, давно известные в знаменитых семьях. Ничто не указывает на то, что они были менее храбры, чем их отцы, но они ничего не знали о тактике того времени. Мы можем обнаружить некоторые признаки попытки оторваться от старой системы призыва на военную службу, принятой в сатрапиях, но одного этого не было достаточно, чтобы выиграть битву.

В противоположность почти полному отчету о построении боевых порядков мы мало знаем о самой битве, которая состоялась 1 октября 331 г. до н. э. Попытка Дария обойти македонцев с фланга не удалась. Колесницы с выступающими лезвиями и слоны не повергли, как ожидалось, противника в ужас. Вместо этого Александр прорвал линию фронта прямо напротив царя; Дарий бежал в Исс, но его подданные сражались столь отважно, что македонцы были в очень трудном положении, а Александру самому пришлось спасать ситуацию. Он переправился через реку Ликус и разбил лагерь, в то время как Парменион занимался лагерем персов. К полуночи Александр снова поспешил со своей кавалерией к Арбеле, находившейся в 120 километрах. Когда он появился, то обнаружил, что Дарий ускользнул во второй раз, снова оставив — как в Иссе — свои колесницу и оружие. Вместе с бактрийской кавалерией, родственниками и Бессмертными Дарий бежал через горы в Экбатану.

Яркую картину панического бегства после сражения нарисовал Семтутефнахт, египетский жрец-врач, находившийся при Дарии в тот момент. Он благодарит своего бога Харсафа: «Ты защитил меня в сражении с греками, когда ты отбросил назад азиатов. Они убили много людей, находившихся рядом со мной, но никто не поднял руку на меня. Я видел тебя потом во сне. Твое величество сказало мне: «Поспеши в Эхнас; смотри, я с тобой». Я проезжал через чужие земли, я был один, я добрался до моря и не боялся. Я прибыл в Эхнас, и ни один волос не упал с моей головы». В храме его бога в Эхнасе он установил в его честь стелу и выразил надежду, что читатель произнесет имя того, кто посвятил ее богу. Его молитвы исполнились так, как Семтутефнахт едва ли мог мечтать: при одном из первых римских императоров эта стела была увезена в Италию и была использована для подтверждения подлинности пышного храма Исиды в Помпеях!

Битва при Гавгамелах была поистине решающей. Своим бегством Дарий отказался от всех притязаний на трон Персии. Пройдут месяцы, прежде чем о его смерти будет объявлено, а его тело похоронено — не в наполовину законченной гробнице, строительство которой он начал к югу от Персепольской террасы, а высоко на скале в могилах его предшественников.

Пройдут еще месяцы, в течение которых сатрап Бактрии Бесс будет бороться за утверждение своих притязаний на титул Артаксеркса IV. Пройдут годы, прежде чем на Иранском нагорье воцарится мир. Но великая война закончилась, и Александра самого большинство его подданных станет считать великим монархом Персии.

Для завершения похода нужна была финальная сцена. Арбела была столицей того края, где произошло решающее сражение. И хотя она располагалась в 120 километрах от поля битвы, ей была приписана честь дать ей название, ведь Гавгамелы была никому не известная деревушка. Близлежащая гора получила название Никаторий — «Гора победы». Из Арбелы — названной, как говорили греки, по имени ее основателя Арбела, сына Атмонея, — армия повернула на юг, переправилась через Капр, или Нижний Заб, и пришла к резервуару сырой нефти в Артакене, где в наши дни Мозульские нефтяные месторождения являются предметом споров и где до сих пор возникают пожары, если почву слегка поцарапать. Затем на ее пути оказались святилище Анахиты — Сандраки, где находились дворец первого Дария Кипариссон и переправа через реку Гиндес, или Диялу, по дороге в Вавилон.

Капитуляция Вавилона и Суз

Когда победитель подошел к городу, вновь процветающему после разрушения Ксерксом, он был встречен жрецами и представителями знати, которые принесли свои дары и обещание отдать сокровища Вавилона. После этого персидский сатрап Мазей мог только формально утвердить уже свершившуюся капитуляцию города. Командующий гарнизоном Багофан вышел из крепости, в которой он охранял царские сокровища. Он приказал принести цветы для украшения улиц и изготовления венков для нового Великого царя. На серебряных алтарях был зажжен ладан и другие дорогостоящие благовония, маги пели гимны, а халдеи и вавилоняне им подпевали. К радости всего населения, Александр приказал отстроить заново храмы и прежде всего храм Бела-Мардука, который был в запустении со времени его разрушения Ксерксом.

Следуя прецеденту, установленному в Египте, где двум местным жителям были доверены разделенные властные полномочия, Александр наградил Мазея за немедленную капитуляцию, оставив его на должности сатрапа и предоставив Багофану оставаться на посту стража сокровищ. Однако военный контроль, как и в Египте, находился в руках македонцев — Аполлодора из Амфиполя и Менетаса из Пеллы; последний стал также главным куратором сатрапий, простиравшихся на запад до Киликии. Агафон охранял цитадель, а Асклепиодор, сын Филона, собирал налоги. Митрин, который сдал крепость в Сардах, был назначен сатрапом Армении, но, похоже, он так и не смог наладить в ней эффективное управление.

Старый учитель Александра Аристотель просил своего царственного ученика присылать ему на родину что-нибудь, что представляло бы научный интерес. Каллисфен в соответствии с этим отправил своему дяде «наблюдения» халдеев за тридцать одну тысячу лет; очевидно, это были вычисления, сделанные Кидинну или учениками его школы. Во всяком случае мы можем сравнить тридцать одну тысячу лет этих «наблюдений» с тридцатью четырьмя тысячами лет, которые, согласно древним спискам вавилонских царей, должны были пройти со времени Всемирного потопа. С Аристотелем был Каллип, который использовал эти «наблюдения» для расширения своих собственных в целях получения величин, определяющих длину года и синодического месяца. Несмотря на это подспорье, его величина синодического месяца была дальше от истины, чем те величины, которые были вычислены тремя веками раньше по Саросскому циклу (период повторения взаимного расположения Солнца, Земли и Луны. — Пер. ).

Из Вавилона удобная дорога через равнину вела почти прямо на восток в Сузы. По дороге через Ситтакену Александр встретил сына Абулета, сатрапа Суз, и получил письмо от Филоксена, которого он отправил вперед; тот сообщал, что жители города сдали город вместе с сокровищницей. Проведя двадцать дней в пути из Вавилона, Александр прибыл лично и обнаружил, что сокровища во дворце Дария I составляли 40 тысяч талантов серебра и 9 тысяч талантов золота в отчеканенных дариках. Этот дворец был впоследствии брошен (как доказывают раскопки), но дворец Багоаса был отдан Пармениону для проживания. Абулет остался сатрапом, а Мазар — командующим гарнизоном, но над ним был Архелай, сын Теодора. Зенофил возглавил цитадель, а Калликрат — охрану сокровищ. В это же время Менее был назначен сатрапом объединенных Сирии, Финикии и Киликии. Жертвоприношения и спортивные соревнования, включая бег с факелами, продемонстрировали Сузам эллинские обычаи, и Александр был готов двигаться дальше.

Персеполь

Армия переправилась через Копрат и Паситигр, и уксийцы, которые жили в низине и были подданными персов, быстро сдались ей. Горцы-коссеи, которыми правил Медат, отказались пропустить ее, если не будут соблюдены условия персидского царя, который платил им хорошие деньги всякий раз, когда он проезжал из Суз в Персию. Александр счел такую плату недостойным шантажом. Ведомый сузцами, он прошел по тайной тропе, разграбил коссейские деревни и перебил многих их жителей; затем он захватил перевал, ведущий в Персеполь. Его спасшиеся бегством противники вернулись и пообещали платить ежегодную дань в размере ста лошадей, пятисот вьючных животных и тридцати тысяч овец — ожидая, без сомнения, что Александр никогда не вернется, чтобы забрать их.

Парменион отправился по главной дороге на восток, а Александр — по горам в Персеполь. Сатрап Ариобарзан перегородил Персидские Ворота стеной, но, проведенный по опасной тропе ликийцем, который знал греческий и персидский языки, Александр обошел его с фланга, в то время как основные силы атаковали стену и прорвались через нее. Вслед за этим гарнизон Персеполя не впустил отступающего Ариобарзана, а его командующий Тиридат послал к Александру гонца с просьбой поторопиться, иначе город будет разрушен. Был поспешно закончен мост через Араке, и македонцы ринулись в Персеполь, пока гарнизон не успел разграбить его для себя. Армия добралась до столицы к 1 февраля 330 г. до н. э.

Казалось, завоеватель давно уже позабыл о священном походе. Он везде выдавал себя за законного преемника династии Ахеменидов. Персидские сатрапы — Мазей в Вавилоне и Абулет в Сузах — за прошедшие несколько месяцев были оставлены на своих постах. Поэтому, когда Тиридат поторопил Александра занять город и тем самым спасти сокровища, он имел основания ожидать, что он тоже будет вознагражден: подобно Багофану в Вавилоне — должностью смотрителя сокровищницы или подобно Мазару в Сузах — разрешением остаться на посту командующего гарнизоном.

Его обоснованные ожидания не оправдались. В Сузах Александр забыл о священном походе, даже когда ему показали роскошный дворец, в котором Артаксеркс II диктовал условия своего знаменитого «царского мира» и в который так часто приезжали греческие послы, чтобы узнать царскую волю и принять денежную помощь. С другой стороны, Персеполь на протяжении последнего века оставался почти необжитым. Его название не ассоциировалось с какими-то событиями греческой истории, которые самый рьяный участник военной кампании мог бы счесть позорными. На самом деле его название, видимо, было неизвестно в западной части империи. И все же именно в Персеполе Александр официально закончил свой поход.

Можно было ожидать, что Александр конфискует огромное количество золота и серебра стоимостью 120 тысяч серебряных талантов, так как такой прецедент уже был. Согласно традициям того времени правильным было опустошить «царскую подушку» — большую комнату, в которой хранилось 5 тысяч талантов золота в головах кровати, и «царскую скамеечку для ног» — помещение меньших размеров, в котором хранилось 3 тысячи талантов в ногах кровати. Надлежало также забрать золотую виноградную лозу с гроздьями из драгоценных камней, которая простиралась над царским ложем. Но то, что все поселение (за исключением территории дворца), которое выросло у подножия террасы, было отдано солдатам на разграбление, требует объяснения.

Их добыча была огромна. Персеполь, как говорилось в последующих сообщениях, был богатейшим городом на свете; даже частные дома были полны всевозможных дорогих предметов, собранных за многие годы его существования. Мужчины были все безжалостно перебиты: оправданием этому были толпы страшно изувеченных греческих пленников, которых освободили солдаты. Женщины, конечно, попали в рабство, а македонцы дрались друг с другом за награбленное добро. Если бы Персеполь был взят на разграбление, а не был сдан командующим своим гарнизоном, с ним не могли бы обойтись хуже. Александр даже хвастался в письмах тем, что приказал перебить персидских пленных, что далеко не украсило его репутацию.

Во время пребывания в городе Александр совершил экскурсию в Парсагарду, где он снова, словно бы по праву, экспроприировал сокровища, собранные его великим предшественником, Киром Старшим, и назначил Кобата сатрапом этого древнейшего персидского поселения.

За варварством в Персеполе последовал акт чистого вандализма — сожжение великолепных дворцов, расположенных на террасе. Когда Александр обнародовал свое намерение уничтожить могучие постройки Ксеркса в Персеполе в отместку за разрушение им Афин и сожжение греческих храмов, Парменион стал убеждать молодого завоевателя пощадить их. Он утверждал, что будет неправильно, если Александр разрушит свою собственность; азиаты не захотят присоединиться к нему (Парменион это дал ясно понять, будучи зрелым и умным человеком), если о нем сложится впечатление, что он просто путешествует и не хочет сохранить суверенитет Азии. Это было настолько похоже на жестокую правду, что Александр отказался даже слушать.

Позднее историки попытались найти оправдание этому преступлению. Одни заявили, что сожжение было действительно преднамеренным, но Александр вскоре раскаялся и приказал погасить огонь, но тщетно. Более распространенная версия переносит вину на женщину по имени Тайс, любовницу полководца Птолемея, которая, как говорили, воспользовалась нетрезвым состоянием Александра на пиру и убедила его бросить роковой факел.

В самом Персеполе руины продолжают историю. Сожженные балки крыши по-прежнему хранят свои отпечатки на лестницах и скульптурах. Кучи пепла — это все, что осталось от кедровой обшивки стен. Стены из глиняных кирпичей, лишенные своего покрытия от горящих крыш, осели под действием дождей на таких же просевших дворах. Тройная линия стен, также сложенных из глиняных кирпичей, разрушилась, оставив только фундаменты из камня. Бронзовые ворота, поставленные с четырех сторон дворца, исчезли.

Поиски добычи были такими настойчивыми, что только горсть монет досталась тем, кто проводил раскопки. Еще несколько кусочков тонкого листового золота — это все, чем были вознаграждены труды по его поиску. Сотни сосудов, вырезанных из самых разнообразных и прекрасных камней, были вынесены во дворы дворца и умышленно разбиты. Прекрасная статуя сидящей женщины, изваянная из мрамора раньше, чем скульптуры Парфенона, была вывезена из Фокеи или какого-нибудь города неподалеку от Персеполя во время беспорядков, характерных для спартанских походов, которые, как утверждалось, совершались с целью освобождения Азии. Поставленная в музейный зал сокровищницы Персеполя, она оставалась в безопасности, пока не пришел Александр. Тогда македонские солдаты отбили у статуи голову и бросили торс в коридор, оставив только покалеченную руку статуи указывать на помещение, в котором она изначально стояла. Александр не мог нагляднее показать, насколько тонок на нем налет греческой культуры.

Сожжение Персеполя было для мира символом того, что великий военный поход достиг своего предначертанного конца. К сожалению, и символ, и военный поход в равной степени отстали от жизни. Свои первые завоеванные территории Александр обустраивал по образу и подобию персидских сатрапий. В Египте он узнал, что он сын бога и поэтому и сам Бог-царь. Он все больше подпадал под влияние восточных верований, и вскоре он уже перенял персидскую помпезность. В конце он уже мечтал объединить персидский и греческий народы и культуры. Восток одержал победу над своим жестоким завоевателем.

Превозносимая «удача Александра» обернулась против ее фаворита даже еще до его преждевременной смерти. Своими нескончаемыми войнами его преемники разрушили империю, которую он получил практически целой от последнего Дария, и даже римляне оказались неспособными восстановить ее. Его мечта о слиянии культур осталась мечтой для далекого будущего.

В то время как историки все больше и больше ставили акцент на значении сразу же наступившей Эллинской эпохи, правление Александра отступало все дальше назад перед ее истинным статусом прелюдии. В настоящее время нас меньше интересует характер Александра как личности, нежели он как предвосхищение новой эры. Но Александр смотрел не только вперед, но и назад: его правление было одновременно и вступлением, и эпилогом. Вместе с сожжением Персеполя старая эпоха независимых восточных империй закончилась.

В Персеполь больше никогда не вернулись жители, но он был отомщен: Македония Александра исчезла почти без следа. Ее старая столица Эги — место, где свирепствует малярия, и ничто больше. Когда упоминается ее другое название Эдесса, мы сразу же представляем себе огромную столицу Месопотамии. Могилы македонских правителей, где, как предполагал Александр, он соединится со своими предками, так и не были найдены. Его собственная столица Пелла представляет собой груду бесформенных развалин. Город Филиппы, основанный его отцом, достиг своего наивысшего расцвета под властью римлян, но немногие его развалины — позднего периода. Ничто не сохранилось от изначальной Александрии; город его преемников Птолемеев следует воспринимать через его современного преемника, пополненного немногими отдельно стоящими памятниками и погребенными развалинами, отмеченными только на плане.

Но Персеполь стоит и поныне, сохраненный для потомков самим фактом своего сожжения. Дворцы Дария и Ксеркса по-прежнему возвышаются над равниной — чудо для проезжающего мимо путника. Их залы почти завершены настолько, что на закате нетрудно вызвать духов прошлого. Намеренное сожжение города Александром не уничтожило, а сохранило для нас практически без единой царапины великолепные барельефы, красота которых может соперничать с греческими. Разбитые вазы с подписанным на них именем Ксеркса были собраны по кусочкам терпеливым археологом, который также собрал множество осколков, иллюстрирующих повседневную жизнь персов. Если огонь, зажженный Александром, и уничтожил много бесценных пергаментов, то большинство из них в любом случае пропали бы просто с течением времени. Он невольно оказал нам бесценную услугу, подвергнув обжигу глинянные таблички, которые до того времени хранились только в сыром виде, а ведь сырая глина так легко распадается. Письмена на каменных плитах, обнаруженных археологом, были расшифрованы филологом, и оказалось, что это царские документы. Дарий и его последователи рассказывают теперь свою историю на своем языке.

Изучая весь период существования империи, археолог и филолог прибегли к помощи историка. Как и в Персеполе, были проведены раскопки в Сузах, и стала известна литература, написанная на эламитском языке, хотя курган в Экбатане еще ждет своей очереди. Курганы над вавилонскими городами дали археологам тысячи деловых документов, датированных временем правления персидских монархов, которые впервые дали возможность в общих чертах составить представление об экономической жизни в империи. Египетские храмы, возведенные персидскими царями, или более многочисленные святилища, построенные местными правителями, поднявшими успешные восстания против них, может посетить самый обычный турист. Иероглифические надписи и папирусы, написанные демотическим письмом или на арамейском языке, были расшифрованы и пополнили наши знания. Мы уже больше не зависим от греческих «классиков» при изучении истории Персии и даже ее отношений с Западом. Новые раскопки на территории Греции вознаградили нас ценными надписями и показали, как процветала Азия на закате правления Ахеменидов. Что касается библейской истории евреев, то она во многом стала новой, если ее рассматривать на фоне событий того времени. Почти двадцать три века прошло с той поры, когда Александр сжег Персеполь. Теперь, наконец, благодаря объединенным усилиям археолога, филолога и историка Персия Ахеменидов поднялась из мертвых.

Карты

[1] Геродот утверждает, что в его время у магов все еще было принято выставлять тела умерших на растерзание птицам и собакам. Недавно доктором Эрихом Шмидтом в Луристане был откопан храм, возможно, магов, относящийся к первой половине 1-го тысячелетия до н. э., в котором на полу, подоконниках и стенах нашли много небольших статуэток и других культовых предметов.

[2] Геродот утверждает, что скифы вторглись в Палестину и правили Азией в течение этих двадцати восьми лет, но далее он ограничивает территорию их владычества Верхней Азией, то есть Иранским нагорьем. Некоторые исследователи Библии находят в этом предполагаемом вторжении скифов причину древнейших пророчеств Иеремии, но доказательств этому нет.

[3] Паркер Р.А., Дубберстейн В.Х. Хронология Вавилона 626 г. до н. э. — 45 г. н. э. 1942. С. 10. С этого времени даты вавилонского и иудейского календарей переводятся в нашу юлианскую хронологию посредством таблиц этих авторов. По их словам, «70 % всех дат в наших таблицах астрономически верны на сегодняшний день, тогда как оставшиеся 30 % могут опережать современную дату на один день. Так как эти таблицы предназначены исключительно для исторических целей, эта неточность не имеет значения» (с. 23).

[4] Геродот предполагает, что это произошло в самом начале персидского господства, но упоминание Perse, возможно, указывает на то, что Персеполь был уже захвачен.

[5] Это изложение стихотворного текста; сильно подпорченный текст был восстановлен и перефразирован, чтобы он вписался в общий контекст.

[6] Взято у Страбона. Так что Геродот ошибается, когда утверждает, что одежду из льна носили широкие слои населения.

[7] Если Геродот прав, говоря, что восстание в Вавилоне произошло во время экспедиции на Самос, то тогда она состоялась в 521 г. до н. э.

[8] Однако Диодор утверждает, что строительство канала не было завершено, потому что царю сказали, что уровень воды в Красном море выше, чем в Ниле, и поэтому Египет окажется затопленным, если канал действительно откроют!

[9] Такой словарь был подготовлен Джорджем Дж. Кэмероном до обнаружения архивов в Персеполе.

[10] Так как не было принято, чтобы мать и дочь носили одно и то же имя, мы можем заподозрить, что имелась в виду Артозостра, дочь Дария, которая действительно вышла замуж за Мардония незадолго до 492 г. до н. э.

[11] Список можно восстановить, а другие изображения идентифицировать при помощи точной копии, сделанной для гробницы Артаксеркса III.

[12] Из классических источников Ктезий дает правильную дату восстания — до военного похода на Грецию.

[13] Амиртей II из Саиса был, по-видимому, его внуком.

Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 226; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 55 56 57 58 59 60 61 62 6364

Мы поможем в написании ваших работ!